на обгон.
   - Ты, гад! - веско промолвил в трубку Джага. - Ты мое заведение
спалил, бзец. Ну и гад же ты после этого. Что?
   Насупленно выслушав краткий ответ, он отложил трубку и взялся за
лежавший на коленях "Брен".
   - Вот сейчас мы увидим, кто говнюк.
   - Стрелять бесполезно, - предупредил я, всячески пытаясь обойти
лимузин. - Машина пуленепробиваемая.
   Тут шофер Барладага выкинул обычный в таких случаях финт - резко
затормозил, чтобы "Дром" расквасил передок об его багажник. Но я
всегда отличался отличной реакцией, а теперь, при многократно
усиленной работе мозга, тем более. Едва вспыхнули тормозные
огни, я бросил свою машину в рисковый, но, казалось, точно
выверенный вираж. Все же, когда начался сильный крен и правая
пара колес стала зависать в воздухе, мне стало не по себе. Доля
мучительного мгновения ушла на то, чтобы уточнить поправку на
центробежную силу, рассчитать необходимый чуточный поворот руля,
а затем я четко выровнял готовую перевернуться машину.
   В результате "Дром" и тяжелый лимузин с диким скрежетом
притерлись боками на полном ходу. Все решилось моментально,
барладаговский шофер никак не мог тягаться со мной в быстроте и
расчете. Я подловил его в точности, как на борцовском ковре, где
для броска надо использовать не только свои мышцы, но и усилия
рефлекторно сопротивляющегося противника. Сначала налег, будто
бы пытаясь столкнуть на обочину, а едва тот вывернул руль в мою
сторону, резко дал по тормозам. Когда нас обоих занесло,
вдобавок я сумел сделать нечто вроде подсечки, сдав на
полкорпуса назад и тюкнув передним бампером по его заднему
крылу.
   Все же лимузин каким-то чудом не перевернулся, не слетел в
кювет. Только описал тяжеловесный пируэт и встал поперек дороги
с заглохшим мотором, а "Дром", истошно визгнув шинами, пронесся,
увлекаемый силой инерции, немного дальше, развернувшись задом по
ходу движения. Настал черед карманной артиллерии, более удобного
момента представиться не могло: обе машины замерли как
вкопанные, их разделяло около двадцати шагов. Я вырвал зубами
чеку БОМ-5.
   - Пригнуться, живо! - гаркнул я через плечо Джаге и Янте,
просовываясь в окошко наружу.
   Задержка срабатывания запала семь секунд. Две из них бомбочка
провела на моей раскрытой ладони, а потом я швырнул ее с таким
расчетом, чтобы она закатилась под брюхо лимузина и взорвалась
там. Шофер Барладага успел завести мотор, но не стронуть машину
с места. А я поспешно скрючился на сиденье в три погибели,
опасаясь шального осколка.
   Тупо ухнул взрыв, визгнули осколки, несколько из них шмякнулось
в передок "Дрома". Ветровое стекло, по счастью, уцелело. Конечно
же, от одной метательной бомбочки лимузин Барладага на воздух не
взлетел, но теперь его трансмиссия нуждалась в серьезном
ремонте.
   Немедля распахнув дверцу, я выскочил наружу, то же самое
проделал Джага. Сидевшие в лимузине предпочли не затевать
перестрелку, они остались на своих местах.
   - Держать на мушке! - скомандовал я Джаге.
   - Есть! - откликнулся он и остановился шагах в десяти от
подбитого лимузина с "Бреном" наперевес.
   Уцелевшая левая фара нашей машины, как по заказу, ослепляла
противника. Несомненно, после гибели белого "Рарона" Барладаг
позвонил к себе на виллу и вызвал подкрепление, оно могло
подоспеть с минуты на минуту. Вот почему никто не выскочил из
обездвиженного лимузина. Чтобы добраться до пассажиров
бронированного салона, требовался как минимум гранатомет. Или
чуток солдатской смекалки.
   Полсекунды ушло на размышление, затем я опрометью метнулся к
"Дрому" и раскрыл багажник. Долг платежом красен, а дурные
примеры заразительны. Пока я бежал с увесистой канистрой к
лимузину, его обитатели словно пребывали в столбняке, а может,
благодаря слепящей фаре "Дрома" толком не разглядели, какая
участь им уготована. Но когда я снял крышку с горловины и
взгромоздил канистру боком на капот, распахнулись сразу три
двери, обе передние и правая задняя.
