тва. Бустамонте отважился на принципиально новое, требующее изрядного
мужества, предприятие. Ты помнишь вторжение вояк Батмарша?
     - Да, но где...
     - Бустамонте желает предотвратить любую возможность повторения  этого
постыдного факта в истории Пао. Он формирует военный  корпус  для  обороны
планеты. С этой целью он в качестве плацдарма избрал  Химант  Литторал  на
Шрайманде. Коренное население  было  перемещено.  В  этом  регионе  теперь
проживает особая группа паонитов,  которая  воспитывается  в  воинственном
духе  и  говорит  на  новом  языке.  На  Видаманде  Бустамонте  предпринял
аналогичные меры для создания мощного промышленного комплекса,  чтобы  Пао
обрела независимость от Меркантиля.
     Беран молчал,  пораженный  масштабами  этих  потрясающих  планов.  Но
сомнения у  него  все  еще  оставались.  Палафокс  терпеливо  ждал.  Беран
неопределенно пожал плечами, прикусил костяшки пальцев, и наконец выпалил:
     - Но паониты никогда не были ни воинами,  ни  механиками,  они  сроду
ничего не понимали в этих вещах! Как это удается Бустамонте?
     - Ты должен  помнить,  -  сухо  сказал  Палафокс,  -  что  я  являюсь
советником Бустамонте во всех этих предприятиях.
     Это  встревожило  Берана  -  между  Палафоксом  и   Бустамонте   явно
существовала сделка. Беран подавил эти мысли, усилием  воли  загнав  их  в
потаенный уголок сознания. Он лишь произнес подавленно:
     - А была ли необходимость в перемещении коренного населения?
     - Да. На этих территориях не должно оставаться ничего, что напоминало
бы о старом языке и прежних обычаях.
     Беран, урожденный  паонит,  знавший,  что  бедствия  таких  масштабов
обычны для Пао, принял объяснения Палафокса как должное:
     - А эти новые люди - они останутся истинными паонитами?
     Палафокс выказал удивление:
     - А почему бы нет? И по крови, и по рождению, и по воспитанию.
     Беран открыл было рот, но в замешательстве не сказал ничего. Палафокс
ждал, но  Беран,  явно  удрученный,  все-таки  не  мог  найти  логического
выражения своим эмоциям.
     - А теперь скажи мне, - тон Палафокса стал совсем другим, - как  дела
в институте?
     - Очень хорошо. Я закончил свою четвертую курсовую работу,  и  ректор
заинтересовался моим последним эссе на вольную тему.
     - И какова же тема?
     -  Исследование  семантического  поля  паонитского  ключевого   слова
"настоящее" с попыткой перенесения его на образ мышления, характерный  для
Брейкнесса.
     Голос Палафокса прозвучал резко:
     - Как ты можешь с такой легкостью анализировать образ мышления  людей
Брейкнесса?
     Беран, удивленный столь явным неодобрением, все же ответил смело:
     - Несомненно, именно я - уже не паонит, и еще не человек  Брейкнесса,
но частица обоих миров - могу легче всего сравнивать.
     - И может быть, даже легче, чем я?
     Беран осторожно произнес:
     - У меня нет оснований для подобного вывода.
     Палафокс ответил ему тяжелым взглядом, затем рассмеялся:
     - Я должен затребовать твое эссе и изучить его  внимательно.  Ты  уже
избрал основное направление твоей научной работы?
     Беран покачал головой:
     - Есть масса возможностей. Сейчас я поглощен  историей  человечества,
возможностью существования общей модели развития, равно как и  ее  полного
отсутствия. Но мне надо еще во многом разобраться, проконсультироваться со
специалистами, и, может быть,  в  скором  времени  этот  вопрос  для  меня
прояснится.
     - Похоже, тебя вдохновляют идеи Магистра Арбурссона, Телеолога.
     - Да, я изучал его работы.
     - И они тебя не заинтересовали?
     Беран был осторожен:
     - Лорд Арбурссон - Магистр Института Брейкнесса, я - паонит.
     Палафокс издал короткий смешок:
     - Форма твоего высказывания как бы ставит на одну  доску  два  образа
существования, не так ли?
     Беран, удивленный придирчивостью Палафокса, ничего не отвечал.
     - Ну, хорошо,  -  сказал  Палафокс,  все  еще  слегка  недовольно,  -
кажется, ты уже нащупываешь собственный путь в науке и делаешь  успехи.  -
Он оглядел Берана с головы до ног. - Ты зачастил в космопорт?
