. - Ах ты,  глупый
маленький негодяй...
     Посмотрев ему прямо в глаза, я сказала звонким голосом:
     - А ты - большой ублюдок.
     Лучше бы мне придержать язык  за  зубами.  Последовала  молния  боли,
когда его кулак врезался в мою челюсть, и больше я ничего не помню.
     В мозгах мало проку, если ими не шевелить.


     Я смутно помню боль, тошноту и то, что меня куда-то несли.  Следующее
воспоминание:  я  вдруг  очнулась  на  постели  в  чужом  доме  с  неясным
ощущением, что лежу здесь уже довольно долго. Голова сильно  болела,  лицо
тоже, и я поморщилась,  случайно  прикоснувшись  пальцем  к  щеке.  Где  я
нахожусь, я не знала, почему у меня все так болит - тоже.
     Затем  словно  что-то  лопнуло,  мгновение  раздвоилось,   и   память
вернулась.
     Хорст и избиение.
     Избиение и Хорст...
     Я пыталась выкарабкаться из постели, когда в комнату вошел тот  самый
старик, который рассказывал у костра сказки.
     - Как вы себя чувствуете, юная леди? - спросил он.
     - Не очень, если честно, - призналась я. - Давно я тут лежу?
     - Два дня, - ответил он. - Доктор говорит, что ты скоро  встанешь  на
ноги. Меня зовут Даниэль Куцов. А тебя?
     - Миа Хаверо.
     - Я нашел тебя на земле у лагеря. Тебя избил Хорст Фангер.
     - Вы его знаете?
     - Не только я.  Его  все  знают.  Очень  неприятный  человек.  Таким,
собственно, и должен быть пастух лоселей.
     - Те зеленые твари и есть лосели? Но почему люди их боятся?
     - Стадо, которое ты видела, было одурманено. Иначе они не подчинились
бы. Иногда попадаются крепкие экземпляры, наркотик на них плохо действует,
и они убегают в леса. Если им дать слишком большую  дозу,  они  не  смогут
работать, понимаешь? Так что некоторые убегают  и  частенько  нападают  на
людей, на таких, как Хорст Фангер, который скупает  их  в  порту  прямо  с
Кораблей. Корабли их привозят из-за океана. Периодически на беглых лоселей
устраиваются облавы, тогда их убивают почем зря.
     Я устала, в мозгу царил туман, а от нечаянного зевка голова  заболела
еще сильнее.
     -  Похоже  на  рабство,  -  сонно  произнесла  я.  -  Приучать  их  к
наркотикам, заставлять работать и все такое...
     - Только Бог может разрешить  этот  вопрос,  -  тихо  ответил  мистер
Куцов. - Разве это рабство, когда твои лошади работают на тебя? Я не  знаю
никого, кто стал бы так утверждать. Человек - другое дело. Вопрос  в  том,
что есть лосель - скот или человек? И воистину, я не могу  дать  ответ.  А
теперь ложись-ка ты снова спать,  а  я  пока  приготовлю  тебе  что-нибудь
поесть.
     Он вышел, но я, хоть и чувствовала себя совершенно разбитой, никак не
могла уснуть. Мне здесь не очень нравилось. Старик был мил,  добр,  но  он
был грязеедом. Я нервничала, не в состоянии  совместить  эти  несочетаемые
друг с другом вещи. Тщетно я старалась примирить их, но мысли путались,  и
наконец я провалилась в беспокойный сон без сновидений.
     Позже мистер Куцов принес мне еду и даже помог держать ложку. Руки  у
него были мозолистые.
     - Почему вы для меня все это делаете? - спросила я в промежутке между
глотками.
     - Ты когда-нибудь слыхала притчу о добром самаритянине? - ответил  он
вопросом на вопрос.
     - Да, конечно, - ответила я. - Я много читала.
     - Смысл этой притчи в том, что  даже  низкие  и  дурные  люди  иногда
бывают источниками добра. Но в некоторых  книгах  говорится,  что  рассказ
этот был изменен, очень давно. В первоначальном варианте именно человек  у
дороги был самаритянин - один из самых плохих  людей,  которые  когда-либо
жили на свете. И тот, кто его спас,  не  побрезговал  сделать  благо  даже
такому негодяю. Может быть, ты - с одного из Кораблей... но мне  нравится,
когда бьют детей. Поэтому я обращаюсь с тобой, как с самаритянином.
     Я совершенно не знала, что ответить. У меня в голове не укладывалось,
как он может плохо думать о нас.
