ился вверх, еще движение  -  и
половина лица нападавшего превратилась в сплошную рану.  Взмахнув  руками,
он стал падать. Последний из нападавших попятился и запутался в мотоцикле.
Нет, захрипел он, глядя на приближающегося Олега, нет, нет!..
     - Бандиты, я думаю, - сказал Юл. - Хотели захватить мотоцикл.
     - Христиане? - спросил отец Александр.
     - Нет, язычники. Но не Служители, без этих... - Юл показал  на  левое
плечо, - без насечек.
     - Зря вы того не привезли, - сказал отец Александр. - Хотя,  конечно,
все правильно - не оставлять же там инока... Надо было вам взять "трайтер"
с коляской.
     - Ну, тогда бы мы с  вами  не  беседовали  сейчас,  -  сказал  Юл.  -
"Трайтер" не положишь на бок, и были бы мы с иноком сейчас... - он чиркнул
себя ладонью по горлу. - Попробуйте еще раз, - он кивнул на телефон.
     Отец  Александр  взял  наушник,  послушал.  Передал  наушник  Юлу.  В
наушнике была гробовая тишина. Отец Александр  включил  настольную  лампу.
Волосок лампы медленно нагрелся до вишневого цвета.
     - Надо начинать искать, - сказал Юл. - У нас еще  три  часа  светлого
времени. Грузовик, три мотоцикла...
     - Я не могу рисковать людьми, поймите, - сказал отец Александр. -  Вы
же видите: банды какие-то, вообще - непонятно что...
     - Рисковать, - подчеркнул Юл. - Подготовленными  и  разбирающимися  в
обстановке людьми. Или жертвовать, - он опять выделил голосом, - ничего не
понимающим, угодившим в самую кашу человеком. Есть разница?
     - Разница есть... -  отец  Александр  поднялся,  медленно  подошел  к
телеграфному аппарату. Мерцала красная лампочка, зеленое окошко оставалось
темным. Разница  есть,  а  напряжения  нет...  а  нет  напряжения,  нет  и
информации... Постойте. Вы умеете работать на ключе?
     - Азбуку-то помню... - уже поняв идею, Юл вскочил со стула и оказался
рядом с аппаратом. Если не хватает напряжения для телетайпа, то  ключом  и
на слух... Он перекинул все тумблеры в положение "передача", и  на  девять
аппаратов, расположенных в окрестных монастырях, ушло  сообщение:  "Миссия
просит сообщить что известно русском Петров Петров пропал  сегодня  дороге
Бойбо прием". Отозвались семь аппаратов. Телеграфисты,  поняв,  что  имеют
дело с новичком, старались передавать медленно. Юл механически  записывал,
отложив расшифровку на потом. Приняв  все,  он  поблагодарил  и  попытался
вызвать  два  оставшихся  монастыря  -  бесполезно.  Во   всех   пришедших
телеграммах было одно: о Петрове  никто  ничего  не  знал.  Неотозвавшиеся
монастыри: Тмечеш и Сый, - находились, насколько Юл помнил...
     - Дайте карту, - сказал он.
     Так. Долина Священных Рощ - будто тень от восьмипалой  иссохшей  руки
со скрюченными пальцами. Вот монастырь Бойбо, крупнейший  из  всех...  вот
миссия, дорога - полукругом, в обход  двух  "пальцев".  Напрямик  -  много
короче... и с Петровым садовник, который это знает. И есть тропа,  и  есть
подвесные мосты через ущелья, и проходит тропа как раз  между  монастырями
Тмечеш и Сый... именно по этой тропе уводили сегодня  студентов,  вспомнил
Юл. Он поднял глаза и встретился взглядом с отцом Александром.
     - Надо ехать, - сказал Юл. - На грузовике - вот до сюда,  и  тут  уже
пешком минут сорок. Успеем до темноты.
     - Ну, что же, - сказал отец Александр. - Только одно условие: я поеду
с вами.
     - Разве же это условие? - сказал Юл. - Это же именины сердца.
     Цуху нашли в странноприимном доме: он помогал устраиваться  людям  из
группы Филдинга.  Женщинам  и  девяностолетнему  Филдингу  нашли  место  в
комнатах, восемь же мужчин и с ними четверо иноков, уступивших свои койки,
должны были расположиться во внутреннем дворике.  Здесь  же  было  свалено
снаряжение.  Вообще-то  в  таком  доме:  два  этажа,  двенадцать   комнат,
множество каморок и кладовок, галерея, внутренний дворик четыре  на  шесть
метров - могло разместиться, да и размещалось когда-то,  человек  сто;  но
сейчас, после простора и комфорта, начавшееся уплотнение тревожило  как-то
по-особенному - первые признаки  надвигающейся  непогоды...  Перед  панно,
изображающим крещение Императора О святителем Севастьяном, Цуха возился  с
примусами; части разобранных трех или четырех примусов лежали перед ним на
листе фанеры, и  он  протирал  их  тряпочкой,  прочищал  трубки,  продувал
форсунки. Увидев вошедших Юла и отца Александра, он молча  положил  все  и
встал. Он сразу понял, в чем дело, - без слов. Такие уж  они  были,  "дети
дождя"...
