эскиз. - Это
- самое лучшее, что мы в состоянии сделать  за  столь  короткое  время.  У
хижины будет  пол,  двери  и  окна.  Но  у  нее  будет  и  один  серьезный
недостаток. Кто-нибудь догадывается какой?
     В ответ поднялась чья-то рука, и мистер Писарро кивнул.
     - Когда мы повалим деревья, бревна будут сырые. Они высохнут неровно,
и в стенах образуются трещины.
     - Верно, - сказал мистер Писарро. - Поэтому мы обстругаем бревна  как
можно лучше.
     Еще несколько минут поговорив о деталях, мистер Писарро повел  нас  с
холма вниз, к ровному месту  на  берегу  реки.  Здесь  уже  были  намечены
контуры хижины и в почве выкопаны пильные  ямы.  Группа  мистера  Марешаля
собиралась работать неподалеку.
     - Мы с мистером Марешалем прилетали сюда в прошлую  субботу.  Это  мы
приготовили площадки и сделали зарубки на выбранных  деревьях,  -  пояснил
мистер Писарро. - Просто для ускорения работы. И когда  вы  будете  валить
деревья, попробуйте  сообразить,  почему  мы  выбрали  именно  эти,  а  не
какие-нибудь другие, хотя вокруг - целый лес.
     Затем  он  раздал  задания:  кому  валить  деревья,  кому   управлять
лошадьми, чтобы перевозить бревна волоком, кому  зачищать  уже  срубленные
стволы и много другое. Я даже запуталась. Джеку Фернандесу-Фрагозо  и  мне
поручили копать  землю  и  готовить  обед.  Быстро  растолковав  нам  наши
обязанности,  мистер  Писарро  принялся  объяснять  задания  остальным.  У
мистера Марешаля двое ребят тоже получили аналогичные нашим поручения,  и,
посмотрев на них, мы с Джеком дружно взялись за работу.
     Главные детали в срубе - бревна, лежащие в основании, на них держится
вся постройка. Они должны быть тщательно подогнаны, и самый лучший  способ
этого добиться - вкопать их наполовину в грунт.
     Взяв лопаты, мы с Джеком прокапывали неглубокие  траншеи  по  контуру
хижины. Траншеи должны быть прямыми и одинаковой глубины. Работа  была  не
особенно  тяжелой,  за  несколько  месяцев  тренировок  мы  уже   привыкли
пользоваться ручным инструментом, и руки у  нас  уже  не  так  покрывались
волдырями, как раньше. Гораздо труднее было постоянно вымерять  траншеи  с
помощью колышков и шнуров, отклоняться от заданных размеров мы  не  могли.
Но,  рано  или  поздно,  всякая  работа  бывает  сделана,  и,  покончив  с
траншеями, мы стали выравнивать земляной пол. Работая, мы слышали  в  лесу
звон топоров, голоса, а иногда - грохот падающих деревьев.
     Не успели мы покончить с полом, как прибыл  мистер  Писарро,  ведя  в
поводу двух лошадей - каждая волокла по бревну в основание  сруба.  Бревна
очистили, обрубили сучья, распилили по размеру, и мы с Джеком увидели, как
в оконечных частях  вырубают  пазы.  Потом  поперек  этих  бревен  положат
другие, короткие, тоже - с вырубленными пазами, и стены хижины будут расти
попеременно: длинные - короткие, длинные - короткие.  И  каждый  следующий
ряд бревен будет держаться в пазах нижнего.
     Насобирав хворост, мы с Джеком стали готовить обед. К  тому  времени,
как он поспел, все четыре базовых  бревна  уже  лежали  на  своих  местах:
длинные - наполовину заглубленные  в  вырытые  нами  траншеи,  короткие  -
сверху, и довольно много бревен  было  подвезено  к  пильной  яме.  Группа
мистера Марешаля сделала примерно столько же, но я не знала - быть  может,
они обогнали наших в лесу.
     Поев раньше всех и раздав еду остальным ребятам, я  присела  рядом  с
Джимми и Ригги. Джимми валил деревья, Ригги  обрубал  ветки,  они  здорово
устали и были довольны, что мистер Писарро объявил после обеда час отдыха.
Хорошая доза физического труда стимулирует мышление, и  у  меня  появились
кое-какие новые соображения по теме стоицизма в моих  занятиях  по  этике.
Достав блокнот, я их туда переписала, пока Джимми и Ригги просто отдыхали.
     Как мне кажется, изъян стоицизма заключается в том, что он  усыпляет.