     Наверное, оценив мой потрясенный вид, мистер Куцов добавил:
     - Прости. Я отнюдь не ненавижу Корабли, как некоторые.  Без  Кораблей
мы все никогда бы не родились, это  тоже  надо  помнить  в  наше  скверное
время. Не бойся, я никому не скажу, что  ты  девочка  с  Корабля.  Отдыхай
спокойно. Мой дом - твой дом.


     На следующий день мистер Куцов предложил -  ради  моего  же  блага  -
научиться говорить на местном диалекте. Это было разумно. Туман  в  голове
немного рассеялся, и я уже начала беспокоиться о том, как бы найти  способ
связаться  с  Кораблем,  время  шло.  Чтобы  это  сделать,  мне  наверняка
понадобится сходство с туземцами. А если я не свяжусь  с  Кораблем,  тогда
роль туземца засветит мне пожизненно, черт побери!
     И все-таки мистер Куцов был искренен не до конца. На уме у него  было
явно больше, чем он говорил, я это чувствовала. Неужели же он  просто  так
делает добро презренной "самаритянке"? Вряд ли. Тут есть  что-то  еще.  По
какой-то причине я интересовала его сама, лично.
     В тот день  мы  пару  часов  упражнялись  в  произношении.  Некоторые
отличия имели закономерность, например, замещение гласных, замена  "п"  на
"б", а также употребление "быть" вместо "есть"; зато другие  казались  мне
начисто лишенными логики.  Хотя,  допускаю,  лингвист  может  со  мной  не
согласиться. Мистер Куцов сказал просто:
     - Я не знаю, почему мы так говорим. Говорим - и все.
     Он настойчиво упрашивал меня заниматься, а я продолжала  гадать,  что
же у него на уме. Почему он так обо мне заботится?
     Через некоторое время я начала делать первые  успехи.  Система  в  их
диалекте все-таки была, но  так  глубоко  запрятана,  что  я  уловила  ее,
наверное, только подсознательно.
     Через несколько дней, когда дело у меня здорово продвинулось  вперед,
мистер Куцов сказал:
     - Уже почти хорошо, только ты так произносишь слова,  словно  у  тебя
рот манной кашей набит.
     Ничего удивительного, подумала я, потому что  только  ею  он  меня  и
кормил. Но в любом случае я повторяла только то, что слышала от него.  Его
дикция была моей дикцией, и исправлять мистеру  Куцову  оставалось  только
самые грубые мои ошибки.
     Но главное, во время наших бесед я выяснила  причину  неприязни  этих
колонистов (я уже почти не называла их про  себя  грязеедами)  к  людям  с
Кораблей.
     - Тут все непросто, - сказал мистер Куцов. - Мы же  видим,  когда  вы
высаживаетесь на планете, что вы совсем не так отсталы и  бедны,  как  мы.
Когда на этой планете основывалась колония, среди поселенцев  не  было  ни
одного техника или ученого. Я могу их понять. С какой  стати  им  покидать
Корабль ради планеты, ведь там они могли заниматься любимым делом, а здесь
для этого нет ни оборудования, ни возможности. Нам казалось, что все люди,
пережившие конец Земли, являются равноправными наследниками всех знаний  и
достижений человечества. Но  вышло  иначе.  И  потому,  если  в  спокойные
времена Корабли игнорируют, то в плохие, как сейчас, ненавидят, видя в них
источник бед. Людей с Кораблей преследуют, и можешь считать, что тебе  еще
повезло...
     Я слышала его голос, но понять ничего не могла.
     - Но мы же никому не мешаем, - сказала я. - Мы просто  живем,  как  и
все остальные...
     - Я вас не виню, - медленно произнес мистер Куцов. - Но я не могу  не
видеть, что  вы  совершили  ошибку,  и  в  конечном  счете  она  потребует
расплаты.
     Почувствовав себя лучше, я прошлась по дому мистера Куцова.  Это  был
небольшой домик на самой окраине Фортона, чистый, окруженный  деревьями  и
садиком. Мистер Куцов жил один; когда  не  было  дождя,  работал  в  своем
садике, в дождь, наоборот, уходил в дом, к лампе и книгам. На  фургоне  он
проделывал с товаром регулярные рейсы к побережью и обратно -  раз  в  две
недели.
     Это был не очень доходный бизнес, но мистер Куцов говорил, что в  его
возрасте выгода уже не так важна. Не знаю, всерьез он говорил это или нет.
