сах. За этим последует  первый  поцелуй,  холодный,
пустой поцелуй, потом поглаживание рук, ног...
     Барбара больше так не могла.
     - Не надо, пожалуйста... - она отодвинулась.
     - Что-нибудь не так? - удивился он.
     Даже нежность в его голосе - и та была бездумной, чисто механической.
     - Да. Все не так, - горько заплакала она. - Скажи, где ты? Ты  где-то
витаешь, и я никак не пойму, где именно. Знаю только, что не здесь, не  со
мной... Это не ты хочешь любви, а  только  твое  тело  с  его  проклятыми,
генетически обусловленными условными рефлексами.
     Она дрожала В этот миг она ненавидела Авери, ненавидела  самое  себя,
слова, которые только что произнесла,  и  больше  всего  -  предательские,
обжигающие слезы.
     Авери испугался.
     - Барбара... - пробормотал он. - Дорогая Барбара... Прости меня.
     Начав эту разборку, Барбара уже не могла остановиться, хотя в душе  и
проклинала себя за это.
     - Чего тебе надо? - со злостью воскликнула она. - Какого  рожна  тебе
надо? Если ты хочешь, чтобы я вела себя как шлюха, скажи, и я стану  вести
себя так. Хочешь, чтобы я  делала  вид,  будто  я  стыдливая,  застенчивая
школьница? Скажи, и я постараюсь. Я готова ползать на карачках,  если  это
то, что тебе нужно... Но если я не знаю, чего ты хочешь, то как же.... как
я могу тебе это дать?!
     Авери чувствовал себя последней свиньей. Черт, - яростно думал он,  -
я и есть самая настоящая свинья... страдающая манией величия...
     - Мне хочется, - неуверенно начал он, - того, чего ты, Барбара,  дать
мне не можешь.
     От этого стало только хуже.
     - И чего же, черт возьми, тебе хочется? - плакала она.
     - Мне хочется узнать, - в отчаянии объяснил он, - тот мир, в  котором
мы очутились. Хочется понять, почему мы здесь, что мы можем  сделать...  Я
хочу знать. Я хочу знать нечто большее, нежели...
     - И это все? - Барбаре, похоже, было смешно.  -  Ты  врешь!  Все  это
только отговорки! На самом деле ты хочешь грудь Кристины, губы Кристины...
На самом деле ты ничего не хочешь узнавать... Ты только ищешь предлог.  Ты
хочешь заниматься сексом с привидением...
     И тут он ее ударил. Первый раз в жизни он поднял руку на  женщину.  И
сразу же стал надеяться, надеяться от  всего  сердца,  что  этот  раз  был
первым и последним.
     - Завтра, - холодно заявил он, сгорая от стыда и отчаянно пытаясь  не
показать виду. - Завтра я отправляюсь в небольшую экспедицию. Я  ухожу  на
два-три дня. Может, к тому времени, как я вернусь...
     - Ты не можешь уйти один, - прервала его Барбара. - Таков приказ. Так
распорядился наш знаменитый руководитель. Я пойду с  тобой.  Теперь  ударь
еще раз и попытайся заставить меня передумать.
     - Поступай, как знаешь, - отрезал Авери. - Я только  сомневаюсь,  что
мое общество покажется тебе таким уж приятным.
     - А когда оно таким казалось? - вздохнула Барбара.
     Она чувствовала себя совершенно опустошенной. Злость исчерпала  себя.
Осталось только разочарование.



                                    19

     В путь они отправились ближе к полудню. Тому мысль об "увеселительной
прогулке", как он это назвал, ничуть не понравилась. Он нашел кучу доводов
против: А вдруг они заблудятся? А вдруг им встретится нечто, с чем они  не
смогут справиться? Вдруг золотые люди узнают,  что  двое  землян  ушли  и,
воспользовавшись удобным случаем, атакуют Лагерь Два?
     Но Авери оставался невозмутимым. Они не заблудятся, потому что  будут
идти вдоль берега. Они не встретятся ни с  чем  таким,  с  чем  не  смогут
справиться, потому что будут все время начеку.  А  если  бы  золотые  люди
очень хотели напасть на лагерь, то давно бы это сделали: за прошедшие пару
месяцев у них было несколько весьма удобных моментов. Кроме  того,  нельзя
же все время жить в ожидании нападения, которое, вполне возможно,  никогда
и не произойдет. Подобная позиция вызывает замкнутость, косность, застой.
