какие.
     Странности - были.  Полыхающие  по  всему  миру  малые  войны,  канун
большой (или, как писал Створженицкий, "мировой торфяной пожар"), разруха,
голод, миллионные толпы беженцев  -  в  начале  десятилетия;  мир,  покой,
благополучие, всеобщая любовь и взаимоуступчивость (только после вас?) - в
конце. Без видимых причин. Само собой. По мановению.  Волшебный  дождь.  И
что самое, забавное: всеми  это  воспринято  было  как  нечто  само  собой
разумеющееся. Одумались. Поняли, прозрели... Мне попались лишь две работы,
где робко, как неприличный, задавался этот вопрос: а почему, собственно? И
тут же вопрошавшие сдавали назад, вспоминали, что есть такое "человеческое
здравомыслие" и "инстинкт сохранения разума", и что-то еще... И - не  было
никакой  художественной  литературы  о  последних  войнах.  О  них  забыли
моментально и начисто, и только многочисленные памятники  солдатам  стояли
над  оплывшими  траншеями:  будто  знаки  признания  греха   беспамятства.
Страшное прошлое забывалось, как дурной сон. Дети пятидесятых уже не могли
представить себе иной жизни, чем  тот  бесконечный  праздник,  который  им
устроили старшие. В их представлении война с Гитлером закончилась едва  ли
не позже Евфратского котла, великого  транссахарского  марша  Шварценберга
или битвы за Дарданеллы...
     - Я подозреваю, что вы уже знаете, в чем тогда было  дело,  -  сказал
Мерлин медленно.
     - Данных нет, - сказал я.
     - Вот как... Впрочем, этого следовало ожидать. Но неужели  всеведение
отучило вас делать самостоятельные выводы?
     - Оно привило меня к осторожности в подобных выводах. Я  догадываюсь,
что вы имеете в  виду.  Но  первые  работы  Блешковича  появились  лишь  в
пятьдесят пятом.
     - Понимаю: вам трудно вырваться  из  сферы  привычных  представлений.
Блешкович вообще был абсолютно ни при чем. Ему лишь позволили озвучить то,
что становилось невозможно скрыть.
     - Так, - сказал я.
     - Гипноизлучатели космического базирования были  созданы  в  тридцать
втором году и в  тридцать  третьем  применены...  Ничего  характерного  не
вспоминаете?
     - Болезнь Арнольда?
     - Совершенно верно. Болезненная апатия,  апатия  долороза  эпидемика.
Первое боевое применение гипноизлучателей. А в следующем  году  состоялась
тайная встреча разработчиков  этого  вида  оружия  из  всех  конфликтующих
стран, своего рода  подпольная  мирная  конференция,  где  и  было  решено
запрограммировать все приборы вполне определенным образом.
     - Так началась новая эра... -  Вопросительная  интонация  у  меня  не
получилась. Мерлин говорил правду: в бедной моей голове  шла  перекрестная
проверка сообщенного им, и оказывалось, что  все  ложится  очень  ровно  и
четко.
     - Так началась новая эра, -  согласился  он.  -  Группа  заговорщиков
образовала  некое  подобие  всемирного  правительства.  В  дальнейшем  они
старались держаться в тени...
     - "Махатмы Запада", о которых упоминал Шваб, - это они?
     - Не знаю, о чем вы говорите. Шваб - это?..
     - Гюнтер Шваб, венский экспозиционист. Главный труд: "С  полдороги  в
рай". Умер в пятьдесят девятом в полном распаде сознания.
     - Кстати. Динамика психических заболеваний в двадцать первом веке?
     - Прирост в тысячу шестьсот процентов  с  две  тысячи  двадцатого  по
пятидесятый год, примерно  пятилетнее  плато  с  незначительными  годовыми
колебаниями, затем медленное снижение к концу века до  трехсот  пятидесяти
процентов...
     - Подтверждается этим наша версия?
     - Возможно. Хотя есть и другие объяснения.
     - Объяснения есть всегда. Особенно тогда, когда  кто-то  небесталанно
сочиняет их.


