геевича. Этот сын был тоже весь
засекреченный, как его отец. В одной из секретных лабораторий эту игру и
разработали. Она была нацелена на изучение иностранных языков в
экстремальных условиях. Игра построена на незнакомом испытуемому языке.
Как подшучивали разработчики игры, подопытный должен иметь рост 183 см,
вес 80-85 кг, характер мягкий. Почти как модель Адама для анатомического
атласа! Антропометрические параметры Августа были в полном соответствии с
требуемыми данными. Предполагалось, что в процессе игры рост и вес
испытуемого не изменятся, а характер станет твердым, нордическим. Мы же,
наоборот, такой характер брали как исходный, а на выходе пускай бы был
мягким.
   Условие проведения эксперимента диктовалось одно и жесткое: полная
изоляция испытуемого от реальности. Ну, это условие итак выполнено
идеально. Время проведения эксперимента - 24 часа.
 
   Итак, если мой испытуемый вдруг за сутки научится лопотать на чужом ему
языке, - то-то будет здорово! Язык, который предстояло освоить ему, был
русский. Русский язык конца девятнадцатого - начала двадцатого века. Он
лишен архаики, характерной для языка более ранних исторических периодов, а
значит, приближен к современному, однако более эмоционален по сравнению с
современным языком, живой, реальный, без всяких сюрреалистических и
постмодернистских высказываний. Это нам и нужно. Важно, чтобы тем самым
Август получил в свое пользование уникальное рефлексивное зеркало. То, что
существовало для него как виртуально-неуловимая реальность, обрело бы
вещественную зримость, стало бы для него предметом созерцания. С этой
целью благотворна именно письменная речь. И вот когда Август почувствует,
что речь для него превращается в уникальную возможность фиксации и
архивирования собственных душевных состояний и переживаний, тогда речь
станет для него огромным психотерапевтическим потенциалом, тогда и мысль
его перестанет быть абиографичной, вненациональной, обретет кровь и плоть.
 
   ***
 
   Август, как и ожидалось, был игроком продвинутым. Для освоения языка
ему понадобилось всего три часа. Через тетю Асю он мне выдал текст
потрясающий:
 
   "Вы справлялись о моих родителях. Кое-что мне удалось вспомнить.
 
   Мой отец имел адвокатскую деятельность. Отец вел почти исключительно
гражданские дела, в уголовных процессах он выступал только бесплатным
защитником по назначению суда.
   Клиентами отца были преимущественно провинциалы нескольких городов, где
его знали как честного и трудолюбивого адвоката.
 
   В Коломне в доме нотариуса отец познакомился с "барышней на выданье",
сиротой-бесприданницей, окончившей в Петербурге Дворянский сиротский
институт и гостившей у дяди. Эта девушка и стала нашей матерью"... Во!
Однако он здорово вошел в роль! То ли игра тому способствовала, которую
мне сын Валентина Сергеевича дал, то ли его компьютерные прогулки по
музеям?.. Какой-то Дворянский институт!
 
   "Мать всецело посвятила свои помыслы и труды домашним делам, воспитанию
детей. Ей приходилось выполнять частично секретарские обязанности,
переписывая деловые бумаги, организуя прием клиентов во время частных
выездов отца. Вместе с тем наша мать много читала, следила за литературой
и даже переписывала от руки появившиеся тогда произведения, волновавшие
умы, например, запрещенную цензурой "Крейцерову сонату" Л.Н. Толстого". Во
загнул! Может, на Августа сеансы аутотренинга такое воздействие имели?
"Почувствуйте, в каком месте Вселенной вы находитесь...
   Постарайтесь понять, в какую эпоху вы живете"... А я недооценивала
эффекта!
   Моя терапия пошла на пользу!
 
   "Она нас учила музыке, пению, языкам. В дело воспитания детей мать
вкладывала всю душу, приобретая педагогическую литературу и учебные
пособия по модной тогда системе Фребеля.
   Телесные наказания у нас не практиковались, оставление без обеда и т.п.
- также, и главным наказанием, сколько помню, было требование стать в
угол, при ссорах с братьями - попросить у них прощения, вообще атмосфера
самого сердечного согласия царила в доме. Это время до восьмилетнего
возраста всегда вспоминалось мне, как прекрасная безмятежная жизнь,
особенно по сравнению с дальнейшим.
 
