дьм и нечистую  силу,  но,  несмотря  на  это,
аккуратно  записывал  свои  ощущения  в синюю папку. Дальнейшие
колдовские зелья он проверял уж не на  себя,  а  на  подопытных
заключенных.
     --  Все это разные наркотики, -- бормотал он. -- Некоторым
это даже нравится. Белладонна, гашиш, марихуана.
     Научная работа Максима  принимала  все  более  необычайные
формы.  Он  получил  специальное  разрешение и с помощью особой
команды начал разрывать заброшенные могилы на старых московских
кладбищах. Но не  все  подряд,  а  только  те,  которые  -  его
почему-то интересовали. Из каждой такой могилы он брал берцовую
кость скелета н привязывал к ней ярлык. С надгробного памятника
он  списывал  на этот ярлык имя, фамилию, возраст и дату смерти
подопытного покойника. Затем эти кости поступали  в  химическую
лабораторию НКВД.
     Борис  сидел  за  своим простреленным столом с поломанными
ножками  и  зубрил  законы  математики.  А  у  соседнего  окна,
отделенный  только  обычно  полуоткрытой дверью, сидел за своим
столом старшин  брат  н,  как  чернокнижник,  занимался  своими
темными  делами.  То  ли  потому,  что  таким образом Борис был
невольным свидетелем его занятий, то ли потому, что  ему  нужно
было   хоть   с   кем-нибудь   делиться   своими   мыслями,  но
единственным, кого Максим немного посвящал  в  свои  дела,  был
Борис.
     --  Эй,  ты,  гробокопатель,  --  насмехался младший. -- А
зачем тебе скелеты понадобились?
     -- Просто я проверяю старое народное  выражение  --  белая
кость и голубая кровь, -- невозмутимо ответил старший.
     -- Как же это ты проверяешь?
     --  В буквальном смысле. Я вскрыл ряд могил старой родовой
аристократии и столько же могил простых людей. Взял кости  этих
двух  категорий  того  же  возраста,  при всех остальных равных
условиях и сравнил.
     -- Ну и что?
     -- Очень любопытные результаты. У родовой аристократии  по
сравнению  с  простыми  людьми  действительно  белая  кость.  И
химический анализ показывает  существенную  разницу.  Нарушение
фосфорно^кальцневого баланса.
     -- Что же это доказывает?
     --  Вероятно,  в  течение веков люди заметили эту разницу,
может быть наблюдая кости на заброшенных полях сражений. Отсюда
и пошло выражение -- белая кость и голубая кровь.
     -- Но тебе-то это зачем?
     -- Нужно, -- односложно ответил уполномоченный НКВД.
     За этими занятиями Максим даже  потерял  интерес  к  своей
дочурке.  Больше  того,  казалось,  что  он избегает видеть ее,
будто это живое напоминание о мертвой красавице жене стало  ему
теперь  неприятно.  Он уже не брал ее на руки, а только изредка
останавливался у ее-кроватки и задумчиво смотрел на нее, словно
и здесь изучая что-то. Потом молча уходил и запирался  в  своей
комнате.
     Теперь  горячая душа Максима безраздельно принадлежала его
загадочной научной работе.  Затем  он  неожиданно  заявил,  что
отправляет ребенка к родителям Ольги, которые жили в Березовкс,
дачном поселке неподалеку от Москвы.
     --  Зачем  ты  это  делаешь, Максим? -- удивленно спросила
мать.
     -- Так  будет  лучше,  --  коротко  ответил  тот,  избегая
встречаться с матерью взглядом.
     -- Оставь ее у нас, -- вступился отец.
     -- Нет, завтра я отвезу ее в Березовку.
     -- Но почему?
     Старший брат нахмурился н сухо повторил:
     -- Так будет лучше.

     Глава 3. КАМЕНЬ МУДРЕЦОВ

     Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным; и ничего не
бывает потаенного, что не вышло бы наружу.

                         Марк. 4:22

     Следующим  номером  программы  Максим отправился в научную
экспедицию. И не куда-нибудь в Крым или на Кавказ,  а  в  самые
гиблые  места  Северной  Сибири  и  Заполярья.  Экспедиция была
организована  НКВД.  В  ней  принимали  участие  еще  несколько
ученых,  которые  имели какие-то частные задания, но командовал
всем Максим. В распоряжение  экспедиции  предоставили  самолеты
полярной   авиации  НКВД,  но  к  конечным  пунктам  назначения
добираться пришлось с помощью местных  проводников  на  оленьих
упряжках.  В  сопровождении  своих  ученых  ассистентов  Максим
обследовал заброшенные в глуши Заполярья, отрезанные от мира  и
недоступные  даже  для  советской  власти  стойбища кочевников,
самоедов и тунгусов, ведущих почти первобытный образ жизни.