                                   АЛЯ

     Горбовский не изменился совершенно: кажется, даже куртка на нем  была
та же - мешковатая, полотняная, неопределенного цвета, который,  чтобы  не
путаться в оттенках, называют для простоты серым. И  улыбка  была  та  же:
чуть робкая  и  радостная  улыбка  человека,  увидевшего  красивую  редкую
бабочку среди сухих листьев...
     - Здравствуйте, Леонид Андреевич, - Аля протянула руку. - Как я  рада
видеть вас снова!
     - Здравствуйте, Сашенька, - он упорно называл ее так, единственный из
всех. - Сколько же лет, а?
     - Десять, - сказала она. - Или одиннадцать. Лариске как раз три  года
было.
     - Это вон та длинная? - с  ужасом  спросил  Горбовский,  оглядываясь.
Лариска в дальнем углу террасы делала вид, что любуется пейзажем.  Слух  у
нее был как у горной козы.
     - Та длинная, - кивнула Аля. -  Противная  мерзкая  любопытная  жаба,
которой когда-нибудь прищемят хвост.
     Лариска обернулась и показала  язык.  Потом  лениво  оттолкнулась  от
перил и почапала в комнаты, помахивая тем самым несуществующим хвостом.
     - Ну зачем же так? - Горбовский огорчился. - Пусть бы девочка...
     Аля чуть заметно качнула головой.
     - Марк не смог прилететь? - спросила она.
     - Да. Без него там все рухнет... как  обычно.  Вы  же  знаете  Марка.
Неизбежно в центре мира.
     - Он вам... рассказал?
     - Попытался. Его часто отвлекали...  ну,  эти...  как  их...  ученые.
Сотрудники.
     - Конечно. Это же Марк. Леонид Андреевич, я расскажу, конечно...  это
будет очень странная история, потому что сегодня у меря началось что-то не
совсем обычное... и я подозреваю, что - именно началось.
     - Подождите-ка, Саша. Не будем забегать вперед. Марк сказал,  что  вы
сказали, что того человека, Попова, держат якобы... взаперти?
     - Да.  Сначала  это  были  намеки,  подозрения...  сейчас  я  уверена
полностью. Э-э... Леонид Андреевич... - она вдруг начала заикаться. -  Что
такое "проект Валгалла"?
     - "Валгалла"? Подождите, что-то знакомое... А, ну это было давно. Это
было годах в... да, точно. В десятых.  Как  раз  накануне  Массачусетского
скандала. Собственно, это и разрабатывалось под ту машину... А  почему  вы
вспомнили?
     - Сейчас... Что случилось на планете Ковчег?
     - Это, Сашенька, печальная повесть. Мне даже как-то не очень  хочется
вспоминать ее. Это важно?
     - Но ведь Попова вы должны помнить именно по Ковчегу?
     - Ах, вот какой это Попов! Стась Попов, да?  Помню,  конечно,  помню!
Очень  он  нервничал  поначалу...   На   планете   Ковчег   была   найдена
негуманоидная цивилизация, воспитавшая человеческого ребенка. Об  этом  не
слишком распространялись, хотя информация  оставалась  открытой.  Основная
цивилизация на контакт не вышла, а с мальчиком связь с орбитальной станции
поддерживали... лет семь, если мне память не изменяет. Попов как раз я был
с ним на связи, дружба у них с пареньком завязалась... А  потом  произошла
трагедия: станция была  пристыкована  к  старому  спутнику  Странников,  и
спутник этот неожиданно свернул пространство вокруг  себя.  Когда  к  нему
пробились -  полгода  ушло,  -  на  станции  никого  не  оказалось.  Нашли
заклеенный проход в некое иное пространство. Странники пользовались такими
на планете Надежда. Мы так и не смогли понять...
     - И Попов исчез?
     - Да. Значит, если это тот самый Попов...
     - Тот самый, Леонид Андреевич.
     - Тогда он  побывал  у  Странников.  У  настоящих  живых  действующих
Странников. Это уже интересно.
     - Но ведь кто-то  знает  об  этом!  Кто-то  организовал  его  охрану,
заточение...
     - Точка "Ветер"... Но, Саша, мне все же кажется,  вы...  как  бы  это
сказать... преувеличиваете. Какое может быть заточение?
     - Назовите как хотите. Факт тот,  что  он  несвободен:  Он  не  может
покинуть это место, и его охраняют. А что такое "Валгалла"?
     -  Очередная  попытка   бессмертия.   Создавать   программные   копии
человеческих сознаний и вводить их в машины. В программную копию мира...
     - И что же?
     - В конце концов проект заморожен как этически  неоднозначный.  Да  и
машину так и не запустили.
     - А вы не помните, кто работал над этим проектом?
     - Ой, нет, Сашенька. Столько лет прошло... Но можно же посмотреть  по
БВИ.
     - Там этого нет вообще.
     - Неужели требуется допуск?
     -  Нет.  Просто  отсутствует  всякое   упоминание.   Есть   агентство
"Валгалла", но это туризм. Есть движение "Валгалла" - борцы за  эвтаназию.
Но ничего, связанного с кибернетикой.
     - Странно... Саша, давайте начнем с простого: слетаем  на  эту  самую
точку. Я пока сделаю запрос в Академию... он ведь  просил  прислать  книги
туда?
     - Да. В Академию.
     - Вот и попробуем... где здесь связь?
     - Леонид Андреевич! Но - как это вообще может быть? Как?..
     - Сашенька, Сашенька! Помните, как мы встретились впервые? Тогда,  на
Радуге?
     - Помню. Я крала энергию...
     - Ну вот. А вы спрашиваете. - Он  усмехнулся  грустно,  повернулся  и
пошел в комнаты. В  дверях  обернулся:  -  Вы,  Саша,  собирайтесь.  Через
полчасика вылетаем. Посмотрим, как там Попов поживает, попроведаем...


