поднимается!
     - Что ты сделал для этого? - спросил Кас-Коатль.
     - Я рад бы похвалиться, но это не моя заслуга, господин.
     Окрепший ветер разгонял туман, и Кас-Коатль различал за ним долину с гигантской пирамидой посередине. Отдав команду солдатам, он двинулся вперед.
     Войдя в опустевший лагерь, он заметил что-то на вершине пирамиды. Там сидел длиннобородый старец, глядя вниз на алмеков. Кас-Коатль приказал двум солдатам свести его оттуда и направил на пирамиду большой зеленый кристалл. Он чувствовал, как из камня уходит энергия, но происходило это чрезвычайно медленно и потери были ничтожно малыми. Кас-Коатль отошел на пятьдесят ярдов назад и попробовал еще раз - утечка энергии прекратилась.
     Он рассмеялся, и все его страхи относительно пирамиды Ану развеялись.
     Никакой угрозы она не содержит, с облегчением решил он.
     Стоило ли столько возиться с этим Ану? Этот аватар просто неудачник. Воздвиг золотую гору, неспособную отнять силу у одного-единственного кристалла. Однако Алмея твердо уверена в его одаренности. Она следила за постройкой и рассказывала Кас-Коатлю, что рабочие поднимали громадные каменные глыбы, словно пустые деревянные ящики. Человек, владеющий подобным искусством, должен был сотворить нечто гораздо более мощное.
     До Кас-Коатля донеслась музыка. Старик на вершине пирамиды играл грустный, задумчивый мотив. Изумруд на поясе алмека начал вибрировать, и потрясенный Кас-Коатль понял, что старик и есть Ану, продолжающий свое чародейство.
     - Убейте его! - взревел он, и двое солдат, которые лезли наверх, оглянулись на него. - Убейте старика. Быстро! - Солдаты на лесах сняли с плеч огневые дубинки. Музыка смолкла, а старик подошел к самому краю и простер руки, как бы приветствуя собственную смерть. На миг Кас-Коатль испытал облегчение: солдаты еще не добрались до вершины, и кто мог знать, на что еще способен Ану. Но вид святого старца, раскрывшего руки навстречу своим убийцам, внезапно наполнил его леденящим страхом. Кас-Коатль был воспитан на кровавых жертвенных ритуалах и знал, какую силу они могут дать.
     В это страшное мгновение алмек понял, что смерть - именно то, что нужно Ану. Он хочет, чтобы его кровь пролилась на камни.
     - Не-ет! - бросившись вперед, завопил Кас-Коатль.
     Огневые дубинки выпалили, и Ану повалился навзничь. Несколько мгновений ничего не происходило, и Кас-Коатль почти поверил, что ошибся.
     Потом камень у него на поясе задрожал и разбился на тысячу кусков.
     Суставы Кас-Коатля стекленели, кожа туго натягивалась.
     Страшная боль прошила его, как будто красные пауки терзали изнутри его грудь и живот. Он хотел закричать, но паралич сковал его горло. Левая нога рассыпалась, и он повалился на траву. Правая рука отломилась, и Кас-Коатль перестал существовать как живое, мыслящее существо. Безмолвная музыка пирамиды пронеслась над его кристальным трупом, и тело покрылось трещинами, растущими, как паутина. Кас-Коатль разлетелся на части, оставив на земле только доспехи, шлем и сапоги.
     Алмеки, лишившиеся вождя, отошли от пирамиды, боясь, как бы ее гнев не обратился на них.
     Бросив бочки с порохом, они устремились к реке, где ждали корабли, чтобы отвезти их домой.