Утверждая незыблемость порядка  вещей,  стоицизм,  таким  образом,  кладет
конец всякому честолюбию, всяким  переменам.  Он  заявляет,  как  заявляло
тысячу лет назад христианство, что цари - да пребудут  царями,  а  рабы  -
рабами, и сдается мне, такая  философия  определенно  привлекательнее  для
царя, чем для раба.
     Это здорово смахивает на дискуссию по  вопросу  о  предопределении  и
свободе воли. Предопределены ваши действия или нет, вы должны действовать,
исходя из посылки, что свобода воли у  вас  все  же  есть.  Если  действия
предопределены, то вы все равно ничего не теряете. Но  зато  если  они  НЕ
предопределены, а вы будете действовать, исходя из обратного,  то  на  вас
смело можно ставить крест. В происходящих  событиях  вы  будете  никчемным
нулем.
     Я не никчемный нуль. Я стала другой, и думаю, что отчасти в этом есть
и моя личная заслуга. И пока я хоть на что-то надеюсь,  я  никак  не  могу
быть стоиком.


     К полудню подошла и моя очередь срубить дерево.  Вместе  с  Джимми  и
мистером Писарро я шла вдоль борозды, проложенной по берегу реки бревнами,
которые здесь волокли. Солнце  сияло,  и  воздух  потеплел.  У  меня  даже
мелькнула мысль, что на этой планете не так уж и плохо, хоть и  не  похоже
на дом.
     Через несколько  сотен  ярдов  мы  повернули  в  сторону  от  реки  и
поднялись на гребень холма. Подлесок был очень редкий,  и  почву  покрывал
ржаво-коричневый ковер палой листвы.
     Мальчишки, рубившие до обеда деревья, снова вернулись к своей работе.
Несколько  поваленных  стволов  с  уже  обрубленными  ветками   дожидались
волокуши.
     - Вот твое дерево, - сказал мистер Писарро, показывая на серый  ствол
с белеющей зарубкой. Отовсюду доносился звон топоров и визг пил.


     Задрав голову, я обошла дерево кругом. Наконец, точь-в-точь  как  нам
объясняли и показывали, я выбрала направление, в котором я  хотела,  чтобы
оно упало. Дерево не должно было никого задеть, и потом, нужно, чтобы  его
удобно было обкорнать от сучьев и уволочь на стройку.
     Покрепче упершись ногами в  землю,  я  взмахнула  топором  и  сделала
засечку - маленький подруб с той стороны дерева, на какую  вы  хотите  его
свалить. Топор еще раз ударил  по  дереву,  отлетела  большая  щепа,  и  я
остановилась передохнуть.
     - Очень хорошо, - похвалил меня мистер Писарро.  -  Когда  закончишь,
пришли сюда Соню. А что потом тебе надо делать, ты знаешь?
     - Знаю, - ответила я.
     Кивнув, мистер Писарро пошел дальше. Он наблюдал за  всеми  ребятами,
смотрел - кто как справляется, и к тому же сам делал большую  часть  самой
тяжелой работы. Казалось, он поспевал всюду: вот только что он стоял рядом
с тобой, а в следующую секунду вдруг исчезал. Он  даже  успел  попробовать
суп, когда я готовила его сегодня утром. Поразительно!
     - Берегись! - крикнул кто-то, и все вокруг посмотрели наверх.
     Подрубленное дерево стояло футов на тридцать ближе к реке,  чем  мое,
нас разделял овраг, и дерево должно было упасть  именно  туда.  Все,  кого
могло задеть, бросились врассыпную (мистер Писарро тоже), и когда  мальчик
- я не разглядела его лица - увидел, что все убрались подальше, он толкнул
дерево ногой и сделал шаг назад.
     Подруб был сделан  под  самым  главным  вырубом,  и  достаточно  было
легкого  толчка,  чтобы  сломать  штырек  древесины  между  ними.   Дерево
качнулось и с величавой  медлительностью  начало  заваливаться  вперед.  В
тишине, воцарившейся после перестука топоров,  раздался  треск  ломающихся
веток, скрип, а затем - громовой  удар.  Ствол  грянулся  оземь,  поднялся
столб пыли. И снова топоры взялись за дело.
     Я обошла свое дерево кругом и принялась за главный  выруб.  Время  от
времени  я  останавливалась,  чтобы  перевести  дух  и  откинуть   влажные
ароматные  щепки.  Наконец  дерево  заколебалось,  и  я  поняла,  что  оно
"готово".
     - Эй, берегитесь все! Отойдите дальше! - крикнула я. И проверила, все
ли послушались.