   Без проволочек заработал "Брен", тут же скосив шофера, очертя
голову высунувшегося наружу с пистолетом. Остальных прикрывал от
пуль Джаги бронированный корпус. Я отпрянул назад и влево, держа
выхваченый "Мидур" наготове. В поле зрения мелькнула поднятая
рука Ханрика с длинноствольным револьвером, он ловил меня на
мушку, присев за машиной. За миг до выстрела ствол почему-то
дернулся кверху, пуля свистнула над моим плечом, а я ответным
выстрелом размозжил ему запястье.
   Тем временем плюхнувшийся на живот Джага очень кстати застрочил
из пистолет-пулемета, целясь под брюхо лимузина, по ногам.
Одиночных выстрелов пока прогремело только три, чей-то из
малокалиберного оружия, другой из револьвера Ханрика и мой. За
длинной очередью Джага после короткой паузы дал короткую, к ней
присоединился еще один чужой выстрел.
   Двумя прыжками я сместился еще левей, настороженно выставив
пистолет. Ханрик почему-то лежал ничком на своем револьвере, с
пулевой дыркой меж лопаток. Чуть дальше валялся на спине мертвый
Барладаг с простреленными щиколотками и развороченным очередью
"Брена" боком, разбросав руки. Правая сжимала никелированный
"Ствеккер" сорокового калибра, превосходное оружие, которым он
так и не успел воспользоваться. А еще я с изумлением обнаружил,
что поодаль из дорожном кювета выбирается Янта. Свой курносый
мелкокалиберный револьверчик она держала в классической манере,
обеими руками, стволом кверху на уровне глаз.
   Я стоял столбом, а она опустила оружие и неспешной походкой
приблизилась, вскинув голову, с прищуром глядя мне в глаза.
   - Хорошо, что ты меня не высадил, - невозмутимо произнесла она.
- Тот, длинный, метил в тебя. Но я успела.
   А мне пришло на ум, что все-таки никогда в жизни я не смогу
грубо ухватить ее за волосы. Даже если она будет об этом
умолять.





   14.

   Просто удивительно, что после таких приключений наш почтенный
"Дром", окривевший на одну фару, помятый и побитый осколками,
еще оставался на ходу. Меня согревала надежда, что в столь
поздний час мы избежим встречи с полицейскими, которые наверняка
не только разделят мое удивление, но и проявят свойственное их
братии бестактное любопытство.
   Перед тем, как застрявший поперек дороги лимузин покойного
Барладага скрылся из вида за поворотом, я взглянул в боковое
надтреснутое зеркальце и увидел далекий свет фар. Если это
вызванные на подмогу головорезы с виллы, нам лучше убраться с
магистрали. Играть с ними в догоняшки опасно, достаточно звонка
по радиотелефону, чтобы из города навстречу нам выехала целая
орава бандитов, опозоренных гибелью главаря и рвущихся освежить
свою репутацию нашей кровью. Поэтому я вызвал в памяти
мелкомасштабную карту столичных окрестностей, довольно легко
сориентировался на местности, а затем свернул с шоссе на
узенькую грунтовку, которая наискось прорезала молодую хвощевую
лесопосадку. Теперь, когда нас никак не могли догнать или
перехватить, я снизил скорость до сорока стир в час и вздохнул
спокойно.
   - Я думаю, нам лучше всего вернуться в тот домик, Джага. Других
предложений нет? - проговорил я, глядя, как слегка покореженный
капот бойко заглатывает узкую дорогу, озаряемую лучом
единственной фары.
   - Никак нет. Заночевать же где-то надо.
   - А еще давайте сразу поговорим о денежной компенсации за ваше
сгоревшее заведение. Во сколько вы оцениваете ущерб?
   - Ни во сколько.
   - Пожалуйста, не надо так щепетильничать. У нас в багажнике
лежит чемоданчик, там триста пятьдесят тысяч с хвостиком, к
вашему сведению. Я полагаю, эти деньги не вполне мои...
   - А чьи же еще? - всплеснул руками Джага. - Извиняюсь, что
перебил, конечно. Бросьте, "Щит Отечества" был застрахован, я ни
марги не потеряю. Другое дело, самого дома жаль, уютный был. Но
не раскисать же из-за этого.
   - Ладно, отставим этот разговор, - пошел я на попятную. -
Давайте-ка прикинем наши планы на завтра. Во-первых, необходимо
срочно сменить машину. На этой теперь вообще никуда нельзя
соваться. Вернуть ее владельцу и заплатить за ремонт лучше
попозже как-нибудь, а пока поездим на другой.