***

     Одноглазый Лис собрал своих людей вокруг себя и обошел их с пением, прижимая ладони к векам каждого. Вслед за своими он перешел к аватарам. Талабан догадывался, что шаман молитвой вселяет силу в воинов.
     Это подтвердилось, но не так, как ожидал Талабан. Вокруг стояла непроглядная тьма, потому что луна зашла за тучи - но когда Одноглазый Лис отнял руки от его глаз, Талабан стал видеть ясно, как днем. Красок не было - только черный, белый и серый цвета.
     - Искатели крови хотят напасть на нас, - сказал шаман, - но во тьме они слепы, и мы обрушимся на них сами, как горные кошки.
     Четырнадцать анаджо и Суриет, вооруженные луками и стрелами с кремневыми наконечниками, растаяли в подлеске. Талабан хотел пойти с ними, но Одноглазый Лис удержал его.
     Шаман коснулся его лба, и Талабан услышал в голове его голос:
     - Ты производишь слишком много шума, мой друг. Оставайся здесь со своими братьями и убивай каждого, кто дойдет до конца тропы.
     Он ушел, а Талабан, приготовив меч и кинжал, занял с тремя своими аватарами позицию на вершине взгорья. Алмеков будет не меньше сотни, и анаджо, даже наделенные ночным зрением, не смогут остановить их всех.
     "Здесь я и умру, - внезапно подумал он. - Я не прожил даже той недели, которую посулил мне Ану". Талабаном овладел страх, ему стало тошно. "Не хочу умирать на этой чужой горе, - думал он. - У меня нет сыновей, которые передали бы мою кровь грядущим поколениям, нет жены, чтобы оплакать меня". Талабан не дрогнул, когда Ану предрек ему смерть, но он надеялся, что Софарита спасет его. Теперь Софарита была далеко, и ему впервые в жизни захотелось убежать от боя. Но он не побежал. Он не мог. Вид аватара справа от него отвлек Талабана от унылых мыслей: зрачки у того сузились, как у кота.
     По лицу солдата Талабан понял, что и сам выглядит не менее жутко, и невольно ухмыльнулся. Аватар ответил тем же и протянул ему руку. Талабан пожал ее и обменялся рукопожатием с каждым из своих воинов.
     - Это не столь великолепно, как последний выезд Раэля, - сказал он. - Но мы жили, как боги, и умрем, как люди, - этого, думаю, довольно.
     Снизу послышались крики раненых и выстрелы огневых дубинок.
     Талабан поднял меч.

***

     В городе Эгару Капришан ползал по своей роскошной спальне, опорожняя мешочки с заряженными кристаллами в два сундука.
     Он отказался выступить на врага вместе с Раэлем и теперь лихорадочно прикидывал, сколько лет жизни дадут ему эти кристаллы.
     Считать он умел хорошо, как все аватары. Кристаллов у него больше двух тысяч, и каждый камень способен поддерживать здоровье человека несколько месяцев. Но он, Капришан - человек не совсем обычный. Избыточные вес и аппетит ослабили его сердце, поэтому он расходует полностью заряженный кристалл за шесть дней. Получается двенадцать тысяч триста шестьдесят дней - меньше тридцати четырех лет!
     Разочарованный Капришан сказал себе, что это все-таки лучше, чем валяться мертвым на поле боя. Притом ему, возможно, удастся пополнить запас кристаллов.
     Он сидел перед сундуками, где поблескивали камни. За тридцать четыре года многое может случиться.
     Внезапный звон заставил его подскочить - это разбилась хрустальная ваза на подоконнике. Капришан встал и подошел к окну посмотреть, кто бросил камень, но внизу никого не было.
     Сзади послышалось странное "чпок-чпок", и он, обернувшись, увидел бьющие из сундуков фонтанчики зеленой пыли. Капришан бросился туда и упал на колени. Кристаллы шевелились и раскалывались вдребезги один за другим.
     - Нет! - Он зарылся руками в сундук, зажав в пригоршни уцелевшие камни, но даже у него в кулаках они продолжали рассыпаться в пыль. Такая же участь постигла рубины, вставленные в его перстни.
     На громкие рыдания Капришана прибежал слуга.
     - Что случилось, господин?
     - Оставь меня! - взвизгнул Капришан.
     Слуга скрылся, и аватар вышел на балкон.
     Можно протянуть еще шесть дней и умереть медленно и мучительно.
     Или...
     Грузное тело Капришана мелькнуло в воздухе и разбилось о каменные плиты у фонтана.
     Музыка пирамиды в это время уже неслась над океаном.