     Толкнув дерево, я отступила было назад, но нога моя поскользнулась на
щепке, и, не сводя с дерева глаз, я плюхнулась наземь.  Сперва  я  решила,
что  ошиблась  и  дерево  вовсе  не  собирается   падать,   но   затем   -
медленно-медленно - оно наклонилось, с шумом  рухнуло,  и  комель,  высоко
подскочив, грохнулся об землю всего в нескольких футах  от  меня.  Вершина
дерева съехала в овраг.
     С победоносным видом я оглянулась вокруг, потом поднялась,  отряхнула
пыль со штанов, подняла топор и отправилась туда, где поднималась  хижина.
Проходя мимо Джимми, я помахала ему рукой.
     Из пятнадцати подростков семеро были  девочки.  Пятеро  срубили  свои
деревья еще утром, и единственными, кто этого не сделал, были  я  и  Соня.
Когда я ее нашла, она вместе с Ригги мастерила дверь для  хижины.  Пильная
яма теперь изготавливала доски из бревен средних размеров. Доски на  самом
деле были половинками бревен, плоские с  одной  стороны  и  полукруглые  с
другой. Они шли на изготовление ставен, двери, крыши и пола хижины.  Дверь
делалась просто: палки, нарубленные с утра, прибивались к плоским сторонам
шестифутовых досок, скрепляя их друг с другом. Отдав  Соне  свой  топор  и
отправив ее искать мистера Писарро, я  с  минуту  понаблюдала  за  пильной
ямой, а затем снова взялась за работу.
     В пильной яме обычно работают по двое. Один человек спускается  вниз,
другой стоит наверху, а  между  ними  закрепляется  бревно.  У  того,  кто
находится наверху, есть одно  преимущество:  ему  на  голову  не  сыплются
опилки. Но если пильщики меняются местами, то равенство полное.
     Мое  задание  после  обеда  было  следующим:  взять  глину   и   мох,
принесенные  специальным  нарядом  (Хуанитой),  и  замазать   щели   между
бревнами. К тому времени, когда я вернулась к хижине, двое  мальчиков  уже
укладывали на стенах третий ряд бревен. Накинув  на  бревна  веревки,  они
втаскивали  их  наверх  по  наклонным  направляющим.  Весело  улыбаясь   и
размышляя об этике, я принялась  неторопливо  заталкивать  в  щели  мох  и
глину.
     После того, как  Ригги  закончил  дверь  и  ставни,  появился  мистер
Писарро. Стены настолько поднялись, что  я  даже  почувствовала  себя  ими
окруженной. Чтобы замазать верхние щели, мне уже приходилось  вставать  на
чурбан.
     Затем мистер Писарро и Ригги прорубили окна. Сделав  по  два  пропила
для каждого окна, они просто выбили ненужные части бревен. Лазить внутрь и
обратно  сразу  стало  легче,  и  это  было  очень  кстати,   потому   что
устанавливать бревна  на  место  становилось  все  труднее.  Теперь  стены
ставили трое мальчиков, мистер Писарро  и  плюс  я,  когда  у  Хуаниты  не
хватало для меня глины и мха.
     Уложив еще два ряда бревен, мальчики тем же  способом,  что  и  окна,
прорубили дверь, и хижина вдруг  перестала  быть  тесной  коробочкой.  Все
ребята уже вернулись  из  леса,  и  мы  с  Хуанитой  проделали  еще  один,
последний, рейс за глиной. Потом все разом поднажали, и  наружная  обмазка
была закончена. Работали мы весело, и под  конец  просто  кидались  глиной
друг в друга. Большим комом я попала Джимми по спине, он отплатил мне  тем
же, и надо было видеть, как  пятнадцать  человек  носились  сломя  голову,
швыряясь глиной, а мистер Писарро с ухмылкой стоял в сторонке.
     Когда наши запасы глины иссякли, он осведомился:
     - И что вы теперь собираетесь делать? Ведь у вас  только  одна  смена
одежды.
     Посмотрев на реку, Джимми выставил указательный палец.
     - Мы собираемся вон туда!
     Он понесся к реке и прямо в одежде, пробежав по мелководью, нырнул  в
глубину.
     В тот же миг я скинула обувь, вытащила из-за пазухи  свой  блокнот  и
побежала следом. Вода была  чистая  и  холодная,  течение  не  быстрое,  и
плавать в реке было одно удовольствие. На  этот  раз  я  чувствовала  себя
совсем иначе, чем некогда на  Грайнау.  Хоть  ситуация  была  похожа  -  я
купалась в открытом водоеме планеты, но  ощущения  -  день  и  ночь...  Мы
плескались, крича и визжа, вздымая тучи брызг в лучах клонящегося к закату
солнца, - развлекались, так сказать,  старомодно,  и  очень  скоро  к  нам
присоединились ребята из группы мистера Марешаля,  которые,  хоть  и  были
покрыты не глиной, а грязью и опилками,  поняли  нас  сразу,  лишь  только
увидели, что мы делаем. В воде мы бултыхались, пока нас не позвали.
