ению.  -  А
сейчас погляди, какую защиту мы предусмотрели против подобных приставаний.
     Беран почувствовал - или, может быть,  услышал  -  пульсирующий  звук
такой высоты, что воспринимался он слухом лишь отчасти.
     Летательные аппараты вдруг стали вести себя как-то странно - ныряя  в
воздухе, беспорядочно взмывая вверх, сталкиваясь. Они  повернули  и  стали
стремительно  удаляться.  Одновременно  в  рядах  пеших  воинов  произошло
замешательство.  Нейтралоиды  пришли  в  смятение  -  размахивали  руками,
подпрыгивали, пританцовывали. Пульсирующий звук умолк:  мамароны  замерли,
распростершись на земле.
     Палафокс слегка улыбался:
     - Вряд ли они вновь побеспокоят нас.
     - Бустамонте может попытаться бомбить нас.
     - Если он мудр, - небрежно сказал Палафокс, - он не предпримет ничего
подобного. А уж на это его мудрости безусловно хватит.
     - Тогда как же он поступит?
     - О, это будут  обычные  конвульсии  монарха,  чувствующего,  что  он
теряет власть.
     Действительно,  шаги,  предпринимаемые  Бустамонте,  были   грубы   и
недальновидны. Новость о появлении Берана облетела все восемь континентов,
несмотря на отчаянные усилия Бустамонте  опровергнуть  слухи.  Паониты,  с
одной стороны, движимые свойственным им уважением к традиции, а с другой -
недовольством социальными новациями Бустамонте,  реагировали  обычным  для
паонитов  образом.  Темпы   производства   снизились,   сотрудничество   с
гражданскими службами почти сошло на нет.
     Бустамонте применил метод убеждения: сулил  золотые  горы,  амнистии.
Равнодушие  населения  было  более  оскорбительно,  нежели  выступления  и
демонстрации. Остановился весь транспорт, не работала связь...
     Мамарон из дворцовых слуг обжег как-то раз  руки  Бустамонте  горячим
полотенцем  -  эта  случайность  вызвала  взрыв   долго   подавляемого   и
сдерживаемого гнева:
     - Ну, я им спел! А теперь они запоют в свою очередь!
     Он выбрал наугад полсотни  деревень.  Мамароны  высадились  в  них  и
получили полную свободу действий. Жестокость не вызвала ответного взрыва в
массах - в полном соответствии с исторически сложившейся традицией. Беран,
узнав о трагедии, испытал всю боль и муки невинных жертв.  Он  связался  с
Палафоксом и накинулся на него с бранью.
     Невозмутимый Палафокс снова повторил, что все люди смертны, что любая
боль проходит, и вообще - боль - это результат отсутствия  самодисциплины.
Чтобы дать наглядный урок, он подержал руку в пламени  -  плоть  горела  и
съеживалась, а Палафокс невозмутимо наблюдал за этим.
     - Но у этих людей нет подобной самодисциплины - им больно! - закричал
Беран.
     - Это действительно неприятно, -  сказал  Палафокс.  -  Я  ни  одному
созданию не желаю испытать боль, но пока не низложен Бустамонте - или пока
он жив, - такие эпизоды будут повторяться.
     - Но почему вы не остановите этих чудовищ? - зарычал Беран в  ярости.
- Ведь в вашем распоряжении все средства для этого!
     - С таким же успехом остановить Бустамонте можешь ты.
     Беран отвечал гневно и презрительно:
     - Теперь я понимаю вас. Вы хотите, чтобы я убил его.  Может  быть,  и
то, что происходит сейчас - часть ваших планов. Я  с  радостью  убью  его!
Вооружите меня, укажите его местонахождение - даже если я погибну, то,  по
крайней мере, всему этому придет конец!
     - Ну  что  ж,  -  сказал  Палафокс,  -  пришло  время  для  следующей
модификации.


     Бустамонте весь сморщился и исхудал. Он расхаживал по черному ковру в
фойе, стиснув руки, но пальцы все время вздрагивали,  будто  он  стряхивал
невидимые песчинки. Стеклянные двери были закрыты. Заперты. Запечатаны. За
ними стояли четыре черных мамарона.
     Бустамонте поежился. Когда это кончится? Он подошел к окну и выглянул
в  ночь.  Эйльянре  белел  вокруг,  словно  город-призрак.  На   горизонте
зловеще-багровым пламенем пылали три точки - там находились  три  деревни,
жители которых испытали на  себе  всю  суровость  царственного  возмездия.
