ебе. Со вздохом облегчения она прижалась к  нему.  Так  они  и  сидели,
обнявшись...
     - Подумать только, - наконец прошептала Барбара, - что делает контакт
с другим человеком... я имею в виду реальный, физический  контакт.  Десять
минут  назад  я  дрожала,  словно  туго   натянутая   струна,   а   теперь
расслабилась...
     - Но не слишком, я надеюсь.
     - Нет, не  слишком,  -  отозвалась  Барбара,  глядя  на  него  как-то
странно.  -  Все  еще  только  начинается,  и  мы  должны  быть  чертовски
взрослыми, так?
     Авери не нашелся, что на это ответить, а Барбара  только  еще  крепче
прижалась к нему. И эта близость давала ему самому ощущение  безопасности,
словно где-то внутри медленно раскручивалась сжатая спираль пружины. И еще
удивительнее  (и  приятнее),  что  никакие  сексуальные   устремления   не
заслоняли этого чувства близости и взаимной необходимости...
     - Может, пойдешь обратно спать? - спросил он через некоторое время.
     - Нет уж, спасибо, - пробормотала она. - Это куда лучше сна.
     Так они и сидели долгие,  долгие  часы,  не  разговаривая,  почти  не
думая, просто наблюдая за огнем и слушая  странные  и  таинственные  звуки
ночи, накладывавшиеся на постоянный, неумолчный шорох морского прибоя.



                                    10

     Ночь прошла совершенно спокойно. Две луны, одна чуть  больше  другой,
светящимися воздушными шарами плыли в усыпанном  звездами  небе.  Но  вот,
наконец, красное солнце, удивительно похожее на земное,  высунулось  из-за
верхушек деревьев...
     Ричард и Барбара вместе просидели у костра почти до рассвета.  Том  и
Мэри дежурили поодиночке и, в общем-то, не долго  -  ну,  может,  по  часу
каждый. Несмотря на то, что спали они совсем  мало,  и  Авери,  и  Барбара
чувствовали себя преотлично: за завтраком им даже не верилось,  что  почти
всю ночь они, обнявшись,  как  пара  влюбленных  подростков,  просидели  у
костра. Вспоминая об этом, Авери испытывал некоторое  смущение.  Эта  ночь
знаменовала возникновение какой-то близости, к  которой  он  пока  был  не
готов.
     Позавтракали они предельно просто - остатками  фруктов.  Потом  Авери
попросил Тома еще раз посмотреть карточки и отправиться  на  охоту  -  без
револьвера.
     Том был явно не в духе - возможно, думал Авери, из-за выпитого  вчера
виски. Но после небольшой речи о бесплодности попыток поймать дичь  голыми
руками Том все-таки отправился охотиться. Походив по берегу,  он  подобрал
несколько удобных камней и направился в лес. На этот раз  Авери  никак  не
стал  его  ограничивать.  Единственное,  о  чем  он  попросил  -  это   не
заблудиться и часа через три вернуться  в  лагерь.  Рано  или  поздно,  но
рисковать придется... Пока ничего страшного не произошло, и Авери  начинал
надеяться, что грозящие им опасности не так велики, как он опасался.  Куда
больше его беспокоил мужчина, которого видела Мэри. Но  полностью  уйти  в
оборону... это и непрактично, и просто-напросто глупо.
     Сам он решил отправиться в небольшую разведку  по  берегу  моря.  Ему
очень хотелось разрешить для себя одну проблему. Авери прекрасно  понимал,
что всего за один день он вряд ли найдет  ответ.  Проблема  заключалась  в
том, где они находятся:  где  их  высадили  -  на  сравнительно  небольшом
острове или на континенте? Пока он этого не знал.  Ответ  на  этот  вопрос
пусть и не имел непосредственного значения для  выживания,  но  Авери  все
равно очень хотелось его узнать.
     Прежде чем отправиться в путь, Авери оставил четкие указания  Барбаре
и Мэри. Они не должны выпускать друг друга из виду. Они  должны  держаться
как можно ближе друг  к  другу.  Если  они  решат,  например,  сходить  за
фруктами, они должны каждая взять с собой нож или топорик, а одна  из  них
должна впридачу прихватить револьвер. Он  повторил,  что  револьвер  можно
применять только в самом крайнем случае. Он добавил, возможно, и  ненужный
совет, что если уж дело дойдет до его  применения,  то  не  надо  пытаться
ранить (в кого бы они ни целились, в животное или в человека),  бить  надо
насмерть.