     На память об этой экспедиции он привез с  собой  в  Москву
расшитую   бусами   оленью  парку,  мягкие  самоедские  пимы  и
коллекцию  музейных  предметов:  расписанный  яркими   красками
старый  туземный  бубен с медными побрякушками, выдолбленные из
темного дерева диковинные фигурки уродливых самоедских  идолов,
нагрудную  бронзовую  бляху  с  таинственными знаками -- символ
власти шамана, а также целый ворох тяжелых ожерелий и браслетов
из каких-то костяшек.
     На оскаленных физиономиях божков засох слой темной  грязи.
Но  именно  с  самым  грязным,  самым старым и уродливым идолом
Максим обращался бережнее всего и относился к  нему  с  видимым
уважением.
     -- Ты хоть бы его помыл, -- посоветовал Борис.
     -- Нельзя. В этом-то и его ценность.
     -- Почему?
     --   Это   не   грязь,   а   засохшая   кровь.   Во  время
жертвоприношений этих божков мажут кровью.
     -- Какой -- оленьей?
     -- Да, теперь оленьей. Но этому идолу несколько сот лет, и
химический анализ показал, что раньше его  мазали  человеческой
кровью.
     -- Когда это было?
     --  Приблизительно  в  то же самое время, когда в Западной
Европе жгли ведьм и колдунов. И один старый шаман рассказал мне
одну интересную вещь,  которую  он  слышал  от  своих  предков.
Оказывается, в жертву богам приносили человека по выбору шамана
и  с  теми же характерными признаками, по которым средневековая
инквизиция определяла ведьм. Самоедские шаманы понятия не имели
об инквизициях, но делали то же самое. Разве это не интересно?
     -- А-а, темные века, -- пренебрежительно  сказал  Борис  и
взял в руки туземное ожерелье.
     -- Века эти не такие уж темные, если знать, в чем дело, --
возразил   уполномоченный  советской  инквизиции  и  насмешливо
прищурился:  --  А  ожерелье  это,  между   прочим,   тоже   из
человеческих костей.
     Школьник брезгливо швырнул необычайное украшение:
     --   Тьфу,  теперь  руки  мыть  надо.  Максим  невозмутимо
пояснил:
     -- Это была главная регалия одного знаменитого  шамана  --
кости   его   собственной   прапрабабушки,  которая  тоже  была
шаманкой.  Искусство  колдовства  часто  передастся  у  них  из
поколения  п  поколение.  Считается, что в этих костях заложены
колдовские силы. С определенной точки зрения это правда.
     -- Какая ж правда?
     -- Колдовская... -- неизвестно кому подмигнул  Максим.  --
Когда  я  забрал  у  него  эти  кости, шаман так обозлился, что
призвал на меня проклятие всех своих предков.
     -- Ну,  раз  ты  веришь  в  колдовство,  тогда  ты  должен
остерегаться.
     -- Нет. Потому что я знаю это проклятие. Когда я поговорил
с шаманом  по  душам,  он  сам убедился, что я колдун посильнее
его. По этому поводу он даже  устроил  специальный  праздник  с
камланием  в  честь  "мудрого  красного шамана". Мои профессора
сидели у костра в качестве свидетелей и только хлопали глазами.
Там я наблюдал шаманские пляски с бубном и припадками.  Кстати,
эти припадки часто фигурируют в протоколах инквизиции.
     -- Это что, эпилепсия?
     --  Нет,  по  средневековой  терминологии  --  в  человека
вселился дьявол... Потом я выменял у этого  шамана  кости  всех
его остальных предков. - Максим кивнул в сторону кучи ожерелий.
     -- Зачем они тебе?
     --  Кое-что  проверить...  с помощью спектроскопа, - опять
уклонился от прямого ответа старший брат. -- Знаешь, у тунгусов
есть один оригинальный обычай. Проезжего путника угощают вовсю,
а потом кладут спать с женой хозяина. Если гость  отказывается,
то для мужа это великое оскорбление, за это могут даже убить.
     -- Ну а как ты, воспользовался этими дамочками?
     -- Нет. Чтобы понравиться гостю, тунгусские дамочки вместо
воды моются рыбьим жиром. Можешь себе представить, какая от них
вонь.
