ции. Сейчас  она  обманется  в  своих
ожиданиях. Рука ее казалась  мне  словно  неживой,  прохладной,  она  не
вызывала у меня никаких эмоций.
   - Давай, - шептала она, - ну что же ты.
   Я пытался подумать о чем-нибудь сексуальном. Вспомнил, как я  смотрел
однажды под платье  Дарлин  Эндрайсен,  и  она,  кажется,  знала  это  и
позволяла мне смотреть.  О  французских  порнографических  открытках.  Я
представил себе Сандру Кросс в сексуальнейшем черном белье, и  уже  было
появилась надежда, но тут... Это было сильнее меня. Ни с того ни с  сего
в памяти моей всплыл отец со своим рассказом об обычаях ирокезов.  (-  О
каких таких обычаях? - недоуменно спросил Корки. Я  рассказал  ему,  что
ирокезы делают с женщинами.) Это меня добило. Теперь  все  попытки  были
бесполезны. Абсолютно ничего. И снова. И снова.  Я  уже  лежал  на  ней,
сбросив и джинсы, и трусы. Ощущал ее гибкое трепещущее  тело.  Я  взялся
рукой за свой член, словно спрашивая его, что  случилось,  и  отчего  он
вдруг решил меня опозорить. Но ответа не последовало.
   Я коснулся рукой ее лобка, затем провел пальцем по клитору.  "Вот  то
самое место, о котором люди,  подобные  моему  отцу,  ведут  бесконечные
разговоры и отпускают шутки. И я должен сейчас... Должен..."
   - Ну что же ты... - шептала  Дана.  -  Давай,  что  ты  медлишь,  что
случилось?
   Я честно пытался. Но результатов никаких. И все это время мягкий звук
волн звучал у меня в ушах, поглощал мое внимание.
   Наконец я откатился от нее и неожиданно громко произнес:
   - Извини.
   Она вздохнула:
   - Ничего, это бывает со всеми.
   - Но не со мной, - ответил я, как будто это была  первая  неудача  на
десятки  тысяч  грандиозных  сексуальных  подвигов,  когда  орудие   мое
работало  безотказно.  Я  чувствовал  себя  разбитым   и   опустошенным.
Наверное, я извращенец. Эта мысль бросила меня в холодный пот. Я  читал,
что вовсе необязательно иметь гомосексуальные  контакты  или  что-нибудь
вроде этого, просто если  ты  извращенец,  то  однажды  это  всплывет  и
как-нибудь проявится. - Все нормально, не расстраивайся, - сказала Дана.
   - Мне правда очень жаль.
   Она  улыбнулась,  но  мне  ее  улыбка  показалась  неестественной.  Я
обеспокоился и несколько мгновений внимательно  присматривался  к  Дане.
Хотелось верить, что она улыбалась не затем, чтобы успокоить меня.
   - Это трава, - продолжала Дана. - Могу спорить, что когда ты отойдешь
после травы, у тебя все будет о'кей. Ты чудный парень.
   - Черт возьми.
   - Сейчас я вернусь к  своим.  Подожди  некоторое  время,  прежде  чем
подняться туда.
   Мне хотелось попросить ее остаться, позволить мне еще  одну  попытку,
но я понимал, что обречен на неудачу. Дана одела платье, застегнулась  и
пошла по ступеням. Я остался один. Низко нависшая луна заглядывала мне в
лицо, будто интересуясь, стану ли я плакать. Но я не собирался. Я собрал
разбросанную одежду, отряхнул ее от песка и травы, оделся и пошел в дом.
Пита и Даны не было. Джо уже успел подцепить чудную девчонку,  и  теперь
они сидели в уголке, обнявшись. Я сел в другом углу и стал  ждать,  пока
закончится вечеринка.
