изнесла она умоляюще.
     На лице мужчины отразилась мука, но вновь загремел рог, и, повернувшись, он скрылся из виду. Женщина закричала, и Кормак был вынужден стоять и беспомощно смотреть, как она корчится в родовых муках. Наконец младенец появился на свет - весь в крови и странно неподвижный.
     - Нет! Нет! Христос сладчайший! - простонала женщина, подняла младенца и шлепнула его по крохотному задику. Он остался неподвижным. Она положила его к себе на колени, сняла с шеи золотую цепочку и сомкнула пальчики младенца на круглом камешке.
     - Живи! - прошептала она. - Молю тебя, живи!
     Но тельце оставалось неподвижным.., без малейших признаков жизни.
     Из солнечного мира снаружи донесся лязг мечей, раздались крики раненых, яростные возгласы сражающихся. Затем наступила тишина, только птицы пели на деревьях. На пол у входа упала тень, и внутрь, пошатываясь, вошел высокий мужчина. Из раны в его груди и еще одной в боку струилась кровь.
     - Маленький? - прошептал он.
     - Мертв, - сказала женщина.
     Услышав что-то у себя за спиной, мужчина обернулся.
     - Еще погоня. Я вижу, как солнце блестит на их копьях. Ты можешь идти?
     Она попыталась встать, но тут же снова откинулась.
     Он подошел к ней и подхватил ее на руки.
     - Он жив! - закричал Кормак со слезами на глазах. - Я жив! Не бросайте меня здесь!
     Он вышел следом за ними на солнечный свет и смотрел, как раненый с трудом взбирается по склону к обрыву. Там он рухнул на колени, и женщина упала из его рук на траву. Из леса галопом вылетел всадник, и воин обнажил меч, но всадник натянул поводья и остановил коня в ожидании.
     Из леса, хромая, вышел еще один человек. Левая нога У него была вывернутой, уродливой. Высокий воин взмахнул мечом и швырнул его в чащу, где острие впилось в толстый, увитый плющом ствол. Потом он снова подхватил женщину на руки, повернулся и посмотрел на море, пенящееся далеко внизу.
     - Нет! - закричал калека. Воин взглянул на всадника. Тот неподвижно сидел в седле, суровое лицо хмурилось, руки застыли на луке седла.
     Воин шагнул с обрыва и исчез из виду вместе с женщиной.
     Кормак смотрел, как калека со слезами на глазах упал ничком, но всадник просто повернул коня и скрылся за деревьями. Дальше на тропе Кормак увидел приближающихся к пещере охотников. Он помчался, как вихрь, и увидел, что Камень в руках младенца горит, будто пламя свечи, а его тельце одето белым сиянием. Затем раздался первый громкий крик. Вошли охотники, черная собака прыгнула на них и упала под ударами топоров и ножей.
     - Клянусь Кровью Одина! - воскликнул один из охотников. - Сука ощенилась ребенком!
     - Убить его! - закричал второй.
     - Дураки! - сказал Гриста. - По-вашему, этих римлян сразила собака?
     У Кормака не осталось сил смотреть, и он закрыл глаза, когда Гриста нагнулся над младенцем.
     И открыл их, чтобы увидеть свет зари, проникающий через вход в пещеру, и Гристу, спящего на алтарном камне. Мальчик встал, подошел к старику и потряс его за плечо.
     - Светает, - сказал он. - А я видел моего отца и мою мать.
     - Дай мне время, малый, - пробормотал Гриста. - Дай свежим воздухом подышать. - Он потянулся, сел, протер глаза и провел, постанывая, ладонью по затекшей, совсем холодной шее. - Подай-ка мне бурдюк с водой.
     Кормак протянул ему бурдюк, Гриста вытащил затычку и жадно напился.
     - Так что ты говорил про свою мать?
     Кормак рассказал ему свой сон, но в глазах старика не появилось особого интереса, пока он не упомянул про калеку.
     - Какое у него было лицо?
     - Светлые волосы, реденькая борода. Печальные глаза.
     - А всадник?
     - Воин, высокий и сильный. Холодный безжалостный человек, рыжие волосы, рыжая борода, а на голове бронзовый шлем, опоясанный железным обручем.
     - Пойдем-ка отсюда, Кормак, - неожиданно сказал старый воин.
     - А мой сон - истинный, как ты думаешь?
     - Кто знает, малый. Поговорим потом.
