ный: Охо убрал с него все  лишнее  и
накрыл его зеленым сукном, и теперь его творение покоилось  в  умиротво-
ренном одиночестве, свободное от всяких банок,  склянок,  осциллографов,
пробирок и прочей сопутствующей утвари.
   Молодой мужчина наслаждался уже одним только видом  своего  изобрете-
ния. Нет, не изобретения, и даже не творения, нет, - он создал  чуть  ли
не самого Бога, ибо то, что стояло перед ним на столе, способно было ис-
полнить любое желание своего родителя.
   В течение пятнадцати лет, фактически отрешившись от окружающего мира,
Охо просидел в своем домике, приютившимся в предгорье Альп, денно, а ча-
ще нощно, работая над воплощением своей идеи в реальность. Все это время
ему казалось, что мозаика воплощения, кубики которой он складывал, чудо-
вищно сложна и непостижима, пока, наконец, несколько месяцев назад будто
бы само собой не пришло простейшее решение, и теперь Охо посмеивался над
этой простотой, постукивая пальцами по ручке кресла.
   "Столько времени думать над очевидной вещью. Право - смешно! Но  ведь
никто не додумался кроме меня. Не зря говорят: все гениальное  просто...
А может, я - гений?" - Охо немного покраснел от этого полу  утверждения,
ибо что-то в нем шевельнулось навстречу последнему слову.
   "Ладно, ладно - сбежал он от этого шевеления -  шутка  это,  шутка!..
Однако, - переключились мысли ученого на то, что неизбежно притягивало и
тянуло его к себе, - чтобы эдакое мне пожелать?".
   Охо находился в состоянии эйфории после  заключительного  акта  твор-
чества, сознавая, как ученый, что прибор должен работать нормально, но с
другой стороны, как человек, он боялся испытывать его.  Удивительно,  но
боялся он не того, что прибор вдруг снова откажет ему в исполнении жела-
ния - к этому он привык за многие годы,  -  а  как  раз  того,  что  тот
возьмет да и выполнит это самое желание. То был какой-то  древний,  нео-
сознанный страх, как будто нечто в глубине сознания предупреждало:  сде-
лай шаг и окажешься во власти неизведанной мощи.
   Охо смутно догадывался о причинах такого ощущения. За пятнадцать лет,
особенно вначале работы,  он  много  раз  спорил  с  собой  и  со  своим
единственно оставшимся другом о последствиях подобного  изобретения,  но
исследовательское искушение не позволило ему внять увещаниям внутреннего
голоса и словам Пирса.
   По мере же углубления изысканий он все больше думал о самой конструк-
ции, нежели о ее значимости для всего мира и для себя.  И  решающий  миг
настал. Нужно было только остановиться на каком-то одном желании,  кото-
рых вдруг оказалось такое множество - нереализованных, упрятанных за все
эти годы куда-то вглубь, что теперь они бурно всплывали, крича:
   - Меня! ...
   - Меня!
   - Нет, меня!
   Охо улыбнулся этому хору, различая среди разноголосицы такие побужде-
ния, как возврат давно ушедшей жены, или  приезд  Пирса,  перед  которым
можно похвалиться открытием, или наведение порядка  в  доме,  в  котором
давно не убирали, а также множество более мелких, даже неосознанных  ис-
кусителей, и стандартно выбрал самое простое - сэндвич с ветчиной и  зе-
ленью.
   Одобрив кивком головы это решение, он надавил кнопку прибора, включив
его. Пирамидка - объем жидкого металла, покрылась легкой рябью, и у  Охо
возникло ощущение, что в комнате появился некто энергетически  мощный  и
только ждет астрального импульса, чтобы материализовать его.
   Не обращая на это внимания, Охо создал образ сэндвича  вместе  с  его
вкусовыми качествами, и даже ощутил его запах. Образ вызвал желание: да-
же выделилась слюна. В то же мгновенье  он  почувствовал  во  рту  нечто
странное и безвкусное, а в руке увидел  полупрозрачный  надкушенный  бу-
терброд.
   Ученого окатила волна разочарования от очередной неудачи, но  тут  же
он действительно почувствовал вкус сэндвича во рту, а в руке теперь  на-
ходился ничем не отличающийся от своих естественных собратьев, сандвич.
   "Фу! - выдохнул мужчина свое облегченное разочарование,  и,  еще  раз
проверив вкусовые качества того, что оказалось у него во рту, стал  нем-
ного нервно жевать.