   Наконец мы втроем сели в машину и  отправились  домой.  Уже  светало,
первые лучи  восходящего  солнца  окрашивали  нежно-розовым  облака.  Мы
молчали. Я не чувствовал в себе сил что-либо  рассказывать.  Сегодняшний
вечер был слишком богат впечатлениями, и не самого приятного свойства. Я
смертельно устал.
   Как только мы вошли в комнату, я упал на постель.  Последнее,  что  я
заметил, это солнечные  лучи,  пробивающиеся  сквозь  пыльные  стекла  и
отбрасывающие блики на подушку. Я отключился.
   Это был кошмарный сон. Тени на стене, страх...  Почти  как  тогда,  в
детстве. Но на этот раз пугающий звук приближался к моей  двери.  И  вот
она отворилась. Медленно, со скрипом.
   На пороге был отец. В руках он держал маму. Нос ее был  разрезан,  из
раны текла кровь.
   - Ты хочешь ее? - спросил отец. - Возьми ее, держи.
   Он бросил маму на кровать ко мне. Я увидел, что она мертва,  в  ужасе
закричал... И проснулся. С эрекцией.
 
Глава 27 
 
   Все молчали. Даже Сюзанн Брукс не сказала ни  слова.  Я  почувствовал
усталость.  Кое-кто  выглядывал  за  окно,  но  там   не   было   ничего
интересного. Ничего не изменилось за этот час. Я  подумал,  что  история
Сандры была интереснее.
   Тед Джонс смотрел на меня с презрением. Правда, я полагаю, что теперь
он скрывал за ним ненависть, и это  слегка  льстило  мне.  Сандра  Кросс
погрузилась в свои мечты. Пэт Фитцджеральд из куска валяющейся в  классе
бумаги для контрольных сооружал реактивный самолет.
   Неожиданно Ирма Бейтц вызывающе поглядела на меня:
   - Мне нужно в уборную! Я вздохнул.
   - Что ж, иди.
   Казалось, она мне не верит. Дон Лорди хихикнул. Ирма произнесла:
   - А ты в меня выстрелишь.
   - Так ты собираешься в сортир или нет?
   Она нахмурилась.
   - Я потерплю.
   Я надул щеки. Манера, которую я перенял от папочки.
   - Хорошо, можешь  идти,  можешь  терпеть,  главное,  не  сделай  лужу
посреди класса. Это было бы неуместно.
   Сара Пастерн, казалось, была шокирована этими словами.
   Кик будто нарочно, чтобы разозлить меня,  Ирма  встала  и  подошла  к
двери. Одно было приятно: теперь Тед глазел на нее, а не на  меня.  Ирма
остановилась, взявшись за ручку, как бы раздумывая. Она обернулась:
   - Ты будешь в меня стрелять?
   - Ты собираешься идти в сортир или  нет?  -  ответил  я  вопросом  на
вопрос. Я понятия не имел, буду ли стрелять. Меня слегка расстроило  то,
что история Сандры произвела больший эффект, чем моя, и я  думал  сейчас
не об Ирме. У меня было странное  ощущение,  что  вовсе  не  я  держу  в
заложниках ребят, а дело обстоит  как-нибудь  иначе.  Например,  все  мы
держим в заложниках Теда Джонса.
   Возможно, стоило выстрелить. Терять было нечего. Возможно, этот  жест
поможет мне избавиться от ощущения, что сейчас я проснусь. Или окажусь в
другом кошмарном сне.
   Ирма открыла дверь и вышла, тщательно прикрыв ее за  собой.  Ее  шаги
послышались в коридоре.  Ровные  спокойные  шаги,  не  ускоряющиеся,  не
переходящие в бег. Я почувствовал странное облегчение. Чувство, источник
которого сложно объяснить.
   Шаги затихли.
   Тишина. Я ждал, что кто-нибудь еще захочет в уборную. Или что  сейчас
Ирма выбежит из школьных дверей с безумным лицом, которое тут же попадет
на первые страницы всех газет. Но ничего не происходило.
