кус.
     - Так что же нам делать?
     - То, что он велит.
     Олег, вздохнул. Они натянули одежду на неподвижное тело Кормака, Олег бережно взял его на руки и вынес на поляну, где Пендаррик ждал их в центре звезды необычной формы. Осторожно перешагивая через линии, Олег положил Кормака рядом с колдуном. Прасамаккус вступил в звезду с мечом Олега и еще одним.
     Когда они все оказались внутри Круга, Пендаррик поднял руки, и солнечный свет заблестел на золотом камушке в правой. В воздухе раздался треск, замерцало сияние, внезапно вспыхнув так ярко, что Прасамаккус закрыл глаза ладонью. Сияние исчезло...
     Они, все трое, стояли внутри кольца из камней на вершине холма, поросшего высокими деревьями.
     - Здесь я вас оставлю, - сказал Пендаррик. - Да сопутствует вам удача в конце вашего пути.
     - Где мы? - спросил Олег.
     - Под Камулодунумом, - ответил Пендаррик. - Перенестись прямо на Остров было нельзя. Теперь вы окажетесь в центре селения - оно было построено по законам Каменного Круга. Тебя ждет встреча со старой знакомой, Прасамаккус. Передай ей от меня любящий привет.
     Пендаррик вышел из кольца и поднял руку. Воздух снова замерцал, и они увидели недоумевающие лица трех женщин, сидящих в круглой зале возле тела Утера.
     - Простите нас, госпожи, - сказал Пендаррик с поклоном, а Олег поднял Кормака, отнес к большому круглому столу, на котором лежал король, и бережно положил его рядом с отцом. Прасамаккус подошел к столу и с великой любовью посмотрел на два неподвижных тела.
     - Такое горе, что они впервые встретились вот так.
     Одна из женщин вышла из залы, две другие были по-прежнему погружены в молитву.
     Дверь открылась, в залу вступила высокая фигура в белом одеянии. Позади следовала женщина, позвавшая ее.
     Прасамаккус захромал к ним.
     - Госпожа, я снова должен испросить про... - Он споткнулся и умолк, узнав Лейту.
     - Да, Прасамаккус, это я. И меня начинают все больше сердить появления теней прошлого, которое я предпочту забыть. Сколько еще тел ты намерен принести на Остров?
     Он сглотнул, но не сумел выдавить из себя ни слова, а она величественно прошла мимо и посмотрела на лицо Кормака Даймонссона.
     - Твой сын, Гьен, - прошептал Прасамаккус.
     - Я вижу, - сказала она и погладила мягкую бородку. - Как он похож на отца.
     - Я счастлив, что вижу тебя, - сказал бригант. - Я часто думал о тебе.
     - А я о тебе. Как поживает Хельга?
     - Она умерла. Но нам было очень хорошо вместе, и я счастлив воспоминаниями и ни о чем не сожалею.
     - Если бы я могла сказать то же! Он, - она указала на Утера, - разбил мою жизнь. Он ограбил меня - отнял сына и всякое счастье, которое могло выпасть на мою долю.
     - И тем он ограбил себя, - сказал Прасамаккус. - Он ни на миг не переставал любить тебя, госпожа. Просто.., просто вы не были предназначены друг для друга. Знай ты, что Кулейн жив, ты никогда бы не стала его женой. Будь он менее горд, он мог бы забыть про Кулейна. Я оплакиваю вас обоих.
     - Мои слезы давно иссякли, - сказала Лейта. - Когда я плыла в Галлию, оставив мертвое тельце сына... или так мне казалось... - Она помолчала. - И ты, и твой спутник должны покинуть Остров. На том берегу озера на холме ты найдешь Кулейна. Он ждет там известий о человеке, которого предал.
     Прасамаккус посмотрел ей в глаза. Ее волосы все еще были темными, только у одного виска серебрилась седая прядь, а лицо было прекрасным и каким-то странно вневременным. Никто бы не сказал, что ей уже под пятьдесят, но глаза казались матовыми и безжизненными, и в ней ощущалась бесчувственность, которая смутила Прасамаккуса.
     Она вновь посмотрела на тела. Ее лицо ничего не выразило, и она перевела взгляд на бриганта.
     - В нем нет ничего от меня, - сказала она. - Он отродье Утера и умрет вместе с ним.

***

     Они нашли Кулейна на вершине холма. Он сидел, поджав ноги, спиной к узкой дамбе, которая вела на Остров, ясно видимый теперь, когда дымка рассеялась. Он встал и обнял Прасамаккуса.