   В свободное время отец увлекался шахматами, научил играть и нас,
нередко играл в карты (винт), пел и музицировал с матерью. Летом на даче
он ходил с нами купаться. В те годы купанье, рыбная ловля и пешеходные
прогулки исчерпывали все распространенные виды физкультуры.
 
   В одежде отец отличался простотой и некоторой оригинальностью. Кроме
случаев выступления в суде, когда для всех присяжных поверенных
обязательной формой одежды был черный фрак, он всегда носил черный
длиннополый сюртук с черным жилетом, хотя это была уже устаревшая,
вышедшая из моды одежда. Черных или серых пиджаков, которые были тогда,
как и теперь, наиболее распространенным видом мужской штатской одежды,
отец никогда не носил. Летом он ходил в белом чесучевом пиджаке, а дома
иногда в подпоясанной рубахе-косоворотке.
 
   Обувью отцу всегда служили высокие сапоги с брюками на выпуск;
вероятно, он привык к ним с семинарии и студенчества. Штиблет или туфель,
какие носило тогда большинство интеллигенции, отец никогда не надевал.
Однако отец не употреблял портянок, одевая на ноги летом и зимою толстые
нитяные носки.
 
   Головным убором ему служила мягкая фетровая шляпа, зимой - каракулевая
шапка, а летом соломенная шляпа.
   Котелка или цилиндра на голове отца не помню, - думаю, что он не носил
их никогда в жизни".
 
   Августу только "костюмный фильм"
   создавать! Кто бы еще так достоверно смог реконструировать детали
одежды дней давно минувших?
 
   "Единственным щегольством отца было применение для головы хорошего
цветочного одеколона, запахом которого были пропитаны всегда его шляпы.
 
   Демократические навыки, вынесенные отцом из семинарии и, особенно из
университета, сохранились у отца до конца жизни. Так, в семье у нас
никогда не практиковалось целование рук у родителей или дам.
 
   Более существенным признаком демократических убеждений отца был
фактический отказ его от вступления в дворянское сословие. Дед по случаю
пятидесятилетней службы священником получил орден Владимира и связанное с
ним потомственное дворянство. Оно распространялось также и на всех его
детей. Однако для оформления дворянского звания каждый из его сыновей,
живших самостоятельно, должен был подать прошение дворянскому обществу, и
получить дворянскую грамоту. Трое из сыновей деда тотчас оформили свое
дворянство, которое, кроме чести принадлежать к "первенствующему сословию
Империи", давало и некоторые преимущества, например, по образованию детей
в некоторых специально дворянских учебных заведениях, право на получение
льготных ссуд из Дворянского банка и пр. Однако отец так и не подал
заявления о причислении к дворянству, несмотря на убеждения и упреки
окружающих, и умер "почетным гражданином", т.е. "разночинцем"...
 
   Я зачиталась. Такого я никак не ожидала. Сашенька начал беспокоиться,
что я не отрываюсь от монитора. Тогда я распечатала текст и продолжала
читать уже в постели.
 
   - Скоро ты с ноутбуком под подушкой будешь ложиться! - не прекращал
ворчать Саша.
 
   От перевозбуждения у меня сделалась бессонница. Окно в виде черного
квадрата Малевича дразнило. За окном гудел колючий снежный ветер. Сашенька
уже мирно посапывал. Я освободилась из его объятий, включила настольную
лампу, желтый огонек которой тут же спроецировался на черный квадрат окна,
взяла распечатку и продолжила чтение.
   Прямо произведение прошлого. Все было описано с особой инфоброкерской
тщательностью.
   Даже сквозь несвойственный Августу старинный стиль повествования
угадывался характер деловой, информация подбиралась тщательно, тщательно
анализировалась.
   Неужели за три часа можно так глубоко погрузиться в столь далекое от
нас время, узнать столько подробностей? Даже детали одежды сумел
изучить... Я также вспомнила, что когда он рассказывал мне о своих
увлечениях, то прислал мне историческую справку по фотоделу, которая
относилась к тому же историческому периоду. Да, а в конце справки
информация уже подавалась от первого лица... Выходит, не игра, а блуждания
по музеям его так перевоплотили, потому что о фотоделе он писал еще до
того, как я ему отправила игру для освоения... Может, все это он
откуда-нибудь содрал и смеется надо мной? Что ж, продолжим игры!
 