   Пэт Фитцджеральд шуршал крыльями своего самолета. Судя по звуку,  это
действительно был реактивный самолет.
   - Выбрось к чертям эту штуку, - раздраженно произнес Билли Сойер, - и
что за глупость делать самолетики из казенной бумаги.
   Пэт не обернулся, и он явно не собирался выбрасывать  чертову  штуку.
Билли больше ничего не сказал.
   Новые шаги, теперь они приближались к нам.
   Я поднял пистолет и направил его на дверь. Тед ухмылялся. Я видел  на
его  лице  отпечаток  всех  этих  летних  развлечений,  дорогих  клубов,
шикарных машин и девочек,  а  также  представление  о  своей  правоте  и
бесконечную самоуверенность... Неожиданно я понял, что именно такое лицо
и должно быть у  настоящего  делового  человека,  у  акулы  бизнеса.  Он
напоминал мне сейчас моего  отца.  Что-то  было  в  них  общее.  Ледяное
спокойствие, отстраненность, как  у  олимпийских  богов.  Но  я  слишком
устал, чтобы играть роль Самсона. Я не хочу и не  могу  больше  свергать
идолов. Глаза его были ясны. Это  взгляд  человека,  знающего,  чего  он
хочет.  Взгляд  человека,  уверенного  в  своей  непогрешимости,  взгляд
политика.
   Еще пять минут назад звук шагов не испугал бы меня до такой  степени.
Пять минут назад я, наверное, положил бы пистолет на стол  и  шагнул  бы
навстречу неизвестности. Теперь меня волновал звук сам по себе, а  также
мысль о том, что это может быть Филбрек, решивший вдруг  согласиться  на
мои условия.
   Тед продолжал зловеще ухмыляться.
   Кто-то подошел к двери.  Класс  замер.  Пэт  перестал  шуршать  своим
самолетиком. Дик Кин открыл рот, и я вдруг  подумал,  что  он  похож  на
своего брата Флэппера, который сейчас в тюрьме города Томастона работает
механиком в прачечной.
   За матовым стеклом двери возникла неопределенной формы тень. Я крепче
сжал пистолет. Ребята наблюдали  за  мной,  затаив  дыхание,  будто  они
смотрят кульминационную сцену в фильме о Джеймсе Бонде.
   Дверь медленно открылась, и вошла Ирма Бейтц.  Она  огляделась,  явно
недовольная таким  вниманием  к  своей  скромной  персоне.  Джордж  Янек
захихикал и сказал:
   - Смотрите, кто к нам пришел.
   Но никто больше не засмеялся, все продолжали рассматривать Ирму.
   - Что вы на меня уставились? - недовольно произнесла она.  -  Все  мы
иногда ходим в туалет, не так ли? Она захлопнула дверь и прошла на  свое
место. Было почти двенадцать.
 
Глава 28 
 
   В двенадцать  раздался  звонок  внутренней  связи.  Это  был  капитан
Филбрек, воплощенная пунктуальность. На этот раз он почему-то не сопел и
не пыхтел. Последовал моему совету  изменить  манеру  разговаривать  или
просто решил не раздражать меня.  Странные  вещи  происходят  на  свете,
видит Бог. - Деккер?
   - Да, это я.
   - Послушай, этот выстрел час назад был совершенно случайным. Тут один
тип из Левистона...
   - Не стоит об этом, Франк. Ты ставишь в  неловкое  положение  меня  и
себя, и ты считаешь людей, которые видели, как все было на  самом  деле,
полными идиотами. Не надо лишней суеты, лучше ничего не говори.
   Пауза. Наверное, он собирается с мыслями.
   - О'кей. Чего ты хочешь?
   - Почти ничего. Все ребята выйдут отсюда ровно в час дня. В точности,
- я взглянул на часы, - через пятьдесят семь минут. Вот и все. Я обещаю.
- А почему не сейчас?
   Я оглядел класс. В воздухе висело напряженное  молчание  и  казалось,
что невидимая связь возникла между нами,  будто  мы  заключили  договор,
подписанный кровью.