                                   СТАС

     Наружу мы все-таки не вышли.  Мерлин  сам  привел  меня  в  небольшую
стаканообразную комнату, где  стояла  походная  пневматическая  кровать  и
такое же кресло. Янтариновые панели испускали  ровный  вечный  свет.  Было
как-то особенно голо и неуютно: эти стены принципиально были предназначены
не для человека. Кроме того, звучало во мне какое-то эхо былого:  забытого
накрепко, с корнями, с мясом - но тени, но отзвуки, но  запахи  зацепились
за что-то и теперь вытягивали по паутинке,  по  волоконцу  из  ничего,  из
вакуума и серой тончайшей пыли испепеленной памяти - нечто... Я знал,  что
все равно ничего не вспомню. Страница была вырвана.
     Проклятый янтарин...
     Я сел, встал, лег. Снова встал.
     Деть себя было некуда.
     Странно: я даже не ощущал, что узнал нечто новое. Будто бы знал все и
раньше, но не придавал значения...
     Подозреваю, что это не последнее мое удивление.
     Вечером должен прилететь сам руководитель подполья... Ну-ну.
     В дверь стукнули.
     - Входите, - сказал я.
     Это был Эрик.
     - Стас, я - можно? - посижу немного у тебя?.. - Вид  его  был  как  у
побывавшего в холодной воде гордого кота.
     - Падай, - разрешил я. - Сомнения?
     - Не могу переварить...
     - Представляю.
     - А ты что - сразу?..
     - У меня же особый случай. Очень много засунуто сюда, - я  дотронулся
до брови и непроизвольно поморщился: показалось, что сейчас будет  больно.
Но больно, конечно, не было... - Так что ничего нового они мне сообщить не
смогли. Лишь обозначили акценты.
     - И ты думаешь - это правда?
     - Правда. Хотя, может быть, не вся.
     - Что ты имеешь ввиду?
     - Что эти ребята могут не знать всей правды. Что есть кто-то еще, кто
знает больше.
     - А с другой стороны, - он  взглянул  на  меня  почти  зло,  -  я  не
понимаю, что это меняет. Ну что? Подумаешь - гипноизлучатели...  Ведь  это
же не порабощение, не насилие. Разве не так? Разве открывать  то,  что  от
природы есть в нас самих, - преступление? Или грязь?  Или  -  что?  Почему
меня так затрясло, когда я... узнал?..
     - Не знаю, Эрик, - сказал я. - Наверное, нам просто обидно.