     Беран, как истинный паонит, покраснел:
     - Да.
     - Настало для тебя время стать продолжателем рода. Несомненно, ты уже
теоретически подкован?
     - Студенты - мои ровесники редко говорят о чем-либо другом. Но,  Лорд
Палафокс, сегодня в космопорту...
     - А, так вот в чем причина твоего волнения! Ну-ну, и как же ее зовут?
     - Гитан Нецко, - тихо сказал Беран.
     - Жди меня здесь, - Палафокс вышел из комнаты. Минут  через  двадцать
он появился в дверях и сделал Берану знак идти следом.
     Бочкообразный  летательный  аппарат  уже  ждал  около  дома.  Внутри,
свернувшись  калачиком,  затаилась  маленькая  жалкая  фигурка.   Палафокс
взглянул на Берана.
     - Наш обычай таков, что родитель дает сыну  образование,  его  первую
женщину и минимум беспристрастных советов. Ты уже сделал  успехи  на  ниве
просвещения, в этой машине - та, которую ты выбрал,  машину  также  можешь
оставить себе. А теперь совет - и запомни, никогда ты  не  получишь  более
ценного!  Хорошенько  контролируй  эту  паонитскую   сентиментальность   и
мистицизм, что так  въелись  в  твое  сознание.  Сдерживай  эти  импульсы,
никогда не выпускай их наружу, никогда не давай им  воли  -  иначе  они  в
конце концов разрушат твои устои. - Палафокс обычным для Брейкнесса резким
жестом вскинул руку: - А теперь я слагаю отныне с себя всю ответственность
на твое будущее. Желаю тебе успешной  карьеры  и  сотен  сыновей,  которые
прославят твое имя  своими  достижениями,  а  также  уважительной  зависти
равных тебе, - Палафокс церемонно и торжественно кивнул головой.
     - Благодарю вас, - столь же церемонно  ответил  Беран,  повернулся  и
пошел по направлению к машине.
     Гитан  Нецко  вскинула  на  него  глаза,  затем   отвела   взгляд   и
засмотрелась на великую Реку Ветров.
     Беран сидел молча, его  сердце  переполняли  чувства,  и  он  не  мог
говорить. Наконец он протянул руку  и  коснулся  руки  девушки,  она  была
мягкой и прохладной, лицо ее - спокойным.
     - Теперь я буду о тебе заботиться. Я - паонит...
     - Лорд Палафокс приказал мне служить тебе, - сказала она бесстрастно.
     Беран вздохнул. Он чувствовал себя несчастным, его одолевали сомнения
- вот они, паонитские  сентиментальность  и  мистицизм,  которые  Палафокс
советовал  ему  подавлять.  Машину  подхватил  ветер,  и  вскоре  она  уже
снижалась над его жилищем. С противоречивыми чувствами он проводил девушку
в  свою  комнату.  Они  стояли  посреди  строгой  небольшой  комнатки,   с
неловкостью изучая друг друга. Беран произнес:
     - Завтра я подготовлю более подходящую комнату, а сегодня уже поздно.
     Глаза девушки раскрывались  все  шире,  и  вдруг  она  опустилась  на
кушетку и заплакала от одиночества, унижения и горя. Беран, преисполненный
чувства вины, присел рядом. Он держал ее за руку, гладил,  бормотал  слова
утешения, но она, казалось, их не  слышала.  Он  впервые  видел  горе  так
близко - это чрезвычайно взволновало его.
     Девушка говорила тихо и монотонно:
     - Мой отец был добрым человеком, он и мухи никогда не обидел.  Нашему
дому было почти тысячу лет.  Дерево  почернело  от  времени  и  все  камни
поросли  мхом.  Мы  жили  возле  озера  Мерван,  а  за  озером  были  луга
тысячелистника и сливовый  сад  на  склоне  голубой  горы.  Когда  прибыли
чиновники и приказали нам уезжать, отец был поражен. Оставить  наш  старый
дом? Да это шутка! Никогда! Но они произнесли лишь несколько слов, и  отец
побледнел от ярости и замолчал. Но мы  не  уехали...  И  когда  они  снова
пришли... - ее грустный голос прервался, слезы  горячо  закапали  на  руку
Берана.
     - Все будет по-другому, я... - начал Беран.
     - Это невозможно. И я тоже скоро умру.
     - Нет, никогда не говори так! - Берану хотелось утешить  девушку.  Он
гладил ее по волосам, целовал мокрые щеки. Юноша ничего не мог поделать  -
близость девушки волновала, и его ласки делались все более пылкими. Она не
сопротивлялась, напротив, ласки утешали.
