.
     Было жарко и зловеще тихо.
     А когда ток воздуха от лопастей прекратился, возник запах.
     - Валя, - сказал Горбовский одному  из  пилотов,  -  вы,  пожалуйста,
следите за воздухом, хорошо? Вдруг под шумок...
     Пилот сдержанно кивнул. С карабином  на  груди  он  теперь  напоминал
воина со старых картин.
     Сжав зубы, Аля направилась к мертвым. Горбовский вполшага обогнал  ее
и даже чуть отстранил. Пилоты держались сзади.
     - Наверное, отказала мембрана,  -  сказал  один  из  них.  -  Иногда,
говорят, бывает. И гусачок спикировал...
     Гусачками называли в просторечии летающих дракончиков Гусмана, тварей
с крокодильей пастью и шестиметровым размахом крыльев.
     Горбовский  наклонился  над  одним  мертвецом,  потом   над   другим.
Выпрямился.
     - Боюсь, что гусачки тут ни при чем, - сказал он. - Боюсь, что в этих
ребят стреляли. Из карабинов, в упор. Я видел однажды...
     - Леонид Андреевич, -  сказала  Аля  через  силу.  -  Давайте  дальше
пойдем. Их ведь здесь трое было.
     - Да, Сашенька. Пойдем, конечно.
     Они заканчивали обход помещений, пустых и стерильно чистых  -  киберы
поработали на славу, - когда зажурчал  воздух  под  лопастями  и  огромный
двухвинтовой "Гриф" завис над посадочным кругом.
     - Его нигде нет, - сказала Аля - то ли Горбовскому, то ли себе самой.
     - Да, - сказал Горбовский, глядя на садящийся вертолет. - И  глайдера
вашего тоже нет, Сашенька?
     Аля в ужасе осмотрелась. Только сейчас до нее стало доходить...
     - Нет, Леонид Андреевич! Это невозможно! Это совсем  не  то,  что  вы
думаете!..
     - Я еще ничего такого не думаю...
     "Гриф" не успел коснуться настила, а из него уже вывалился  огромный,
толстый и очень  подвижный  человек  в  голубом  полукомбинезоне  и  яркой
клетчатой  рубахе.  Следом  высыпались  горохом  с  десяток  загорелых   и
совершенно разномастных молодых людей, мгновенно все собой заполнивших.
     - Вальтер, не топчи следы! Мишка, назад! Назад, стервец!  Все!  И  не
подходить пока! Сергей,  Акиро,  Зенон!  Вниз,  все  осмотреть,  доложить!
Гамлет, съемки! - Большой и толстый метнулся к краю площадки, к трупам,  к
Горбовскому. - Здравствуй, Леонид! Какой кошмар!  Здесь,  на  Пандоре!  Не
было сто лет такого...
     - Здравствуй, Эфраим, -  Горбовский  покивал,  потом  легонько  отнял
руку, помассировал кисть. - Вот, Сашенька, позвольте  представить:  Эфраим
Кацеленбоген,  директор  Центра  переподготовки  прогрессоров.  Чтобы   не
заставлять людей ломать язык, взял рабочий псевдоним.  Даже  в  документах
фигурирует под ним. Так что зовите его просто Слон.
     - Очень приятно, - Слон деликатно поклонился. - Александра?..
     - Постышева. Просто Аля.
     - Знаком с нею с Радуги, Слон, -  сказал  Горбовский.  -  Считай  это
рекомендацией.
     - Это серьезно, - Слон важно покивал.
     - А главное, - продолжил Горбовский, - Александра была здесь вчера  и
многое видела.
     - О! - восхитился Слон. -  И  как  же  вы  сюда  попали?  Вынужденная
посадка?
     - Откуда вы знаете?
     - Значит, я прав. Это опять началось...
     - Что - началось?
     - Активизация... Вальтер, иди-ка  сюда,  сынок.  Садись  на  рацию  и
быстренько опроси остальные "Ветры" - все ли у  них  в  порядке.  Особенно
охраняемые. Давай.
     - Эфраим, - сказал Горбовский, - я имею право знать...
     - Ты - да. А вот наша милая дама...
     - Я и так уже все знаю, - выпалила Аля.
     Слон с тревогой посмотрел на  нее.  Перевел  взгляд  на  Горбовского.
Горбовский кивнул:
     - Она действительно знает больше меня. Так что - можешь говорить. Под
мое поручительство. "Ветры" - это там, где вы держите "детей дюн"?
     - Легкомысленно относишься, Леонид... Ладно. Пойдемте под крышу.
