алась истерика.
     - Заткнись! - грубо оборвал ее Авери. - Здесь  нет  ничего  смешного.
Мое чувство юмора давным-давно атрофировалось.
     Он встал, окинул девушек  взглядом.  Их  одежда  была  порвана,  руки
исцарапаны. У Мэри из пореза над глазом сочилась кровь.
     - Чем, черт возьми, вы  занимались?  Отбивали  атаку  жаждущих  секса
индейцев?
     Он  вовсе  не  собирался  говорить  ничего  подобного.  Он  был   так
неимоверно рад видеть их живыми и, в общем-то, невредимыми, что готов  был
плясать от радости. Внезапно, непонятно почему, но  перед  ним  стояли  не
просто Мэри и Барбара. Они принадлежали ему, они стали частью  его  семьи.
Они были его женами,  сестрами,  матерями,  возлюбленными...  кем  угодно,
главное - близкими людьми. Он знал, что любит их всем сердцем. Он  понимал
это, ибо знал, как он за них боялся.
     - Извини, что мы помешали  твоему  развлечению,  -  холодно  ответила
Барбара и швырнула разряженный револьвер на траву перед одной из  палаток.
- Один из этих маленьких носорогоподобных загнал нас с Мэри на  дерево.  А
потом умная тварь попыталась его свалить, - она содрогнулась. - Черт,  его
не так-то просто убить! Я вколачивала ему в голову пули одну за  другой...
Но если бы мы только знали, что ты занят столь важными исследованиями,  то
несомненно, с достоинством принесли бы себя в жертву. Только  бы  тебя  не
отвлекать.
     Авери улыбнулся.
     - Извините... В самом деле, извините... Я так  рад  вас  видеть,  что
сейчас расплачусь.
     -  И  вместо   того...   -   Барбара   демонстративно   рассматривала
разбросанные по земле фотографии.
     - Не мои, -  коротко  сказал  Авери,  непонятно  почему  ощущая  себя
предателем. - Я услышал выстрелы... бежал слишком долго и слишком  быстро,
упал, притащился сюда и обнаружил полный разгром в нашем маленьком  уютном
доме. Я думал... Черт! Я не знал, что и подумать.
     - Если они не твои, - начала Мэри, - значит, они...
     - Выбор не богатый, правда? - взорвался Авери. - И это все,  что  вас
беспокоит? Вы чуть не погибли, наш лагерь почти стерт с лица земли. Одному
Богу ведомо, где сейчас Том...  А  вами  нежные  души  шокированы  жалкими
полуодетыми красотками! Где ваше чувство меры?
     - Оно  умерло  вместе  с  носорогоподобным,  -  с  внезапной  яростью
ответила Мэри. - Но раз эти произведения искусства кажутся тебе  настолько
ценными, то нам, вероятно, следует тебе помочь.
     Она наклонилась и тоже стала собирать фотографии.
     - Я надеялся убрать их обратно в сундук до возвращения Тома,  -  вяло
пояснил  Авери.  -  Это  самое  лучшее...  Но  ты,  Мэри,  можешь  уже  не
беспокоиться. Вон он идет по берегу. Он тоже, наверно, услышал выстрелы.
     Авери заметил Тома, когда тот был уже в нескольких  сотнях  ярдов  от
лагеря. У него на плечах лежала туша  какого-то  животного,  напоминавшего
миниатюрного оленя.  Он  шел  упруго  и  энергично,  как  человек,  весьма
довольный собой. Подойдя ярдов на пятьдесят, Том разглядел, что  случилось
с лагерем и перешел на бег. А потом он увидел  замерших,  словно  в  немой
сцене,  ожидающих  его  Авери,  Мэри  и  Барбару.  Он  увидел  также  пару
фотографий, унесенных ветром. Уронив бездыханную тушу, он медленно подошел
к своим спутникам.  Взгляд  его  стал  пустым,  лицо  -  лишенным  всякого
выражения.
     - Рад видеть тебя в целости и сохранности, - с наигранной  веселостью
сказал Авери. - У нас тут прямо-таки  день  катастроф.  Барышень  чуть  не
растоптал жаждущий крови носорог. Я услышал выстрелы, побежал и  заработал
первоклассный сердечный приступ.
     Том молча встал на колени и начал собирать оставшиеся фотографии.
     Авери смотрел на него и не знал, что сказать.
     - Все в порядке, Том, - начала  Барбара  ласковым,  слишком  ласковым
тоном. - Моя слабость - виски. У Ричарда и у Мэри тоже есть свои слабости.
Все это теперь ничего не значит.
     Том молчал. Он упорно собирал фотографии...