     ...Они проснулись ранним утром, небо все еще  было  стального  цвета,
склон - непроницаемо-черным, словно деготь. Река Ветров  ревела  во  тьме.
Чуть погодя Беран сказал:
     - Ты так мало обо мне знаешь - и не хочешь узнавать?
     Гитан Нецко уклончиво промолчала, и Беран  почувствовал  себя  слегка
уязвленным.
     - Я - паонит, - сказал он. - Я родился в Эйльянре пятнадцать лет тому
назад. Временно я живу на Брейкнессе,  -  он  сделал  паузу,  ожидая,  что
девушка поинтересуется причиной, но она отвернулась, глядя на небо  сквозь
высокое узкое окно.
     - Пока я учусь в Институте, - продолжал Беран. - До вчерашнего вечера
я был в  неуверенности  -  не  знал,  на  чем  буду  специализироваться  в
дальнейшем. Теперь я это знаю. Я стану Магистром Лингвистики!
     Гитан Нецко отвернулась от окна и поглядела  на  него.  В  ее  глазах
Беран не смог прочесть никаких чувств. Они  были  большими,  зелеными  как
море, и ярко выделялись на бледном лице. Он знал, что она  на  год  моложе
его, но, встретив этот взгляд, почувствовал себя маленьким и глупым.
     - О чем ты думаешь? - грустно спросил он.
     Гитан пожала плечами:
     - Почти ни о чем.
     - Иди ко мне, - он наклонился над девушкой, целуя ее лоб, щеки, губы.
     Она  не  сопротивлялась,  но  и  не  отвечала   на   поцелуи.   Беран
взволновался:
     - Я не нравлюсь тебе? Я тебе неприятен?
     - Нет, - мягко сказала Гитан, - как же это возможно? Ведь по условиям
моего контракта с Брейкнессом мои чувства ничего не значат.
     Беран резко вскочил:
     - Но ведь я - не человек Брейкнесса! Я же говорил тебе! Я - паонит!
     Гитан Нецко ничего не ответила и, казалось, целиком ушла в себя.
     - Когда-нибудь я вернусь на Пао. Может быть, уже скоро - кто знает? И
ты вернешься туда со мной.
     Она снова не ответила. Беран начал выходить из себя.
     - Ты мне не веришь?
     - Если бы ты был настоящим паонитом, то понял бы, что верю,  -  глухо
сказала она.
     Беран умолк. Наконец ответил:
     - Неважно, кто я, но я вижу, что ты не веришь мне.
     И тут она взорвалась:
     - Какая разница? С какой стати так гордиться тем, что ты паонит?  Они
-  беспозвоночные,  червяки  дождевые,  они  позволяют  тирану  Бустамонте
разорять  их  жилища,  убивать  их  -  и  пальцем  не   шевельнут,   чтобы
воспротивиться! Они спасаются,  как  овцы  во  время  бури,  поворачиваясь
задницей к противнику! Некоторые убегают на другие континенты,  другие,  -
она холодно оглядела Берана, - на другие планеты. И я не горжусь тем,  что
я - паонитка!
     Беран мрачно поднялся, не глядя на девушку. Но вдруг увидел  себя  ее
глазами и скривился: какое же он ничтожество! И ведь ему нечего сказать  в
свою защиту - ссылка на беспомощность и неведение была бы подобна овечьему
блеянию,  подлому  и  трусливому.  Беран  глубоко  вздохнул   и   принялся
одеваться. Вдруг он почувствовал прикосновение ее руки.
     - Прости меня - я знаю, ты не хотел ничего дурного.
     Беран покачал головой, вдруг ощутив себя тысячелетним старцем.
     - Ты права - я не хотел ничего дурного. Но то, что  ты  сказала...  В
мире так много правд - и как выбрать одну?..
     - Я ничего не знаю об этом множестве правд, - сказала  девушка,  -  я
знаю лишь то, что я чувствую, и еще знаю, что если бы я была  в  силах,  я
убила бы тирана Бустамонте!


     Как только позволили Брейкнесские правила приличия, Беран появился  в
доме Палафокса. Один из сыновей хозяина,  живущий  в  доме,  приветствовал
юношу,  осведомился  о  его  деле,  но  от  обсуждения  последнего   Беран
уклонился. В течение двух минут Беран, нервничая, ждал в строгой небольшой
приемной в самом верхнем этаже дома.