   Я чувствовала какое-то надвигающееся на меня недомогание, буквально
потела холодом. "Уж не грудная ли жаба у меня? И не гриппом ли я
захворала?" - подумала я в тон повествованию, которое, возможно, на меня
так болезнетворно подействовало, но оторваться не могла и продолжала
читать всю ночь:
 
   "У матери родился четвертый сын.
   Не вполне оправившись после родов, мать через две недели тяжело
заболела, у нее определили послеродовое воспаление брюшины, и она
скончалась. Кончился счастливый период нашего детства".
 
   Даже в этом рассказе, стилизованном под старину, Август довольно
холодно описывал свое детство (если, конечно, то было его повествование).
Он пишет, что "у матери родился четвертый сын", а не "у нас родился
младший брат", например. И таких строчек масса. Не смерть ли матери в
столь нежном возрасте Августа стала предпосылкой воспитания такого
ледяного характера? "Отец не создал нам, детям, культа умершей матери.
   Мы ни разу не навестили с отцом могилы матери, а когда мы стали более
сознательными, даже место ее могилы было затеряно". Итак, эта холодность и
даже жестокость шла, прежде всего, от отца.
 
   После смерти матери, оказывается, у Августа появилась мачеха. "Ближе
других знакомых к нам была подруга матери по сиротскому институту Варвара
Дмитриевна. Как и наша мать, она была круглой сиротой, бесприданницей, и
по окончании института существовала на случайные заработки, главным
образом давая уроки и служа гувернанткой. Жила она, где придется. Нередко
В.Д. (даже сокращения имени и отчества мачехи говорили о многом!) как
подруга матери гостила у нас, особенно на даче. Финансовые дела ее были не
блестящи, так как, будучи слабого здоровья, она часто болела и вероятно не
была аккуратна в занятиях, да и вообще женский труд гувернанток и домашних
учительниц оплачивался скудно". Я понимала, что все это какая-то метафора,
за которой скрываются проблемы реальной жизни Августа.
 
   "После смерти матери В.Д.
   продолжала часто бывать у нас и одна из домашних работниц сказала мне,
что скоро В.Д. будет нашей мачехой. "Вот потому отец и выпорол тебя вчера
за В.Д."
   - добавила она, хотя все мое преступление состояло в том, что не со
злости, а, просто характеризуя худобу В.Д., я назвал ее "щепкой"".
Оказывается, Августа с детства не прельщали худые женщины. Как же сильно
влияет компьютер на все человеческое существо, если после увлечения им, у
Августа сделались вкусы диаметрально противоположными!
 
   "Припомнив изменившееся отношение отца (у нас стали практиковаться
телесные наказания) я пытался воспротивиться его предполагаемой женитьбе.
Наивно считая, что поездка в церковь мальчика с иконой - существенный
элемент в обряде венчания, я отказался ехать сам, пытался убедить брата
Луку, написав ему соответствующее письмо.
   Однако это письмо попало в руки В.Д., которая распечатала конверт,
прочла письмо, и в результате мне попало. Свадьба, конечно, состоялась, в
роли мальчика с иконой ездил Лука, уже тогда любивший участвовать в
парадных церемониях, и В.Д. стала мачехой. Перехваченное письмо, конечно,
не способствовало улучшению наших с ней отношений. По настоянию отца, мы
начали звать В.Д. "мамой". Думаю, что выйти замуж за отца В.Д. побудило
исключительно желание устроиться, получить обеспеченную жизнь вместо
полуголодного существования гувернантки и домашней учительницы-одиночки,
бегавшей по урокам или игравшей роль приживалки у зажиточных родственников
и знакомых. Я нашел ее письмо этого периода. Вот его содержание:
 