     Сказав, что моя одежда  не  годится  для  девочки,  мистер  Куцов  ее
забрал, а взамен принес  другую,  местного  покроя.  Одежда  подходила  по
росту, но под мышками висела совсем свободно.
     - Вот, - произнес мистер Куцов удовлетворенно. - Так-то лучше.
     Но мне пришлось немного ушить одежду, подогнать по фигуре.
     Я бродила по дому, но выходить мне не разрешалось. Я не  жалела:  два
дня из каждых трех лил проливной дождь, а когда он не  лил,  то  казалось,
вот-вот польет. Я все время занималась, мистер Куцов продолжал  наставлять
меня в манерах и правилах  поведения,  пока  не  решил  наконец,  что  при
известной осторожности я смогу в приличном обществе сойти за местную.
     В доме  было  много  книг.  Когда  мистер  Куцов  уехал  в  город,  я
просмотрела  некоторые  и  обнаружила   множество   интереснейших   вещей.
Например, что Историю,  родину  лоселей,  открыли  всего  сто  лет  назад.
История - это континент на западе. С тех пор лоселей привозили  оттуда  на
кораблях  и  использовали  для  простейшего  физического  труда.  На  этом
континенте раньше никаких лоселей не было, но сейчас численность их быстро
росла, причем не только тех, которые находились в рабстве у людей. Большое
число лоселей обитало в отдаленных  лесных  массивах.  Почти  все  авторы,
которых я прочла, отказывали лоселям даже в зачатках разума,  ссылаясь  на
их неспособность ни к чему, кроме самого простейшего труда, и отсутствие у
них языка и навыков пользования огнем. С другой стороны,  я  помнила,  что
рассказывал мистер Куцов  об  их  умении  узнавать  своих  врагов.  Ничего
смешного здесь нет. И честно говоря, я сейчас  даже  рада  была,  что  так
удачно выпуталась при встрече с тем диким лоселем  на  второй  день  после
высадки.
     Я  сориентировалась  по  географическим  картам  мистера  Куцова   и,
повинуясь порыву, скопировала их для себя.
     И еще я обнаружила книгу, которую написал сам мистер Куцов. Это  была
старая  книга,  роман,  называвшийся  "Белый  путь".  Не   очень   удачное
произведение - мистер Куцов пытался сказать в нем слишком многое, и это не
получилось. Но его роман был намного лучше, чем книга моего брата Джо.
     Сам мистер Куцов не отрицал, что он - автор.
     - Знаешь, мне потребовалось сорок лет, чтобы ее написать. С тех пор я
прожил еще сорок два года, пожиная политические  плоды  этого  труда.  Это
были очень интересные сорок два года, но я не уверен,  что,  вернись  я  в
прошлое, я стал бы писать эту книгу снова. Прочти ее, если тебе интересно.
     В книге была сплошная политика, и по кое-каким намекам мистера Куцова
у меня сложилось впечатление, что последние сорок  два  года  он  жил  так
бедно и трудился так много совсем не  случайно.  Отчасти  -  из-за  книги.
Странная вещь - политика...
     Потом я нашла свою одежду там, где мистер Куцов ее спрятал, и - очень
важно! - ответ на вопрос, который я ни разу  не  задавала  старику.  Ответ
содержался в газете, в последней фразе одной из статей:  "После  вынесения
приговора Дентремонт отправлен в  территориальную  тюрьму  города  Фортона
отбывать свой трехмесячный срок".
     Обвиняли   его   в   нарушении   границы.   Мне    подумалось,    что
подстрекательство к беспорядкам обошлось бы Джимми дешевле, и самое малое,
что им следовало бы сделать, это правильно написать его фамилию.  Что  это
именно Джимми, у меня не возникало никаких сомнений.
     И, лишь только представился случай, я,  надев  собственную  одежду  и
куртку, ускользнула в  город.  Первым  делом  я  выяснила,  где  находится
тюрьма. По пути мне пришлось пройти мимо того места, где  занимался  своим
бизнесом Хорст Фангер: там  были  дом,  загон,  сарай,  конюшня  и  помост
аукциона, и все это располагалось в самом худшем районе города.  А  худшим
этот район был как раз потому,  что  именно  там  проживали  Хорст  и  ему
подобные.
     Когда я вернулась, мистер Куцов встретил меня очень сердито.
     - Нельзя, - выговаривал он мне, - ходить по улицам  в  такой  одежде.
Она же не женская.
     Потом он несколько дней внимательно за мной следил, пока я наконец не
убедила его, что отныне буду вести себя паинькой.