   - Нет проблем. Завтра же махну в город. Туда на попутках, а там
добуду тачку и на ней вернусь.
   - Очень хорошо. Еще вам необходимо добыть себе новое оружие.
Этот "Брен", из которого застрелен Барладаг, придется выбросить.

   - Жалко, я к нему привык. Очень справная машинка.
   - И все-таки оставлять такую улику вам не следует, - веско
разъяснил я. - Хорошо еще, что она единственная.
   - Слушаюсь, - Джага даже вздохнул от огорчения.
   - А еще придется добыть для меня новое удостоверение личности,
кстати, желательно и водительское впридачу.
   - Уяснил. Завтра же проверну и это.
   - Пока хватит, - подытожил я и замолчал.
   Помимо перечисленных мелких дел нам предстояло еще одно крупное:
отловить белобрысого Амахада Чажнура, отвезти его в наше
загородное пристанище и заставить разговориться. Но покамест
обсуждать это было ни к чему, все должно идти по порядку.
   - Кстати, мы подъезжаем к мосту через речку, - сообщил я. -
Самое время и место избавиться от вашего "Брена".
   - Может, оставим пока? - заколебался Джага. - Вдруг чего, а я
без оружия.
   - Не думаю, что нам предстоят еще перестрелки. А на крайний
случай у нас ведь остаются два пистолета, не считая того
дурацкого ампульного со снотворным, - рассудил я, останавливая
машину посредине моста, перекинутого через небольшую тихую
речку. - Бросайте "Брен". Глубина тут, похоже, достаточная,
никто его не найдет до скончания века.
   Джаге очень не хотелось расставаться с пистолетом-пулеметом, но
приказ есть приказ. Хоть мы и стали штатскими по виду, на деле
по-прежнему я принимал решения, он их выполнял, а
ответственность за последствия лежала на мне. Если случится
крупное невезение, и меня задержат с бандитским "Мидуром" за
ремнем, что ж, семь бед, один ответ. Другое дело Джага, против
которого власти могут выдвинуть разве что обвинение в
укрывательстве, да и то достаточно зыбкое. Он вовсе не обязан
знать, что Месакуна Трандийяара разыскивает полиция: чтение
газет пока что дело добровольное, даже в нашей стране.
   Заметно пригорюнившийся Джага вышел из машины, оттянул затворную
раму "Брена", вынул затвор и сунул в карман. Потом швырнул
пистолет-пулемет в воду.
   - Затвор на память оставлю, можно? - сказал он, плюхаясь на
сиденье. - Славное было дельце, не грех вспомнить когда-нибудь.
   Против этого приступа сентиментальности я ничего не имел, и мы
покатили дальше.
   - Разрешите спросить, вы в Бога верите? - ни с того ни с сего
поинтересовался Джага.
   - Верю.
   Не то, чтобы я мог похвастать особенным благочестием, однако,
по-моему, пройдя через войну, любой человек уверует в Бога, если
у него есть хотя капля мозгов. На фронте начинаешь отчетливо
понимать, насколько тонкие законы исподволь правят нашим
сумасбродным миром. Только лучше не выпивать с ротным
капелланом, по ходу этого занятия неизбежно впадаешь в горестные
сомнения, ведущие к махровому атеизму.
   - С позволения сказать, я тоже. Поэтому особенно не горюю, что
"Щит Отечества" сгорел. Это мне Бог послал. Честно говоря,
вовремя, у меня уже печень стала барахлить.
   Мне показалась достаточно эксцентричной мысль о том, что Бог
занимается поджогом питейных заведений ради профилактики
цирроза. Впрочем, метафизика не моя стихия.
   - Думаю вот, получу страховку и заведу себе новое дело. Знаете,
какое? - Джага сделал риторическую паузу. - Открою сыскное бюро,
вот что я сделаю.
   Из дипломатических соображений я промолчал. И даже удержался от
хохота ценой титанических усилий.
   - Это ж прямо золотая жила... - зачарованно добавил он. -
Полтыщи за сутки безо всяких налогов. И никакая санитарная
инспекция плешь не проедает...
   Погрузившийся в мечтания Джага вскоре начал задремывать, свесив
голову на грудь. Янта на заднем сиденье, похоже, уснула еще с
тех пор, как мы углубились в полосу лесопосадок. Сверяясь
мысленно с картой, я вел машину по грунтовкам в обход столицы на
юг. В общей сложности прохождение маршрута заняло почти два
часа, зато мы вернулись к загородному дому на холме совершенно
никем не замеченными.