   - Ну и ну! - Он погрозил пальцем прибору, и с изумлением увидел,  что
над пирамидкой появились три, быстро заполнявшиеся  материей,  полуприз-
рачные формы. Охо рефлекторно выключил прибор, но  за  это  время  формы
приобрели вполне материальный, но какой-то  жидкий,  несуразный,  непра-
вильный вид. Поверхность пирамиды колыхнулась еще раз, выплюнув в прост-
ранство лаборатории еще один призрак, и замерла в зеркальном покое.
   "Что за чертовщина?" - разглядывая незваных гостей, лихорадочно думал
Охо.
   Между тем, объекты двинулись в сторону творца и ему это не очень пон-
равилось тем более, что несмотря на медлительность движений, скорость их
начала возрастать. Охо вскочил и хотел броситься к двери, но в этот  мо-
мент один из незваных гостей буквально прыгнул на него и непонятным  об-
разом растворился в теле ученого, вызвав у него ощущение  крушения  всех
надежд. В следующую секунду другой предмет проделал то же самое,  но  на
этот раз Охо ощутил значительное облегчение. В то же мгновенье, его оза-
рила блестящая мысль, и он, включив снова прибор, буквально выкрикнул  в
него жгучее желание избавиться от оставшихся двух объектов,  после  чего
опять нажал на кнопку выключателя.
   Уже задрожавший перед прыжком в человека комок  коричневатого  цвета,
замер на месте, а над пирамидой появилось нечто, напоминавшее чернильную
кляксу, с щупальцами и противным запахом гнили. Последний из четырех ма-
териализовавшихся призраков тоже был кляксой, но гораздо  меньшей  и  не
такой мерзкой, как эта слизистая, студенистая тварь. Медленно  подобрав-
шись к замершим в воздухе двум объектам, словно парализуя  их  действия,
клякса вдруг хлестко обхватила один из них и растворила его в себе, пос-
ле чего таким же образом была уничтожена клякса поменьше.
   Охо, пораженно наблюдавший за этой борьбой, даже не борьбой, а  самым
настоящим пожиранием, неосознанно ждал момента  окончания  этой  борьбы,
вызванной им самим, и как только клякса, закончив свое черное дело, дви-
нулась в его сторону, он снова воспользовался прибором, жестко, без эмо-
ций приказав уничтожить и этот объект.
   В комнате появилось что-то вроде коричневого ножа, от которого  пахло
человеческой смертью. Как робот, подобравшись механическими движениями к
кляксе, нож начал рубить и кромсать ее на куски. Клякса извивалась,  как
могла, но нож спокойно проходил сквозь ее мягкое тело, оставляя лишь из-
вивающиеся щупальца, которые быстро исчезали прямо в  воздухе.  Закончив
свою "работу", нож, естественно, направился к Охо. Тот, обессилев от бе-
зысходной борьбы, оказался под гипнозом ритмичных, безапелляционных дви-
жений ножа, и когда тот влетел в него, ученый вздрогнул и ощутил в  себе
прилив хладнокровия и авторитарного управления миром.

                               	ГЛАВА   2.

   Джонатан открыл глаза. Над ним с улыбкой склонилась Александра. Улыб-
нувшись в ответ, он с изумлением обнаружил, что находится в номере  гос-
тиницы, который они сняли по приезде  в  Каир.  Ничего  не  понимая,  он
встревожено посмотрел на девушку.
   В ее улыбке появилось лукавство:
   - Ничего не помнишь?
   - Как же не помню, - все помню, - лоб Пирса изобразил напряжение мыс-
ли, - помню, как мы попали в пасть Сфинкса, долго брели по  разноцветным
лабиринтам,.. о! помню будто бы я раздвоился, помню жрицу  Изиды,..  ка-
жется Геосати, да?
   - Угу.
   - Ну вот. А потом..., потом, - Пирс немного покраснел, - мы  с  тобой
... хм! летали.
   - Ну-ну?
   - Что, "ну"? Потом было ощущение невероятного блаженства и  какого-то
всезнания что ли.
   - А дальше-то, что?
   - Дальше?.. Хм, дальше... А дальше я  лежу  в  постели  с  клопами  в
третьесортной гостинице Каира и рядом ты.
   - Замечательно! Как в кино: шел - упал, встал - гипс.
   - Так ведь... Уж не хочешь ли ты  сказать,  что  ничего  не  было?  -
встревожился Пирс.