     В один из дней, когда я,  демонстрируя  примерное  поведение,  сидела
дома, я и обнаружила тот портрет-фотографию. На ней были изображены мистер
Куцов, мужчина помладше, женщина и девочка  примерно  моего  возраста,  но
гораздо упитаннее. Это был явно семейный портрет.  На  мой  вопрос  старик
коротко и мрачно ответил:
     - Они все умерли.
     И все. Я и представить не могла, что этот портрет дает ключ  к  тому,
зачем он ухаживает за мной и так оберегает. Мистер Куцов был милым и умным
стариком, но в том, как он обращался со мной,  было  что-то  необъяснимое.
Быть может, он думал, что я останусь в его доме, хотя должен был бы знать,
что я не сделаю этого, я просто не могу остаться. Когда я убежала в город,
он выглядел очень несчастным, но потом... Просто жалко  было  смотреть  на
взрослого уже и пожилого мужчину. Сколь мало понадобилось заверений, чтобы
все стало по-прежнему. Я думаю, он обманывал себя, причем - сознательно.
     Но, собираясь в очередное свое путешествие к  побережью,  он  не  мог
взять меня с собой. Не позволяла, видимо, старомодная, пуританская натура.
И - очень удачно! - мистер Куцов решил, что лучше я  буду  дожидаться  его
возвращения дома.
     Старик долго объяснял мне - где что лежит и что делать, если кончится
запас  масла  и  яиц;  я  кивала  в  ответ,  и  он  остался  доволен  моей
понятливостью.
     Но сразу, как только в полдень он уехал на своем фургоне  загружаться
товаром, я отправилась в город.
     Чтобы добраться до тюрьмы, мне  пришлось  пройти  пешком  почти  весь
Фортон. Хоть он и был территориальной  столицей,  тем  не  менее  это  был
скорее городок, чем город - в том смысле, как я понимала это  слово.  День
стоял серый, влажный,  именно  такая  погода  заставляет  меня  ненавидеть
планеты, и когда я дошла наконец  до  тюрьмы,  над  головой  уже  нависали
тяжелые тучи.
     Тюрьма  была  крепким,  солидным  зданием,  выстроенным  из   крупных
каменных блоков и окруженным железной оградой с острыми пиками. Все  окна,
от подвала до верхнего этажа, перекрывались двойными решетками.  Как  и  в
первый раз, я обошла все здание кругом. Оно выглядело неприступным.  Между
оградой и стеной  пролегала  дорожка,  по  которой  неустанно  бегали  две
огромные, полосатые  и  очень  злые  на  вид  собаки.  Одна  из  них  даже
сопровождала меня лично вокруг всего здания...
     Я уже собиралась пойти  на  второй  круг,  когда  неожиданно  начался
дождь. Это послужило толчком, и, собравшись наконец с духом, я подбежала к
главному входу и нырнула в дверь.
     Не успела я отряхнуть с одежды дождевые капли, как вдруг из одного из
кабинетов вышел человек в зеленой форме. Сердце у меня екнуло, но он  лишь
мельком взглянул на меня и пошел дальше, чеканя шаг, направо  и  вверх  по
лестнице - на  второй  этаж.  Пронесло,  подумала  я  и  решила  разнюхать
подробнее, что здесь к чему.
     Пока я читала записки на доске объявлений, в коридор вышел  еще  один
человек. На нем была такая же зеленая форма, и... он направился  прямо  ко
мне.  Его  походка  очень  живо  напоминала  походку  миссис   Кейтли   из
Инженерной. Я не стала ждать, двинулась навстречу, и когда мы поравнялись,
спросила невиннейшим голоском:
     - Не могли бы вы мне помочь, сэр?
     - Ну, это смотря в чем. А какая помощь тебе нужна?
     Это был крупный мужчина, жесты его были неторопливы,  речь  тоже.  На
одном из карманов его форменной рубашки  виднелась  нашивка  углом,  а  на
другом - пластинка с надписью: РОБАРДС. Вблизи этот самый Робардс  казался
добродушным и совсем не похожим на миссис Кейтли.
     - Понимаете, Джерри должен написать  о  мэрии,  Джимми  должен  взять
интервью у мэра, а мне достались вы...
     - Погоди, погоди. Прежде всего, как тебя зовут?
     - Билли Дэвидоу, - ответила я,  припомнив  автора  какой-то  газетной
статьи. - Но честно говоря, сэр, я без  понятия,  что  писать,  поэтому  я
решил кого-нибудь попросить,  чтобы  мне  показали,  так  сказать,  что  к
чему... Конечно, если это можно.