Бустамонте застонал, закусил губу. Его пальцы судорожно подергивались.  Он
отвернулся от окна и снова  принялся  ходить.  За  окном  послышался  чуть
слышный свист, которого ухо Бустамонте не уловило. Затем  раздался  глухой
звук, и Бустамонте ощутил дуновение ветра. Он обернулся и обмер. В оконном
проеме стоял молодой человек в черном со сверкающими глазами.
     - Беран! - каркнул Бустамонте. - Беран!
     Беран спрыгнул на черный ковер, бесшумно  шагнул  вперед.  Бустамонте
сделал попытку скрыться.  Но  его  час  пробил:  он  знал  это  и  не  мог
шевельнуться. Беран поднял руку. Из его пальца вырвался голубой луч.
     Дело было кончено. Беран  перешагнул  через  тело,  сорвал  печати  с
дверей, распахнул их. Мамароны, озираясь, отпрянули, в изумлении косясь на
него.
     - Я Беран Панаспер, Панарх Пао.



                                    15

     На Пао в неистовой радости праздновали восшествие Берана на  престол.
Везде, кроме валиантских лагерей, побережья Желамбре и Пона, царило  такое
ликование, которое, казалось, было не свойственно  паонитам.  Несмотря  на
то, что  он  не  чувствовал  к  этому  расположения,  Беран  вынужден  был
поселиться в  Великом  Дворце,  а  также  принимать  участие  в  помпезных
ритуалах, приличествующих его положению. Первым его порывом было  отменить
все законодательные акты  Бустамонте  и  сослать  всех  его  министров  на
Вределтон - остров каторжан на далеком севере. Но Палафокс посоветовал ему
воздержаться от столь крутых мер:
     - Ты действуешь чересчур эмоционально - нет смысла отвергать наряду с
плохим и все хорошее.
     - Покажите мне что-нибудь хорошее, - отвечал  Беран,  -  может  быть,
тогда я не буду столь непреклонен.
     Палафокс с минуту размышлял - казалось, он колебался. А  чуть  погодя
сказал:
     - Ну, к примеру, Министры Правительственной Палаты?
     - Все - дружки Бустамонте, все подлые, все продажные.
     Палафокс кивнул:
     - Это, может быть, правда. Ну, а как они ведут себя сейчас?
     - Ха! - Беран засмеялся. - Они работают днями и ночами,  как  осы  по
осени, убеждая меня таким образом в своей честности и неподкупности.
     - И поэтому хорошо  справляются  со  своими  обязанностями.  Ты  лишь
внесешь сумятицу в течение событий, если избавишься от всего  кабинета.  Я
бы посоветовал тебе действовать постепенно  -  освободись  от  слишком  уж
явных лизоблюдов и приспособленцев, вводи новых людей  в  состав  кабинета
лишь тогда, когда представится подходящая возможность.
     Беран был вынужден признать справедливость  замечаний  Палафокса.  Он
откинулся на спинку кресла - они как раз завтракали:  ели  инжир,  запивая
его молодым вином, сидя в саду на крыше дворца. Он овладел собой.
     - Пока мне довольно незначительных изменений. Моя главная забота, мое
предназначение - восстановить  ритм  прежней  жизни  на  Пао.  Я  планирую
рассеять валиантские  лагеря  по  всей  территории  Пао,  на  значительном
расстоянии  друг  от  друга,  и  сделать  нечто  подобное  с   поселениями
текникантов. Все эти  люди  должны  изучить  язык  Пао,  чтобы  влиться  в
общество паонитов.
     - А когитанты?
     Беран побарабанил костяшками пальцев по столу:
     - Я не хочу, чтобы Пао стал вторым Брейкнессом. Да, у  нас  есть  все
предпосылки для создания на планете тысячи институтов - но  преподавать  в
них должны паониты, причем паонитские предметы и на паонитском языке.
     - О, да, - вздохнул Палафокс. - Ну что  ж,  ничего  лучшего  я  и  не
ожидал. Вскоре я возвращаюсь  на  Брейкнесс,  а  ты  можешь  вновь  отдать
Нонаманд пастухам и косарям.
     Беран с трудом скрыл удивление  -  покорность  Палафокса  насторожила
его.
     - Определенно, - сказал он наконец, - у вас на уме совсем другое.  Вы
помогли мне сесть на Черный Трон только потому, что  Бустамонте  не  желал
сотрудничать с вами.