     - Как ты оказался тут?
     - Доставил тело Кормака.
     - Где он?
     - Рядом с королем.
     - Христос сладчайший! - прошептал Кулейн. - Он живой?
     - Уже почти нет. Как и Утер. Только ослабевающий Камень еще заставляет его сердце биться.
     Прасамаккус познакомил его с Олегом, и тот вновь описал трагические события, которые привели к смерти Андуины. Кулейн устало опустился на землю и устремил взгляд на восток. Бригант положил ладонь ему на плечо.
     - Ты тут ни при чем. Владыка Ланса. Вина не твоя.
     - Я знаю. Но ведь я же мог их спасти!
     - Не все доступно даже твоим великим силам. И ведь Утер и его сын еще живы.
     - Надолго ли?
     Прасамаккус ничего не ответил.
     - Но есть другое, что прямо касается нас, - негромко сказал Олег, указывая на восток, откуда большой отряд вооруженных всадников быстро устремлялся к холму.
     - Готы! - сказал Прасамаккус. - Что им тут понадобилось?
     - Им велено убить короля, - ответил Кулейн, вставая, и взял свой серебряный посох. Разъяв его на середине, он схватил в обе руки по короткому мечу, стремительно повернулся и побежал к дамбе. На полпути он крикнул Прасамаккусу через плечо:
     - Спрячься. Тут не место для увечных.
     - Он прав, - сказал Олег. - Хотя мог бы сказать это помягче. Вон там густые кусты.
     - А ты?
     - Я в долгу у Кормака за мою жизнь. Если они хотят убить короля, так, конечно, зарежут и мальчика.
     И он кинулся с холма к покрытой илом дамбе. Шириной она была шага в три и очень скользкой. Олег, глядя под ноги, прошел двадцать шагов до того места, где стоял Кулейн.
     - Добро пожаловать, - сказал Кулейн. - Я восхищен твоей доблестью, хотя и не мудростью.
     - Этот мост нам не удержать, - сказал Олег. - Их столько, что они будут теснить нас и теснить, а как только мы окажемся на берегу, верх останется за ними.
     - Сейчас, пожалуй, самое подходящее время, чтобы придумать иную тактику, - заметил Владыка Ланса, когда готы придержали коней у начала дамбы.
     - Я так, для разговора, - ответил Олег. - Не возражаешь, если я встану справа?
     Кулейн улыбнулся и покачал головой. Олег осторожно перешел направо. Готы спешились, и несколько уже шли по дамбе.
     - Вроде бы между ними нет ни одного лучника, - сказал Олег.
     В воздух взвилась стрела, и меч Кулейна отбил ее от самой груди Олега.
     За первой последовала вторая и третья. От второй Кулейн уклонился, третью отбил.
     - Ты очень искусен, - заметил Олег. - Может, как-нибудь на днях научишь меня этой штуке.
     Прежде чем Кулейн успел ответить, готы ринулись вперед. Однако двигаться они могли лишь по двое. Кулейн шагнул вперед, отбил рубящий удар и распорол живот первого. Олег поднырнул под бешено занесенный меч, ударил врага в подбородок, и второй воин, свалившись в воду, сразу пошел на дно под тяжестью своих доспехов.
     Мечи Кулейна казались двумя арками мерцающего серебра - с такой быстротой он оплетал теснящихся воинов страшной сетью смерти. Рядом с ним Олег Хаммерханд сражался со всем доступным ему искусством, но тем не менее их неумолимо оттесняли к Острову.
     На мгновение готы остановились, и Кулейн перевел дух. Кровь сочилась из царапины на его виске и текла из более глубокой раны в плече. Олег был ранен в бедро и в бок. Но они твердо держались на ногах.
     Прасамаккус на склоне холма мог только следить со скорбным восхищением, как эти двое бросали вызов невозможному. За их спиной солнце закатывалось в золото и багрянец, и вода под сумеречной дымкой была алой.
     Вновь готы рванулись вперед и были встречены холодным железом и доблестью.
     Кулейн поскользнулся, и в бок ему вонзился меч, но его меч ударил снизу в пах врага, и тот с воплем откинулся на спину. Кулейн выпрямился, отбил новый удар и вторым мечом рассек горло нападавшему. Олег Хаммерханд умирал. Ему пронзили легкое, и кровь, пенясь, стекала по его бороде, в животе у него торчал меч, чей владелец пал от ответного чисто инстинктивного удара.