     С лязгом откатилась дверь, и в свете факелов  возникли  трое:  иерарх
Терксхьюм и два мирянина, все в  черных  нагрудниках  с  белым  крестом  -
знаком "Купели". Отец Александр опустил руки, но не сдвинулся с места.
     - Я требую, чтобы о нас доложили окхрору Чевкху!  -  громко  и  четко
произнес он. - Я епископ этой епархии и не могу допустить такого обращения
со мной и моими спутниками!
     - Окхрор Чевкх нет между нас, - медленно сказал  иерарх.  -  Мы  буду
держать вас здесь ночь и день. Ничто не угрожает. Но мы не могу обеспечить
ваша жизнь не в  эти  стены.  Пребывать  вам  порознь.  Таково  требование
правил. Ваше помещение будут готов скоро.
     Дверь закрылась.
     - Я и не знал, что вы епископ, - сказал Юл.
     Отец Александр растирал кисти  рук,  морщился.  Юл  потер  костяшками
пальцев ссадину на щеке; ссадина не столько болела, сколько чесалась.
     - Это как к вам теперь обращаться: Владыко? - настаивал Юл.
     - Я еще не епископ, - сказал отец Александр. -  Я  временно  исполняю
обязанности...  -  он  усмехнулся  чему-то.  -  Посвящение   должно   было
состояться на будущей неделе.
     - Должно было? А что случилось?
     - Раз уж они убили Чевкха...
     Юл хотел было возразить - слова застряли в горле. Он прокашлялся - не
помогло. Стены были каменные, и на  каменном  карнизе  горела  толстая,  в
руку, витая свеча. Под потолком шла узкая, как бойница, отдушина.  Снаружи
было темно.
     - Юл, - позвал из угла Цуха; он сидел в позе отдыха, но не дремал.  -
Что такое по русски: "ваят каат казла"?
     - Что? - не понял Юл. Потом до него дошло. - Это  ты  от  кого  такое
слышал?
     - Слышал, - сказал Цуха. - И, знаешь... мне показалось тогда, что  вы
не любите нас. Терпите, но не любите. Это так?
     - Нет, - твердо сказал Юл.
     - Я не говорю про тебя. Я говорю про всех. Что  вы  все,  больше  или
меньше, терпите. И это обидно. Многие обижаются.
     - Вот как... - покачал  головой  Юл.  -  Тебе  это  надо  было  давно
сказать. Слушай, я буду объяснять. Вы видите - глазами. Слышите  -  ушами.
Чувствуете вкус - языком. Так? А мы еще и носом, когда дышим, чувствуем...
вкус воздуха. И в разных местах и  вокруг  разных  людей  и  предметов  он
разный. Ты понимаешь меня?
     - Наверное, - сказал Цуха. - А  вокруг  нас  -  он  неприятный.  Так?
Поэтому вы морщитесь?
     - Он слишком сильный. Ты же морщишься от яркого света?
     Цуха ничего не сказал, задумался. Потом развел руками.
     - Удивительно. А в остальном мы так похожи...
     Загремела и открылась дверь.
     - Выходи, - сказал иерарх, указывая рукой на Цуху.
     Цуха встал, шагнул к двери. Повернулся, подошел к Юлу, особым  жестом
сжал его руки. - Брат, - сказал он, глядя Юлу в глаза; с этой  секунды  Юл
был принят в "дети дождя". Быстро вышел, как бы  нечаянно  толкнув  плечом
иерарха. Дверь встала на место, и за дверью глухо завозились.
     - Я понимаю, к чему вы  клоните,  -  сказал  отец  Александр.  -  Что
постановка вопроса, кто лучше: А или Б - порочна сама по себе.  Христианин
лучше мусульманина, ариец лучше еврея, рабочий лучше заводчика -  все  это
было и ни  к  чему  доброму  не  привело?  Так?  Но  в  нашем  случае  это
сопоставление не годится, потому что у нас не А и Б. У нас А и ноль. Зеро.
Пустота. И  какое  бы  сопоставление  не  взять:  "больше",  "лучше",  еще
как-нибудь - всегда А будет преобладать над пустотой.