                                    3


                                   АЛЯ

     Было почти невыносимо тревожно: почти так, как тогда на Радуге - в те
несколько часов, когда о катастрофе уже узнали, когда  понеслись  страшные
слухи, но и полнейшей уверенности в скорой и неминуемой смерти пока еще ни
у кого не было. Стало легче именно тогда, когда пришло время умирать...
     Сейчас не было ни Волны, ни бледных мальчишек и девчонок  на  площади
перед кораблем - но давило, давило со всех сторон... волна была  невидима,
а о горящих поселках все знали, но молчали, и детей вывозить было некуда и
не на чем... и лишь Горбовский был тот же, был тут, рядом. Аля покосилась:
угрюмый,  длинноносый...  Он  перехватил  ее  взгляд  и  грустно-ободряюще
улыбнулся ей:
     - Ничего, Сашенька. Как-нибудь...
     Он дернулся из узла  связи  вот  такой:  озабоченный  и  озадаченный.
Ничего не сказал, а Аля - почему-то не смогла спросить.
     Автопилот, пусть тупой и безмозглый, путь помнил, так что  за  курсом
можно было не следить. Джунгли замерли внизу - как замирают  многие  вещи,
когда на них смотрят. Стоит отвести взгляд...
     - Леонид Андреевич, а вы сами в Странников верите? - высунулась сзади
Тамарка. Лариска дернула ее за ноги, уволокла обратно, что-то  сказала  на
ухо. Тамарка издала некий свист: такой получается, когда  через  вытянутые
губы всасываешь воздух.
     Горбовский обернулся:
     - Как бы это так сказать, Тамара, чтобы  и  правду  -  и  не  слишком
длинно? Пожалуй, в целом - да, верю. Они существуют - именно сейчас. Не  в
далеком прошлом, как это казалось поначалу. Но я убежден с некоторых  пор,
что все наши представления о Странниках ничего общего с  действительностью
не имеют. У нас слишком  сильная  инерция  мышления,  мы  приписываем  им,
вольно и невольно, человеческие черты. Или хотя  бы  черты  известных  нам
негуманоидов. А они - совсем другое...
     - Вы их боитесь? - вдруг спросила Аля.
     Горбовский посмотрел на нее искоса, вздохнул:
     - Ну что значит - боюсь... Привык уже.
     - Понятно, - сказала Аля.
     - Их становится как-то неприятно много, - сказал Горбовский. - То  ли
мы раньше не замечали их следов, то ли... то ли этих  следов  не  было.  Я
помню: мы  ведь  специально,  целенаправленно  искали  эти  следы,  каждая
пуговица была сенсацией. А вот уже лет двадцать - не ищем,  потому  что  -
какой смысл искать то, что  в  изобилии?  Начинает  казаться,  что  космос
засижен Странниками как мухами... Смешно: на Луне - туннель  из  янтарина!
Как раньше не  заметили,  непонятно.  Буквально  под  Птолемеем...  тысячи
людей: ходили, копали, строили - никто не видел. И вдруг: вот  он.  Старый
такой,  в  пыли  весь.  Как  это  понять?  То  ли   сто   лет   полнейшего
разгильдяйства и верхоглядства, то ли Странники  умеют  значительно-больше
гитик, чем наша наука.
     - Просто они живут не только в  пространстве,  но  и  во  времени,  -
сказала Лариска.
     - Вот и Комов так считает, - грустно согласился  Горбовский.  -  А  я
боюсь, что - не только это:
     - Мы отклонились, - сказала Тамарка. - Вон где площадка.
     Она показывала далеко в сторону, где на самом  деле  мелькнула  между
кронами желтая крошечная башенка.
     - Не понимаю, - сказала Аля. - Вот же - курс...
     - Не обращайте внимания, Саша, - мягко сказал Горбовский. - Что такое
автопилот? Железка... У меня ощущение, что мы все - человечество, что  ли,
- вселились в покинутый дом. Но не совсем  покинутый.  Сумасшедшие  киберы
устраивают сумасшедшие уборки. Призраки умерших хозяев приходят по ночам и
звенят цепями, воют, скрежещут зубами...
     - Подкидывают детей, крадут носовые платки... -  в  тон  ему  сказала
Аля.
     Тамарка завизжала.
     - Коза! - обернулась Аля. - Ты могла бы...
     Но  Тамарка,  по-настоящему  бледная,  смотрела  в  сторону  и  вниз,
указывая на  что-то  вздрагивающей  ручкой,  и  Аля  посмотрела  туда  же.
Выплывшая  из  зарослей  клетчатая  посадочная  площадка  была  пуста.   У
основания башни лежали два человека. С ними было что-то не в  порядке.  Но
надо было иметь  Тамаркины  сверхзоркие  глаза,  чтобы  увидеть  и  понять
увиденное...
     У лежащих просто не было голов.