   - Дело в том, что у нас с ребятами есть еще одно невыполненное  дело.
Надо все довести до конца.
   - Ты о чем?
   - Тебя это никак не касается, Франк. Но мы все понимаем, о  чем  идет
речь.
   И действительно, я не встретил ни одного  недоуменного  взгляда,  все
все понимали. Тем лучше, будут сэкономлены силы и  время.  Я  чувствовал
себя очень уставшим.
   -  Слушай   внимательно,   Филбрек,   чтобы   не   возникло   никаких
недоразумений, сейчас я скажу тебе, как  начнется  последний  акт  нашей
маленькой комедии. В течение ближайших трех минут кто-нибудь  опустит  в
классе шторы...
   - Не вижу смысла, - резко произнес Филбрек. Я глубоко  вздохнул.  Что
за чудак!
   - Когда до тебя наконец дойдет, старина Франк, что  парадом  командую
я? Слушай внимательно и постарайся понять: сейчас кто-нибудь  из  ребят,
вовсе не я, подойдет к окну и опустит  шторы.  Можешь  пристрелить  его,
конечно. Но тогда, я полагаю, тебе стоит сразу нацепить свой полицейский
значок на задницу и распрощаться с этими  двумя  столь  дорогими  твоему
сердцу предметами.
   Ответа не последовало.
   - Молчание - знак согласия, - произнес я, стараясь, чтобы  голос  мой
звучал весело. На  самом  деле  никакого  веселья  в  эту  минуту  я  не
испытывал. - Мне все равно, чем ты будешь  сейчас  заниматься.  Но  если
опять  начнется  реализация  каких-нибудь  гениальных  идей   по   моему
устранению, я открываю  огонь  по  присутствующим.  Если  же  ты  будешь
паинькой до часу дня, все будет замечательно, и  все  узнают,  какой  ты
большой и храбрый полисмен, настоящий герой. Договорились?
   Долгое время Филбрек молчал, затем медленно произнес:
   - Разрази меня гром, если я слышу хоть  каплю  сумасшествия  в  твоем
голосе.
   - Мы договорились?
   - Как я могу быть уверен, что ты не придумаешь что-нибудь  новенькое,
Деккер? Что придет тебе в голову в два часа? Или в три?
   - Мы договорились? - неумолимо повторил я.
   Очередная пауза.
   - Хорошо, Деккер. Но если ты выстрелишь в кого-нибудь из ребят...
   - Знаю, мне поставят двойку и выгонят из  класса.  Разговор  окончен,
Франк.
   Я  чувствовал,  как  хочется  ему  сейчас  сказать  мне  на  прощание
чтонибудь нежное и ласковое, например:  "Засунь  себе  язык  в  задницу,
Деккер"  или  "Заткни  свою  вонючую  пасть.".  Но   таких   реплик   не
последовало. Все же здесь были девушки.
   - Значит, в час дня, - повторил Филбрек, и связь отключилась.  Минуту
спустя он уже шел по лужайке.
   -  Какие  еще  из  своих  грязных  мыслишек  ты   хочешь   принародно
обмастурбировать, Чарли? - поинтересовался Тед Джонс.
   - Почему бы тебе не успокоиться, Тед? - тихо произнес Харман Джексон.
- Кто хочет задернуть  шторы?  -  спросил  я.  Нашлось  сразу  несколько
желающих, и я выбрал Мелвина Томаса.
   - Только медленно и  аккуратно.  Эти  копы  такие  нервные...  Мелвин
последовал  моим  инструкциям.  Шторы  медленно  опустились,  и  комната
погрузилась в таинственный полумрак. Тени  метнулись  по  углам,  словно
стаи летучих мышей. Мне сделалось не по себе.
   Я попросил Тенис Гэннон, сидящую на последней парте,  включить  свет.