     Гриста вскинул узел на плечо, вышел из пещеры и встал как вкопанный, уронив узел.
     - Что случилось? - спросил Кормак, выходя на свет. Гриста сделал ему знак замолчать и вгляделся в кусты под деревьями.
     Кормак ничего не увидел, но внезапно из-за густого терновника поднялся человек, оттянул тетиву лука с наложенной на нее стрелой. Кормак замер. Локоть Гристы ударил его в грудь, отшвырнул в тот миг, когда лучник пустил стрелу. Она пробила кожаную куртку Гристы и пронзила легкое. Просвистела вторая стрела. Старик загородил Кормака своим телом.
     - Беги! - прошептал он. На губах у него запузырилась кровь, и он рухнул на землю.
     Стрела мелькнула перед самым лицом Кормака, он нырком отскочил влево, и вторая стрела тоже его не задела. Прокатившись по земле, мальчик вскочил и пустился бежать во всю мочь. Невидимые преследователи в кустах завопили, послышался топот бегущих ног, и Кормак помчался еще быстрее, перепрыгнул через упавший ствол и кинулся к вершине обрыва. Стрелы проносились у него над головой, он сворачивал то вправо, то влево, ища, где бы укрыться, пересек лесную тропу.
     Тут были дуплистые дубы, в которых он не раз прятался от Агвайна и его братьев. Расстояние между ним и преследователями увеличивалось, и он воспрял духом.
     Но лай боевых собак вновь нагнал на него ужас.
     Теперь в дупле уже не спрячешься!
     Он выбрался на вершину и резко обернулся, ожидая увидеть двух темных стремительных псов Колдера, скалящих зубы, готовых впиться в его горло. Однако тропа была пока пуста. Он вытащил свой ножичек для обдирания кроликов, шаря взглядом между деревьями.
     Могучий черный пес выскочил из-за стволов и прыгнул. Кормак упал на колени и, когда пес пролетел над ним, всадил лезвие в его брюхо, распоров его. Раненый пес неуклюже хлопнулся наземь, путаясь лапами в собственных кишках. Кормак, даже не взглянув на него, побежал назад к лесу и начал продираться сквозь кусты.
     Внезапно он замер на месте: из увитого плющом ствола могучего дуба торчал меч, который привиделся ему во сне. Сунув ножичек в ножны, он ухватил рукоять из слоновой кости и выдернул меч. Лезвие было длиной в руку мужчины, и ни единого пятнышка ржавчины не затуманило его блеска за пятнадцать лет, пока меч оставался тут.
     Кормак закрыл глаза.
     - Спасибо, отец! - прошептал он.
     Рукоять была настолько длинной, что меч можно было держать обеими руками, и мальчик взмахнул им, примериваясь.
     Потом вышел на опушку, как раз когда на тропе появился второй пес и ринулся на тонкую фигуру перед собой. Лезвие опустилось на собачью шею, почти отделив голову от туловища. Глаза Кормака пылали гневом, какого он еще никогда не испытывал, и он побежал по тропе навстречу своим преследователям.
     Их топот донесся до него, когда он поравнялся с толстыми вязами. Свернув с тропы, он укрылся за одним из них. Он увидел на тропе четверых: впереди бежал Агвайн, за ним - его братья, а задним был кузнец Керн.
     Его лысая голова блестела от пота. Когда первые трое промелькнули мимо Кормака, он выпрыгнул на тропу перед растерявшимся Керном. Кузнец вооружился обоюдоострым топором с короткой рукояткой, но даже не успел замахнуться, как меч Кормака описал дугу и рассек ему яремную жилу. Керн зашатался, выронил топор и прижал пальцы к ране, пытаясь остановить струю крови, уносившую его жизнь.
     А Кормак под прикрытием деревьев погнался за сыновьями Колдера. Агвайн и Леннокс уже скрылись из виду, но Барта неуклюже рысил, далеко отстав от братьев. Выпрыгнув на тропу у него за спиной, Кормак похлопал его по плечу, и белобрысый мальчишка обернулся.
     Меч Кормака пронзил шерстяную куртку и почти вертикально погрузился в живот, рассекая легкие и сердце.
     Кормак яростно повернул меч в ране, чтобы высвободить его. Барта умер, даже не застонав.
     Кормак бесшумно исчез в тени деревьев в поисках последних из своих преследователей.