     Мистер Марешаль и мистер Писарро согласились сделать  уступку  добрым
традициям цивилизации, и чтобы побыстрее высушить одежду, мы отнесли ее на
разведкорабль. В остальном наш уик-энд доставил бы искреннее  удовольствие
сэру Генри Торо [Генри Дэвид Торо - выдающийся  американский  мыслитель  и
писатель (1817-1862); здесь автор имеет в виду книгу Г.Торо  "Уолден,  или
Жизнь в лесу" (1854)], который, я убеждена,  был  вполне  милым  дядюшкой,
спутавшим каникулы в деревне с реальной жизнью.
     Поев и переодевшись в чистое, ощущая приятное  тепло  и  приятную  же
усталость, я прогулялась с  Джимми  до  другой  хижины.  Она  была  готова
настолько же, насколько и наша - то есть стены стояли, щели были замазаны,
дверь и окна прорублены, но выглядела она странно. Одна  из  длинных  стен
была выше другой, и это придавало всей  постройке  какой-то  незаконченный
вид, словно хижина была горбатой.
     У нас имелись надувные палатки, которые в сложенном виде помещались в
карман, но мы не стали  их  разбивать.  Раскатав  вокруг  костра  спальные
мешки, мы рискнули улечься спать под открытым небом.
     Жребий выпал и на меня - я  оказалась  в  числе  тех  ребят,  которые
должны были дежурить ночью.  Но  мне  повезло:  мне  достался  второй  час
охраны, и, сменив Гершковича и побродив часок  вокруг  лагеря,  не  увидев
ничего,  кроме  засыпающих  ребят,  я  разбудила  Вишну  Матура,  а   сама
отправилась спать.
     На рассвете небо было серым, холодным, над головой нависли  тучи.  Но
затем облака стали рассеиваться, распадаясь на белые клочья, разбегаться в
стороны, и небо снова озарилось ярким солнцем.
     Довольно быстро мы подогнали ставни и дверь, уложили коньковые бревна
для двускатной крыши.  И  вдруг  кто-то,  посмотрев  на  соседнюю  хижину,
застыл, обнаружив, что марешальцы настилают плоскую односкатную крышу -  с
высокой стороны на более низкую.
     - Так не честно! - закричала я. - Вы строите сарай, а не хижину!
     - Хо-хо! Тем хуже для вас! - откликнулась Вени. Мы загикали.
     На подогнанные доски мы положили ветки, днем раньше собранные Ригги и
Соней. Так получилась крыша. Я  внутри  хижины  помогала  укладывать  пол.
Доски клались полукруглой стороной вниз ребро к ребру, чтобы пол получился
без щелей. Будь у нас время, мы бы сделали плоские стороны досок гладкими.
Но времени как раз не было. Так что по  этому  полу  я  не  советовала  бы
ходить босиком, если, конечно, у вас нет страстной любви к занозам. Но все
же это был добротный, сплошной  пол.  Джимми  на  крыше  укладывал  доски,
забивал мхом щели, стелил ветки. Немного мха провалилось внутрь, но  скоро
крыша совсем закрылась и стала выглядеть ничуть не хуже, чем наш пол.
     Группе мистера Марешаля мы явно проиграли: она закончила работу почти
на час раньше. Марешальцы даже успели нас подразнить. Но все же мы  успели
закончить работу до полудня. Потом я  и  еще  несколько  любопытных  ребят
интереса ради сравнили постройки, и я честно, то  есть  объективно  должна
сказать, что предпочла бы нашу хижину их сараю. Наша была сработана лучше.
     После обеда  мы  отдыхали,  бродя  по  окрестностям,  а  потом  снова
искупались, но на сей раз уже в купальниках, а не  в  одежде.  А  затем  я
снова достала свой блокнот и сделала еще несколько заметок по этике.  Тема
была легкой: философия силы.
     По существу, философия силы утверждает, что следует делать  все,  что
можно сделать безнаказанно. Вот если тебя наказывают, тогда ты не прав. Но
только в этом случае.