     Палафокс улыбнулся сам себе, очищая инжир.
     - Я ничего не планирую. Я лишь  наблюдаю  и  даю  советы,  если  того
требует ситуация. Все, что сейчас происходит, - часть плана,  очень  давно
разработанного и действующего.
     - Может возникнуть  необходимость  расстроить  этот  план,  -  сказал
Беран.
     Палафокс беспечно ел инжир:
     - Ты, естественно, вправе попытаться.
     В течение нескольких следующих дней Беран много размышлял.  Палафокс,
видимо, считает его действия предельно предсказуемыми и уверен в том,  что
он  будет,  как  автомат,  реагировать  так,  как  это  благоприятно   для
Палафокса. Это предположение заставило Берана быть осторожным, и он  решил
повременить с действиями против трех новых паонитских сообществ.
     Великолепный гарем Бустамонте он распустил  и  занялся  формированием
своего   собственного.   Это   было   необходимо:   Панарх,   не   имеющий
соответствующих его положению наложниц, воспринимался  бы  с  подозрением.
Беран и сам не чувствовал к этому особого нерасположения, а  поскольку  он
был красив, молод и к тому же  снискал  в  народе  славу  героя,  проблема
состояла не столько в поиске, сколько в выборе.
     Но дела государства оставляли слишком мало времени для удовлетворения
своих  желаний  и  потворства  прихотям.  Бустамонте  переполнил   колонию
каторжан на Вределтоне уголовными и политическими преступниками, к тому же
смешал их вместе. Беран объявил амнистию - она касалась всех, кроме  самых
закоренелых злодеев. Бустамонте также в последнее время  своего  правления
очень увеличил налоги, и они уже приближались к изнурительным  для  народа
величинам, как во время Аэлло. К тому же чиновники-взяточники взимали  еще
и дань в свою пользу.  Беран  действовал  решительно,  переведя  продажных
чиновников на низкоквалифицированные работы с тем, чтобы заработки  шли  в
уплату их долгов.
     Однажды  без  всякого  предупреждения  красно-сине-коричневый  корвет
посетил Пао. На секторальном мониторе показался привычный сигнал  посадки,
корвет, будто не замечая его, выбросил длинный, в  форме  змеиного  языка,
вымпел и пренебрежительно опустился прямо на крышу Великого Дворца.
     Эбан Бузбек, Гетман клана Брумбо с Батмарша, сошел на землю со  своей
свитой.   Не   обращая   внимания   на   дворцовых   распорядителей,   они
промаршировали  в  огромный  тронный  зал,  громко   призывая   по   имени
Бустамонте.
     Беран, облаченный в черное церемониальное платье, вошел в зал.
     К этому времени Эбану Бузбеку уже сообщили о  смерти  Бустамонте.  Он
долго и насмешливо глядел на Берана, затем подозвал переводчика:
     - Узнайте, признает ли новый Панарх меня своим властелином?
     На робкий  вопрос  переводчика  Беран  ответа  не  дал.  Эбан  Бузбек
пролаял:
     - Каков ответ нового Панарха?
     - По правде говоря, - сказал Беран, - у меня нет готового  ответа.  Я
хочу править с миром,  тем  более,  я  считаю,  что  долг  Батмаршу  давно
уплачен.
     Переводчик перевел.
     Услыхав ответ, Эбан Бузбек коротко и грубо рассмеялся:
     - Такой подход слишком далек от реальности. Жизнь - это  пирамида,  и
на ее вершине может стоять только один человек. В  данном  случае  это  я.
Ступенью ниже стоят другие воины клана  Брумбо.  Прочие  ступени  меня  не
интересуют. Вы должны занять ту ступень, на которую даст  вам  право  ваша
доблесть. Я здесь  с  совершенно  определенной  миссией  -  потребовать  с
паонитов  еще  денег.  Мои  расходы  растут  -  сообразно  с  этим  должна
увеличиться и дань. Если вы соглашаетесь, мы расстаемся друзьями. Если  же
нет - мои свирепые вояки посетят вас, и вы будете горько сожалеть о  вашем
упрямстве.
     Беран сказал:
     - У меня нет выбора. Я вынужден уплатить вам дань.  Но  скажу  также,
что мы будем полезнее вам в качестве друзей, нежели данников.
     В языке Батмарша слово  "друг"  означало  лишь  "собрат  по  оружию".