     На вершине Агвайн увидел убитых псов, повернулся и побежал предупредить брата, что Кормак каким-то образом вооружился. Потом они с Ленноксом начали отступать по тропе и наткнулись на трупы брата и кузнеца.
     После чего стремглав покинули лес. Когда Кормак вышел из-за деревьев, он увидел, что они улепетывают в долину.
     Он хотел было броситься за ними - пусть даже в Длинный Дом, но здравый смысл взял вверх, и он вернулся к пещере. Гриста прислонился к западной стене.
     Его седая борода побагровела от крови, лицо было землисто-серым.
     Кормак опустился перед стариком на колени и взял его руку в свои. Глаза Гристы открылись.
     - Я вижу валькирий, Кормак, - прошептал он, - но они не смотрят на меня, потому что я без меча.
     - Вот, - сказал мальчик, вкладывая рукоять из слоновой кости между пальцев левой руки старика.
     - Никому.., никому.., не рассказывай.., про свое рождение. - Гриста боком повалился на землю, и меч выскользнул из его пальцев.
     Некоторое время Кормак молча сидел возле трупа своего единственного друга. Потом вышел под солнечные лучи и уставился на долину, далеко внизу.
     Ему хотелось громкими криками излить свой гнев небесам, но он сдержался, вспомнив одно из поучений Гристы: месть - кушанье, которое вкуснее есть холодным.
     Засунув меч за пояс, он собрал пожитки Гристы и зашагал на восток. На вершине последнего подъема он оглянулся еще раз.
     - Я вернусь, - сказал он негромко. - И уж тогда вы увидите демона, клянусь!

3

     Прасамаккус вытянул ноги перед очагом, в котором пылали поленья, и отхлебнул вина, подслащенного медом. Его дочь Адриана подала кубок Урсу, и он его принял с ослепительной улыбкой.
     - Не трать свое обаяние понапрасну, - сказал Прасамаккус, - Адриана помолвлена с сыном пастуха Гриллом.
     - Они влюблены друг в друга?
     - Зачем спрашивать меня, когда Адриана стоит рядом?
     - Да, конечно. Прими моя извинения, благородная девица.
     - Прости моего отца, - сказала она грудным, чуть хрипловатым голосом. - Он забывает, что обычаи его гостей очень отличаются от того, к чему привык он сам. А сикамбры все еще продают и покупают своих женщин?
     - Ну, это слишком сурово. Будущие мужья получают приданое, но ведь и в утеровской Британии такое все еще в ходу, не так ли? А женщина - служанка своего мужа. На этом сходятся все религии.
     - Мой отец сказал Гриллу, что приданого он не получит, и мы сочетаемся браком на празднике зимнего солнцестояния.
     - И вы влюблены?
     - Да. Очень.
     - И без приданого?
     - Мне кажется, отец смягчится. У него же денег куры не клюют. А теперь, с твоего позволения, я очень устала.
     Урс встал и поклонился, а Адриана поцеловала Прасамаккуса в обросшую бородой щеку и вышла из комнаты.
     - Хорошая девочка! Но, видно, она думает, что я уже впадаю в старческое слабоумие! Она проскользнет через двор и встретится с Гриллом у конюшни. Как тебе вино?
     - Сладковато на мой вкус.
     Прасамаккус наклонился к очагу и подбросил полено в огонь.
     - Мед подбодряет разум и очищает желудок. И, кроме того, отгоняет злых духов.
     Урс засмеялся.
     - А я думал, для этого нужен чеснок.
     - Тоже годится, - согласился старый бригант. - А еще омела и черные собаки с белыми носами.
     - По-моему, ты выпил немного лишнего, друг мой.
     - Да, в одинокие вечера это за мной водится. Ты знаешь, я сопутствовал королю, когда он еще не был королем.., а гонимым мальчиком среди гор, и прошел через Ущелье Смерти в другой мир. Я был тогда молод.
     Я видел, как он стал мужчиной, я видел, как он полюбил, и я видел, как мало-помалу умирало его великое сердце.
     Он всегда был человеком с железной волей. Но теперь только это у него и осталось - железо. А сердце мертво.
     - Его жена? Ты о ней?
     - Пленительная Лейта. Гьен Авур. Лесная Лань.
     - Насколько мне известно, песня эта тут под запретом. Что и понятно. Короля сделал рогоносцем его родич, предал друг.
     - Не так все просто, Урс. Совсем не так просто.