   - Почему же, очень даже было. Только прошло уже две  недели,  как  мы
сюда вернулись, точнее - нас вернули.
   - Что, прямо сюда? - Пирс снова с изумлением оглядел комнату.
   - Вот именно.
   - Неплохо. Но почему же я этого не помню, а ты - помнишь?
   Саша снова заулыбалась:
   - Ну-у, пути Господни неисповедимы. Ты  же  говорил  о  раздвоенности
сознания.
   - Говорил.
   - А когда вспыхивал свет, тебе казалось, что ты что-то теряешь в каж-
дом гроте?
   - Было и такое.
   - И ты по-прежнему ничего не понял?
   Пирс тупо смотрел на Сашу, пока в его глазах не загорелся огонек:
   - То есть ты хочешь сказать, - начал он медленно, -  что  у  подножия
Сфинкса я оставил свое физическое тело, а внутри Сфинкса были наши  тон-
кие ..., - Саша паузой подтвердила эту мысль, давая Пирсу во всем разоб-
раться самому, и он, все еще медленно продолжал, - а наш полет ... и все
прочее - это дело наших душ?
   - Я бы сказала, что под конец даже высшего аспекта - монад, причем  в
их высшей, духовной составляющей.
   - То есть в каждом гроте я оставил по телу?
   - Примерно.
   - Но это же невиданный доселе грабеж. То-то я терял, сам не зная  че-
го, а оказывается всего-то ... себя, - Джонатан начинал заводиться.
   - Ну-ну, не кипятись, - успокаивающе произнесла девушка.
   - О'кей, но все же: как мы оказались здесь?
   - Вот уж не проблема для египетских жрецов, которые в свое время  пе-
ретаскивали многотонные плиты одним словом при строительстве пирамид.
   - Пожалуй, ты права, но почему ты помнишь, а я - нет? -  не  унимался
Пирс.
   - Дело в том, что мое сознание было как бы размазано по всем телам, а
твое после каждой вспышки яркого света прерывалось. Поэтому, когда  тебя
вернули сюда, собрав заново, ты и не мог этого помнить.
   - Уж не хочешь ли ты сказать, что я был мертв?
   - К сожалению.
   - Что за бред? - Пирс снова возмутился.
   - Конечно бред, - спокойно отреагировала Саша, - тем более, что  двое
господ из полицейского управления уже две недели пытаются понять: какого
черта смотрители пирамид находят двух европейцев, занимающихся любовью у
подножия Сфинкса, при чем один из них не дышит и сердце его не бьется. А
потом один из них исчезает из морга,  а  второй,  точнее,  вторая  -  из
тюрьмы.
   Пирс молчал. Ему действительно было трудно запихнуть в свои мозги то,
что рассказала Саша. Потом, глядя на ее саркастическую улыбку, он снова,
растягивая паузы между словами, произнес:
   - То есть ты хочешь сказать, что все, что произошло с  нами  там,  то
есть у лица Изиды, было в точности повторено на глазах каких-то людей?
   - Ну, каких-то это слабо сказано, поскольку было уже девять часов ут-
ра, и ...
   Вот тут Пирс не выдержал и вскочил с кровати:
   - Что? Тысячи оголтелых туристов наблюдали за тем, как мы с тобой...?
Мой Бог..! Я не верю.
   - И правильно. Только, когда снова придут полицейские, ты должен ска-
зать, что с двадцать первого по двадцать шестое марта ты был здесь вмес-
те со мной. Твои ассистенты это подтвердят.
   - Нет, я не верю, я не понимаю. Этого просто не может быть.
   - Конечно, нет! - Саша подошла к возмущенно  расхаживающему  Пирсу  и
положила ему руки на плечи, остановив его, потом мягко заглянула  ему  в
глаза и с обычной улыбкой сказала, - а знаешь, у нас будет ребенок.
   Пирсу стало дурно до слабости в коленях, потом смешно, потом  весело,
наконец - радостно и, подхватив Сашу на руки, он закружил ее по комнате.

                               	ГЛАВА 3.

   Охо находился в состоянии шока, вызванного маршевым ритмом ножа, око-
ло получаса. Это было почти бессознательное состояние, во время которого
ученый просто не мог думать или  анализировать.  Перед  ним  проносились
картины подчиненных ему людей, государств и целого мира. Он видел кровь,
но она не трогала его; он видел смерть, но она его не пугала; он  наблю-
дал, как миллионы людей и механизмов по его  приказу  проходят  по  всей
планете, бескомпромиссно исполняя его приказы, подчиняя его воле все, на
что падал его взгляд.