     С бешеным ревом гнева и бессилия Олег врезался в ряды готов, тяжестью тела сбивая их с ног. Со всех сторон в него вонзались мечи, но в самый момент смерти его кулак опустился на шею ближайшего из врагов и сломал ее. Когда он упал, Кулейн бросился в гущу свалки, рубя и коля обоими мечами. Готы в растерянности снова отступили.
     Прасамаккус закрыл глаза. По его щекам струились слезы. Ему невыносимо было смотреть на гибель Владыки Ланса, но не хватало духа отвернуться. Вдруг справа от себя он услышал топот марширующих ног. Прасамаккус выхватил охотничий нож и захромал навстречу, готовый умереть. Первым, кого он увидел, был Гвалчмай, который шел рядом с Северином Альбином. За ними шагали последние легионеры Девятого легиона Утера - седые ветераны, давно пережившие пору расцвета своих сил, но сохранившие гордую осанку. Гвалчмай бросился к нему:
     - Что тут происходит, мой друг?
     - Кулейн пытается удержать дамбу. Готы ищут тело короля.
     - Девятый, ко мне! - крикнул Северин, и его гладий выскользнул из бронзовых ножен. С громовым криком восемьдесят легионеров выстроились рядом с ним, словно годы покоя были лишь сном в летнюю ночь.
     - Клин! - скомандовал Альбин, и легионеры на обоих флангах попятились, образуя легендарный "наконечник копья". - Боевой шаг! Вперед!
     Клин выдвинулся на луг, где большая толпа готов все еще ждала своей очереди двинуться по скользкой дамбе. Они увидели приближающий отряд и уставились на него, не веря глазам. Некоторые даже захохотали при виде седых волос новых врагов, но смех быстро замер, когда железные мечи врубились в их ряды и клин пробился к дамбе.
     Гот гигантского роста кинулся на Альбина, но его бешеный удар был отбит, и гладий впился в его шею.
     - Рога! - крикнул Альбин, и ветераны мгновенно перестроились в грозный строй "бычьи рога", зажав растерявшихся готов в полукольцо. Они начали беспорядочно отступать, думая построиться на склоне.
     - На них! - взревел Альбин, и легионеры в центре устремились вперед.
     Готы не выдержали и бросились бежать врассыпную. На дамбе Кулейн, истекая кровью, струящейся из десятка ран, увидел, как воины перед ним попрыгали в воду, лишь бы избежать встречи с ветеранами Девятого.
     Они отчаянно барахтались, но доспехи увлекли большинство на дно. Кулейн упал на колени, уступив неимоверной слабости.
     Мечи выпали из его рук.
     Гвалчмай подбежал к нему и подхватил на руки, не дав упасть в озеро.
     - Защищайте дамбу, они вернутся, - сказал Кулейн.
     - Я отнесу тебя на Остров, они там исцелят тебя.
     Обхватив Кулейна еще могучими руками, старый кантий понес его по дамбе на Остров, где несколько женщин следили за битвой. Ноги у него скользили, он пошатывался.
     - Помогите мне! - сказал он, и женщины после некоторых колебаний приняли его ношу и отнесли умирающего в круглую залу.
     Лейта смотрела, как они вошли и положили его на мозаичный пол, подложив ему под голову свернутый плащ.
     На ее лице не отразилось никакого чувства.
     - Спасите его, - сказал Гвалчмай. Одна из женщин открыла грудь Кулейна, взглянула на страшные раны и прикрыла их.
     - Вам же подвластна магия! Вы же целительницы!
     - Ему магия помочь не может, - тихо сказала другая женщина. - Дай ему отойти в покое.
     Подошел Прасамаккус и встал на колени рядом с Кулейном.
     - Вы с Олегом убили тридцать одного, - сказал он. - Вы были несравненны. Легионеры Альбина охраняют дамбу и обходят берег. С каждым днем будут приходить все новые. Мы защитим короля и его сына.
     Глаза Кулейна приоткрылись.
     - Гьен?
     - Ее здесь нет, - прошептал Прасамаккус.
     - Скажи ей... - Кровь запузырилась из пронзенных легких.
     - Кулейн? Бог мой! Кулейн!
     - Он умер, мой друг, - сказал Гвалчмай.
     Прасамаккус закрыл глаза покойному и с трудом поднялся на ноги. В дверях он увидел Лейту. Ее глаза были широко раскрыты.