     - Сколько их на сегодняшний день? - спросил  Горбовский,  оглянувшись
на ходу.
     - Сорок два человека.
     - И все идут?
     -  Идут.  -  Слон  вздохнул  судорожно  -  почти  всхлипнул.  -  Все,
понимаешь, идут...


                                   СТАС

     Так. И вот этот сухонький старичок - руководитель подполья?  Рядом  с
массивным Мерлином он выглядел  не  просто  несолидно  -  как-то  шутовски
несолидно. Но так казалось только первые три минуты.  А  потом  разница  в
размерах перестала улавливаться совсем.
     Вспомнилось почему-то, что все  великие  террористы  и  революционеры
были маленькие и шустрые. У  таких  людей  фантастическая  выносливость  и
равное ей упрямство, выработанное подавлением комплексов.
     Вот и Александр Васильевич -  так  он  представился  -  был  из  этих
шустрых и выносливых. Он успевал  ходить,  переставлять  мебель,  пить  из
высокого стакана что-то молочно-белое (может быть, и молоко, чем  черт  не
шутит?) и разговаривать как бы с каждым  в  отдельности,  но  при  этом  и
одновременно со всеми. Почему-то только четверых  из  нас:  меня,  Эспаду,
Вадима и Патрика - пригласили на эту встречу. То  ли  Эрика  и  Вольфганга
пригласят отдельно, то  ли  они  чем-то  не  подошли,  не  устроили  наших
хозяев...
     Александр Васильевич был одним из первых прогрессоров  -  еще  тогда,
когда только нащупывалась стратегия и тактика взаимодействия  с  отсталыми
(по  нашему  пониманию)  гуманоидными  цивилизациями.  И  назывались  они,
разумеется, иначе - наблюдателями;  и  права  на  вмешательство  не  имели
вовсе. Считалось поначалу, что все следует  предоставить  природному  ходу
вещей. Но - практически у всех, причастных к тем давним проектам, рано или
поздно начинался психический надлом, который  либо  приводил  к  полнейшей
профессиональной  непригодности,  либо  заканчивался  грандиозным  срывом,
часто кровавым. И хотя сам Александр Васильевич ничего не говорил о  своих
собственных переживаниях и приключениях, я  покопался  в  памяти  и  нашел
несколько эпизодов, которые могли быть связаны именно с этим человеком.
     - ...Конечно, мы наделали массу глупостей, - говорил  он,  расхаживая
широко и деятельно.  -  Наивно  было  думать,  что  наши  люди,  выпав  из
постоянного  фона  гипноизлучения,  сохранят   психическую   устойчивость.
Требовалась постоянная подпитка хотя  бы  портативными  приборами,  а  вот
этого-то  как  раз  и  старались  избежать  по  тем   самым   соображениям
секретности. Даже руководители  института  не  знали  о  гипноизлучении...
вернее, не знали о том,  что  оно  применяется.  Ставка  была  сделана  на
внутренние  силы,  на  убежденность,  на,  если  хотите,  ностальгию.  Как
оказалось, человек способен выносить почти все - если  за  спиной  у  него
Земля... Это было и нашей силой, и нашей слабостью. Люди шли в  огонь,  на
пытки, на смерть... и эти же люди ломались, когда оказывалось,  что  и  на
Земле есть пятна...
     -  От  кого  и  при  каких  обстоятельствах   лично   вы   узнали   о
гипноизлучении? - спросил Эспада.
     - Лично я... - медленно повторил Александр Васильевич. - Это  было  в
сорок восьмом году на оперативном совещании  сразу  после  теократического
переворота в Арканаре и нескольких  эксцессов  с  нашими  наблюдателями...
этаким  спонтанным  вмешательством,  надо  сказать,  впервые  -   удачным,
результативным... если вы читали Ахметшина, "Извлечение из миража", то там
эти эпизоды очень красочно изложены...
     - Антон Зерницкий? - спросил я.
     - Да, и Антон в том числе... Вы с ним знакомы?
     - Был когда-то, - соврал я. - Что с ним сейчас?
     - Не имею  представления...  Так  вот,  на  совещании  вновь  всплыло
предложение применить гипноизлучатели. Я  и  еще  несколько  руководителей
групп возражали против этого, используя обычную аргументацию: не подменять
естественные процессы наведенными, не инвалидизировать историю  планеты...
И человек, который  предлагал  провести  облучение,  проговорился  в  пылу
полемики. Сказал, что с Землей ничего не случилось, а она  под  облучением
более ста лет...