   Испуг от этих видений пришел позже, когда осознание самого себя  вер-
нулось. Охо понял, что им немалое время владело состояние, присущее  ли-
дерам фашистских движений. Именно это испугало его. Еще бы: его  отец  и
мать были сожжены в концлагере во время Второй Мировой. И вдруг он, уче-
ный, бывший в молодости идеалистом-романтиком, и всегда отрицавший  гос-
подство одних людей над другими вне зависимости от  мотивов,  ощущает  в
себе не просто мимолетное желание власти, он видит себя реальным власти-
телем, где всякое его желание исполняется беспрекословно. Тут было о чем
подумать.
   Невеселое, но напряженное размышление вернуло его мысли  к  пирамиде.
Он стал анализировать причину возникновения и действия непонятных объек-
тов. Разочарование..., облегчение..., легкая угроза пирамиде, первый ис-
пуг от движения объектов в его сторону..., сильный  страх,  смешанный  с
острым желанием избавиться от прыжков всякой твари внутрь его  тела,  и,
наконец, жесткий приказ об уничтожении - все  это  последовательно  было
воплощено прибором в реальность. Проблема заключалась только в том,  что
Охо совсем даже не просил прибор материализовывать эти  эмоции.  Странно
было и то, что сандвич не был уничтожен прибором,  и  не  делал  попыток
раствориться в теле ученого, минуя пищевод.
   Тут-то и пришли на память слова Пирса о том, что большая часть  чело-
веческих эмоций бесконтрольна, а потому совершенно неизвестно, по какому
принципу прибор будет их материализовывать. И здесь можно  ждать  всяких
неожиданностей.
   "Чертов Пирс со своими предсказаниями! - отыгрался на друге  незадач-
ливый ученый. - Накаркал невесть чего - расхлебывай теперь."
   Охо начал понимать, что, если в случае с сэндвичем, он указал прибору
конкретный процесс и образ желаемого, то в других случаях он не собирал-
ся ничего материализовывать, просто испытав эмоции. Это заставило прибор
вернуть астральные импульсы в плотном виде к месту их возникновения,  то
есть в те центры сознания ученого, которые эти эмоции породили.  Получа-
лось, что прибор работает абсолютно нормально. Это он, Охо не  совсем  в
порядке. Подобное допущение заставило мужчину с удивлением  и  уважением
посмотреть на свое творение, скромно возлежавшее на прежнем месте, и де-
лавшее вид, что ничего особенного не произошло.
   - Ух, хитрюга! - вслух, как к живой, обратился изобретатель к пирами-
де. - Кто же тебя научил придавать форму эмоциям и желаниям? - Охо заду-
мался на секунду, а потом все также вслух продолжал:  -  Впрочем,  схема
материализации позволяет, очевидно, воспринимать форму непосредственно в
том виде, в котором она существует на астральных уровнях  материи.  И  в
этой же форме прибор воссоздает их в плотном мире, как  бы  разворачивая
проекцию. Недаром же все эти ..., черт! я даже не знаю, как  их  назвать
... - эти твари ни на что не похожи и какие-то размытые. И каков же  изо
всего произошедшего вывод?
   Ответ дался ученому нелегко, поскольку возникал парадокс между  необ-
ходимостью контролировать эмоции с одной стороны и обитанием этих эмоций
в подсознательных областях сознания, до которых Охо никогда даже не  пы-
тался добраться.
   - Хм! Вот Пирс, тот мастер на такие дела. Но ведь прибор  мой,  а  не
Пирса. Значит и я должен научиться контролировать себя. - Никаких других
вариантов разрешения этого парадокса не возникало, хотя в ответ на  пос-
ледние слова кто-то внутри Охо сомнительно хмыкнул: "Как бы наоборот  не
вышло!", но ученый отмахнулся от этой поправки.
   - Да и вообще все это не столь важно. Это лишь детали! А приборчик-то
работает! Работает! А?! Вот что важно! А остальное приложится.  -  После
этих слов творец творца погрузился в мечты.

                                ГЛАВА 4.

   Джонатан Пирс умиротворенно наслаждался красотами гор, плывущих  мимо
окна его автомобиля. Одной рукой он перебирал неразлучные четки, что  не
мешало ему другой рукой огибать все изгибы горной дороги. До  виллы  Охо
оставалось около мили, и Пирс остановил машину на своем излюбленном мес-
те. Отсюда открывался чудесный вид на альпийские хребты и вершины гор, а
внизу раскинулась уютная долина, где и нашли прибежище не более двух со-
тен коттеджей и вилл, одна из которых принадлежала его другу.