                                   СТАС

     После "сьесты" я никак не мог  успокоиться:  трясло,  лил  пот,  зубы
стучали. Ни о каком мониторинге здесь, конечно, и думать  не  приходилось,
но  прежде  подобным   ощущениям   сопутствовало   то,   что   я   называл
"павианством": ловкая ходьба на четвереньках,  почесывания,  неразборчивые
звуки. Кое-что еще. Моих новых  тюремщиков  я  ни  о  чем  таком  не  стал
предупреждать - даже не знаю, почему. Должно же быть что-то, чего они  обо
мне не знают...
     И - странно: вдруг обнаружилось, что без  мониторинга,  непроизвольно
сосредоточась на том зареальном своем существовании, я  кое-что  -  слабо,
нечетко, размыто, непонятно,  бесцветно  и  бессмысленно  -  но  помню!  А
значит, можно поработать над этим...
     Пандорианский день клонился к вечеру. То есть - прошли как раз  сутки
с момента прилета гостей. Точнее - гостий. Я почему-то  знал  уже  твердо,
что встреча та начала иметь последствия, что сдвинулись какие-то пласты  в
мироздании, заскользили - и вот-вот (но не в смысле времени,  а  в  смысле
причин  и  следствий;  времени  же  может   пройти   и   век)   разразится
землетрясение, мое ли персональное, никем более не отмеченное,  или  же  -
повсеместное, повселюдное... Почему-то очень хотелось выть.
     ...Да знаю я, что я -  не  человек!  Копия,  подделка...  действующий
макет в натуральную величину... точность  молекулярная,  ну  и  что?  А  с
другой стороны...
     ...не вяжется что-то у этих подпольщиков. Но что  именно  -  пока  от
меня ускользает. Хотя вроде бы должно лежать близко и просто...
     ...и вроде бы как со мной самим - ну и что? Ну, гипноизлучатели. Прав
Эрик. Если это помогло выжить, спасло, если и сейчас  миллиарды  счастливы
не иллюзорно, не вопреки  реальности,  а  именно  потому,  что  жизнь  так
замечательно создана, сконструирована и воплощена, - то не оставить ли все
так,  как  оно  есть,  на  веки  веков?  Или  мы  опять  начинаем   искать
приключений?..
     А почему все-таки андроидам нельзя жить на Земле? Ведь не прихоть  же
это Мирового Совета?
     И - Странники...
     Я выгнал из головы все прочие мысли и заставил  себя  сосредоточиться
на двух последних. Пришел кто-то в биомаске, принес еду.  Я  автоматически
воткнул в себя несколько рыбных палочек, запил томатным соком.  Зарядился.
Держа при этом на лице скучающую гримаску. Приходилось  прилагать  усилия,
чтобы ее держать, потому что  то,  что  стало  возникать  в  голове  через
полчаса после начала усиленных спекуляций,  нравилось  мне  все  меньше  и
меньше.
     Наконец, почувствовав, что буксую, я зафиксировал в памяти результаты
размышлений, встал - и отправился на поиски компании. Не для  того,  чтобы
поделиться благоприобретенными сомнениями. Просто так.
     Шесть лет общения  с  Малышом  приучили  меня  не  придавать  особого
значения всплывающим из  каких-то  неведомых  глубин  знаниям.  Малыш  был
связан (а почему "был"?  Просто  -  "связан"...)  невидимой  пуповиной  со
своими создателями, я - со своими. Как ему приходили  ответы  на  вопросы,
которые он не в силах был задать, так вот и мне - пришел.
     Как его терзала боль от этих  немыслимых  ответов,  так  она  терзала
теперь меня.


                                   АЛЯ

     Кажется, она даже  вцепилась  в  него  руками.  Или  -  очень  хотела
вцепиться. Потом уже увидела, что сломаны  несколько  ногтей  и  до  крови
сбиты костяшки. Хваталась за рукав? Может быть.
     ...девчонок они выбросили из вертолета просто за шкирку, как котят, а
потом Горбовский почему-то решил, что ей тоже не следует туда  лететь.  Он
был неправ. Через красноватый туман в глазах она  видела,  как  происходит
нечто не слишком понятное. Наконец оказалось, что она летит с ним,  правда
на пассажирском месте. Сзади сидели  трое  ребят-пилотов,  прилетевших  на
выходные поохотиться: Горбовский мобилизовал их вместе с их карабинами.  В
воздухе неторопливого "Стерха"  обогнали  три  глайдера.  Но  когда  вновь
подлетели к площадке, оказалось, что никто еще туда не  садился,  глайдеры
ходили кругами, наблюдали; в эфире шла ожесточенная перепалка.  Горбовский
попросил всех замолчать, вытребовал представителя прогрессоров -  им  было
еще минут пять лету, - велел садиться следом и повел вертолет на  посадку.
Але показалось, что он разобьет машину, так стремительно метнулась в  лицо
земля, - но все обошлось, и машина села с ходу, даже не зависая.
     - Вот это класс, - сказали сзади.
     Лопасти еще вращались, когда все пятеро выпрыгнули на чуть пружинящее
покрытие посадочной площадки