     - Мне кажется, ты просто-напросто свихнулся, - горячился Том. -  Если
тебе так уж хочется рискнуть, дело твое. Но какого рожна ты тащишь с собой
Барбару?.. Это уму непостижимо!
     - Да я не очень-то ее и тащу, -  сухо  ответил  Авери.  -  Но  правде
сказать, я буду рад, если она останется в лагере.
     - Я иду с тобой, и все, - отрезала Барбара.
     Том глядел на них круглыми от изумления глазами.
     - Когда вы собираетесь вернуться?
     - Точно не знаю. Дня через три-четыре.
     - Так не пойдет, - нахмурился Том. - Ты должен сказать точно. Если  к
назначенному сроку вы не вернетесь, мы будем знать,  что  случилось  самое
худшее, и соответственно начнем строить планы.
     - И что же вы собираетесь делать, если мы не вернемся? - с  сарказмом
поинтересовался Авери.
     - А это уже не ваше  дело,  -  ответил  Том.  -  Можешь,  однако,  не
сомневаться, что мы собираемся остаться в живых.
     - Да у меня и в  мыслях  не  было,  что  вы  можете  покончить  жизнь
самоубийством!
     - К счастью, это не заразно, - мрачно объявил Том.
     - Ну, если ты настаиваешь, - Авери задумался. - Мы вернемся к  исходу
четвертого дня.
     Как ни странно, но  тихая  и  робкая  Мэри  ничего  не  имела  против
запланированного Авери путешествия. Кое в чем она была куда умнее Тома: он
чувствовала, что за стремлением Авери увидеть  новые  края  кроется  нечто
большее, нежели обычная непоседливость.
     - Будьте осторожны, - напутствовала она их. - Может, Ричард  и  прав.
Может, мы и вправду начинаем замыкаться в себе... Во  всяком  случае,  вам
предстоит очень увлекательное  путешествие.  А  когда  вернетесь,  устроим
вечеринку. Лучше повода и не придумаешь. - Она поцеловала Барбару в  щеку.
- А ты, - она повернулась к Авери, - присматривай за ней хорошенько, а  не
то я очень рассержусь.
     - Сделаю все, что смогу, - пообещал Авери.
     - Если найдешь золотую жилу, пришли мне  телеграмму,  -  сказал  Том,
пожимая Авери руку.
     - А если вдруг объявятся Они с пачкой обратных билетов,  -  улыбнулся
Авери, - объясните, что мы полетим на Землю следующим рейсом.
     Было очень жарко.  Вот  уже  несколько  недель  дни  становились  все
длиннее и длиннее, все жарче и жарче. Авери даже  высказал  предположение,
что впервые они оказались на этой планете в  один  из  зимних  месяцев,  а
теперь, мол, наступает лето. Они еще не вышли из лагеря, а он уже вспотел.
Пожалуй, надо будет немного отдохнуть после обеда и продолжить путь, когда
станет несколько прохладней.
     Авери планировал (если его замыслы можно назвать столь громким именем
- "план") двигаться вдоль берега моря. В  прошлый  раз  он  ходил  в  одну
сторону, теперь собирался отправиться и противоположную. Возможно, по пути
он сделает несколько экскурсий в  глубь  леса.  В  целом,  путешествие  по
берегу обещало быть быстрее и легче, чем по лесу. К тому  же,  так  меньше
опасность быть застигнутыми врасплох золотыми людьми.
     По понятным причинам они с Барбарой путешествовали налегке. Они взяли
с собой один из спальных мешков, пару пустых бутылок из-под виски  (теперь
их использовали для воды),  карманную  газовую  зажигалку,  принадлежавшую
Авери (Они даже  позаботились  о  запасных  баллончиках  с  газом),  пачку
сигарет, хотя Авери  и  Барбара  курили  теперь  очень  редко,  аптечку  и
привычное снаряжение охотника - ножи и томагавки.
     Том предлагал им прихватить с собой револьвер,  но  Авери  отказался.
Ему казалось, что прежде всего надо позаботиться  о  безопасности  лагеря,
особенно сейчас, когда в нем оставалось всего два человека.
     Там, где они шли этим утром, Авери бывал уже не раз. И  не  два.  Все
казалось хорошо знакомым. Может, именно поэтому Авери, со спальным  мешком
за плечами, задал такой быстрый темп, что Барбара едва за  ним  поспевала.
Ему, похоже, не терпелось поскорее покинуть пределы известного и с головой
окунуться в невиданное и непознанное. Шли они большей частью молча.