   Прошедший день меня здорово вымотал. Вдобавок все мои болячки
разнылись, предвещая перемену погоды. Уже не хотелось думать ни
в каком мозговом режиме и ни о чем.
   Когда мы перетаскивали багаж в дом, начал слегка накрапывать
дождик. Я загнал увечный "Дром" в сарай, подальше от посторонних
глаз. Мало ли кто проедет мимо. Потом вернулся в дом. За пустым
столом в центральном холле сидела Янта.
   - Дядюшка уже отправился спать, он очень устал, - сообщила она.
- Тебя покормить?
   - Нет, спасибо.
   Янта встала, когда я подошел к ней. Глаза цвета морской волны на
рассвете были распахнуты навстречу мне, сразу же я захлебнулся в
них и с радостью утонул. Ее красота повергала меня в цепенящую
робость, до сих пор с трудом верилось, что такая женщина
снизошла до моих ласк прошлой ночью.
   - Ты ничего не хочешь мне сказать? - с ободряющей улыбкой
спросила она.
   - Хочу. Но это займет уйму времени.
   - Разве мы куда-то спешим?
   - На это уйдут годы, - предупредил я.
   - Тогда почему бы не начать прямо сейчас?
   - Хорошо, начну. Я люблю тебя.
   Она положила руки мне на плечи.
   - Продолжай, пожалуйста.
   - Я люблю тебя.
   - Это я уже слышала.
   - А я могу повторять это годами. Видишь, как много я могу тебе
сказать.
   - Я буду очень благодарной слушательницей.
   - А ты ничего не хочешь мне сказать? - я крепко обнял девушку,
впитывая ладонями дрожь, прошедшую по ее телу.
   - Скажу. Возьми меня здесь. Прямо на полу, - потребовала она.
   - Ничего подобного, - возразил я, подхватил ее на руки и понес
по скрипучей лестнице в мансарду. От моей беспримерной усталости
не осталось и следа.
   - Опусти меня, тебе тяжело, - шепнула она, впрочем, даже не
пытаясь высвободиться.
   - Это тебе так кажется, - я распахнул дверь продетой под ее
колени левой рукой.
   В комнате стояла непроглядная темень, однако зажигать свет я не
стал.
   - Ну почему ты все делаешь не так, как я прошу? - лукаво
попеняла Янта, приникнув щекой к моему плечу.
   - Сам не знаю, - я опустил ее на скрипнувший тюфяк из водорослей
и сознался. - У меня отвратительный характер.
   Тугая пуговка на вороте бисерной блузки наконец выскользнула из
петельки, следующую Янта уже расстегнула сама.
   - Как здорово. У меня тоже характер жуткий.
   Не церемонясь, мы кидали снятую одежду на пол. Потом,
обнаженные, плотно приникли друг к другу.
   И снова мы качались на океанских волнах, падали сквозь бездны
влажного пламени, задыхаясь в изумительном угаре. Мы были двумя
трепещущими скользкими рыбами, расплющенными толщей
глубоководного безмолвия. Мы впитывали судороги друг друга,
ввинчиваясь по спирали стона в недра пульсирующего сумасшествия,
тело Янты выгибалось радугой, мои мышцы изнемогали от блаженного
бешенства, искрящийся космос взрывался в тайниках плоти и
длился, и нарастал, и тихо гас, а в обрушившейся пустоте долго
теплилась благодарная нежность. Я поцеловал Янту между грудей и
перекатился на спину.
   За мансардным окном шелестел дождик, мы лежали, растворяясь в
непроглядной тьме. Ночь сомкнулась черным шелестящим коконом
вокруг нас, единственных обитателей крошечного мироздания.
Насколько я люблю ночную пору, настолько терпеть не могу
междусолнечье, когда спать приходится за плотными занавесками.
Но сейчас темнота мешала мне любоваться Янтой.
   - Месакун, ты опять не сделал так, как я просила - с тихим
укором проговорила она.
   - Понимаешь, не могу. Не могу я так, и все. Разве тебе было
плохо со мной?
   - Глупый. Мне было изумительно.
   - Тогда в чем же дело?
   - Не слушай меня, - она положила голову мне на плечо. - Я вообще
не знаю, чего хочу. А ты чудесный...
   Вот теперь я уже точно вымотался до предела. Ее голос доносился
неразборчиво сквозь плотную толщу мрака. Я выскальзывал из
собственного тела и плыл в никуда, осязая лишь, как дыхание Янты
тлеет на моей щеке, и не было сил обнять ее, прижаться всем
телом, сказать, до чего я ее люблю, люблю...