Она робко глуповато улыбнулась и направилась к выключателю. В  следующую
секунду комнату залил неестественный холодный свет флюоресцентных  ламп,
что было ненамного лучше, чем  тени.  Мне  захотелось  видеть  солнце  и
голубое небо, но я ничего не сказал. Да  и  что  я  мог  сказать?  Тенис
вернулась на свое место и села, тщательно расправив юбку.
   - Пользуясь замечательной терминологией Теда, - начал я,  -  осталось
обмастурбировать только одну историю. Или две  половины  одной  истории,
как вам будет угодно. Это  происшествие  с  мистером  Карлсоном,  бывшим
нашим учителем химии и физики,  которое  старый  добрый  Том  Денвер  не
внесет в свои бумажки, но которое,  как  говорится,  останется  в  наших
сердцах. И рассказ о моем последнем столкновении с отцом.
   Я глядел на ребят, и отвратительная тупая боль в  затылке  постепенно
нарастала.  Кажется,  все  вышло  из-под  контроля.  Я  вызвал  к  жизни
призраки, как в старом добром кино, но где тот волшебник, который сможет
сказать три слова, и все вернется на свои места?
   Боже, как все глупо.
   Перед моими глазами проносились сотни образов, одни реальные,  другие
лишь плод  фантазии,  и  различить  их  между  собой  не  представлялось
возможным. Наверное, это и есть безумие, когда вы уже не можете провести
грань между реальностью и  бредом.  Мне  казалось,  что  есть  еще  шанс
проснуться дома, в полной безопасности и более или менее в своем уме.  И
не было совершено необратимых поступков. И все кошмары рассеиваются  при
дневном свете... Но я уже все меньше верил в счастливый исход.
   Пэт Фитцджеральд машинально перебирал в руках бумажный  самолетик,  и
его  темные  пальцы,  медленно  движущиеся  по  белой  бумаге,  казались
пальцами самой смерти. Я начал рассказывать.
 
Глава 29 
 
Не знаю, почему я начал таскать с собой в школу гаечный ключ. 
   На то было много причин, и среди них сложно выделить главную. У  меня
постоянно болел желудок. И мне казалось, что окружающие настроены ко мне
враждебно, даже когда на то не было реальных оснований. Я боялся  упасть
во время физкультурных занятий, потерять сознание и увидеть,  очнувшись,
как все вокруг смеются и показывают на меня пальцами.
   Я очень плохо спал, и мне снились дурные сны. Сны такого рода,  после
которых можно проснуться с мокрой простыней.
   В одном из них  я  долго  бродил  по  подземельям  старинного  замка,
полуразрушенного, какие можно увидеть в исторических фильмах. Я внезапно
натыкаюсь на гроб. Крышка его открыта. Я заглядываю внутрь и вижу отца в
военно-морской форме. В него вбит кол. Он открывает  глаза  и  улыбается
мне, и зубы его превращаются в клыки.
   В другом сне мама делает мне клизму. Я  тороплю  ее,  потому  что  на
улице ждет Джо. Однако я вижу Джо уже в комнате:  он  выглядывает  из-за
маминого плеча, обнимая ее за грудь. По розовому  шлангу  клизмы  мне  в
задницу затекает мыльная пена.
   Было и множество других снов похожего содержания,  нет  необходимости
все перечислять. В общем спал я неважно.
   Я нашел тот гаечный ключ в гараже. Он  валялся  в  ящике  со  старыми
инструментами. На вид не слишком большой,  но  тяжелый.  Он  был  покрыт
ржавчиной с одного конца. Была зима, и я носил в школу огромный  вязаный
свитер. Каждый год на день рождения и на рождество тетя присылала мне по
такому свитеру. Он был длинный, прикрывал мне бедра, доходя едва  ли  не
до колен. Так что ключ, который я стал носить  в  заднем  кармане  брюк,
никто не замечал. А если кто и замечал, то ничего не говорил.