     - Том, - Мэри робко коснулась его  плеча,  -  милый  Том.  Ты  можешь
ничего не стыдиться... - она заколебалась и продолжала. - Я набивала  себя
конфетами... я ничего не могла с собой поделать... У меня  была  тряпичная
кукла, и... чтобы уснуть, я должна была зажать ее между  ногами...  -  она
сглотнула. - Если я этого не делала, мне становилось страшно. И я начинала
дрожать...
     Мысленно Авери снял перед Мэри свою несуществующую шляпу. Мэри, тихая
Мэри, скромная Мэри, стыдливая Мэри... Боже мой, она была великолепна!
     - Ну, пожалуйста, Том, - между тем продолжала Мэри. - Мы  не  смеемся
над тобой. Мы могли бы смеяться неделю тому  назад  в  Лондоне.  Или  даже
вчера. Но не сегодня. Ничего не надо стыдиться...
     - Стыдиться?! - Том повернул к ней залитое слезами  лицо.  Его  голос
дрожал. - Стыдиться? Да знаешь ли  ты,  чего  лишили  меня  эти  маленькие
смешные картинки? Они стоили мне пятнадцати лет жизни! И ты  говоришь  мне
не стыдиться! - он засмеялся, но в смехе его слышалась невыносимая мука. -
Один высокопоставленный господин из Вены, психиатр-любитель,  утверждал  в
шутку,  что  секс  -  это   всего   лишь   неудовлетворительный   суррогат
мастурбации. Я, черт возьми, пятнадцать лет доказывал  правильность  этого
утверждения... Вы, небось, даже не знаете что это такое  -  мастурбация...
Мой отец знал. Он был священником. Он частенько рассказывал нам, мальчикам
из церковного хора, о греховности плоти... через воскресенье.  Мастурбация
вызывает безумие, паралич, все  самые  страшные  болезни,  которые  только
существуют на белом свете... Я верил ему. Я  верил  каждому  его  слову...
пока не настал день, когда у  меня  не  стало  отца,  а  в  нашей  деревне
священника. И знаете почему?  Потому,  что  он  сел  на  полтора  года  за
совращение. Там был мальчик... маленькое чудовище...  но  мой  отец  часто
говорил, что у него лицо, как у ангела... Может и так, но святой Боже, что
же он был за дрянь!.. Кто совратил кого? Я могу только гадать. Я гадаю уже
пятнадцать лет... Я старался избегать риска. О, Боже, как я был осторожен.
Я ни разу не спал с женщиной. Я ни разу ни с  кем  не  спал.  Я  не  хотел
дважды совершать одну и  ту  же  ошибку.  Я  не  собирался  больше  никому
доверять. Никому верить... И к чему это меня привело? К этим, возлюбленным
четырехцветным  шлюхам  всех  форм  и  размеров.  Оно  принесло  мне  ночи
трехмерных снов - таких, что мне чудилось, будто я тону в черной мраморной
ванне, полной теплой, как кровь, воды. Оно подарило мне дни страданий, дни
раскаяния... и новые ночи. Всю  жизнь  я,  как  страус,  прятал  голову  в
песок... - рыдая, Том ничком повалился на землю.



                                    12

     К тому времени, как они более или  менее  прибрались  в  лагере,  уже
наступил вечер. Вечер теплый и чистый, и в  ясном,  усеянном  драгоценными
камнями небе вновь царили две бледные луны.
     Авери, Мэри и Барбара сидели вокруг костра. Оными понемногу приходили
в себя после тяжелого дня  и  одновременно  переваривали  ужин:  отбивные,
вырезанные из добытого Томом оленя-лилипута, и  на  закуску  фрукты.  Тому
повезло -  ему  удалось  загнать  оленя  в  заросли,  где  тот  безнадежно
запутался. Потом Том сломал ему шею тяжелой дубинкой.
     Том, однако, не принимал участия в трапезе. Когда, наконец, он  сумел
взять себя в  руки  после  унизительного,  пусть  и  невольного  досмотра,
которому подверглась его личная жизнь. Том стал помогать приводить  лагерь
в порядок. Но он все время молчал и двигался как в трансе. Мэри  несколько
раз пыталась с ним заговорить, но, раз  за  разом  наталкиваясь  на  стену
молчания, в конце концов сдалась.
     Наконец, лагерь приобрел более или менее пристойный вид. И тогда  Том
снова заговорил.
     - Барбара, - совершенно спокойным голосом сказал он. - Не могла бы ты
пожертвовать мне полбутылочки виски?  Я  хотел  бы  отметить  лишний  день
рождения.