     Инстинкт велел ему быть  осмотрительным  и  прощупать  предварительно
почву, но он знал - и от этого знания ощущал противную тошноту, - что  ему
явно недостаточно мастерства в области дискуссий. Наконец  его  вызвали  и
проводили вниз по эскалатору в отделанную панелями темного дерева  комнату
для утренних приемов, где сидел Палафокс в темно-синем платье и ел кусочки
маринованных фруктов. При виде Берана выражение его лица не изменилось, он
кивнул. Беран же со  своей  стороны  сделал  церемонный  жест  уважения  и
заговорил так серьезно, как только мог:
     - Лорд Палафокс, я пришел к важному решению.
     - Почему бы нет? Что в этом особенного?  Ты  достиг  возраста,  когда
человек уже отвечает сам за себя, и ни одно твое решение  не  должно  быть
легкомысленным.
     - Я хочу возвратиться на Пао, - сказал Беран резко.
     Палафокс помешкал с ответом, но было уже ясно, что решение Берана  не
встретило в Палафоксе сочувствия. Затем он сказал крайне сухо:
     - Я поражен отсутствием у тебя мудрости.
     Снова недолгое молчание, и обмен тонкими подспудными  токами.  Но  на
решимость Берана это никак не повлияло.
     - Я обдумал программу Бустамонте,  и  я  обеспокоен.  Да,  она  может
принести очевидную выгоду, но  во  всем  этом  есть  что-то  ненормальное,
неестественное.
     Губы Палафокса скривились:
     - Если  допустить,  что  ты  прав,  что  можешь  ты  противопоставить
решимости Бустамонте?
     - Я - истинный Панарх, не так ли? А Бустамонте - не более чем Старший
Аюдор. Если я предстану перед ним, он обязан будет мне повиноваться.
     - Теоретически - да, обязан. Но как ты докажешь, что ты - это ты?  Ну
предположим, что он объявит тебя сумасшедшим. Или самозванцем.
     Беран молчал  -  вот  этого-то  он  и  не  предусмотрел.  А  Палафокс
продолжал безжалостно:
     - Тебя уничтожат. Утопят. И чего ты достигнешь?
     - Ну, допустим, я не обнаружу себя перед Бустамонте. Если бы я прибыл
на один из островов - на Фераи или Виамне...
     - Очень хорошо. Допустим, тебе удастся убедить  некоторое  количество
людей в том, что ты - Панарх. Бустамонте будет продолжать  сопротивляться.
Ты можешь спровоцировать гражданскую  войну.  Если  ты  считаешь  действия
Бустамонте жестокими, то посмотри на свои собственные намерения в этом  же
свете.
     Беран улыбнулся:
     - Все-таки вы не знаете паонитов. Войны не будет.  Бустамонте  просто
утратит всякую поддержку в народе.
     Палафокс не удовлетворился объяснениями Берана.
     - А если Бустамонте узнает о твоем прибытии, и корабль встретит отряд
нейтралоидов, что тогда?
     - Каким же образом он узнает?
     Палафокс съел кусочек яблока и неторопливо сказал:
     - Я сообщу ему об этом.
     - Значит, вы пойдете против меня?
     Палафокс улыбнулся своей неуловимой улыбкой:
     - Никогда, если ты не будешь действовать вразрез с моими  интересами,
которые в данный момент совпадают с интересами Бустамонте.
     - И каковы же ваши интересы? -  закричал  Беран.  -  Чего  вы  хотите
добиться?
     - На Брейкнессе - мягко сказал Палафокс, - не принято задавать  такие
вопросы.
     С минуту Беран молчал. Затем отвернулся, воскликнув с горечью:
     - Зачем вы привезли  меня  сюда?  Зачем  протежировали  мне,  помогли
поступить в Институт?
     Палафокс расслабился и сел поудобнее - причина конфликта  прояснилась
для него.
     - В чем  же  тайна?  Хороший  стратег  обеспечивает  себя  максимумом
инструментов. Ты - козырная карта в игре против Бустамонте, если, конечно,
возникнет надобность.
     - И сейчас я больше вам не нужен?
     Палафокс пожал плечами:
     - Я не провидец - в будущем читать не в моей  власти.  Но  мои  планы
относительно Пао...
     - Ваши планы относительно Пао! - воскликнул Беран.
     - ...продвигаются гладко. И вот чего я достиг  -  ты  больше  не  мой
козырь, ибо теперь в тебе таится угроза успеху моего предприятия. В  любом
случае самое лучшее - это прояснить наши отношения. Я тебе никоим  образом
не враг, но наши интересы не совпадают. У тебя нет  оснований  для  жалоб.