   На некоторое время стало полегче. Потом все опять вернулось на  круги
своя. Я чувствовал себя как  натянутая  гитарная  струна.  Каждый  день,
приходя домой, я здоровался с мамой, а затем поднимался к себе  и  падал
на кровать. Я иногда  плакал  в  подушку,  а  иногда  хихикал,  пока  не
начинало  казаться,  что  сейчас  кишки  мои  вывалятся  наружу.   Такое
состояние пугало меня. Согласитесь, все это было не вполне нормально.
   И вот тогда я чуть не убил мистера Карлсона. Помню как  сейчас,  было
третье марта. Шел дождь, и остатки снега  превращались  в  грязные  лужи
слякоти, хлюпающие под ногами. Думаю, не надо особо  подробно  описывать
происшествие, все вы были его свидетелями. Ключ был у  меня  в  кармане.
Мистер Карлсон вызвал меня к доске. Я терпеть не мог отвечать ему  урок,
потому что, слабо разбираясь в  его  предметах,  ощущал  себя  кретином.
Всегда, как он называл мою фамилию, меня бросало в пот.
   Не помню точно, чего он от меня хотел в тот раз. Кажется, речь шла  о
наклонной плоскости, будь она проклята. Помню, с какой  злобой  я  думал
тогда об этой чертовой плоскости и об этом негодяе, которому  доставляло
удовольствие делать из меня посмешище перед всем классом.  Он  спрашивал
меня, знаю ли я, сколько будет дважды два, и  знаком  ли  я  с  делением
столбиком, и называл меня "наш  юный  гений".  Когда  он  в  третий  раз
произнес: "Это замечательно, Чарли! Замечательно!  Прелестно!",  он  был
похож на Дикки Кейбла. Тот же голос, те  же  интонации.  Голос  был  так
похож, что я невольно оглянулся по сторонам. Так  похож,  что  рука  моя
невольно потянулась к заднему карману  брюк,  где  лежал  ключ.  Желудок
сжался в комок. Я боялся, что не удержу в себе  сегодняшний  завтрак,  и
крепче сжал челюсти. Ключ упал на пол, громко  звякнув.  Мистер  Карлсон
удивленно взглянул на него:
   - Это еще что?
   И он протянул руку.
   - Не трогайте, - быстро сказал я, наклонился и поднял ключ.
   - Дай-ка мне сюда эту штуку, Чарли.
   Мистер Карлсон протянул руку.
   Я разрывался на части. Такое ощущение, будто бежишь  одновременно  во
все стороны. Какая-то часть меня кричала - не слышно для окружающих,  но
вполне реально. Кричала, как испуганный ребенок в темной комнате.
   - Нет, - ответил я.
   Все смотрели на меня в этот момент. Наступила тишина.
   - Тебе придется выбирать, отдашь мне или мистеру Денверу.
   Затем со мной произошла забавная вещь. Наверное, в каждом из нас есть
такая невидимая линия, отделяющая одну часть  сознания  от  другой.  Как
линия, отделяющая освещенную половину планеты от  темной.  Кажется,  это
называется терминатор. Очень хорошее слово. Я вдруг неожиданно для  себя
пересек эту линию. Только что желудок  мой  выворачивался  наизнанку,  а
щеки горели, и вот я стал абсолютно спокоен.
   - Хорошо, сейчас Вы получите то, что  хотите,  -  я  медленно  поднял
ключ, как бы примериваясь, - сейчас, я прикину, куда Вы его получите.
   Мистер Карлсон вытаращился сквозь свои огромные очки и  поджал  губы.
Он был сейчас более чем когда-либо похож на клопа. Эта мысль  вызвала  у
меня улыбку. Я опустил ключ.
   - Хорошо, Чарли, - сказал он, - дай сюда эту штуку и иди к директору.
Я подойду туда после урока.
   - Иди в задницу, - ответил я и взмахнул ключом.
   Ключ ударился о матовую поверхность доски. Полетели крошечны