     - А ты не родственник ли Хобара Дэвидоу? А?
     - Нет, - ответила я.
     - Это хорошо. А ты знаешь, кто такой Хобар Дэвидоу?
     Я покачала головой.
     - Да, пожалуй, ты и не можешь этого знать. Это было давно. Мы казнили
его лет шесть назад или семь.  Впутался  в  нехорошую  политику.  -  Затем
Робардс сказал: - Мне очень жаль, сынок, но мы  сегодня  совсем  зашились.
Может, ты зайдешь в другой раз, на неделе, днем? Или, может, вечерком?
     Я медленно произнесла:
     - Мне бы надо сдать статью на этой неделе...
     И замолчала. Через минуту Робардс сдался.
     - Ладно. Так и быть, устрою для тебя экскурсию. Но учти, у меня  мало
времени, все будем делать галопом.
     Кабинеты располагались в основном на первом этаже, и еще несколько  -
на третьем. Арсенал  и  тир  -  в  подвале.  На  втором  этаже  находилось
большинство камер,  а  кроме  того,  на  третьем  этаже  было  оборудовано
несколько специальных боксов для опасных преступников.
     - Если судья назначает максимальный срок, - рассказывал Робардс, - то
мы отправляем таких на третий этаж. Остальных - на второй, если  там  есть
место. Сейчас наверху сидит только один парень. Настоящий негодяй. Он  уже
убил одного человека.
     Сердце у меня екнуло, но сразу же успокоилось. Это наверняка  был  не
Джимми с его нарушением границы.
     В  коридор  третьего  этажа  можно  было  попасть  через  три  двери,
сделанные из стальных решеток. Между ними и  вдоль  стен  стояли  часовые,
держа  весь  этаж  под  наблюдением.  Коридор  освещался   желтым   светом
керосиновых ламп. Мы не  прошли  и  за  первую  решетку,  сержант  Робардс
показал мне все издали.
     - Через неделю здесь все будет заполнено, -  печально  сказал  он.  -
Антиредемпционисты [от англ. "redemption" -  улучшение,  искупление;  т.е.
"противники улучшения"]  снова  отбились  от  рук,  придется  охладить  им
немного головы. Э-э, не записывай это в блокнот!
     - О, простите, - сказала я, зачеркивая только что написанные строчки.
     Обыкновенные камеры на втором этаже охранялись намного проще.  Я  шла
между рядами камер по коридору, в ногу с сержантом Робардсом,  вглядываясь
в лица заключенных, и когда, не в  силах  с  собой  совладать,  уставилась
прямо в лицо Джимми Дентремонту, он, казалось,  даже  меня  не  узнал.  Он
просто замечательный парень! Умница!
     - Это все краткосрочники. Сидеть им от недели до месяца или  двух.  -
Сержант позвенел ключами. - Скоро я их выпущу.
     - Они не доставляют вам беспокойства?
     - Эти? Эти нет. Они сидят недолго. Они все хорошо  понимают  и  ведут
себя нормально. Большую часть времени, по крайней мере.
     Спустившись обратно на первый этаж,  я  с  энтузиазмом  поблагодарила
милого сержанта Робардса.
     - Это было просто великолепно, сэр!
     -  Ничего  особенного,  сынок,  -  улыбнулся  он.  -  Мне  и   самому
понравилось тебя просвещать. Если будет время, заскочи как-нибудь, когда я
буду на дежурстве. Расписание висит на доске объявлений.
     - Спасибо, сэр, - поблагодарила я снова. - Может быть, я зайду.
     Я побежала домой сквозь  дождь,  и  когда  мистер  Куцов  час  спустя
вернулся, я уже была переодета  в  надлежащую  одежду  и  сидела,  скромно
листая книжку.


     До посещения тюрьмы я имела лишь смутное  представление  о  том,  что
можно сделать  для  освобождения  Джимми.  Я  даже  целый  час  просидела,
обдумывая идею заставить Территориального  Губернатора  освободить  Джимми
под дулом пистолета. Это было  хоть  и  заманчиво,  но  глупо.  Наконец  я
выбрала, казалось, самый простой способ. Конечно,  все  могло  закончиться
плохо, но у меня не было выбора, времени  оставалось  с  каждым  днем  все
меньше. И недаром же я тщательно изучила расписание дежурств в тюрьме, как
советовал мне сержант Робард