     Стояло теплое ясное утро, и Авери с оптимизмом глядел в будущее.  Его
радовало не что-то конкретное, просто сам удивительный и непостижимый факт
собственного существования. Приблизительные расчеты показали, что день  на
этой планете  длится  около  двадцати  восьми  часов.  Сейчас  солнце  уже
поднялось над горизонтом выше, чем  когда  они  вчера  пришли  в  себя  на
берегу. Ну ничего, времени впереди еще предостаточно.
     "Первый день, - решил Авери, - естественно, был несколько суматошным.
Второй день они потратят на исследования, чтобы увереннее чувствовать себя
в этом, прежде незнакомом им, месте".
     Авери шел по берегу, наверно, около получаса и вдруг увидел на  песке
человеческие следы. Две цепочки следов - в одной следы чуть больше, чем  в
другой - наверно, мужчина и женщина... Нет, не две, а четыре. - Они шли от
деревьев к маленькому каменистому пруду, а потом обратно,  исчезая  там  в
траве и кустарнике. Следы были ясные и казались совсем свежими.  Тот,  кто
их оставил, не мог далеко уйти.
     Авери осторожно подошел к деревьям, посмотрел тут и там, но ничего  и
никого не нашел. Тогда он вернулся к пруду.
     Пруд был  небольшой,  всего  в  нескольких  ярдах  от  верхней  точки
прилива. Чужаки, судя по всему, довольно долго стояли на коленях на  самом
краю пруда. В мягком песке остались четкие отпечатки их пальцев.
     Авери осторожно встал на колени там, где совсем недавно  стояли  они.
Он заглянул в воду. Пруд был  пуст,  если  не  считать  нескольких  мелких
рыбешек и круглых гладких камней на  дне.  Но  вот  один  из  этих  камней
пошевелился, и Авери узнал в  нем  обычного  краба.  Согласно  пластиковой
карточке,  крабы   отличались   питательностью   и   отличными   вкусовыми
качествами. Жаль, что у него нет с собой ничего,  чем  их  можно  было  бы
поймать и в чем нести. Авери совсем  не  улыбалось  ловить  крабов  голыми
руками.
     Авери задумался: может, вернуться в лагерь за кастрюлей  или  ведром?
Но потом решил, что не стоит. В конце концов,  Том  отправился  на  охоту.
Если он ничего не поймает, то вполне может сообразить набрать крабов.
     Возможно, чужаки пришли к этому пруду в поисках  еды.  Возможно,  они
сюда еще вернутся.
     Авери встал и неуверенно огляделся. Затем, после  недолгих  раздумий,
решил продолжить разведку. Но от его первоначального оптимизма не осталось
и следа. Он снова нервничал. Снова ему грозила какая-то опасность.
     И тут ему в голову пришла совершенно удивительная мысль. А что,  если
чужаки (как он начинал о них думать) вовсе не местные жители,  а  высажены
здесь теми же самыми "инопланетянами". Вот  смешно  будет,  если  тут,  на
чужой планете, живут две группы землян. И обе до смерти боятся встретиться
друг с другом. Но тут он вспомнил, как  Мэри  описывала  своего  "золотого
человека". Не очень-то похоже на человека, которого только что похитили  с
его родной планеты - скорее уж некто, чувствующий себя здесь как  дома,  и
весьма удивленный и встревоженный появлением незнакомцев.
     Авери шел по берегу. Он старался держаться поближе к морю - если  кто
и следит за ним, прячась  в  густых  изумрудных  зарослях,  то  не  сможет
подобраться к нему незамеченным.
     Шло время. Приближался полдень. Ничего не происходило. Авери  обогнул
несколько маленьких бухточек, пересек один довольно длинный мыс. Он шел  и
шел, и все  равно  оставалось  неясным  -  то  ли  это  крохотный  участок
длиннющего побережья,  то  ли  он  уже  обогнул  половину  острова.  Авери
казалось, что берег понемногу загибается вправо. Но все равно - это вполне
мог оказаться небольшой изгиб огромного континента.
     Авери испытывал разочарование. Он подошел  к  этой  своей  экспедиции
совершенно по-дилетантски. Ему следовало замерить  искривление  берега  по
изменению положения  солнца  или  иным  каким-нибудь  способом.  С  другой
стороны, он начинал волноваться о Барбаре и Мэри. Ему пришло в голову, что
идея оставить женщин одних была далеко не самой удачной.  Если  уж  на  то
пошло, что и им с Томом, пожалуй, не  следовало  бродить  в  одиночку.  "С
этого момента, - пообещал Авери сам себе, - пока они не изучат все кругом,
выходить за черту лагеря можно будет только вдвоем -  мужчина  и  женщина.