     Через пару часов Авери и Барбара уже буквально обливались потом. Жара
стала совершенно невыносимой, и даже Авери был вынужден  признать,  что  в
это время суток лучше всего отдыхать.
     Они отошли от берега и  нашли  маленькую  тенистую  полянку  в  лесу.
Барбара тут же блаженно растянулась на траве, а Авери отправился  собирать
фрукты.
     Поев, они проспав почти до самого вечера. Они лежали  каждый  сам  по
себе: слишком жарко, чтобы обниматься.  Кроме  того,  они  слишком  хорошо
помнили, что случилось прошлой ночью.
     За ужином, гляди на заходящее солнце, они доели остатки фруктов.  Они
ели, а огромное кроваво-красное солнце  медленно  пряталось  за  горизонт.
Воздух все еще был жарок и недвижим, но море  уже  дышало  прохладой.  Они
спустились к берегу, помыли ноги и двинулись дальше.
     Пляж  извивался,  словно  змея.  Порой  он  вообще  исчезал,   и   им
приходилось карабкаться по прибрежным скалам. Дважды они вброд  переходили
ручьи. Но идти все равно было совсем не трудно,  а  две  луны,  висящие  в
небе, словно два китайских фонарика, окутывали и море, и  землю  волшебным
серебристым светом.
     Подумав  немного,  небо  усеялось  бесчисленными  звездами.   Напрочь
позабыв о своей депрессии, Авери  чувствовал  какую-то  неземную  радость,
почти экстаз. Он никогда не видел так много звезд сразу.  Словно  огненные
кристаллы усыпали черный бархат вселенной,  призрачные  светлячки  вечного
космического леса.
     Экстаз сделался невыносимым. Авери больше не чувствовал усталости. Он
не чувствовал, что идет. Барбара перестала существовать.
     Перестала существовать, во всяком  случае,  до  того  момента,  пока,
несколько часов спустя, не сказала:
     - Извини, Ричард, я больше не могу.
     Он глядел на нее в изумлении. Нет, не  потому,  что  она  устала.  Он
удивлялся тому, что она и в самом деле здесь, с  ним.  Они  находились  на
абсолютно ровном, словно стрела, отрезке пляжа, концы которого исчезали  в
темноте.
     Звук ее голоса привел Авери в чувство. Словно разбуженный лунатик, он
вдруг  перенесся  из  заоблачного  мира  сна  в  странную  и  непостижимую
реальность. Он стоял и  смотрел  на  нее,  не  узнавая.  Прошло,  наверно,
несколько секунд, прежде чем он понял, о чем, собственно, она говорит.
     - Почему бы нам тогда не  расположиться  на  ночлег  прямо  здесь?  -
наконец сказал он.
     Он скинул с плеч спальный мешок.
     - Я хотела бы искупаться, - заявила Барбара, раздеваясь. - Авось вода
смоет мою усталость.
     Авери промолчал. Он сел на спальный мешок  и  закурил.  Дым  сигареты
обжигал горло. Курево,  похоже,  перележало.  Скоро  эти  сигареты  вообще
нельзя будет курить.  Впрочем,  какая  разница.  Он  отбросил  сигарету  в
сторону.
     Барбара разделась догола и, блаженно потягиваясь, нежилась  в  ночной
прохладе дующего с моря ветерка.
     Авери смотрел на нее. Она казалась сделанной из  серебра.  Серебряные
волосы, серебряные плечи, руки, грудь,  тело,  стройные  серебряные  ноги.
Только лицо, обращенное к морю, находилось в тени.
     Он подумал, что видит ее - видит по-настоящему -  впервые.  Видит  не
Барбару  из  Лагеря  Два,  не  бывшую   актрису   телевидения,   ежедневно
накачивающуюся виски, и даже не терпеливое  существо,  с  которым  он  так
неуверенно пытался заниматься сексом. Нет, перед ним  стоял  некто  совсем
другой. Незнакомая колдунья... или обычная женщина... обычная женщина...
     Этот миг казался бесконечным. Он длился целую вечность. Авери тонул в
чем-то, ему не понятном,  тонул  в  водовороте  жизни...  его  собственной
жизни. Сумасшедшие видения, как в калейдоскопе, закружились вокруг. Вокруг
него, вокруг Барбары. Фрагменты жизни, когда он еще мог писать - фрагменты
жизни с Кристиной, сама  Кристина...  и  все  это  хороводом  вокруг,  как
обрывки старых фотографий. Или как музейные экспонаты, извлеченные на свет
безумным ураганом.