   "Мне бы очень хотелось ответить Вам стихами на посланье, но рифмой не
владею я... Так лучше напишу Вам прозой.
   Заманчиво уж очень то, о чем Вы написали, и Вашей похвалы совсем не
заслужила я. Вы правы в том, что понапрасну сжигаем мы сердца, и тот
огонь, горящий в крови моей не должен потухать бесплодно. А как бы он
согрел обоих нас, и сколько б испытать пришлось нам наслаждений... Но в
силу обстоятельств мне суждено терпеть, гореть одной, опять одной, без
Вас. Вы спросите причину: вот она причина - это Ваши дети, и сами Вы.
Хотите, чтоб пришла я к Вам, - но как прийти - кругом нас дети! Отвсюду
слышится их крик иль тихое дыханье. Вот, что меня смущает. Людей я не
боюсь, боюсь детей. А между тем страданиям и мукам скорее должен наступить
предел. Изнемогаю я от чувства, похожего на страсть.
   Мне хочется средь ночи хоть посидеть близ Вас одетой, хоть чувствовать
пожатие руки иль поцелуй. Мне хочется средь ночи хотя бы на одно мгновенье
прижаться к Вам и близость испытать. Тогда засну я крепко и спокойно.
Тогда я отдохну, мой милый и желанный".
 
   Прямо письмо Татьяны к Онегину!
   Никак наш Август превозмог себя, заговорил стихами. И штиль почти
высокий со страстями, и поцелуями, пожатиями рук. Однако вслед за героиней
усну и я, уж утро наступает... |o 
   ***
 
   Луиска подпевал Стингу своим призывным тенором. Саша включил радио и
собирался на работу.
 
   - Почему нашему Луису премию до сих пор не дали?
 
   - Да мы же его и в свет-то еще не выводили!
 
   - Надо выпустить диск "Лучшие апрельские тезисы мартовских серенад"!
 
   Я немного поспала, после чего ко мне вернулось чувство юмора, хотя
голова от бессонной ночи болела, было явное переутомление. Однако
превозмогло любопытство, и я связалась с Августом. Начала с того, что
поинтересовалась его впечатлением от игры.
 
   - Если разбавить этот сюжетец изрядной дозой багов и глюков - крутая
получится игра, - тон его разговора был неузнаваем, никак не был похож на
его информативный повседневный тон и уж, конечно, никак не был созвучен
старинному стилю его последнего послания. Сейчас он объяснялся развязным
слогом современного компьютерщика. Может, это и был его естественный стиль
общения, а информационный стиль - маска? Скорее всего.
 
   - Я оценила твой юмор насчет родителей... :D 
   - Спасибо. Только я не понял, что за смешные твари там бегали и
попискивали. Кого-то мне напомнили эти барабашки? - перевел он снова
разговор на игру. :=)
 
   - Мне тоже твое произведение что-то напоминает, - воспользовалась я
моментом, чтобы прощупать его, откуда он все-таки передрал текст, который
я читала всю ночь. :-k 
   - А-а-а, в Unreal таскались точно такие же козявки! Вспомнил! Конечно!
И служат они здесь для того же. :-/ 
   Он явно уходил от разговора, и я не знала, как с ним продолжать работу.
 
   - Вообще-то ничего, водичка качественно сделана, в меру прозрачная, со
всякими прибамбасами, пальтишко там клево вписалось, особенно с моста
здорово смотрится и бульканье хорошо передали, - не унимался мой пациент.
,-)
 
   На секунду мне показалось, что я вижу с моста эту самую водичку и
пальтишко. Закружилась голова. На глаза попался дорогомиловский гребень. Я
расчесалась им по всем правилам и почувствовала, как головокружение стало
проходить. Мысли просветлели, и я спросила Августа прямо, откуда он взял
этот текст и почему надо мной смеется.
   Он ответил, что вовсе не думал ни обманывать меня, ни смеяться надо
мной.
 
   - Это я писал о себе. :-1 
   - Хороший получился художественный вымысел. Удалась имитация примет
далекого от нас времени. И все-таки где-то я уже это читала. И об истории
фотодела тоже. Ты какие источники использовал? Литературные или
исторические?.. Какие-нибудь письма, документы?
 