***

     На подходе к родным берегам энергия "Змея" внезапно иссякла. Некоторое время черный корабль еще двигался по инерции и по воле волн, но вскоре его начало валить с боку на бок.
     Метрас на обратном пути распорядился взять из кают и трюмов все, что способно держаться на плаву, и соорудить несколько плотов с веслами. Команда сочла этот приказ странным, однако выполнила его.
     Когда корабль дал опасный крен, Метрас крикнул:
     - Спасайся кто может! - В море полетели пустые бочки, следом спустили плоты. Пловцы добирались до берега своими силами, не умеющие плавать хватались за спасательные средства.
     Метрас нырнул за тонущим матросом и за шиворот вытащил его наверх. Вагар барахтался и едва не потопил их обоих, но Метрас успокоил его и пристроил к плавучему бочонку.
     - Держись и работай ногами, - велел капитан. - Прилив принесет тебя к берегу.
     Сам Метрас подплыл к плоту, и люди на нем помогли ему взобраться.
     Метрас оглянулся на свой корабль. "Змей" еще некоторое время переваливался, словно больной кит, потом Опрокинулся окончательно и затонул.
     - Что такое с ним стряслось? - спросил матрос.
     - Это магия Ану.
     - Я думал, он на нашей стороне.
     - Так оно и есть. Золотые корабли тоже потонут, как и наш.
     - Мог бы подождать еще часок и дать нам спокойно Войти в порт, - проворчал вагар.

***

     Когда над морем занялся рассвет, подвижник Ро стал испытывать нечто странное. Он сосредоточился на своем ощущении и понял, что слышит музыку, несомую ветром. При всей своей нестройности она вселяла в него чувство родства с землей, с небом, со скалой у него под ногами.
     Софарита издала сдавленный крик и задрожала. Ро обнял ее, и она припала к нему, едва не свалив их обоих с карниза.
     Руки ее оставались простертыми, суставы застыли намертво.
     Она пыталась сказать что-то, но язык не повиновался ей.
     - Я здесь, - сказал Ро. - Я с тобой. Вспомни ритуалы, и мы соединимся.
     Спустя несколько мгновений его прошила страшная боль.
     Казалось, что все его тело дробится, как стекло. Ро поборол Панику и сосредоточился на истине своего естества, на мягкости тканей, гибкости связок, упругости мускулов, на токе густой, теплой крови.
     Музыка у него в уме теперь звучала, как великолепный хорал, охватывающий всю вселенную. Она пронизывала и его, и Софариту.
     Софарита уронила голову ему на плечо и опустила руки. Ро чувствовал ее тело, мягкое и теплое. Он усадил ее на карниз и опустился на колени с ней рядом.
     - Скажи мне что-нибудь. Дай знать, что ты жива.
     Ее глаза открылись.
     - Сила покинула меня. Я снова стала человеком. Как удалось тебе сложить эту Музыку?
     - Ее сложил не я.
     Он вздохнула и села поудобнее.
     - Я больше не богиня, Ро. Я простая вагарка.
     - Ты женщина, которую я люблю, - сказал он и сам удивился своим словам. Он ждал, что она отвергнет его, и знал, что отказ, даже самый мягкий, обожжет его, как огонь.
     - А я люблю тебя, - ответила она. - Я поняла это в ту ночь, когда ты спас меня от Алмеи. Когда ты лежал рядом и согревал меня своим телом.
     Резкий ветер пронесся над утесом, и Ро припал к камню, а Софарита - к нему.
     В небе вспыхнул ослепительный свет, и Ро увидел, как среди клубящихся облаков зажглось второе солнце. Стена, ограждающая землю алмеков, издала ужасный стон. Камни градом посыпались с нее, а после весь кусок чуждой земли оторвался и взмыл в небо, переворачиваясь на лету. Мощный подземный толчок расколол его надвое, и оба куска полетели навстречу второму солнцу. Что-то мелькнуло в воздухе, как золотая птица, и Ро увидел, что это корабль. Кружась, тот врезался в летучую землю. Появились другие корабли, точно затягиваемые невидимым водоворотом.
     В небе вспыхнуло огненное кольцо диаметром в несколько сотен миль. Земля алмеков вошла в этот круг и пропала. Огненное кольцо стало сжиматься, делаясь все меньше и меньше, и наконец погасло.
     Не стало больше стены, не стало темной, грозной земли.
     Впереди лежала пустая, изрытая равнина.
     - Скоро там вырастет трава и деревья, и ручьи побегут, - сказала Софарита. - Жизнь возродится заново.
     Ро встал и, держа ее за руку, двинулся в обратный путь.
     Ниже на тропе они встретили Одноглазого Лиса, Пробного Камня, Суриет и еще четверых оставшихся в живых анаджо.
     Еще ниже громоздилась груда тел. Пробный Камень опустился на колени рядом с Талабаном. Ро бросился к нему, думая, что аватар всего лишь ранен, и увидел изорванное тело и холодное, застывшее лицо. Ро вздохнул, устыдившись радости, которую испытал, когда Софарита призналась ему в любви. Талабан отдал жизнь за то, чтобы он мог услышать эти слова.
     Ро тоже преклонил колени, и Пробный Камень сказал ему на анаджо:
     - Он и другие убили больше двадцати алмеков. Они держались стойко. Талабан умер последним. Я пытался пробиться к нему, чтобы спасти ему жизнь, как он спас мою. Его обступили со всех сторон, но он видел, как я бегу к нему. Он пал в тот самый миг, когда взошло солнце. - Пробный Камень отрезал кинжалом прядь волос Талабана. - Я сложу для него молитвенную песнь.
     Духи анаджо услышат ее и примут его, как своего.
     - Я рад, что ты жив, - сказал Ро. - Он бы этому тоже порадовался.
     - Я думал, мне конец, но когда появилось второе солнце, алмеков как ветром сдуло. Что ты будешь делать теперь, подвижник Ро? Попробуешь вернуться в свой каменный город?
     - Нет. Останусь здесь, если вы разрешите. Буду учить других и учиться сам. И напишу историю последних событий.
     Пробный Камень положил руку на лоб Талабана.
     - Он всегда будет жить в моем сердце. Мои сыновья узнают о нем, а за ними их сыновья. Теперь он принадлежит нашему народу. Мы ничего не забудем.
     Софарита, подойдя, взяла Ро за руку. Она смотрела на мертвого Талабана, и Ро не чувствовал ревности, видя скорбь в ее глазах.