Так, без сомнения, безопаснее".
     Посмотрев на часы, Авери обнаружил, что находится в пути  уже  больше
двух  часов.  А  он-то  собирался  отсутствовать  не  более  трех!   Авери
остановился, посмотрел на тянущийся вперед  берег  -  снова,  пусть  и  не
слишком резко, поворачивающий вправо. Он не увидел ничего нового  -  точно
такой же песок, как и тот, по которому он  шел  уже  столько  времени.  Он
окинул взглядом море, пристально вглядываясь в горизонт. Ничего.
     Ясное безоблачное небо. Прямо над головой оно  густо-синее,  там  же,
где встречается с морем, растворялось в призрачной фиолетовой дымке. Авери
стоял и смотрел на туманный  фиолетовый  горизонт.  На  какой-то  миг  ему
показалось, будто он различает смутные очертания земли. Но еще  через  миг
все исчезло. Опять появилось... и вновь растворилось в фиолетовом  тумане.
Может, он и вправду увидел землю, а может, просто нависшую над морем шапку
темных облаков, а может, у него просто рябило в глазах.
     Неохотно Авери двинулся в обратный путь. Он решил никому не  говорить
об этом мираже  -  если  это,  конечно,  был  мираж.  Иначе  и  им  начнет
мерещиться всякая всячина. Но если это и впрямь земля, то рано или  поздно
кто-то другой тоже ее увидит.  В  любом  случае,  до  нее  было  не  менее
двадцати миль, может, даже больше. Без лодки... двадцать миль морем -  это
двадцать  миль  морем...  Лодку,  конечно,  построить  можно...  С  другой
стороны, зачем тратить силы и время на постройку лодки, когда и  без  того
достаточно проблем? Самое главное сейчас - научиться здесь жить... У  него
начинала болеть голова.
     Вдруг он замер как вкопанный. Он не  верил  своим  глазам.  Он  почти
добрался до каменистого пруда, где видел следы чужаков. Но внимание  Авери
привлек совсем не пруд. Авери пруда и  не  видел.  А  не  видел  он  пруда
потому, что тот скрывался за гигантским, ослепительным золотым шаром ярдов
тридцати в поперечнике. За шаром, который, казалось,  вот-вот  скатится  в
море... откуда он, возможно, и появился.
     Открыв рот, Авери глядел на неподвижный искрящийся шар. Шар  сверкал.
На него больно было смотреть, но Авери не мог отвести глаз. Он чувствовал,
как его охватывает паника - крошечный росток безумия рос и рос, и отчаянно
пытался поглотить всего Авери.
     "Может, это само солнце,  -  мелькнула  у  него  совершенно  дурацкая
мысль. - Само солнце упало с небес и лежит теперь на морском  берегу.  Оно
вовсе не огромный космический костер, а всего-навсего тридцатифутовый  шар
расплавленного золота... И время остановилось, ибо я давно уже должен  был
превратиться даже не в уголь, а в пар".
     Пот  градом  катился  по  его  лицу.  Глаза  немилосердно  слезились.
Далекий, еле слышный шепоток здравого смысла заверял Авери,  что  тот  все
еще жив. Паника прошла, так и не овладев  Авери.  Оправившись  от  первого
шока, снова заработал его мозг.
     Огромный светящийся шар не шевелился. И  однако  как-то  же  он  сюда
попал! Авери совершенно твердо знал, что час назад здесь ничего  подобного
и в помине не было.
     Невзирая  на  ослепительный  свет  и  странно   нереальное   ощущение
обжигающего  жара,  Авери  заставил  себя  подойти  поближе.  Он   пытался
рассмотреть следы на песке.
     Но никаких следов не обнаружил.  Под  шаром  не  было  даже  вмятины.
Гигантский и невесомый, он словно висел на  конце  невидимой  нити.  Авери
осторожно обошел его  кругом.  Ничего...  Ничего,  кроме  пруда  и  следов
чужаков, обнаруженных им ранее.
     И вдруг Авери услышал слабый, сухой треск - как будто ломались  куски
тонкого оконного стекла. На миг Авери даже решил, что этот звук ему только
почудился. Но в то же мгновение золотой шар исчез.