     - Это был Бромберг? - спросил Эспада.
     - Да, Бромберг, - чуть удивленно сказал Александр Васильевич. - А это
вам откуда известно?
     - При мне он тоже проговаривался...
     Ага, отметил я.
     - Послушайте, - сказал Вадим. -  Вот  я  все  думаю  про  это  гипно.
Допустим, мы - не представляю,  каким  способом,  но  это  уже  детали,  -
подавим излучение. Что дальше?
     Александр Васильевич ответил не сразу. Для  начала  он  нас  оглядел,
прищурясь: а вдруг мы уже все знаем, просто валяем дурака? Но мы не знали,
конечно.
     - Мы считали спектр гипноизлучения, которое идет на Землю.  Это,  как
оказалось, очень трудно сделать... да. Проанализировали его.  Лишь  четыре
процента  сигналов  удалось  идентифицировать.  Это  как   раз   те,   что
обеспечивают бесконфликтность и девиацию личных интересов. Девяносто шесть
процентов   сигналов   воздействия   имеют   совершенно   непонятное   нам
предназначение...
     Кто-то присвистнул.
     - И давно ведется такая... обработка? - спросил я.
     - Неизвестно. Выяснили только, что  девять  лет  назад  гипноспутники
были серьезнейшим образом модернизированы.  И,  что  достаточно  необычно,
часть оборудования была поставлена с Тагоры.
     - Спутники "Атлас"?  -  вдруг  напряженным  голосом  спросил  Патрик,
как-то изогнувшись.
     - Да, - Александр Васильевич посмотрел на него. - Вы их знаете?
     - Видимо, это я и возил на них оборудование... Да, девять лет  назад.
Тагора-Приземелье. Одиннадцать рейсов. Какие-то зеленые контейнеры...
     - Тесен мир, - пробормотал Вадим.
     - Насколько я помню, - сказал я, - девять лет назад с Тагоры на Землю
были  доставлены  части  некоей  установки   Странников,   демонтированной
тагорянами  на  второй  планете  своей  системы.  Части  эти  поступили  в
распоряжение Академии...
     Все  вдруг  замолчали.  Упоминание  Странников  в   таком   контексте
прозвучало не просто зловеще - а мертвенно-зловеще.
     - Нет, - сказал зачем-то Вадим. -  Не  может  быть.  Это...  даже  не
смешно...
     - Совпадение, - махнул рукой Эспада; глаза у него были беспомощные. -
Просто совпадение. Иначе... получается что? Получается, мы - стадо? Или  -
кто?
     - Вот так обстоят дела, ребята, - сказал Александр  Васильевич.  -  И
даже это не все. Хотя  главное  -  именно  это.  Некто  получил  доступ  к
величайшей тайне нашего мира - и, похоже, намерен распорядиться ею  как-то
по-своему. Скажу сразу: мне очень  не  нравится,  что  на  меня,  на  моих
друзей, на моих детей и внуков кто-то  -  пусть  самый  добропорядочный  и
добронамеренный - воздействует помимо их собственной воли и бесконтрольно.
Пусть даже во благо... Здесь есть  нечто  грязное,  непристойное...  но  я
никогда не стал бы прибегать к насилию, к конспиративным методам борьбы...
не стал бы. Нет. Но вдруг оказалось, что мы столкнулись, похоже, с угрозой
самой Земле, всей нашей культуре, цивилизации... может быть, жизни?.. И  -
никто при этом не может оказаться нашим  союзником,  помощником...  никто.
После истории с Абалкиным... И еще: я боюсь сам. Не только неудачи,  но  и
удачи. Лекарство может оказаться страшнее болезни. Но опять же: нельзя  не
попытаться. Если не сделать, то хотя бы узнать. Понять.
     - И упростить... - шепотом продолжил Вадим, и услышал его один я.