     - Он звал тебя, - с упреком сказал бригант. - А ты даже в этом ему отказала. Где твоя душа, Гьен? На тебе одеяние христианки. Где твоя любовь?
     Не говоря ни слова, она повернулась и ушла.

16

     Лекки, чье худенькое тельце и волосы Карил отмыла от грязи, сидела на лошади и с этой огромной высоты смотрела по сторонам. Позади нее сидел ее отец, самый высокий и самый сильный человек в мире. Теперь она могла ничего не бояться. Она жалела только, что ее отец забыл, как говорят на человеческом языке.
     Но все равно улыбка у него была как солнце на заре, а руки мягкими и очень ласковыми.
     Она покосилась на свою новую тунику из серой шерсти, обметанную черной ниткой. Такую теплую и мягонькую, совсем как сапожки из овчины, которые подарила ей Карил. Она всю жизнь бегала босиком, и так приятно было шевелить пальцами в меховых завитках! Ничего подобного ей и не снилось. Отец погладил ее по плечу и указал на небо.
     Там клином летели лебеди, их шеи были прямыми, точно стрелы.
     Лошадь, которой снабдил их Аста, была старой кобылой шестнадцати ладоней в холке, с прогнутой спиной, и трусила она очень неторопливо. Но Лекки еще никогда не ездила на лошади, и разбитая кляча казалась ей могучим жеребцом, способным вихрем унестись от самого быстрого боевого коня готов.
     Когда солнце поднялось очень высоко, они остановились перекусить, и Лекки могла бегать по полянке в своих новых сапожках, забыв про острые камешки в траве.
     А ее отец придумал смешную игру - показывал на деревья, на небо, на корни, на все такое простое и знакомое и называл их непонятными словами. Правда, запомнить их было легко, и он словно бы радовался, когда она правильно их повторяла.
     Под вечер она увидела вдалеке готов, которые ехали навстречу им по дороге. Отец направил кобылу в чащу, где они спешились и выжидали, пока готы не проехали мимо. Но она не испугалась: их было меньше двадцати, и она знала, что ее отец убьет их всех.
     А позднее они устроились на ночлег в неглубокой пещере, и он закутал ее в одеяло, сел рядом с ней и пел ей песни на своем непонятном мелодичном языке. Пел он не очень хорошо, не как старый Снорри, но было так уютно лежать рядом с костром и смотреть на самое чудесное лицо во всем мире, а потом веки у нее сомкнулись, и она погрузилась в крепкий сон без сновидений.
     Галеад еще долго сидел, глядя на нее, на овальное миловидное личико. Она вырастет красавицей, и все окрестные юноши будут тщиться завоевать ее сердце. Особенно если она и тогда будет откидывать голову и задумчиво улыбаться, как делала, когда он старался объяснить ей начатки своего языка.
     Улыбка замерла у него на губах. "О чем ты размечтался, глупец?" - спросил он себя. В стране бушует война, и даже если удастся разбить готов, восстанут саксы, или юты, или англы, или любое из множества племен.
     Много ли надежд у Лекки жить тихой жизнью?
     Он постелил одеяло рядом с ней, сгреб угли и лег, подложив локоть под голову. Сон быстро объял его, но принес видения...
     Он увидел на фоне звезд очертание огромной фигуры - облака завивались у ее колен. Голова наводила ужас - пылающие огнем глаза, зубы из наточенного железа, а ее рука медленно тянулась к Мечу, который плыл в небе лезвием вниз. По другую сторону Меча, отвернувшись от него, стояла прекрасная женщина. Внезапно вверху надо всем появилась сверкающая звезда, словно большая серебряная монета, стремительно скользящая по небосводу. Гигант, съежившись, отпрянул от звезды, и Меч будто стал меньше. Потом все исчезло, и он увидел Кровавого короля во дворе Эборакума, без одежды, совсем одного. Когда из зияющего туннеля выскочили чудовища, король швырнул свой Меч в воздух и выкрикнул одно-единственное слово.
     А Галеад обнаружил, что сидит в чудесном саду, исполненном бесконечной безмятежности и мира. Он знал, кого увидит там.
     "Добро пожаловать", - сказал Пендаррик.
     "Я бы мог оставаться тут вечно", - сказал Галеад, и Пендаррик улыбнулся.
     "Я рад, что ты способен ощущать гармонию. Чему ты научился, юный рыцарь?"
     "Почти ничему, кроме того, что уже знал. Что сталось со стариком, с Катериксом?"