     --  Класть  собственную  жену  с  чужим  дядей -- забавный
обычай.
     -- Не забавный, а очень даже умный.
     -- А если ребенок будет?
     -- Вот именно этого и хотят.
     -- Почему?
     -- Все дело в том, что в этих  диких  местах  бывает  один
чужой путник раз в три года.
     -- Ну так что?
     --  Таким  образом умышленно подмешивают свежую кровь. Вот
что! Это же рекомендует и современная генетика. А тунгусы дошли
до этого жизненным опытом.
     -- Это уж слишком того... --  усомнился  школьник.  Офицер
НКВД, которого шаман признал за коллегу по профессии, загадочно
усмехнулся:
     --  Этот  интересный  обычай  введен  шаманами,  а  им это
подсказали бабушкины кости... Понял?
     Но Борис ничего не понял. Да его и не  интересовали  тайны
сибирских шаманов, когда на носу экзамены по истории ВКП(б).
     В  своих  изысканиях  Максим  метался,  месяцами  упорного
труда, не только по всем векам человеческой цивилизации,  но  и
по самым, казалось бы, несоответствующим закоулкам человеческой
мысли.  Вместе  с  тем  в  этом  хаосе  чувствовалась  какая-то
определенная, известная только ему одному система. Вскоре после
экспедиции к сибирским шаманам Борис обнаружил у него на  столе
малоизвестную книгу малопопулярного в Советском Союзе психиатра
Фрейда  под  таким  названием:  "Тотем  и  табу: аналогии между
психической жизнью дикарей и невротиков". И опять штемпель НКВД
и пометки красным карандашом.
     После Фрейда Максим снова принялся  за  книги  о  нечистой
силе,   на  этот  раз  все  более  концентрируясь  на  писаниях
католических  священников  и  отцов  церкви.  Убедившись,   что
большинство  интересующих  его  книг  написаны  по-латыни,  oil
занялся латинским языком и  через  некоторое  время  достаточно
овладел  им,  чтобы  читать со словарем. Теперь у него на столе
красовались такие первоисточники  по  сатановедению:  Acontius.
"Sfcratagemata  Satanae",  1565; Nicolas Jacquerius. "Flagellum
Daemonum Fascinariorum", 1458;
     Joannes Vinetus. "Tractatus contra daemonum  inuocatores",
1450, и так далее в таком духе.
     Штудируя   средневековый  трактат  "Malleus  Maleficarum",
изданный неким Шпренгсром в 1496 году в  городе  Нюрнберге,  он
усиленно  черкал красным карандашом, что означало важные места,
одобрительно мотал головой и соглашался:
     --  Да,  так  и  есть...  Правильно,  товарищ  инквизитор!
Борька,  знаешь,  что  такое  по-латынн малеус малефикарум? Это
"Молот ведьм" -- руководство, как раскалывать ведьм.
     -- Ты, мракобес, не  мешай  мне  учить  тригонометрию,  --
звучало из соседней комнаты.
     Наставления  средневековых  охотников  за  нечистой  силой
Максим изучал теперь с большим  уважением,  чем  в  свое  время
первоисточники   классиков   марксизма-ленинизма.  Перед  сном,
ложась в постель, он, чтобы отвлечься и отдохнуть,  брал  томик
стихов  Бодлера  "Цветы  зла", но и здесь опять что-то черкал и
ехидно комментировал:
     -- Ага, тоже хвостом крутит... Сразу видно... Так, так,  а
у  этой  его,  прости  Господи,  квартеронки, на груди, значит,
черная метка...
     -- Кого ты там за хвост ловишь? -- спрашивал  через  дверь
Борис.
     -- Дьявола, -- отзывался Максим. Младший подтрунивал:
     -- Когда поймаешь -- покажи мне.
     --  Не  только  поймаю,  но  еще  на  нем  и покатаюсь, --
невозмутимо отвечал старший.
     Он  много  работал  по  ночам,  часто   до   самого   утра
засиживаясь  за  своим  столом,  заваленным всякой чертовщиной.
Вставал  он  поздно,  с   воспаленными   глазами,   безразлично
проглатывал  завтрак  и  сразу  же  опять  принимался  за  свое
занятие,  которое  теперь  было  единственным  содержанием  его
жизни.  Когда  Борис  как-то спросил старшего брата, почему тот
работает по ночам, Максим криво усмехнулся:
     --  Так  удобнее...  В  одну  смену  с  чертями...   После
самоубийства  несчастной  Ольги  прошел  почти  год. За все это
время Максим ни разу не произнес имя жены, никогда  не  говорил
об  обстоятельствах  ее  смерти  или  где  находится ее могила.