     - Лихо, - сказал Юл. - То есть я - это пустота.
     - В этом смысле - да.
     - Независимо от того, в какого именно бога верит мой визави?
     - Бог един, - терпеливо сказал отец Александр. - Различны лишь имена.
     - Это сейчас, - сказал Юл. - А до подписания Великой Конкордации?
     - Сомнение и гордыня, - горько произнес отец Александр. - Сомнение  и
гордыня - вот что нас разделяет.
     - Именно так, - сказал Юл. - Вы это отметаете, мы на  это  опираемся.
Может быть, мы устроены по-разному, и то, что для нас  основа  жизни,  для
вас - яд?..
     - Сатанинское искушение, - сказал отец Александр. - И овладело  столь
многими... Печально.
     - В  таком  случае  Сатана  крайне  непредусмотрителен.  Ведь  именно
благодаря  тому,  что  сомнение   и   гордость   присущи   большей   части
человечества, вашей церкви  удалось  удвоить  число  прихожан  -  за  счет
здешних неофитов, кажется, чересчур страстных в вере...  как,  впрочем,  и
положено неофитам... тихо...
     По коридору кого-то проволокли.
     - Не к нам, - сказал отец Александр.
     - Не к нам... - эхом отозвался Юл. - Вы в  первый  раз  в  тюрьме?  -
спросил он отца Александра.
     Отец Александр вздрогнул.
     - Я? Да. Да, первый, конечно... А вы?
     - А я сидел однажды. Три дня. У вас.
     - За что же?
     - Непочтительное высказывание в публичном месте... неопытный еще был,
неосторожный...
     - Но тогда, наверное, не в тюрьме, а в монастыре?
     - Какая разница...
     - Но, Юлий Владимирович! - воскликнул отец  Александр.  -  Как  можно
сопоставлять - убежище и узилище?
     - Мне показалось, что разница только  в  названии,  -  сказал  Юл.  -
Конечно, вы видите оттенки... А мы, поверьте, просто не  обращаем  на  эти
оттенки внимания. Лишение свободы - что еще надо?.. Вообще России не везет
со свободой: то крепость, то  тюрьма,  теперь  вот  -  монастырь...  но  в
монастырь идут добровольно - а когда человек рождается  в  монастыре,  всю
жизнь в нем проживает и умирает, так и не увидев ничего кроме...  это  уже
должно называться как-то иначе.  И  потом:  если  вера  внедряется  такими
мирскими способами... может у  вас  человек,  заявивший,  что  он  атеист,
поступить хотя бы в технический вуз?
     - Тихо, - сказал отец Александр. - Вы слышите?
     - Стреляют, - сказал Юл. - Далеко.
     Несколько минут они прислушивались к стрельбе. Потом все стихло.
     - Будете продолжать? - спросил отец Александр.
     - Нет, - сказал Юл. Ему вдруг стало все равно.
     - Так вот: может быть,  вы  и  правы.  Может  быть,  это  только  так
выглядит со стороны, а может быть, верно и по существу. Не знаю. Но дело в
том, что иного пути нам просто не дано. И это - последний шанс, причем  не
для нас, а для вас, для всех гордецов и  сомневающихся.  Или  жизнь  будет
переустроена в духе Евангелия, или просто прекратит течение свое.  Не  мне
вам рассказывать, что творится в безбожной части мира - насилие над  самим
естеством, взять хотя бы сны по заказу, как их?..
     - Онейропии, - подсказал Юл.
     - ...эти проживания во сне других жизней, бесконечно  греховных...  и
становится ясно, что альтернативой духовному  возрождению  мира  будет  не
нынешнее ваше богатство и мощь, а всеобщее озверение и  вырождение.  Через
двадцать лет, через пятьдесят - но неизбежно.
     - И миссия России - это возрождение совершить?
     - Ваша ирония ни к чему. Более того - даже  у  вас  в  высших  кругах
понимают это - потому что помогают нам. Должен  сохраниться  резерв  духа,
который даст человечеству возможность выстоять и остаться  тем,  чем  было
замыслено: общностью подобий Божьих...
     - Новый ковчег, значит, - сказал Юл. - В океане  греховности.  И  то,
что мы даем вам  деньги,  энергию,  продовольствие,  возим  вас  на  своих
кораблях по планетам  -  это  все  во  имя  сохранения  вашей  духовности?
Интересная мысль. Хотите, я открою вам вашу же величайшую  государственную
тайну? Вы слышали что-нибудь об Обители святого Александра Суворова?
     - Не помню, - сказал отец Александр.
     - Есть такая обитель - внеепархиальная. К северо-западу от  Царицына.