     И  только  Барбара  стояла  неподвижно.  Живая  серебряная  статуя...
неподвижный центр вращающегося мира.
     Ему снова  не  терпелось  взять  в  руки  кисть.  Он  хотел  написать
незнакомку, колдунью, женщину. Он хотел писать красками, которых и быть-то
не могло. Ему хотелось нанести на холст никогда  не  виданные  узоры.  Ему
хотелось изобразить невообразимые формы всех измерений сразу.
     Но этот миг прошел. Она повернулась и побежала в море.
     - Барбара! - позвал он.
     Но она не услышала. Или не захотела услышать. Этот момент прошел.
     Он сидел, тяжело дыша,  ошеломленный  и  напуганный.  А  Барбара  уже
плескалась в воде. Серебряная женщина в серебряном океане.
     Ничто из этого, разумеется (и как только такая  мысль  пришла  ему  в
голову?), не могло быть явью. Или могло?
     Но это  все-таки  реальность.  Все  реально.  Даже  слишком  реально.
Болезненно реально...
     Слишком реально. Эту реальность ему хотелось изгнать.
     Он хотел думать  о  Кристине  -  и  не  мог.  Он  хотел  увидеть  ее,
почувствовать  ее  близость,   услышать   слова,   навсегда   повисшие   в
остановившемся времени. Он глядел на небо, но оттуда на него смотрели одни
звезды. Он глядел на берег, но там - один  песок.  Призрак  Кристины,  его
единственная защита от участия в волнующих и прекрасных  потугах  жизни...
сладкий, печальный призрак исчез.
     Он глядел на воду. На какую-то долю  секунды  он  видел  перед  собой
только огромное переливающееся  зеркало.  Во  всей  вселенной  он  остался
один-одинешенек. Жизнь решила его больше не ждать. И вдруг голова  Барбары
расколола зеркало, разбрызгивая капли, как умирающие звезды. И он  уже  не
одинок.
     Он хотел позвать ее, но слова не шли. Нужные слова. Вместо  этого  он
начал судорожно срывать с себя одежду, вне себя от ужаса  потерять  что-то
только что найденное и еще даже не до конца понятое.
     Авери бросился к воде, нырнул и поплыл к  Барбаре.  Она  же,  видимо,
решив, что это-такая игра, тут же снова нырнула и скрылась под  серебряной
поверхностью зеркала. Авери нащупал дно ногами - здесь вода  доходила  ему
до груди. Встал, неуверенно оглядываясь, пытаясь  угадать,  где  находится
Барбара.
     Она вынырнула у него за спиной. Повернувшись, он схватил ее за плечи.
Один взгляд, и она все поняла. До того, как он успел открыть рот. Странный
взгляд...
     - Я люблю тебя! - закричал он громко и удивленно. - Я люблю  тебя!  Я
люблю тебя!
     Он  чувствовал  себя   словно   слепой,   который   внезапно   увидел
ослепительный свет.
     - Милый, - прошептала Барбара. - Милый мой.
     Она отчаянно прижалась к нему, словно только силой можно было изгнать
накопившуюся боль. Изгнать перед тем, как  они  смогут  обняться  нежно  и
ласково.
     Потом он отнес ее на берег. Им было не  до  разговоров.  Они  творили
любовь. И в этой любви было больше радости, чем страсти.
     А затем они разговаривали.
     И наконец Барбара сказала:
     - Милый мой... дорогой... люби меня еще.
     И на этот раз их страсть оказалась ничуть не меньше радости.
     Поначалу им хотелось, чтобы эта ночь никогда не  кончалась.  Поначалу
им хотелось разбить невидимые часы времени мощными ударами своей любви. Но
потом к ним пришло откровение, само по себе  сокрушающее  время  -  любовь
может и не кончаться вместе  с  ночью.  Она  может  подниматься  вместе  с
солнцем, сверкать в полдень, загадочно шевелиться в вечерних тенях.
     Впервые  они  открыли  для  себя  невероятное,  бесконечное  обещание
завтра.
     Наконец,  изможденные  страстью,   ошеломленные   и   даже   радостно
страдающие от остроты их любви, они  добрались  до  спального  мешка...  и
разделили, и соединили, и окончательно разрушили два одиночества... И  все
это за короткие, оставшиеся до рассвета часы.