Вместе с тем младший брат иногда замечал, как старший под  утро
беспокойно  мечется  во  сне  и  сквозь стиснутые зубы шепчет в
подушку:
     -- Оля... Ведь я так любил тебя... Оленька...  Неужели  ты
не могла иначе...
     Значит,  он  не  забыл  ее.  Значит,  не зажила рана в его
сердце.  Иногда  Борису   казалось,   что   увлечение   Максима
средневековой  алхимией  каким-то  образом  связано  со смертью
Ольги. В обрывках слов брата часто проскальзывали темные намеки
о каких-то-тайнах жизни и смерти.  Может  быть,  уполномоченный
НКВД, ища забвения, пытается в глубине веков обрести потерянное
счастье,  как  доктор  Фауст, пытается найти философский камень
мудрецов, источник жизни и смерти? Или, может быть, с упорством
безумца он ищет мифическое  средство,  чтобы  оживить  любимого
человека?
     Почему   вдруг   Максим  с  серьезнейшим  видом  штудирует
средневековую  мистику,  сочинения  о  спиритизме,  медиумах  и
общении  с  потусторонним  миром?  Уж не собирается ли он таким
образом вызвать  бесплотный  призрак  своей  мертвой  красавицы
жены?  Иногда  Борису  казалось,  что  брат страдает навязчивой
идеей, что он просто помешался от горя. Но в  остальном  Максим
вел   себя   совершенно  нормально.  Да  и  почему  тогда  НКВД
субсидирует  его  сумасшедшую  работу,  предоставляет   в   его
распоряжение   профессоров   и   даже   снаряжает   специальную
экспедицию к шаманам? При  чем  здесь  анализы  засохшей  крови
людей,   когда-то  принесенных  в  жертву  языческим  богам,  и
спектрограммы шаманских костей?
     В  физическом  кабинете   Борис   и   сам   занимался   со
спектроскопом,  делая  анализы металлических сплавов. С помощью
спектрограммы  света  звезды,  невидимой   простым   глазом   и
удаленной  от  земли на сотни световых лет, можно узнать точный
химический состав этой звезды. Но что  можно  узнать  в  старых
костях шаманской прапрабабушки?
     Очередным  номером программы следователь по делам нечистой
силы ударился в православную  веру,  вернее  в  богословие.  Он
приказал  своим помощникам достать ему хоть пз-под земли самого
лучшего богослова, какой еще остался в живых в Советском Союзе.
Сибирь -- это склад всяких редкостей. Где-то, чуть поближе, чем
шаманы, в одном  из  сибирский  концлагерей  разыскали  бывшего
члена Святейшего Синода и профессора богословия Высшей духовной
академии,   дряхлого   старичка,  мирно  доживавшего  свой  век
санитаром  в  концлагерном   медпункте.   Его   вдруг   помыли,
переодели, посадили на самолет и доставили в Москву.
     Очутившись на Лубянке, старичок не ожидал ничего хорошего.
Его провели к худощавому офицеру НКВД с тонкими нервными руками
и глазами  фанатика,  смотрящими  куда-то  вдаль.  Прежде всего
следователь  учтиво  извинился  за  обстановку,  в  которой  им
приходится  беседовать.  На  столе  лежала  толстая кипа бумаг:
протоколы  всех  допросов,  которым  священник  подвергался  за
долгие  годы  мытарства по тюрьмам и концлагерям. Затем начался
необычайный допрос. С карандашом в руке худощавый офицер листал
протоколы  и  внимательно  расспрашивал  заключенного  о   всех
следователях, которые допрашивали его раньше: как они вели себя
во  время  следствия,  били ли они его, пытали, ругали, унижали
физически или духовно, как именно? Вдруг  он  поднял  карандаш,
записал   на  листке  бумаги  одного  из  следователей  и  тихо
произнес:
     -- В этом человеке сидит  дьявол.  Вы  со  мной  согласны,
профессор?
     Старичок печально потупил глаза и молчал.
     --  Хорошо. Я понимаю ваше положение, -- кивнул офицер. --
Пойдемте дальше.