Услышав такой ответ Берана, Эбан Бузбек рассмеялся:
     - Паониты как военные союзники? Это те, которые  подставляют  задницу
под плеть по приказу? Даже Дингалы  с  Огненной  планеты,  державшиеся  за
бабушкин подол, лучшие воины! Нам, Брумбо, нет нужды в таких союзниках!
     Будучи переведенными на язык Пао, эти слова воспринимались  лишь  как
серия ничем не обоснованных оскорблений. Беран с трудом скрыл ярость:
     - Вам передадут деньги.
     Он холодно поклонился и пошел к выходу. Один из воинов  клана,  сочтя
такое поведение Панарха неуважительным, выскочил вперед, чтобы  преградить
ему путь. Рука Берана взметнулась, палец уже был направлен на противника -
но снова он сдержал себя. Вояка спинным мозгом почувствовал,  что  был  на
волосок от гибели - и отступил.
     Беран покинул тронный зал, не потеряв достоинства.
     Дрожа от злости, он явился к Палафоксу, которого все эти  новости  не
слишком интересовали.
     - Ты действовал правильно, -  сказал  он.  -  Это  пустая  бравада  -
бросать вызов таким опытным бойцам.
     Беран с грустью признал его правоту:
     -  Вопрос  совершенно  ясен  -  Пао  нуждается  в  защите   от   этих
головорезов... Тем не менее,  мы  в  состоянии  выплачивать  дань,  и  это
дешевле, чем содержать большую армию.
     Палафокс согласился:
     - Да, уплата дани несравненно экономнее.
     Беран изучал длинное тощее лицо, ища иронического выражения, но так и
не нашел.
     На следующий день после отбытия Брумбо Панарх приказал  подать  карту
Шрайманда  и  тщательно  изучил  расположение  валиантских  лагерей.   Они
тянулись вдоль побережья полосой миль десять в ширину и около ста в длину,
хотя земли вглубь от побережья  еще  на  десять  миль  также  пустовали  в
ожидании расширения полосы поселений.
     Вспоминая  время  своей  службы  в  Деиромбоне,  Беран  вновь  увидел
пылающие глаза молодых мужчин и женщин, их страстные лица, их непреклонное
выражение - он вспомнил об их  неудержимом  стремлении  к  славе...  Беран
вздохнул. Такие качества достойны приложения!
     Он вызвал Палафокса и с жаром начал это ему доказывать, хотя Палафокс
ему не возражал.
     - Теоретически я согласен с необходимостью армии, а наряду  с  ней  и
высокоразвитой промышленности. Но методы Бустамонте жестоки, разрушительны
и неестественны!
     Палафокс заговорил серьезно:
     - Допустим,  что  каким-то  чудом  удастся  набрать,  вымуштровать  и
внушить необходимые идеи армии паонитов - и что  тогда?  Откуда  возьмется
вооружение?  Кто  обеспечит  их  военными   кораблями?   Оборудованием   и
средствами связи?
     - Меркантиль  -  постоянный  источник  поставок  для  наших  нужд,  -
медленно произнес  Беран.  -  Может  быть,  нас  будет  снабжать  техникой
какая-нибудь цивилизация даже не из нашей Галактики.
     - Меркантиль никогда и ни с кем не вступит в сговор против Брумбо,  -
ответил Палафокс, - а чтобы торговать с миром, находящимся вне  Галактики,
нужно обеспечить достойный взаимообмен. Чтобы добиться  этого,  ты  должен
стать равноправным торговым партнером.
     Беран поглядел в окно:
     - Пока у нас нет грузовых кораблей, торговать мы не можем.
     -  Совершенно  справедливо,  -  сказал  Палафокс,  судя   во   всему,
пребывавший в великолепном настроении. - Пойдем, я покажу тебе кое-что,  о
чем, вероятно, ты еще не знаешь.
     На быстроходном черном катере Палафокс  и  Беран  полетели  на  берег
Желамбре. В ответ на расспросы Берана  Палафокс  отмалчивался.  Он  привез
Берана в закрытую зону на  перешейке  полуострова  Местгелаи,  где  стояла
группа зданий, мертвых и безобразных. Палафокс ввел Берана в самое большое
из них. Они остановились перед длинным цилиндром. Палафокс сказал:
     - Это секретная разработка группы лучших студентов. Как ты понимаешь,
это маленький космический корабль. Первый, я надеюсь, построенный на Пао.