     Он не взмыл вверх и не улетел прочь Он  не  издал  никакого  громкого
звука, и  сухой  песок  не  взлетел  клубами  к  голубому  небу.  То,  что
произошло, было так нелепо, что Авери даже засомневался в своем рассудке.
     Шар поблек, и его не стало.
     Золотая  сфера  тридцати  футов  в   поперечнике,   с   поверхностью,
наводившей на мысль о сверкающем расплавленном металле - не говоря  уже  о
нестерпимом жаре -  просто-напросто  испарилась  у  него  на  глазах.  Его
очертания задрожали, шар стал прозрачным, и в  следующую  секунду  его  не
стало.
     Авери стоял и смотрел. Моргнул. Глаза болели уже меньше. Его  шатало.
Он чувствовал себя глупым и опустошенным. Он  чувствовал,  что  больше  не
доверяет своему разуму, так же как не доверяет своему зрению.
     На песке не осталось ни малейшего следа.  Ни  ямочки,  ни  царапинки.
Ничего. Словно никогда и не было никаких загадочных шаров.
     "Так оно, несомненно, и есть, - неохотно признался сам себе Авери.  -
Провести пару дней узником сумасшедшего компьютера на  борту  космического
корабля и сутки на  острове,  где  запросто  можно  встретить  шестиногого
кролика, а в небе плывут две луны сразу...  тут  у  кого  угодно  начнутся
галлюцинации".
     И  однако,  Авери  все  равно  не  верилось,  что  сфера  ему  просто
померещилась. Так же, как в глубине  души  ему  не  верилось,  что  земля,
увиденная им на горизонте, лишь плод воображения.
     О чем это говорит? Ответ: он понемногу, шаг за шагом, сходит  с  ума.
Руководитель экспедиции! Лунатик, да и только!
     Господа, есть желающие поставить на выживание группы под руководством
старого, выжившего из ума Ричарда  Авери?  Свистать  всех  наверх!  Ну-ка,
ребята, приготовились отразить нападение воздушных шаров в двадцать четыре
карата каждый!  Ерунда!  Этих  гадов  можно  заставить  испариться.  Проще
пареной репы! Надо всего-навсего издать  звук  бьющегося  стекла.  Стекла,
разбиваемого шизофренией.
     Кстати, о звуке... Стекло тут ни при чем. Статическое  электричество.
Так потрескивает свитер, когда воздух очень сухой. Возьмите двух одетых  в
свитера девушек и потрите их друг о друга...
     "Боже мой, - думал Авери. - Так дело не пойдет. Мне давно пора вырыть
маленькую, теплую, уютную, темную ямку здравого смысла и  спрятать  в  ней
остатки моего растянутого, как резинка, сознания, прежде чем оно больно  и
кроваво щелкнет меня по носу".
     Возможно, все кругом - сплошная галлюцинация. И Мэри,  и  Барбара,  и
Том, и две луны, и компьютер,  проверяющий  уровень  интеллекта,  и  небо,
полное чужих звезд... может, все это, словно мусор из бака, вывалилось  из
моего подсознания...
     Возможно, я нахожусь в комфортабельной психушке в  Лондоне,  и  через
пару секунд проснусь после долгого электро-чего-то...
     Барбара, Том и Мэри. Ему хотелось  их  увидеть.  Увидеть,  потрогать,
поговорить с ними. Никогда в жизни ему ничего так  не  хотелось.  И  более
всего ему требовалось горькое утешение, что он не один.
     Он быстро пошел прочь от пруда, назад к лагерю. Но он уже  не  владел
собой. Он шел все быстрее и быстрее. Потом помчался бегом. Он был  слишком
стар для такого марафона.  Он  выкурил  слишком  много  сигарет,  позволил
своему телу потерять былую выносливость. Но сейчас это  его  не  заботило.
Скорость и только скорость...
     Он бежал, пока воздух не начал обжигать его легкие.  Он  бежал,  пока
его не захлестнула невыносимая боль в груди, словно сердце, как несчастный
пленник, пыталось вырваться на волю. Он бежал, пока мир  кругом  не  начал
темнеть, а лес и море  не  закружились  вокруг  зелено-голубым  хороводом,
каждую секунду грозя обрушиться и похоронить его в теплом, сладком  тумане
небытия.
     Он бежал, пока не услышал выстрелы.
     Один, два... три... четыре, пять, шесть...