   Вдыхая легкий воздух гор, перемешанный с запахом диких цветов, Джона-
тан осмысливал причины своего внезапного решения приехать к другу.  Дело
было в том, что именно сегодня собрался симпозиум,  которого  Пирс  ждал
три года, подготавливая мощный доклад, исследующий аспекты буддизма.
   "Тогда, почему же я здесь, а не на симпозиуме? - спрашивал  он  себя,
вспоминая как в аэропорту Каира помимо своей воли, он вдруг заказал  би-
лет в Италию, вместо того, чтобы лететь в Нассау. - Не хочу об этом  ду-
мать, но похоже, Охо все-таки собрал эту свою штуковину, исполняющую же-
лания. Чем же другим объяснить мое присутствие здесь...? Если это так  -
продолжал он размышлять, - возникает второй вопрос: а не слишком ли мно-
го Охо на себя взял? Хорошо  еще,  если  объект  подобных  экспериментов
только я, но ... сегодня я, завтра эта долина,  а  послезавтра  ...  Да,
черт возьми, неприятная история.
   Ладно, что толку рассуждать? Приеду и все увижу, хотя нужно быть  го-
товым ко всему".
   Пирс встал на край утеса, от души потянулся до хруста костей и  снова
уселся за руль.
   Он остолбенел, когда дверь, в которую он позвонил, открыла Дина, жена
Охо, покинувшая фанатичного ученого около десяти лет назад. Хотя Пирс  и
не видел ее все это время, но знал, что она снова  вышла  замуж,  у  нее
двое детей, и она вполне счастлива в этой своей новой жизни. Тем сильнее
было удивление опять видеть ее в доме Охо.
   - Привет, Ди, - ошеломленно произнес гость.
   - Здравствуй, Джонатан, - радостно кинулась женщина ему на шею.  -  Я
очень тебя ждала. Охо сказал, что ты вот-вот приедешь.
   - Неужели? - с улыбкой спросил Пирс, делая окончательный вывод о при-
чинах своего приезда, - он что же - провидец?
   - О, нет. Он - творец.
   - Вот как?! - Пирс не стал спорить с этим, и решил перейти на  другую
тему: - мы так и будем стоять в дверях?
   - О, Господи! Извини. Проходи, пожалуйста. - Дина пропустила гостя  в
дом.
   - Твоя львиная грива по-прежнему неотразима - преподнес Пирс  компли-
мент жене друга.
   - Куда ж ей деться? - смущенно отреагировала женщина, тряхнув  копной
пшеничных волос, из под которых приятным  контрастом  проступали  тонкие
черты лица. - Разве что облысеть?
   - Это было бы еще более экстравагантно. - Оба рассмеялись.
   - Слышу в доме знакомый мужской голос, -  появился  с  распростертыми
объятиями в дверях гостиной Охо. - Привет, привет,  дружище!  -  мужчины
обнялись, - очень рад тебе. Мы ведь не виделись...
   - Девять месяцев.
   - Точно.
   - Но я вижу серьезные перемены в твоей жизни, - сказал  Пирс,  указав
глазами на Дину.
   - А, Дина, - глаза Охо заблестели лихорадочным блеском. - Да, она ре-
шила вернуться, и я очень этому рад. - Однако Пирс заметил, что  скрытый
холодок сопровождает эти слова. Такой холодок возникает  у  человека  по
отношению к пройденному этапу своей жизни или к законченной работе, ког-
да мозг уже занят другими проблемами.  Эту  оценку  целиком  подтвердила
смена темы, которую сразу же предложил Охо. Очевидно,  именно  эта  тема
была той самой проблемой, которая интересовала теперь друга. -  Но  пой-
дем, пойдем, - потянул гостя за рукав хозяин, - я должен  показать  тебе
мое творение. Ты будешь удивлен.
   Пирс уже и так все понял, но надеялся, что встреча с неизвестным про-
изойдет не сегодня, однако события контролировать он все еще не мог. Его
наблюдательность не выпустила из поля зрения, что по мере приближения  к
лаборатории, походка и осанка идущего впереди  человека  изменяются.  Из
свободного, внешне коммуникабельного, тот превращался  в  настороженного
вора, крадущегося к банковском