     Она дала ему бутылку, и, крепко  сжав  ее  в  руке,  Том  удалился  в
палатку, которую они делили с Авери. Это произошло пару часов тому  назад.
С тех пор Том из палатки не выходил. Оттуда не доносилось ни  звук,  разве
что изредка - приглушенный стук бутылки о пластмассовый стакан.
     Авери мрачно глядел в огонь. "Вот и кончается второй  день,  -  думал
он. -  Вот  и  кончается  гордость,  самоуверенность,  порядок  и  чертово
руководство".
     Ну и дурак же он  был,  полагая,  будто  они  смогут  играть  веселую
четверку на коралловом острове.  Дурак,  что  не  настоял  на  непрерывной
охране лагеря. В общем, дурак и точка.
     Лагерь,  судя  по  всему,  "обработали"   впервые   замеченные   Мэри
"греческие боги".  Животные  не  могли  такого  устроить.  И  если  только
нападение его, ее, или скорее всего, их, на пустой лагерь не  было  чистой
случайностью, то с неумолимой и жестокой логикой следовало, что  он,  она,
или скорее всего, они довольно долго следили за лагерем и людьми. Может, и
сейчас они прячутся где-нибудь в темноте, планируя новое  развлечение  для
своих жертв. У Авери даже мурашки побежали по спине от этой  мысли,  и  он
постарался ее забыть. Если он и дальше будет продолжать в том же духе,  то
очень скоро со всех сторон появятся невидимые глаза... и  пара  батальонов
кровожадных дикарей.
     К счастью, Барбара отвлекла его.
     - Что нам теперь делать? - спросила она.
     На этот вопрос Авери мог ответить. Кто угодно мог  ответить  на  этот
вопрос.
     - Переезжать, - сказал он. - Как только рассветет, мы  найдем  место,
которое можно легко защитить. Там мы и поселимся на полуосадном положении,
пока ничего не изменится.
     Он мог бы добавить: или пока мы не перестанем существовать как единая
группа; или пока нас всех не перебьют; или пока мы все  не  заболеем;  или
пока нас не сожрут дикие  звери;  или  пока  из  какого-нибудь  четвертого
измерения на нас не вывалятся огромные золотые сферы; или пока нас всех не
усыпят маленькие блестящие кристаллы, и мы не проснемся  в  раю.  Все  это
казалось  Авери  примерно   одинаково   возможным.   По   правде   говоря,
единственным абсурдным предположением  являлось,  что  они,  все  четверо,
выживут и обоснуются на этой, чужой им, планете.
     Но  Барбаре  было  одиноко  и  страшно.  "Долг  каждого   английского
джентльмена (давно вымершая особь!), - думал Авери, - прежде всего спасать
женщин и детей". Подумав, он решил ободрить Мэри и  Барбару  оптимистичной
сказочкой.
     - Вы особенно не волнуйтесь, - начал он. - Сегодня еще только  второй
день Скоро мы овладеем ситуацией... Сегодня нам досталось на орехи,  но  в
некотором смысле нам еще  повезло.  Мы  поняли,  что  здесь  ничто  нельзя
считать само самим разумеющимся. Ничто. Мы усвоили очень  важный  урок.  И
обошелся он нам всего лишь в несколько предметов, так сказать,  роскоши  и
кое-какой  кухонный  инвентарь.  Завтра,  первым  же  делом,   мы   найдем
практически неприступное место, а затем...
     - От твоих слов нам стало значительно  легче,  -  сухо  прервала  его
Барбара. - Боюсь, урок обошелся нам куда дороже, чем ты думаешь. И я  даже
знаю, кто оплатил счет, - и она кивнула в сторону палатки, где сидел Том.
     - Бедняга Том, - вздохнула Мэри. - Как вы думаете, с ним будет все  в
порядке?
     - Ну, разумеется, - раздраженно воскликнул Авери. - Пострадала только
его гордость. И все. Все рано и поздно оказываются в  подобном  положении.
Правда, обычно это происходит рано, а не поздно...
     - Похоже, Том испытывал это в  течение  последних  пятнадцати  лет  с
завидной регулярностью. Может, этот последний удар сработает  по  принципу
"победить или умереть"... Но я бы не хотел гадать, как оно выйдет.
     В этот момент, откинув полог, из палатки  появился  Том.  В  руке  он
держал бутылку из-под виски. Пустую.
     - Дети мои, - басом сказал  он.  -  Мне  почему-то  кажется,  что  вы
поминали   имя   некоего   Томаса   Саттона,   эсквайра,   всуе...   Можно
присоединиться к вашему застолью?