     Он проверил еще несколько папок, остановился  на  одной  и
опять  стал  подробно  расспрашивать  о методах допроса данного
следователя,  входя  в  самые  мельчайшие   и,   казалось   бы,
незначительные   подробности.   Затем   посмотрел   на   своего
собеседника:
     -- В протоколах - об этом ничего не сказано. Но  ведь  это
было?  И, как вы видите, я знаю об этом! Что вы по этому поводу
думаете, профессор?
     Старичок болезненно поморщился:
     -- Я не хотел бы вспоминать...
     -- Тогда я скажу то, что вы не хотите  сказать...  В  этом
человеке тоже сидит дьявол. Или, говоря точнее, помесь сатаны и
антихриста.  - Офицер с глазами фанатика откинулся в кресле. --
Все это я говорю вам для того, чтобы вы поняли, что именно меня
интересует, с какой точки зрения это меня интересует,  и  чтобы
вы помогли мне разобраться в этом.
     Старичок  растерянно  заморгал  глазами,  в  них  вспыхнул
огонек изумления, смешанного с недоверием:
     -- Это слишком  необычайно...  Я  не  понимаю,  зачем  это
вам...
     Тонкие пальцы офицера постукивали по столу.
     --  Профессор,  долг  богослова  заключается  в том, чтобы
толковать слово Божие тем, кто ищет этого. Ведь именно об  этом
я  вас  и  прошу:  объяснить  мне  некоторые  места  Священного
писания...
     -- Да, но об этом говорится только иносказательно...
     -- Вот почему я и хочу, чтобы вы разъяснили  мне,  что  за
этим подразумевается, -- спокойно повторил офицер.
     Его интересовало библейское толкование Бога и дьявола, все
места  Библии, где упоминался дьявол и его разногласия с Богом.
Что такое дьявол? Князь мира сего  --  почему?  Князь  тьмы  --
почему?  Падший  ангел  --  почему? Нечистый дух -- почему? Бог
века сего -- почему? Ангел смерти -- почему? Лжец и Отец лжи --
почему? Он  Никто  и  Ничто  --  почему?  И  почему  это  Ничто
ннчтожит?  Он  учитывал  даже  такие  технические  детали,  как
особенности древних языков, на которых писались  книги  Завета,
где не было многих понятий, привычных для нас сейчас.
     К своему глубочайшему недоумению, в худощавом офицере НКВД
профессор  богословия  нашел примерного ученика, с великолепной
предварительной подготовкой,  глубокой  эрудицией  и,  главное,
искренним  желанием  вникнуть в суть предмета. Одно только было
плохо: интересы у нового адепта православия казались  несколько
односторонними.  Когда  профессор  увлекался,  говоря  о  Боге,
ученик вежливо прерывал его:
     -- Простите, профессор. Бог  интересует  меня  только  как
антитеза дьявола. Нельзя ли поближе к теме...
     Старичок  укоризненно тряс седой бородкой, воздевал руки к
потолку и мягко поучал:
     -- Молодой человек, дух дьявольский  есть  отрицание  духа
божественного.  Не  зная,  что  отрицать, не зная начала, вы не
поймете конца.
     -- Да, вы правы, -- соглашался офицер и слегка  позевывал.
--  Итак,  дух  --  это  вектор  мыслящей субстанции. Прошу вас
продолжать.
     В результате на книжной полке  Максима  появилась  толстая
Библия  в черном кожаном переплете и с многочисленными цветными
закладками  и  пометками.  Когда  консультации  по   богословию
закончились,   профессора   не  отправили  назад  в  Сибирь,  а
отпустили на волю. Он понял, что это  плата  за  учебу  от  его
необычайного ученика.
     Покончив с грешниками, Максим принялся за праведников. Oil
штудировал  историю возникновения монашеских орденов, сочинения
современников о суде над Жанной д'Арк  и  Жития  святых.  Перед
сном  же  он  зачем-то  перечитывал  роман  Флобера  "Саламбо",
который он читал в юношестве, историю загадочной  жрицы  лунной
богини Таннт.
     Вместе  с  тем  он  не  менее внимательно пробегал глазами
какие-то дешевые книжонки,  даже  без  указания  автора,  вроде
"Дневника  сестры  Анжелики",  где  якобы описывались пикантные
тайны  из  жизни  за  монастырской  стеной.  После   этого   он
возвращался  к  папским  эдиктам,  касавшимся охоты на ведьм, и
одобрительно бурчал:
     -- Умный старик, этот товарищ папа...  Следовательно,  для
грешников  был  выбор  --  костер или монастырь... Это довольно
либерально..