                                   АЛЯ

     Наверное, Слон ни минуты своей жизни не провел  на  одном  месте.  Он
катался по гостиной - той самой, где отмечали некруглый юбилеи Вольтера, -
беспокойно смотрел в окно, переговаривался по радиобраслету  с  теми,  кто
был в  разлете,  и  вообще  проявлял  крайнюю  степень  беспокойства.  Уже
известно было, что  за  последние  двое  суток  опустошено  восемь  "точек
"Ветер", при  этом  еще  на  одной  охранник  убит,  на  двух  -  оглушены
станнерами до состояния комы и придут в себя  не  скоро,  и  лишь  один  -
отставной прогрессор Боб Загородкин - дал  отпор  нападавшим.  Раненный  в
ногу, он дотянулся до кнопки противопожарной системы - и  потом,  управляя
вручную  тремя  пульпометами,  сумел  загнать  нападавших  в  вертолет   и
удерживать их там, создав патовую ситуацию.  Наконец  поняв,  что  сделать
ничего не смогут, нападавшие улетели. Подопечный Боба, доктор Эжен Кокнар,
разволновался так сильно,  что  своим  биополем  сжег  все  электронные  и
электрические  приборы,  находившиеся  в   радиусе   четырех   километров;
собственно, только  благодаря  этому  группа  туристов,  лишившись  связи,
забрела  на  "биостанцию"  -  позвонить  -  и  обнаружила   там   раненого
прогрессора и совершенно невменяемого старика... Еще не все  было  ясно  с
теми "точками", где подопечные жили без надзора, в одиночку;  случалось  и
раньше, что они не выходили на связь - просто  так,  из  нежелания  -  или
каким-то способом расправлялись с мембраной и уходили в джунгли, или  даже
кончали  с  собой  -  правда,   ненадолго...   поэтому   сейчас   на   все
неотозвавшиеся адреса вылетели группы, но пройдет еще не  один  час,  пока
станет ясно все досконально.
     Аля рассказывала все, что могла,  -  включая  странный  свой  опыт  с
медиатроном, - и слушала в ответ рассказ Слона о "детях  дюн";  Горбовский
изредка что-то вставлял,  уточнял,  переспрашивал,  но  казалось,  что  он
только проверяет себя, правильно ли запомнил давний урок...
     "Дети дюн" впервые появились неподалеку от курорта  Дюна  шестнадцать
лет назад. Правильнее сказать: их начали находить -  мертвых,  разодранных
хищниками. Естественно было думать, что это дикие туристы, тем  более  что
генетический анализ позволял идентифицировать  их  как  земных  людей.  Но
почему-то никто не пропадал в  этих  местах  -  и  это  сразу  насторожило
сначала спасателей, а  потом  и  КОМКОН.  Был  учрежден  постоянный  пост,
произведено несколько облав на песчаных волков, гусачков  и  кириллических
змеев, установлены ультразвуковые барьеры - и вскоре в  дюнах  обнаружился
первый живой человек. Это был голый и безволосый мужчина с неопределенными
чертами лица; он не умел говорить и не понимал обращенной к нему речи; что
самое интересное, его не пропускали биобарьеры... Несколько дней спустя он
заболел какой-то непонятной болезнью и умер. Это был удар. Медики пришли в
неистовство.  Биологи  -  тоже.  У  человека  не  было   К-лимфоцитов,   а
лейкоцитарная формула напоминала таковую после сильнейшего лучевого удара.
Через две недели из дюн вышла женщина...
     Она  прожила  почти  месяц.  К  исходу  месяца  она  начала  понимать
отдельные слова; у нее начали расти волосы.
     Но  только  четырнадцатый   из   "детей   дюн"   оказался   полностью
жизнеспособным.
     Установленные повсюду телекамеры так и не позволили  увидеть,  откуда
приходят люди. Ясно, что из джунглей. Поиски "месторождения" результата не
дали по сей день, несмотря на привлечение самой совершенной техники.
     Потом началось еще более странное. У найденышей стали возникать черты
- внешние и внутренние - конкретных людей. Они "вспоминали" свое имя, свое
прошлое, семьи, профессии,  друзей,  знакомых...  Многие  требовали  -  не
слишком настойчиво - вернуть их домой. Но, как ни странно, все с  каким-то
тупым пониманием относились к своему заточению. Сразу выяснилось, конечно,
что имена и биографии принадлежат реально существовавшим людям,  незадолго
до  того  пропавшим  при  тех  или  иных  (иногда  не   слишком   обычных)
обстоятельствах.
     Да, это дело было не проще "дела подкидышей". Не проще, не легче и не
разрешимее. Странники  с  прежним  упорством  ставили  Землю  в  ситуацию,
чреватую сильнейшим этическим шоком. Дело  осложнялось  необходимостью,  с
одной стороны, соблюдать крайнюю степень  секретности  (легко  представить
себе  реакцию  людей,  узнающих  вдруг,  что  их  близкий,   пропавший   в
позапрошлом году в нуль-кабине, находится в заточении где-то в джунглях на
Пандоре), а с другой - слишком большим количеством людей, уже  посвященных
в проблему. Решение было выбрано старое, но  верное:  шумовая  завеса.  По
различным каналам, включая такой, как мягкое подпороговое  внушение  через
Мировую  сеть,  удалось  настроить  общественное  мнение  на   негативное,
недоверчивое восприятие  любой  информации  о  Пандоре.  Теперь  это  была
планета легенд и слухов, населенная сумасшедшими прогрессорами и не  менее
сумасшедшими учеными, которые  валяют  дурака,  хулиганят  и  развлекаются
особенным способом, и поэтому ничему о Пандоре верить нельзя...