     - Рад, что ты смог прийти, -  ответил  Авери,  решив,  что  беспечный
ответ - самый безопасный.
     - Есть хочешь? - спросила Мэри. - Отбивные просто великолепны.
     Том яростно затряс головой.
     - Ибо он питался медовой росой и пил молоко рая... Извините,  друзья,
но у меня для вас есть подарок.
     Он снова скрылся в палатке. А через несколько секунд появился,  держа
в руках охапку цветных картинок.
     Одну из них он протянул Авери.
     - Держи вот эту, старина. Coitus  exoticus.  Как,  черт  возьми,  они
ухитрились встать в эту позу?
     Авери решил остаться беспечным.
     - Есть только два возможных ответа. Они это делают с помощью  зеркал.
Или же это результат пластической операции.
     - Совсем неплохо, шкипер, - хмыкнул Том. - Подыграем старому  дураку,
так? Делаем вид, будто ничего не случилось, и все такое прочее...
     Повернувшись к Барбаре, он сунул ей другую фотографию.
     - Оцени-ка художественные достоинства этого экземпляра, красавица  ты
моя. Coitus suntheticus. Оружие, милая леди, здесь из первоклассного тика.
     - Том, - спокойно отозвалась Барбара. - Что ты, черт  возьми,  хочешь
нам доказать?
     - Ага! - радостно воскликнул Том. - Прекрасный вопрос. Теперь я вижу,
что сегодня здесь собралась взрослая и очень серьезная  аудитория.  Что  я
хочу доказать? И правда, что? Дорогая леди,  мне  нечего  доказывать.  Все
fait accompli. Том, впавший в детство тип, наконец разоблачен. И вот перед
вами стоит Томас Саттон, эсквайр. Стоит  перед  вами  и  что-то  мычит,  и
страдает психиатрическим поносом.
     - Том, дорогой, перестань, - заплакала Мэри. - Перестань, пожалуйста.
Ты нам нужен... Очень нужен.
     Рыдания наполовину заглушили ее слова. Но эффект  получился  поистине
волшебный.
     - Кажется мне, я слышу голос дамы, попавшей в беду,  -  начал  Том  и
вдруг замолк.
     Он растерянно заморгал, закачался, чуть не упав в костер, и с размаху
уселся рядом с Мэри.
     - Что ты сказала? Мэри, что ты сказала?
     - Не надо так, - хлюпала Мэри. - Не мучай себя, пожалуйста...  Мы  не
можем без тебя... Вы с Ричардом... Вы должны...
     Том обнял Мэри за плечо. В этот миг он казался на удивление трезвым.
     - Ты сказала: Том, дорогой... Это очень  мило  с  твоей  стороны,  но
совсем не обязательно. Это вовсе не  должно  что-либо  значить.  Мэри,  ты
должна это понимать. Это вовсе не должно что-либо значить. Но то,  что  ты
можешь сказать: Том, дорогой... После  того...  Никто  никогда  раньше  не
говорил: Том, дорогой... Наверно, моя мать. И больше  никто...  Не  плачь,
Мэри. Мне нужно, чтобы во мне нуждались. Мне это  было  нужно  много-много
лет.
     Авери  хотелось  провалиться  сквозь   землю.   Барбаре   тоже.   Они
присутствовали при чем-то слишком  остром,  слишком  болезненном,  слишком
личном для такой большой компании. Но они ничего  не  могли  поделать,  не
могли никуда уйти. Они могли только сидеть и слушать.
     И вдруг Том схватил в  охапку  фотографии  и  картинки  и  с  размаху
швырнул в огонь.
     - Жертва всесожжения богине бессильных гормонов!  -  закричал  он.  -
Прощание англичанина с бесстыдством!
     Он захохотал и - чудо  из  чудес  -  его  смех  звучал  действительно
весело.
     - Господи, сколько бы эта коллекция стоила на Нижней Четвертой улице!
     - Ты подал нам всем  пример,  -  заявила  Мэри,  вытирая  заплаканные
глаза. - Я при всех отказываюсь от шоколада и моей тряпичной куклы.
     - Вы такие волевые, -  захихикала  Барбара.  -  Разбойники,  вы  куда
сильнее меня. Можно мне еще хоть немного попользоваться моим костылем? Мне
без виски никуда.
     - Вы находитесь в штаб-квартире Лиги Борьбы за Моральную  Чистоту,  -
торжественно объявил Том. Он икнул.  -  Приказом  герр  капитана  Ричарда,
самого благородного из нас и  не  имеющего  слабостей,  вы  впредь  будете
ограничиваться тремя порциями виски в день.