   Крик Янты вырвал меня из сна одним махом. Пронзительный,
сдавленный, нечленораздельный крик. Моя рука метнулась под
подушку и нашарила там пустоту.
   За окошком лепетал дождик, стояла глубокая ночь, мы лежали одни
в темной комнате. Пистолет валялся вместе с одеждой на полу,
впрочем, я зря переполошился спросонок. Янте приснился кошмар,
только и всего.
   Схватив девушку за плечи, я подул ей в лицо, так по старому
поверью отгоняют злых ночных духов. Колдун из меня никудышный,
впрочем, Янта обмякла и прерывисто вздохнула.
   - Ох, милый, прости, я тебя разбудила...
   Вздрагивая, она прильнула ко мне, уткнулась в грудь мокрым
лицом, совсем по-детски шмыгнула носом. Жуть внезапного
пробуждения отхлынула, сменившись трогательным затишьем. Я
баюкал ее, легонечко поглаживая вдоль спины, потом незаметно для
себя перешел к осторожным тягучим ласкам. Мы парили в
бесконечности теплого мрака, желание подкрадывалось, медленно
сгущалось. Янта подкралась губами к моему рту, ее пальцы
скользнули вниз по животу и цепко сжались. Сдавленно ахнув, она
откинулась навзничь, притягивая меня с жадной поспешностью,
щедро распахнулась подо мной. Исчез шум дождевых капель, исчезла
тьма, исчез поскрипывающий тюфяк, вообще все исчезло. Были
только мы, и больше ничего.
   Самая дивная и невероятная ночь в моей жизни. Еще ни одна
женщина не дарила меня таким всепоглощающим самозабвением, ни с
одной не был я настолько неутомим, ни одна не впитала столько
моей нежной ярости, выплеснув не менее яростную нежность в
ответ.
   А после мы лежали рядышком, держась за руки, переполненные друг
другом и опустошенные, не нуждаясь в словах. Все уже было
сказано молча, при посредстве осязания, которое неспособно
фальшивить. Однако Янта вдруг заговорила вполголоса, отчетливо и
сухо роняя фразы.
   - Месакун, мне нужно тебе рассказать, что со мной случилось.
Хотя, может, лучше промолчать. Но ты имеешь право знать про меня
все.
   - Хорошо, я слушаю тебя.
   Немного помедлив, она продолжила.
   - Месакун, я грязная тварь. Я ненавижу себя.
   И снова сделала паузу. Ее истовое самобичевание казалось мне
чуточку несерьезным. Я надеялся, что за всем этим кроется наивно
раздутый сущий пустяк, что-нибудь вроде обыкновенной
подростковой мастурбации и неотделимых от нее терзаний из-за
собственной якобы уникальной, чудовищной порочности.
   - Пожалуйста, не надо так...
   - Я тебя недостойна.
   - Да что ты такое говоришь, - изумился я.
   - Ты просто не знаешь, - отрезала она. - Прости, придется тебе
рассказать. Это случилось почти год назад. Поздно вечером я
возвращалась от подруги. Та еще предлагала вызвать такси, но я
отказалась. Погода была прекрасная, хотелось прогуляться пешком.
До сих пор себя кляну за дурость.
   Янта говорила отрывисто и быстро. Каждая фраза давалась ей почти
с физическим усилием.
   - Я уже почти дошла до дома. В парке навстречу мне попались
двое. Типичные подонки. Пытались со мной заговорить, но я молча
прошла мимо. Тогда они сзади схватили меня за волосы. Зажали
рот... - она перевела дыхание, ее пальцы скрючились в моей
ладони. - Месакун, они меня изнасиловали.
   Так вот оно что. Меня ожгла вспышка бесплодной ярости. Дорого бы
я дал, чтобы эти двое встретились на моем пути.
   Повисло тяжкое беспросветное молчание. Лишь мириады дождевых
капель мягко шелестели в ночи. Янта скрипнула зубами. Осторожно
я разглаживал ее окостенелый от напряжения кулачок.
   - Янта, милая...
   - Что? - убитым голосом произнесла она.
   - Даже не знаю, как сказать. Все в прошлом, понимаешь? Что бы ни
было, это прошло. А мы здесь.
   Мои слова прозвучали убого, я не знал толком, что сказать, как
ее успокоить. Янта содрогнулась всем телом.
   - Если бы ты только знал, как они надо мной куражились. Я
укусила одного за руку. Тогда он сдавил мне пальцами щеки,
раздви