                                    20

     Авери и Барбара вернулись в Лагерь Два на закате  третьего  дня.  Они
пришли со стороны, противоположной той, в которую вышли. Авери  наконец-то
доказал свою гипотезу, что они находятся на острове.
     Путешествие стало для них открытием сразу в нескольких  смыслах.  Там
они с Барбарой нашли друг друга.  Несколько  месяцев  они  делили  друг  с
другом выпадавшие на их долю трудности, испытывали одинаковые  сомнения  и
радости... - жили в одной палатке. Они так хорошо знали  друг  друга,  что
само это знание стало своего рода барьером между ними.  Это,  и  невидимая
тень Кристины.
     И не то, чтобы теперь память  о  Кристине  умерла.  Нет,  просто  она
перестала бить чем-то сугубо личным. Она превратилась в  маленький  мирок,
которым   Авери   наконец-то   согласился   поделиться...   миг   истории,
принадлежащей Барбаре ничуть не меньше, чем  ему  самому.  Он  принадлежал
Барбаре в силу ее понимания, знания, ощущения Авери. Он  подмял  под  себя
всю жизнь Авери, сделал Авери таким, каким он стал, и потому  теперь  стал
их общим достоянием.
     У них оказалось столько всякого, чем  можно  поделиться,  что  им  не
терпелось это сделать. Им хотелось поскорее узнать о детстве друг друга, о
работе, об устремлениях и мечтах. Им хотелось уловить суть всех  тех  лет,
что прошли до появления в их жизни маленького, прятавшегося в зимнем парке
кристаллика, который положил начало событиям, увенчавшимся их появлением в
этом мире, далеко за пределами привычной Земли.
     Любовь для них стала своего рода взрывом. Они были духовно  оглушены,
душевно контужены, и они с радостью осознавали, что  еще  очень  не  скоро
смогут спокойно взирать на это чудо.
     Однако их совместное исступление не  помешало  им  довести  до  конца
замысел Авери. Просто запланированное Авери исследование разрослось  вширь
- превратилось в двойное исследование. Внешнее и одновременно внутреннее.
     Они  проснулись,  когда  солнце  уже  успело  высоко  подняться   над
горизонтом. А проснувшись,  первым  делом  занялись  любовью...  возможно,
удостовериться, что их открытие и вправду пережило ночь.
     Но сейчас все было иначе. Физическое желание  было  совсем  не  таким
сильным, как ночью, зато в их любви стало больше ласки,  больше  нежности.
Они разговаривали и даже подшучивали друг  над  другом.  Только  во  время
оргазма, на мгновение потерявшись в теплом, шевелящемся  клубке  тьмы,  им
стало не до разговоров. Но сразу затем - снова свет и смех.
     - Дорогая, простонал Авери. - Мы должны перестать. Иначе мы приползем
в Лагерь Два на карачках, поджав хвосты.
     - Это я прижму твой хвост, - проказливо воскликнула  Барбара.  -  Мне
совсем не хочется кончать. Никто никогда не говорил  мне,  что  это  может
быть так прекрасно... Может, потому, что никто этого не знает.
     Но они все-таки сумели остановиться - огромным  усилием  воли.  Авери
набрал немного фруктов, и они устроили завтрак - все еще  обнаженные,  все
еще не в силах удержаться и не трогать беспрерывно друг друга. Несмотря на
фрукты, их все равно мучила жажда: но воду, пригодную для питья, они нашли
только через несколько миль.
     Он добросовестно топали по берегу вплоть до самого  полудня.  И  даже
немного дольше. Потом они еще раз поели, и жара дала повод  для  небольшой
сиесты, а сиеста - для секса.
     Когда солнце начало  садиться,  они  спустились  к  воде  и  блаженно
валялись  на  мелководье,  приходя  в  себя  после  тяжелого  дня.  Начали
сгущаться сумерки, и они продолжили свой путь.
     Пока что они не встретили и следа золотых людей. Да и животных тоже -
во всяком случае, опасных для человека.  Возможно,  предположила  Барбара,
какое-то  милостивое  божество  предусмотрительно   позаботилось   об   их
спокойствии и безопасности в награду за перенесенные испытания.  На  белом
свете существовали лишь они одни. Существовали в мире, созданном лишь  для
того, чтобы мужчина и женщина смогли найти друг друга в нем.
     Весь вечер  они,  не  торопясь,  шли  по  берегу.  Авери  даже  начал
испытывать угрызения совести (но, по правде сказать,  не  очень  сильные).
Ему  казалось,  что  им  следовало  вести  исследование  "более  научно  и
си