     - Но ведь Авери тоже не без изъяна, - улыбнулась  Барбара.  -  И  его
слабость - самая страшная из всех.
     - И в чем же моя ахиллесова пята? - поднял бровь Авери.
     - Воспоминания, - ответила Барбара,  кладя  руку  ему  на  колено.  -
Слишком много воспоминаний.
     Авери подумал о Кристине. А потом подумал о смертельном холоде долгих
лет после ее смерти. Может, Барбара и права. Может,  бывают  воспоминания,
которые становятся пороком. Может, это как-то  связано  с  пьедесталами  и
совершенством... и горькой, одинокой радостью  сотворения  образа  слишком
прекрасного, чтобы оказаться правдой. Он пытался быть  честным...  но  что
толку  в  честности,  когда  ищешь  подходящий  предлог   для   оправдания
поражения. Может, Барбара более права, чем она думает.
     - В общем, все детки Бога  имеют  свои  недостатки,  -  непринужденно
сказал  он.  -  Похоже,  нам  придется  некоторые  из  них  превратить   в
достоинства... А единственные стоящие достоинства  в  этом  мире  те,  что
способствуют нашему выживанию.



                                    13

     Ночь прошла спокойно. Дежурили они по двое - сперва Барбара с  Авери,
потом Том и Мэри. И еще одно новшество, неожиданное,  но  всеми  молчаливо
одобренное. Спать они отправились тоже парами. Не любовники, нет. Даже  не
мужчина и женщина. Почти  как  усталые  дети,  в  поисках  утешения  тесно
прижимающиеся друг к другу.
     Прецедент создали Том и Мэри. Авери сказал им, что они  могут  часика
три соснуть, прежде чем настанет их черед заступать на дежурство.
     -  Жаль,  -  сказал  Том,  глядя  на   Мэри.   -   Мы   только-только
познакомились... Ну, ладно, это, наверно, может обождать и до завтра.
     - Совсем  не  обязательно,  -  неожиданно  заявила  Мэри.  -  Хорошей
стороной  нашего  положения  является  то,  что  мы  совсем   не   обязаны
придерживаться всяких глупых правил приличия.
     - Да будет доверие между  ворами...  -  Том  протянул  Мэри  руку.  -
Готова?
     - Да, Том.
     Они залезли в  палатку,  ранее  носившую  имя  "мужского  общежития".
Некоторое время оттуда раздавались приглушенные голоса, потом стало тихо.
     И тут Авери увидел, что Барбара  плачет.  Или  не  плачет,  а  просто
позволяет слезам Катиться по ее щекам.
     - Что случилось?
     - Все в порядке, Ричард, - ее  голос  был  совершенно  спокоен.  -  Я
просто  подумала,  что  мы  наконец-то  начинаем  становиться  людьми.  До
сегодняшнего дня мы людьми не были. Мы пытались играть  выдуманные  кем-то
роли...  все  время  тараторили  выученный  загодя  текст...  Теперь,  мне
кажется, мы пытаемся  найти  самих  себя.  Найти  себя  друг  в  друге.  В
некотором смысле это страшно. Но и хорошо. Действительно хорошо.
     - Я понимаю, что ты имеешь в виду, - кивнул Авери. - Несколько  часов
тому назад Тому хотелось забиться в самый дальний, самый темный угол, а мы
все чувствовали перед ним свое моральное превосходство... Странно, как все
изменилось... Мне начинает казаться, что тот, кто  разгромил  сегодня  наш
лагерь, оказал нам тем самым очень большую услугу.
     - Спасибо, больше не надо, - поморщилась Барбара. - Я только надеюсь,
что больше ничего подобного не повторится.
     Когда настало время смены, Авери и Барбара, не раздумывая, залезли  в
одну  палатку.  И  не  было  беспокойного  волнения  страсти,   а   только
благодарность и странное чувство облегчения. Словно они слали  вместе  уже
много-много лет.
     Том поднял их, когда завтрак был уже готов: фрукты,  вода  и  печеная
свинооленина (как назвал это сглатывавший  слюнки  Том)  -  обжаренная  на
палочках, сочная и восхитительно вкусная. Завтракали они почти сразу после
восхода солнца. Им предстоял долгий и трудный день.
     - Руководитель экспедиции, - обратился к Авери Том. -  Дозволь  слово
молвить.
     - Молви, - разрешил Авери с  улыбкой.  -  Но  только  помни:  сегодня
кончается мой срок. Учитывая мои достижения, я сомневаюсь, что  мне  стоит
выдвигать свою кандидатуру на переизбрание.
     - Продолжая эту не слишк