Берут туда только мальчиков-сирот пяти, самое большее семи лет. Там они  и
живут до самой смерти - всю жизнь в стенах.  А  под  землей  там  заложены
термоядерные заряды, и  монахи  дежурят  при  подрывной  кнопке.  Мощность
зарядов достаточна, чтобы всю Евразию засыпать радиоактивным пеплом - да и
на Америку кое-что попадет... Теперь вам понятно, почему Конфедерация  так
лояльно к вам относится?
     - Этого не может быть, - тихо сказал отец Александр. -  Этого  просто
не может быть - того, что вы рассказали...
     - Наведите справки. Только осторожно.
     - Это чья-то ложь, которая...
     -  Туда  время  от  времени  приглашают  инспекторов  Конфедерации  -
наверное, чтобы мы не  теряли  остроту  восприятия...  Мой  отец  был  там
дважды. Монахи довольно ехидно говорили, что пример его  прадеда  оказался
чрезвычайно полезен.
     - Теперь - к нам, - сказал отец Александр.
     Дверь отъехала. Юл встал.
     - Ваше преосвященство, - сказал иерарх. - Прошу ваше.
     Отец  Александр  встал,  повернулся  к  Юлу  и  иноку,  поднял  руку,
благословляя.
     - Господи, помилуй нас... - прошептал он.
     Юл задремал и проснулся, казалось, прошла минута, но  руку  он  успел
отлежать намертво - рука мотнулась и стукнула  его  по  груди,  тяжелая  и
бесчувственная, как  деревяшка.  Было  тихо  -  так  тихо,  что  слышалось
попыхивание свечи: на фитиле образовался длинный нагар, пламя дергалось  и
коптило. В руку горячо и больно пошла кровь. Юл сидел неподвижно,  стиснув
зубы. Наконец, рука обрела подвижность, хотя и оставалась  еще  тяжелой  и
горячей. Шевельнулся Олег, застонал. С него наручники не сняли -  боялись.
И тут опять загремела дверь.
     Она отъехала немного,  и  в  щель  кого-то  втолкнули.  Человек  упал
ничком, закрывая лицо и голову руками - и тут же камеру  наполнил  резкий,
разрывающий ноздри смрад Игрикхо. Юл вскочил,  зажимая  рот  и  нос.  Олег
закрылся руками и смотрел, ничего не понимая спросонок.  Человек  медленно
перевернулся на бок, подтянул колени к животу и с  минуту  лежал  так,  не
двигаясь и, кажется, не дыша. Он  был  оборван  и  страшно,  фантастически
грязен. Потом он со всхлипом втянул в себя воздух и выстонал:
     - О-о-о, дья-авол...
     По голосу Юл его и узнал. Это был Петров.
     - Владислав Аркадьевич? -  наклонился  над  ним  Юл.  -  Что  с  вами
сделали?
     - Кто это? - спросил Петров со страхом. Ладоней от лица он не  отнял.
- Юлий Владимирович? Что вы тут делаете?
     - Представьте себе - ищу вас. Но - что с вами? Вас били?
     - Похоже на то... Посмотрите, что у меня с глазами,  -  он  с  трудом
убрал руки.
     Вокруг глаз были черные круги, веки вздулись и запеклись  кровью.  Юл
осторожно - Петров напрягся и застонал - кончиками пальцев раздвинул веки.
Ничего нельзя было разобрать: какой-то рубиново блеснувший студень...
     - Ни черта не видно, - сказал Юл. - Тут только свеча.
     - Чем-то хлестнули по глазам, - сказал Петров. - Я не понял, чем.
     - Цепью, чем же еще, - мрачно сказал Юл. -  Ладно,  главное,  что  не
вытекли, все остальное поправимо. Больно?
     - Больно, конечно. Еще ребро... вот здесь...
     Юл потрогал. Под пальцами хрустело.
     - Кто же это вас?
     - Не знаю. Окружили, кричали... потом отвели куда-то Вецу...
     - Это садовник?
     - Да... и чем-то меня по глазам... Мне кажется, его убили.
     - И где же все это происходило?
     - Там - в Рощах.
     - Вы пошли в Рощи? Без фильтров? Как же вы выдержали?
     - Да... ничего. Выдержал. Запах и запах. Ничего.
     - Что же вы рацию-то забыли, - сказал Юл. - Разве же можно так?
     - Забыл, - сказал Петров. - Быстро собрались - только в  монастыре  и
вспомнил. Слушайте, - он попытался сесть, - надо же как-то сообщить...
     - Знают, что мы здесь, - сказал Юл. - Утром выцарапают. Или днем.