     Они прозвучали совсем рядом. Словно стреляли внутри его головы.
     И тут в Авери что-то сломалось. Как подкошенный, он рухнул на  песок.
Он лежал и стонал.
     Ему хотелось выяснить, кто и почему стрелял. Он перевернулся на спину
и попытался встать. Но боль в сердце не отпускала. Она сидела в его  груди
- невидимый победитель, взявший под свой контроль  дрожащие  руки  и  ноги
несчастного Авери.



                                    11

     Он лежал, пока боль в груди не ослабла, пока его легкие не  перестали
разрываться на части при каждом вдохе. Он  пролежал  так,  наверно,  минут
пять, вне себя от беспокойства, выдумывая несчастья одно страшнее другого.
Наконец, после  трех  или  четырех  минут,  растянувшихся  в  бесконечные,
страшные часы ожидания, боль стала терпимой. Собравшись  с  силами,  Авери
встал на ноги - совсем не так просто, как может показаться -  и  побрел  в
сторону лагеря... Руководитель экспедиции! Он криво  усмехнулся.  Из  него
получился чертовски хороший руководитель! Да он не смог бы возглавить даже
отряд уважающих себя скаутов...
     В лагере никого не оказалось. Ни одной живой души. Только  пустота  и
разорение. Укоризненно глядели на него покосившиеся,  хлопающие  на  ветру
палатки (половина оттяжек разорвана). Кухонная утварь  разбросана,  словно
после побоища. Сундуки опрокинуты, их содержимое вывалено наружу.
     Свои краски и холсты Авери  обнаружил  полузарытыми  в  песок.  Пачки
сигарет рассыпаны, часть  из  них  открыта,  разорвана,  смята.  Несколько
пластинок поломано, но сам  проигрыватель,  как  ни  странно,  похоже,  не
пострадал.
     Вперемешку с одеждой и бельем валялись  конфеты  из  сундука  Мэри  -
словно в этих местах одновременно прошли дикая  и  расточительная  детская
вечеринка и групповая сексуальная оргия. Вещи Барбары сильно пахли виски -
несколько бутылок разбилось Но самая большая неожиданность поджидала Авери
у сундука Тома.
     Авери хорошо помнил, как предыдущей ночью - когда это было? год назад
или два? - Том ушел от ответа  на  вопрос  о  содержимом  своего  сундука.
Теперь его тайна предстала всеобщему  обозрению.  И  Авери  понял  причину
проявленной Томом скрытности. На песке пестро и нелепо валялись измятые  и
порванные останки мира фантазий  Тома  -  дюжины  открыток,  фотографий  и
цветных картинок одетых, обнаженных и полуобнаженных красоток. Часть  явно
вырезана из журналов, некоторые, наиболее откровенные, могли быть получены
не иначе, как по "частной  подписке".  Они  лежали  перед  Авери  веселые,
смущенные, манящие к себе, намекающие и демонстрирующие. Всякими Было даже
несколько фотографий скучающих, похоже, пар, занимающихся сексом  в  самых
разнообразных, порой абсолютно невозможных, позах.
     В  этом  месте  и  в  это  время  эти  картинки  даже   не   казались
порнографией, а просто жестокой и трагической иллюзией. Бедняга  Том!  Вот
они - символы его одиночества, его личного ада, его отчаяния.
     Прежде всего, не успев даже ни о чем подумать, Авери хотелось собрать
эти жалкие остатки открыток и  картинок.  Собрать  и  спрятать  обратно  в
сундук Тома, словно их никто и не трогал. Это неприлично - вытаскивать  на
свет божий и тем самым насмехаться над человеческими слабостями.
     Авери собрал фотографии, понимая, что скрыть случившееся все равно не
удастся. Но в конце концов, какое это сейчас имеет значение?  Если  судить
по царящему в лагере разгрому, то Том,  скорее  всего,  мертв.  Барбара  и
Мэри, наверно, тоже погибли. Так чего же  он,  Авери,  тратит  драгоценное
время невесть на что, вместо того, чтобы позаботиться о своей  собственной
безопасности? И однако, Авери упорно продолжал собирать уцелевшие  остатки
порнографической коллекции Тома.
     Он так углубился в свое занятие, что даже не услышал,  как  вернулись
Барбара и Мэри. Они обнаружили его стоящим на коленях посреди  разоренного
лагеря, подбирающим грязные двухмерные обрывки рассеянного мира грез.
     Мэри засмеялась. И в ее смехе слыш