     Никто, собственно, и не верил.


                                   СТАС

     Я совсем забыл, до чего это противно: летать на "призраке".  Впрочем,
в этом вопросе я всегда отличался от большинства, начиная с  самых  первых
рейсов: меня выворачивало, мутило, потом целыми днями я лежал  пластом,  а
веселые друзья осваивали  новые  (для  себя,  конечно)  планеты...  Вот  и
сейчас: все  прилипли  к  иллюминаторам,  и  я  вполне  мог  прилипнуть  к
иллюминатору, только повернись на бок и сделай визор прозрачным...  но  не
хотелось. Я  лежал  на  спине,  смотрел  в  потолок  и  ничего  не  хотел.
Прострация.
     А ребята  -  смотрели  на  Землю...  Спины  Эспады,  Вадима,  Патрика
выражали - страдание.
     Александр Васильевич подсел ко мне.
     - Держитесь, Станислав.
     - Я держусь. Я вполне держусь. Знаете, последние три часа я вспоминаю
все, что помню о десантных операциях, - и не  могу  припомнить  ни  одной,
более идиотской по сути. Вы уж простите меня...
     - Во-первых, это еще не десант, - сказал он, чуть поджав губы. -  Это
разведка. А кроме  того...  Знаете,  я  никогда  не  руководил  десантными
операциями. Если можете, научите меня.
     - А вы во мне, оказывается, совсем не разобрались. Возможно, и  ни  в
ком из нас. Я могу сообщить что-то - если меня  попросить.  Или...  как-то
иначе. Но не могу сам... в общем, ничего. Ничего не могу сам. Ни  научить.
Ни  сказать.  Ни  предупредить.  Понимаете?  Вы  хотите  сделать  из   нас
разведчиков, десантников, бойцов за человечество...
     - А больше просто не на кого положиться,  Стас,  -  сказал  Александр
Васильевич совсем тихо. - Я  боюсь,  что  все  остальные,  все  пятнадцать
миллиардов...
     - А вы?
     - Я... не знаю. Со мной тоже что-то не так.
     - Как с пятнадцатью миллиардами?
     - Нет,  как  с  вами.  Как  с  андроидами.  Своего  рода  отторжение,
секвестрация. Я не ощущаю себя частью человечества. Мое человечество - вы.
Знаете, мне в свое время  слишком  уж  пришлось  ломать  себя  об  колено.
История с  Зерницким  -  это  же  только  эпизод.  Знаете,  сколько  таких
прекрасных мальчиков прошло... через то? Сотни. И где они? Я пытался найти
их после. Некоторые есть - физически. Не духовно, нет - только тело. Сытое
довольное тело. А многих просто нет нигде, и  никто  не  знает,  куда  они
делись. Может быть, вы - это они и есть? В каком-то общем смысле. Помните,
лет  сто  назад  забавлялись  с  машинной  реинкарнацией?  Технически  все
получилось, а потом оказалось, что никому это просто не нужно.  Да,  можно
человека записать,  потом  воспроизвести.  И  появится  как  будто  то  же
самое...
     - У Странников тоже получилось не сразу, - сказал я.
     - Я о  другом,  Стас,  немного  о  другом.  Оказалось,  что  личность
категорически нельзя законсервировать. Что  это  неструктура,  а  процесс.
Вихрь.  Взаимодействие  с  другими.   И   когда   оно   прерывается,   это
взаимодействие,  а  оно  прерывается  при  таком  переносе,  а  точнее   -
заменяется другим... с другими машинами или внутри машины...
     - Да, - сказал я. -  Протез  оказывается  гораздо  совершеннее  живой
конечности. Но при чем здесь мы?
     - Потому  что  вы  тоже  наверняка  прошли  через  подобное,  но  вам
запрещено об этом помнить. И те  мальчики  на  каком-то  другом  уровне  -
тоже... и им тоже запрещено помнить...
     - И андроидам, - сказал я.
     - Да. И в результате все вы - мы - оказались за  краем.  Сброшены  со
стола. И это даже не то чтобы обидно - хотя и обидно, конечно...