   - Да, я инфоброкер. Но писал я о себе. Все вдруг вспомнилось, как и
было на самом деле. :-))
 
   - Но перемещение-то во времени, чем объяснить? Так здорово вошел в
образ от игры? Ведь только этого мало! Нужно знать быт и нравы того
времени, жить в то время, наконец, чтобы так писать.
   Речевому стилю можно подражать, а откуда же фактический материал?
 
   Ладно, выясню это со временем.
   Сейчас, кажется, бесполезно. Я попросила Августа продолжить свои
жизнеописания, вспомнить школьные годы, друзей, какие-то семейные события.
Саша позвал меня завтракать, и я закончила разговор с клиентом.
 
 
   Продолжение костюмного фильма 
   Вся дальнейшая хроника жизни Августа последовательно излагалась им в
том же духе, стилем, характерным для эпохи давно минувшей. Август заполнял
свой лист Мебиуса в той же иносказательной форме.
 
   Я не могла удержаться, чтобы не перечитывать его историю вновь и вновь.
Вот что он писал о своем обучении и воспитании в разные годы:
 
   " Когда мне исполнилось семь лет, отец и мать колебались, куда следует
меня отдать: в так называемое реальное училище (где не изучались древние
языки), или в классическую гимназию с древними языками. Моя склонность к
арифметическим упражнениям указывала на предпочтительность реального
училища, где изучение математических наук было поставлено лучше, но
реальное училище не давало "аттестата зрелости" и права поступления в
университет без экзаменов. Я был отдан в Поливановскую гимназию, где плата
за обучение была в два-три раза выше, чем в казенных гимназиях.
 
   Учеников Поливановской гимназии можно распределить на три сравнительно
обособленных группы. К первой относились сыновья либеральной московской
интеллигенции, профессоров Университета, видных врачей, адвокатов и проч.,
ко второй - сыновья провинциальных помещиков, буржуазии и крупных
чиновников, в основном, учившиеся раньше в провинциальных гимназиях, но
почему-либо удаленные оттуда. Это были, главным образом, пансионеры.
Наконец, третью группу составляли бесплатные ученики, своего рода -
пролетарии, дети преподавателей и служащих гимназии, родственники
преподавателей-пайщиков и другие, по знакомству освобожденные от платы за
учение. Мы с братьями примыкали к третьей, так сказать, пролетарской,
группе.
 
   К чести администрации гимназии надо отнести, что преподаватели и
воспитатели не делали разницы между платными и бесплатными учениками, и мы
ее не чувствовали, кроме двух случаев. Брат Лука, несмотря на приличные
успехи, был отчислен из шестого класса за частые пропуски уроков (впрочем,
может быть до администрации гимназии дошли какие-либо слухи о его
революционном направлении), а брат Матвей был исключен из
приготовительного класса за неприличные карикатуры на учителей. С платными
учениками обошлись бы, конечно, легче.
 
   Пролетарский элемент в гимназии в лице бесплатных учеников был затронут
прогрессивными веяниями, к нам попадали нелегальная литература и
прокламации. Во время студенческих волнений я как-то принес в гимназию
старый револьвер отца и по наивности оставил его в кармане пальто.
Гимназические швейцары обнаружили револьвер, передали его директору,
которым тогда был уже Поливанов-сын, и тот вызвал отца, но администрация
сделала вид, что удовлетворилась моим объяснением, будто я нес револьвер в
починку, и дело обошлось.
 
   Настроение учеников Поливановской гимназии моего времени
характеризуется эпизодом с т.н. "шпионом"
   - учеником нашего класса Тиховым, племянником нашего главного
надзирателя.
   Когда я учился в седьмом классе, в расписании у нас был свободный час,
или как он назывался, "пустой час". За ним следовал последний, шестой урок
латинского языка. Пользуясь отсутствием форменных пальто, группа учеников
начала еженедельно уходить на пустой час из здания гимназии в ближайшую
пивную, где мы выпивали по стакану-два пива и возвращались в гимназию на
последний урок, проходивший оживленнее других. Тихов в этих вылазках не
участвовал и однажды, встретив нашу компанию, заявил: "А я об этом скажу
администрации".
 
   Мы были возмущены угрозой предательства, тем более что некоторые (в том
числе и я) опасались разобла