Если бы не я, ты был бы уже мертв. Я обеспечил тебя пищей  и  кровом,  дал
прекрасную возможность для образования. И  буду  продолжать  содействовать
твоей карьере, если ты не предпримешь никаких действий против меня.  Более
мне нечего сказать.
     Беран встал и отвесил церемонный поклон. Он собрался было  выйти,  но
замялся и оглянулся. Встретив  взгляд  черных  глаз,  широко  раскрытых  и
пылающих, он словно ощутил удар. Это был не тот предельно рационалистичный
Магистр Палафокс - разумный, модифицированный, чей  престиж  уступал  лишь
авторитету  Лорда  Вампелльта  -  этот  человек  был  незнаком  Берану   и
совершенно непредсказуем,  от  него  исходила  такая  сила,  что  все  это
противоречило всякому представлению о нормальности.
     Беран возвратился к себе и нашел Гитан  Нецко,  сидящую  на  каменном
подоконнике, с  подбородком,  упертым  в  колени,  которые  она  обхватила
руками. Девушка взглянула на него, и, несмотря на отчаяние,  Беран  ощутил
приятное, незнакомое ему чувство  властелина.  Она  была  очаровательна  -
типичная паонитка с Вайнлэнда, стройная, хорошо сложенная, с чистой  кожей
и правильными, словно выточенными чертами лица. Выражение  его  невозможно
было разгадать: Гитан ничем не проявляла своего отношения к нему, но так и
полагалось на Пао, где интимные отношения юности  исстари  окутаны  дымкой
таинственности.  Поднятая  бровь  может  означать  неистовую  радость,   а
нерешительность и понижение голоса - абсолютное отвращение.
     Беран сказал резко:
     - Палафокс не разрешит мне вернуться на Пао.
     - Нет? И что же теперь?
     Он подошел к окну и мрачно поглядел в бездну, где клубился туман.
     - А теперь - я улечу без его разрешения, против его  воли!  И  сразу,
как только представится возможность.
     Она скептически оглядела его:
     - А если ты вернешься на Пао, какова будет польза?
     Беран покачал головой в сомнении:
     - Не знаю наверное. Я надеюсь восстановить прежние порядки.
     Она рассмеялась грустно, но без всякого оттенка пренебрежения:
     - Потрясающее самомнение. Хотелось бы это видеть.
     - Надеюсь, ты это увидишь.
     - Но я совершенно не понимаю, как ты этого добьешься.
     - Еще не знаю. Самое простое - буду просто отдавать приказы.
     Увидев выражение ее лица, Беран воскликнул:
     - Ты должна понять - я истинный Панарх! Мой дядя Бустамонте - убийца.
Он умертвил моего отца, Аэлло.



                                    11

     Решение Берана возвратиться на Пао было очень трудно  осуществить.  У
него не было  денег,  чтобы  купить  транспорт,  и  не  было  достаточного
авторитета, чтобы его  получить.  Беран  пробовал  умолять,  чтобы  его  и
девушку доставили на Пао, но мало  того,  что  ему  отказали,  его  просто
подняли на смех. Вконец расстроенный и рассерженный, он  сидел  у  себя  в
комнатах, забросив занятия, редко перебрасываясь парой слов с Гитан Нецко,
которая почти все время безучастно глядела в туман за окнами.
     Прошло три месяца. И однажды утром  Гитан  Нецко  сказала,  что  она,
по-видимому, беременна.
     Беран отвез ее в клинику и там зарегистрировал, чтобы до самых  родов
Гитан была под медицинским наблюдением. Его появление  в  клинике  вызвало
удивление и веселье персонала: "Ты зачал ребенка без  посторонней  помощи?
Ну же, скажи нам, кто настоящий отец?"
     - Она по контракту - моя! - уверял возмущенный и рассерженный  Беран.
- Отец - я!
     - Прости наш скептицизм, но ты, похоже, еще не в том возрасте...
     - Но факт налицо! - возражал Беран.
     - Увидим, увидим! -  врачи  подошли  к  Гитан  Нецко.  -  Пожалуйста,
пройдите вместе с нами в лабораторию.
     В последний момент девушка испугалась:
     - Ой, пожалуйста, лучше не надо!
     - Это всего лишь  часть  обычной  процедуры,  -  убеждал  ее  врач  в
приемной, - сюда, пожалуйста.
     - Нет, нет! - бормотала она, отшатываясь. - Я не хочу туда идти!
     Беран и сам был озадачен. Повернулся к врачу и спросил:
     -