     Спорить тут не о  чем.  Это  замкнутая  на  себя  система,  логически
самосогласующаяся. Она не обращается ни к какому внешнему авторитету и  не
спотыкается о собственные определения. Но мне она  не  нравится.  Хоты  бы
потому, что не подразумевает никакой разницы между "хорошим"  и  "лучшим",
естественно,  в  этическом  плане.  Важнее,  однако,  другое:   сторонники
философии силы напирают  именно  на  принцип  безнаказанности,  результаты
действий  для  них  совершенно  не  важны.  А  это,  извините,   философия
срывающего злость двухлетнего ребенка.


     Ту ночь мы провели в хижине,  заперев  дверь  на  засов  и  испытывая
жуткое довольство собой от того, что ночуем в доме собственной  постройки.
Могу еще добавить, что пол оказался  гораздо  тверже  почвы,  хотя,  может
быть, я просто не так устала в этот день.
     Утро было туманное, и  потом,  когда  туман  поднялся,  серые  облака
по-прежнему висели низко над головой. Мы объединились  в  одну  группу  во
главе с мистером Марешалем. Мистер Писарро шел позади и нес  канаты.  Если
смотреть в сторону реки, наша хижина была слева,  а  сарай  -  справа;  мы
ходили за бревнами вверх по реке, а  марешальцы  -  вниз.  И  сейчас,  все
вместе, мы шли вниз по течению, давно уже  миновав  то  место,  где  следы
волокуш марешальцев отворачивали от реки по склону холма; позади остался и
плавный речной изгиб;  обе  постройки  скрылись  за  поворотом.  День  был
пасмурный, но настроение бодрое, и наша шестерка вновь  сбилась  в  тесную
команду.
     Больше мили мы двигались, выбирая  дорогу,  иногда  уходя  далеко  от
берега и углубляясь в лес, так что получилась неплохая прогулка.  Наконец,
выбравшись  на  песчаный  пляж,  мы  увидели  на  противоположном   берегу
сравнительно пологий и подходящий для подъема склон.
     - Придется нам поплавать, - сказал мистер Марешаль и вошел в воду  по
пояс - такая глубина была примерно на четверти ширины реки.
     Потом  начали  переправляться  мы,  а  оба  наших  руководителя   нас
страховали. Вода была холодной, и на этот  раз  никакого  удовольствия  от
вынужденного купания мы не получили. И можете мне поверить, куда  приятнее
сушить одежду, сняв ее с себя, а не прямо на теле. Короче,  выбравшись  на
берег, я дрожала мелкой дрожью, и капли с меня стекали,  словно  с  дерева
под дождем. Потом реку переплыли мистер  Марешаль  и  мистер  Писарро,  и,
продираясь сквозь подлесок  и  беспорядочно  наваленные  камни,  мы  стали
подниматься по склону. И когда я добралась до самого  верха,  то  уже,  по
крайней мере, не дрожала.
     Стоя среди деревьев на краю обрыва, мы смотрели с высоты  на  пологий
лесистый  склон  на  другой  стороне  реки.  Он  был  похож  на  огромный,
темно-зеленый, стелющийся вверх ковер. Затем мы свернули в  лес,  довольно
долго шли и наконец снова оказались  на  краю  обрыва,  как  раз  напротив
лагеря. Между нами и кажущимся таким уютным лагерем пролегла глубоко внизу
река.
     На самом краю  стоять  было  неприятно  -  страшно.  Подобравшись  на
коленках, я заглянула в бездну. Да уж, падать здесь было высоковато. Чтобы
убиться, такая высота совсем не нужна; и точное знание числа  этих  метров
представляет в данном случае интерес чисто академический.  Казалось,  там,
внизу, на крохотном пятачке сможет уместиться всего лишь один человек,  не
больше. Но, как нам затем объяснили,  здесь,  наверху,  к  деревьям  будут
привязаны два каната, и каждый из нас должен будет  спуститься  с  обрыва,
обвязавшись канатом вокруг пояса. Глядя вниз,  я  находила  эту  затею  не
очень-то удачной.
     - Ну? - осведомился мистер Марешаль.  -  Кто  первым  собирается  это
испробовать?
     - Я и Миа, - сказал Джимми.
     Мистер Марешаль посмотрел на  меня,  и  я  кивнула  -  "да".  Мне  не
нравилась затея, но это должен был проделать каждый, значит,  моя  очередь
рано или поздно все равно бы настала. И  я  не  видела  причины  возражать
против того, чтобы покончить с делом поскорее.
     Канаты привязали к деревьям, затем - сложным образом обвязали  вокруг
наших поясов. Мистер Марешаль продемонстрировал нам с Джимми, как все  эт