ЭПИЛОГ

     В день, называемый Решгарот, боги ушли, чтобы продолжить войну в небесах, покинув поля и леса, горы и долы. Они улетели к звездам, сидя на спинах серебряных орлов. Они ушли все, кроме одного. Виркокка знал, что Морозные Гиганты вернутся, и остался с людьми, чтобы защищать их от смертного холода.
     Из Вечерней Песни анаджо

     На берегах Луана во избежание заразы начали хоронить тела павших. Вагаров и аватаров уносили, алмеков, сняв с них одежду, сжигали на кострах.
     Трое вагарских могильщиков в полдень спустились к Луану ополоснуть лица холодной водой.
     - Вот еще один, - сказал молодой плотник Лешан, показывая на торчащий из воды обгорелый труп.
     - Брось ты его. Сил больше нет, - сказал другой.
     - Я честно отрабатываю свои деньги. - Лешан подошел к мертвецу. Тот, одетый в обугленные лохмотья, лежал ничком.
     Лешан, который не мог разобрать, вагар это или алмек, перевернул его на спину. Грудь солдата была покрыта ранами, и волосы у него сгорели, но лицо сохранилось. Лешан узнал его - да и кто бы не узнал самого свирепого и ненавистного из всех аватаров?
     Вирук открыл свои холодные, бледно-серые глаза и застонал.
     - Он живой! - крикнул Лешан.
     - Еще бы не живой, - проворчал раненый. - На то я и бог, дубина ты этакая! - Он снова закрыл глаза и скрипнул зубами, перебарывая боль.
     Лешан взялся за нож у себя на поясе. Один удар - и он покончит с этим человеком, вонзив нож в его обожженное горло.
     Глаза Вирука опять открылись. Лешан увидел, что аватар за ним наблюдает, и сказал:
     - Ты заслуживаешь смерти.
     Вирук с ухмылкой приподнялся на локте.
     - И как это вы, недочеловеки, простых вещей понять не можете? Мы никогда не получаем то, чего заслуживаем, недоумок. Мы получаем то, что получаем. Хочешь зарезать меня, так бей, а если нет, кликни лекаря. Я, может, и бог, но нога у меня сломана.
     Лешан только головой покачал, видя, как аватар, страдающий, отданный на его милость, как ни в чем не бывало дразнится и бросает вызов смерти.
     Разве такого можно убить?

     Убив последнего из Морозных Гигантов, Виркокка заскучал. Тогда Сторро-Сказитель, переплыв через звездный океан ночи в Каменный Город, рассказал ему, что затевается большая война, рассказал о чародеях, и вождях, и воинах, жаждущих крови. Выслушав его, Виркокка весело рассмеялся, и взял свой огненный меч, и ушел, чтобы снова сразиться со злом.
     Из Вечерней Песни анаджо


126


121