     "Он нашел своих друзей и теперь в безопасности".
     "А разбойник?"
     "Вернулся в лес".
     "Чтобы вновь убивать?"
     "Быть может, но это не умаляет его поступка. Ты направляешься на Хрустальный Остров?"
     "Да".
     "Там Утер".
     "Живой?"
     "Этому еще предстоит решиться. Отыщи Моргану, владычицу Острова, и скажи, чтобы она еще раз последовала совету Пендаррика. Ты понял свое сновидение?"
     "Нет. Только одно: великан - Вотан, а Меч - это Меч Утера".
     "Звезда - комета, которая проносится по небосводу один раз в жизни каждого человека. Она состоит из Сипстрасси и когда приближается к Земле, то втягивает свою магию назад в себя. В давние времена обломок этой кометы рухнул в наш мир и породил магию. Теперь, пролетая вновь, она втянет часть этой магии. И настанет миг, Галеад - и ты его узнаешь, - когда судьба миров будет брошена на чашу весов. И тогда скажи владыке Меча, чтобы он отдал его тебе. Подними Меч к небу и пожелай того, чего хочешь".
     "Почему ты никогда не говоришь просто? Все это для тебя игра?"
     Пендаррик покачал головой.
     "Неужели, по-твоему, я с радостью не поделился бы с тобой мудростью, чтобы спасти мир? Но это не путь познания Таинств. Для каждого человека жизнь - это странствование в поисках знания и ответов на извечные вопросы: кто я? Почему я Здесь? Если я велю тебе пойти в такое-то место и произнести Слово Силы, что ты узнаешь, кроме того, что Пендаррик - колдун? Но если я велю тебе пойти в такое-то место и сказать то, что скрыто в твоем сердце, а это и окажется Словом Силы, тогда ты узнаешь нечто неизмеримо большее. Ты войдешь в Круг Таинства и достигнешь его центра. Катерикс понял это, когда помог разбойнику, хотя его сердце требовало дать тому умереть. И ты тоже поймешь".
     "А если нет?"
     "Тогда зло восторжествует, а мир не изменится".
     "Почему такая ответственность возлагается на меня?"
     "Потому что ты наименее способен справиться с ней.
     Ты проделал большой путь, принц Урс, от жадного похотливого принца до рыцаря Галеада, который спас ребенка. Продолжай свой путь".
     Галеад проснулся на заре. Лекки еще спала, и он сварил котелок горячей овсянки, сдобренной медом, из запасов, которыми Карил снабдила его на дорогу. После завтрака он оседлал кобылу, и они затрусили на северо-запад.
     Ближе к полудню, съехав в рощу, он оказался лицом к лицу с десятком всадников в рогатых готских шлемах.
     Он натянул поводья и уставился на воинов с холодными глазами, а Лекки прижалась к нему, дрожа от страха.
     Их главный выехал вперед и заговорил по-сакски.
     - Я из Галлии, - ответил Урс на языке сикамбров.
     Тот удивился.
     - Далеко же ты забрался от своего дома, - сказал он, а его товарищи подъехали поближе, обнажив мечи.
     Галеад приготовился бросить Лекки в кусты и драться до последнего вздоха.
     - Кто эта девочка?
     - Сирота. Ее деревню сожгли, а мать убили.
     - Что поделаешь, война! - Сакс пожал плечами и подъехал еще ближе.
     Он наклонился к Лекки, ее глаза расширились от ужаса, и Галеад весь напрягся. Его рука скользнула к мечу.
     - Как тебя зовут, маленькая? - спросил всадник по-сакски.
     - Лекки.
     - Не бойся.
     - Я не боюсь, - сказала она. - Мой отец самый большой убийца, и он перебьет вас всех, если вы не ускачете.
     - Ну, тогда нам лучше ускакать, - ответил он с улыбкой, выпрямился и снова посмотрел на Галеада. - Храбрая девочка, - сказал он, переходя на сикамбрский. - Она мне понравилась. Почему она говорит, что ты ее отец?
     - Потому что теперь мне досталась честь стать им.
     - Я сам сакс, а потому знаю, что такое честь. Заботься о ней хорошенько.
     Он взмахнул рукой, проехал вместе со своими товарищами мимо изумленного Галеада и продолжал свой путь. Но когда готы отъехали шагов на тысячу, он вновь придержал коня и оглянулся на одинокого всадника.
     - Почему мы его не убили? - спросил