     Как всегда. Кулейн лак Фераг был несравненным воином, человеком великого благородства. Но у него было уязвимое место - он жил без любви. Он вырастил Лейту, и она любила его с самого детства, но они были обречены.
     - Ты говоришь так, будто у человека нет выбора.
     - Иногда выбора и нет. Кулейн скорее умер бы, чем причинил боль Утеру или Гьен, но король знал, что его жена всегда любила Кулейна, и злые чувства забушевали в нем, как степной пожар. Ему все время приходилось вести то одну войну, то другую, и он начал все время оставаться при войске. С Гьен он встречался очень редко и назначил Кулейна ее защитником. Он насильственно сводил их, и в конце концов они уступили своему желанию.
     - Как он узнал?
     - Это ни для кого не было тайной, а любовники были обречены. Люди видели, как они прикасаются друг к другу, гуляют под руку по садам. И Кулейн часто входил в покои королевы поздней ночью, а выходил с зарей. Как-то ночью королевские телохранители ворвались в опочивальню королевы, а Кулейн был там. Их обоих приволокли к королю, и король вынес им смертный приговор. Однако Кулейн вырвался на свободу.., а через три дня напал на стражу, сопровождающую королеву к плахе, и они спаслись вместе.
     - Но на этом история не кончается?
     - Да. Как ни жаль... - Прасамаккус умолк, его голова откинулась на высокую спинку кресла. Кубок выскользнул из его пальцев на ковер, но Урс успел поймать его, прежде чем вино залило козью шкуру. Потом принц улыбнулся и встал. У двери спальни на табурете лежало свернутое одеяло. Урс взял его, накрыл им Прасамаккуса и вошел в отведенную ему комнату.
     Адриана улыбнулась и откинула одеяло. Быстро раздевшись, он лег рядом с ней и нежно откинул золотые пряди с ее лица.
     Она обняла его за шею и привлекла к себе.

***

     Урс вымылся в бочке с холодной водой позади дома, наслаждаясь тем, как предрассветный воздух покусывает его кожу. Он спал не тревожимый сновидениями, а будущее сулило много золота. Если Король Сказаний купит его лошадиные панцири, его примеру последуют все владыки и вожди, ведущие войны, а он, Урс, удалится во дворец в Долине Великой реки с десятком-другим наложниц.
     В двадцать лет Урс уже твердо определил свое будущее. Хотя он принадлежал к дому Меровиев, они с Баланом находились с Меровием лишь в дальнем родстве и не имели никаких прав на корону Длинноволосых королей. А жизнь воина не влекла молодого человека, проведшего юность во дворцах наслаждений Тингиса.
     Он вытерся досуха мягким шерстяным полотенцем и надел под промасленную кожаную куртку чистую черную рубаху. Из кожаной фляжечки налил на ладонь несколько капель благовония и втер его в свои длинные темные волосы. Вонь конюшни заставила его выйти на открытый луг, где воздух был напоен ароматом шиповника, разросшегося у древнего круга стоячих камней.
     Там его нашел Прасамаккус. Старику было явно не по себе.
     - Что не так, друг мой? - спросил Урс, садясь на плоский алтарный камень.
     - Я напился, как старый дурень, и теперь у меня в голове стучит кузнечный молот.
     - Слишком много меда, - заметил Урс, сдерживая улыбку.
     - И слишком болтливый язык. Мне не следовало бы говорить про короля и про то, что касается его одного.
     - Успокойся, Прасамаккус. Я ничего не помню. Вино ударило в голову и мне. Помнится только, что ты говорил о государе Утере как о лучшем короле во всех христианских землях.
     - Он такой и есть, - ухмыльнулся Прасамаккус. - Спасибо, Урс.
     Урс ничего не ответил, вглядываясь в неровный строй воинов, появившихся на гребне дальнего холма.
     - Надеюсь, это наши, - прошептал он.
     Прасамаккус приложил ладонь козырьком к глазам и выругался. Поднявшись на ноги, он заковылял к дому, крича во весь голос и указывая на воинов, беспорядочно ринувшихся вперед. Пастухи и конюхи выбежали из конюшен с луками в руках, а двадцать легионеров, вооруженных мечами, сомкнули щиты в боевом порядке перед домом. Урс кинулся в свою комнату за собственным луком с колчаном. Адриана скорчилась под средним окном.