     - Да нет, я не про это, не про нас. Послушайте: мне Филдинг  описывал
здешнюю ситуацию и просил проверить кой-какие предположения... гипотезы...
Я и проверил. И все сходится, понимаете?
     - Нет, - сказал Юл. - Я ничего не знаю о предположениях Филдинга.  Он
со мной не делился.
     - Ну, значит... мне-то он все описал детально... Ладно, слушайте. Эти
животные, Игрикхо, выделяют огромное количество летучей органики, и в этот
букет входят амины, необходимые для работы "трезубца"  -  есть  у  здешних
людей  такая  железа...  а  "трезубец"   вырабатывает   гормоны,   которые
регулируют энергетику нейронов мозга... понятно,  да?  Им  всем  время  от
времени нужно дышать этим запахом - который от Игрикхо. Но это не  все.  У
Игрикхо детеныши появляются раз в четыре года, и к двум годам они проходят
критическую фазу развития... для того, чтобы  начать  созревать,  им  надо
получить извне гормоны роста, которые их организмы не продуцируют...
     - Понял, - сказал Юл. Сдавило горло. - Эти жертвоприношения -  это...
это...
     - Да, - сказал Петров. - Звено симбиотической цепочки.
     - Извините, - прошептал Олег, - это значит?.. Да  как  же  это  может
быть - такое?..
     Ему не ответили. Отвечать было нечего.
     - Что же делать-то, Господи? -  спросил  он.  -  Что  же  нам  теперь
делать?!
     - Днем бы раньше, - с тоской сказал Юл. - Днем  бы  раньше...  мы  бы
раскрутили Дворец, и еще можно было бы спасти... Не  все,  -  поправил  он
себя, - но кое-что - можно было бы... Ввести в Долину солдат...
     Все это бесполезно - он знал - но все равно: протянуть  еще  немного,
продержаться... и, может быть, удастся что-то придумать, что-то придумать,
не бывает же так, чтобы не было выхода...
     - Это  мы  во  всем  виноваты,  -  сказал  вдруг  Олег  и  заговорил,
захлебываясь и ударяя в пол скованными руками: - Мы виноваты, мы  дали  им
наше понятие греха, не зная,  кому  даем...  не  понимая,  что  происходит
здесь, мы думали, что этот мир во всем подобен  нашему...  Боже,  если  Ты
наказываешь нас, то почему Ты не пожалеешь их?.. Что делать,  что  делать,
что делать?..
     - Поздно, - сказал вдруг Петров, и Юл подумал: да, поздно. Не успеть.
Он вспомнил то, что мельком успел заметить в монастырском дворе, когда  их
вели сюда. Это конец. Уничтожением Служителей они не ограничатся -  и  это
будет конец. Игрикхо живут только в этой долине. Больше  нигде.  Покинутые
города... а теперь  уходить  будет  некуда.  Все,  все.  Конец.  Торжество
гуманизма над древними суевериями. Конец.


     От погони он оторвался, потеряла его погоня, и  те,  которые  шли  по
мосту, не знали о побеге - а то, конечно,  обратили  бы  внимание  на  шум
падения... второй раз, и опять метров с семи, хорошо, на осыпь... если  бы
и  теперь  на  твердое,  не  поднялся   бы...   Не   останавливаться,   не
останавливаться... колени болят, но не останавливаться, иначе не  дойти...
не дойти... Было почти светло, светлее, чем в лунную ночь на Земле: ребята
на "Европе" развернули солнечный парус, и свет от  него  как  бы  случайно
накрыл Долину Священных Рощ. Спасибо, ребята, догадались, без  света  было
бы  совсем  худо...  вы  только  не  переусердствуйте  там,   не   затейте
каких-нибудь десантов... Юл хорошо представлял себе, что происходит сейчас
там: на "Европе", в посольстве, в российском  представительстве,  в  Малой
прихожей  Дворца.  Рацию  бы  мне,  рацию,  рацию,   крокодильчика   моего
зелененького... монах, обыскивавший его, отстегнул от пояса Юла цепочку  с
брелоком,  а  когда  Юл  запротестовал  -  усмехнулся,  с  силой   оторвал
крокодильчика от колечка с ключами и, глядя Юлу в глаза, протянул ключи...
Здесь, на дне ущелья, тоже была тропа - хорошо утоптанная, но узкая, и  Юл
понял: Петров где-то  ошибается.  На  секунду  ему  стало  легко.  Ведь  -
семьдесят миллионов человек, это по двести тысяч ежедневно, чтобы побывать
здесь хотя бы раз в году каждому...  на  четыреста  квадратных  километров
Долины - по