     Беран молча оглядел устройство. Понятно было, что Палафокс  играет  с
ним, как кошка с мышкой. Он подошел  ближе  к  кораблю.  Поверхность  была
шершавой, отдельные детали весьма грубо  обработаны  -  общее  впечатление
можно было выразить словами "неладно скроено, да крепко сшито".
     - Он взлетит? - спросил Беран.
     -  Не  сейчас.  Но  когда-нибудь  -  без  сомнения,  примерно   через
четыре-пять  месяцев.  Некоторые  узлы  особой   сложности   заказаны   на
Брейкнессе. Но, за исключением их, - это целиком паонитская разработка.  С
флотом таких кораблей ты можешь добиться независимости Пао от  Меркантиля.
И я не сомневаюсь, что вы с легкостью найдете торговых  партнеров,  потому
что меркантилийцев слишком заботит собственная выгода.
     - Естественно, я благодарен, - сказал Беран неохотно. - Но почему эти
работы держали от меня в секрете?
     Палафокс поднял руку и заговорил успокаивающим тоном:
     - От тебя ничего не хотели утаить. Это лишь один проект из множества.
Молодые  юноши  и  девушки  с  жаром  бросаются  разрешать  все  проблемы,
создавать то,  чего  недостает  на  Пао.  Каждый  день  они  предпринимают
что-нибудь новое.
     Беран скептически проворчал:
     - Как можно скорее все эти изолированные группировки должны влиться в
общую массу населения!
     Палафокс запротестовал:
     - Я считаю,  что  время  -  не  средство  для  ослабления  энтузиазма
текникантов. Конечно,  приходится  признать,  что  перемещенное  население
пострадало, но ведь результаты того стоят.
     Беран не ответил. Палафокс сделал  знак  молча  наблюдавшей  за  ними
группе  текникантов.  Они  подошли  ближе,  были  представлены  и   слегка
удивлены, когда  Беран  заговорил  с  ними  на  их  языке.  Потом  Панарха
проводили внутрь корабля. Интерьер лишь усилил первоначальное  впечатление
- грубая работа, но высокая степень эксплуатационной надежности.  И  когда
Беран возвратился в Великий Дворец, его терзали новые сомнения.  Может  ли
это быть: Бустамонте был прав, а он, Беран, ошибался?



                                    16

     Пролетел год. Опытный образец космического  корабля  текникантов  был
испытан и введен в эксплуатацию в  качестве  тренировочного.  По  прошению
координационного совета текникантов началось форсирование крупномасштабной
программы по строительству космического флота.
     Активность валиантов все возрастала.  Много  раз  решал  Беран  резко
сократить количество лагерей - и всякий раз лицо Эбана Бузбека  появлялось
перед его внутренним взором, и вся решительность улетучивалась.
     Этот год был годом процветания Пао. Никогда прежде люди не  жили  так
хорошо. Гражданские службы держались как бы в тени, чиновники были честны,
налоги   были   необременительными,   исчезла   всякая   тень   страха   и
подозрительности,  столь  свойственных  времени  правления  Бустамонте.  В
народе витало чувство совершенно непаонитского довольства жизнью.
     Новоязычные поселения, словно опухоль, не доброкачественная, но и  не
злокачественная, не были забыты - но их  терпеливо  переносили  как  нечто
неизбежное. Беран не нанес визита в Институт Когитантов в Поне  -  тем  не
менее, он знал, что институт  очень  расширяется,  что  поднимаются  новые
здания,  возводятся  новые   общежития,   лаборатории,   мастерские,   что
количество учащихся растет день ото дня -  за  счет  брейкнесских  юношей,
которые все без исключения  походили  на  Палафокса,  и  за  счет  других,
гораздо моложе, вышедших из детских садов при Институте - детей  Палафокса
и детей его детей...
     Прошел еще год, и из космоса  вновь  спустился  размалеванный  корвет
Эбана Бузбека. Как  и  прежде,  он  проигнорировал  сигнал  на  посадочной
площадке и опустился на площадку крыши Великого Дворца.
     Как и прежде Эбан Бузбек со  своей  чванливой  и  разряженной  свитой
промаршировал в  огромный  зал,  куда  и  потребовал  Берана.  Последовала
десятиминутная пауза, в течение которой воины нетерпеливо  переминались  с
ноги на ногу, бряцая оружием.
     Беран вошел в зал и остановился, оглядывая воинов клана,  повернувших
к нему свои холодные лица. Беран выступил вперед. Он и не думал изображать
приветливость:
     - Зачем в