     - Кто они? - спросил Урс про приближающихся всадников.
     - Тринованты, - ответила она.
     В открытое окно влетела стрела и впилась в дверь по ту сторону комнаты. Урс отступил и наложил стрелу на тетиву своего лука.
     Всадники влетели во двор под гром копыт, спрыгивая на землю, чтобы вступить в бой с легионерами. Их было вчетверо больше, стена из щитов распалась, и тринованты, облаченные в одежду, режущую глаза пестротой, начали, рубя и коля, пролагать себе путь к дому.
     Урс рискнул выглянуть в окно как раз тогда, когда воин с заплетенной в косицы бородой прыгнул в брешь.
     Оттянув тетиву, он пустил стрелу в горло тринованта, и тот повалился навзничь.
     - По-моему, нам следует уйти, - сказал Урс, хватая Адриану за руку и поднимая ее на ноги. Дверь затрещала и рухнула в комнату, куда сразу же ворвались трое с мечами, обагренными кровью павших легионеров.
     - Надеюсь, вы подумали о получении выкупа, - сказал Урс, бросая лук, и широко развел руки.
     - Убейте его! - приказал высокий темноволосый воин с заживающим рубцом на щеке.
     - Я стою дорого.., на вес золота! - воскликнул принц, пятясь.
     Воины двинулись на него. Урс шагнул им навстречу, повернулся на одной ноге и пяткой другой ударил первого в подбородок, так что тот опрокинулся на своего товарища. Принц легко отпрыгнул вправо, уклонившись от опускающего меча Лица с Рубцом. Затем он поднырнул под вновь занесенный меч и ткнул врага растопыренными пальцами под грудину. Тот охнул, лицо его побагровело.., и он упал. Урс схватил его меч и всадил его в сердце первого воина, который попытался встать.
     Адриана ударила третьего табуретом, сбив его с ног.
     Снаружи донесся звук трубы, а затем гром копыт.
     Урс подбежал к окну и увидел, как Утер, Викторин и полная центурия конных легионеров обрушились на растерявшихся триновантов. Многие из них побросали оружие, но тут же были убиты.
     Несколько минут спустя бой закончился, и легионеры принялись очищать двор от трупов.
     Король вошел в дом, его светлые глаза блестели, усталость исчезла без следа.
     - Где Прасамаккус? - спросил он, переступая через убитых. Воин, оглушенный Адрианой, застонал и попробовал приподняться. Утер обернулся, и его огромный меч рассек ему шею. Голова откатилась к стене, туловище осело на пол, заливая его кровью. Адриана отвела взгляд.
     - Я сказал: где Прасамаккус?
     - Здесь, государь, - сказал старый калека, выходя из задней комнаты. - Я цел и невредим.
     Король ухмыльнулся по-мальчишески.
     - Сожалею, что мы не успели сюда раньше. - Он подошел к окну. - Викторин! Тут еще три!
     В комнату вошли легионеры и вытащили трупы наружу.
     Утер вложил меч в ножны и сел.
     - Ты хорошо показал себя, Урс. Сражаешься не хуже, чем говоришь.
     - Мне улыбнулась удача, государь, да и Адриана свалила одного табуретом.
     - Неудивительно: она - росток от доброго корня.
     Адриана присела перед королем, потом отошла к шкафу, подала королю кубок и наполнила его яблочным соком из каменного кувшина. Утер сделал несколько больших глотков.
     - Вы теперь в безопасности. Гвалчмай окружил главный их отряд, и к ночи в живых не останется ни единого триновантского мятежника отсюда и до Комбретовиума.
     - Твои подданные всегда настолько непокорны? - спросил Урс, и на лице короля мелькнуло раздражение.
     - Мы, британцы, плохие подданные, - поспешно сказал Прасамаккус. - Такова эта земля, Урс. Племена почитают каждое своего короля, своего военного вождя и своих священнослужителей. Римляне почти покончили с друидами, но теперь культ возродился, а друиды не признают римской власти.
     - Но Рим ведь больше не правит Британией, - сказал принц. - Я не понимаю...
     - Для племен Утер - римлянин. Им все равно, что Рима больше нет.
     - Я верховный король, - сказал Утер. - По праву рождения и по праву завоевателя. Племена смирились с этим, но друиды - нет. Как и саксы, и юты, и англы, и готы. И сикамбры стали нашим" друзьями совсем недавно.
     - Ты