- Для дела  такой  важности?  Да  вы  ожидаете  чуда,  которое  не  в
состоянии совершить даже Брейкнесский Маг! Но, может быть, вы  предпочтете
продолжать платить дань Эбану Бузбеку?
     Бустамонте молчал.
     - Я разрабатываю основные принципы, - сказал Палафокс чуть погодя.  -
Я прилагаю эти абстракции к практической ситуации.  Это  скелет  операции,
потом обрастающий деталями как плотью.
     Бустамонте все молчал.
     - Одно замечание я должен все-таки  сделать,  -  сказал  Палафокс.  -
Такая операция может быть проведена лишь правителем, обладающим величайшей
властью, которого не могут поколебать всяческие сантименты.
     - Я обладаю такой властью, - заверил  Бустамонте,  -  и  я  настолько
жесток, насколько того требуют обстоятельства.
     - Так вот что нужно сделать. Один из континентов Пао или  любая  зона
по вашему выбору должны быть отведена  для  наших  с  вами  целей.  Людям,
населяющим эту зону, должно быть предписано говорить на новом  языке.  Вот
общий абрис задачи. Вскоре эти люди начнут плодить воинов в изобилии.
     Бустамонте скептически пожал плечами:
     -  Почему  бы  не  разработать  программу  обучения  и  тренировок  в
регулярных войсках? Изменение языка - слишком долгое дело.
     - Вы не уловили сути, - сказал Палафокс. - Паонитский язык пассивен и
бесстрастен.  Он  может  обрисовать  лишь  двухмерный,  плоский  мир,  без
контрастов и напряженностей. Люди,  говорящие  по-паонитски,  теоретически
должны быть покорными, пассивными, без значительных личностных различий  -
и действительно, они на самом деле таковы. Новый язык будет весь  построен
на контрастах и сравнении сил, с грамматикой простой и энергичной. Вот вам
иллюстрация. Представьте себе предложение:  "Фермер  рубит  дерево".  Если
дословно перевести его с паонитского, оно будет звучать так: "Фермер  -  в
состоянии  напряжения  -  топор  -  средство  -  дерево  -   в   состоянии
подверженности атаке". На новом же языке предложение приобретет  следующий
вид: "Фермер преодолевает инерцию топора,  топор  сокрушает  сопротивление
дерева". Или вот еще как может  быть:  "Фермер  побеждает  дерево,  избрав
оружием инструмент под названием топор".
     - А-а... - одобрительно сказал Бустамонте.
     - Слоговая азбука будет богата гортанными звуками и резкими гласными.
Некоторое  количество  ключевых  идей  будут   синонимичны,   такие   как:
"удовольствие - преодоление сопротивления - приятное расслабление" и "стыд
- чужестранец и соперник". Даже  воинственность  вояк  Батмарша  покажется
шуткой по сравнению с боевым духом будущих паонитов.
     - Да-да, - вздохнул Бустамонте, - начинаю понимать...
     - Еще одна область должна быть отведена для  другого  поселения,  где
говорить будут уже на ином языке, - сказал мимоходом Палафокс.  -  С  этой
целью  необходима  грамматика  чрезвычайно  сложная,  но  вместе   с   тем
последовательная  и  логичная.  Вокабулы  должны   быть   обособлены,   но
объединены жесткими правилами соподчинения.  И  что  в  результате?  Когда
сообщество людей, в сознании которых при помощи  языка  заложены  подобные
представления, снабжается соответствующими  приспособлениями,  технический
прогресс становится просто неизбежным. А в случае, если  вы  вознамеритесь
искать внепланетные рынки сбыта, то возникает надобность в отряде  пилотов
и торговцев. Необходим третий язык, с упором на  систему  числительных,  с
изощренными выражениями почтения, дабы  обучиться  льстить,  со  словарем,
богатым омофонами [слова, одинаковые по звучанию, но разные по  значению],
которые сделают возможными  языковые  двусмысленности,  и  с  чередованием
звуков  в  морфемах,  подчеркивающим   похожее   чередование   событий   в
человеческом обществе. Во всех этих  языках  семантика  будет  формировать
человеческие  характеры.  Для  касты  военных  словосочетание   "удачливый
человек" будет синонимично  другому:  "победитель  в  жестоком  бою".  Для
представителей клана производственников оно же  будет  означать  "успешный
производитель". Для  торговцев  эквивалентом  этого  словосочетания  будет
"человек, трудно поддающийся уговорам". И такие влияния будут  пронизывать
любой язык. Естественно, они не смогут с одинаковой  силой  воздействовать
на сознание любого индивидуума, но на массу в целом - бесспорно.
     - Великолепно! - воскликнул Бустамонте, совершенно захваченный  идеей
Палафокса. - Вот истинная инженерия человеческих душ!
     Палафокс подошел к окну и стал глядеть  на  Реку  Ветров.  Он  слегка
улыбался, его черные глаза, всегда такие жесткие и суровые,  затуманились.
На одно мгновение Бустамонте увидел его настоящий возраст - вдвое или даже
втрое больше, чем возраст самого Бустамонте, - но лишь на мгновение. Когда
Палафокс снова повернулся, лицо его было как обычно бесстрастно.
     - Вы понимаете, что я говорю сейчас  просто  наобум  -  так  сказать,
формулирую общие черты идеи. Необходим детально разработанный план. Должны
быть синтезированы новые языки. Должен быть подготовлен штат  инструкторов
для обучения этим языкам. В этом я могу положиться на своих сыновей. Нужно
создать еще одну  группу,  или  выделить  из  основной  группы,  -  группу
элитарных координаторов,  в  совершенстве  владеющих  всеми  языками.  Эта
группа станет управлять корпорацией в помощь вашим гражданским службам.
     Бустамонте вздул щеки:
     - Ну... возможно. Настолько далеко заходящие полномочия  этой  группы
кажутся мне нецелесообразными. Достаточно, если мы создадим военную  силу,
которая будет в состоянии смять Эбана Бузбека и его бандитов!
     Правитель Пао вскочил на ноги и в  волнении  зашагал  взад-вперед  по
комнате. Вдруг он резко остановился и лукаво поглядел на Палафокса:
     - Мы должны обсудить еще один вопрос: какова плата за ваши услуги?
     -  Шесть  сотен  женщин  ежемесячно,  -  мягко  ответил  Палафокс,  -
физически и умственно развитых, в возрасте  от  четырнадцати  до  двадцати
четырех лет. Время контракта не будет превышать пятнадцати  лет,  отправка
их назад на Пао вместе с нестандартными сыновьями  и  отпрысками  женского
пола гарантируется.
     Бустамонте с понимающей усмешкой покачал головой:
     - Шестьсот в месяц - не слишком ли это много?
     Палафокс  ответил  пылающим  взглядом.   Бустамонте,   осознав   свою
оплошность, поспешно добавил:
     - Тем не менее, я согласен с этой цифрой.  Но  вы  взамен  возвратите
моего любимого племянника Берана, чтобы на  Пао  он  мог  подготовиться  к
дальнейшей карьере.
     - В качестве посетителя дна морского?
     - Мы должны  исходить  из  реального  положения  дел,  -  пробормотал
Бустамонте.
     - Согласен с вами, - бесцветным голосом  сказал  Палафокс,  -  и  оно
диктует, что Беран Панаспер, Панарх Пао, должен продолжить образование  на
Брейкнессе.
     Бустамонте  отчаянно  запротестовал,  Палафокс  отвечал   резко.   Он
держался презрительно-спокойно, и в конце концов Бустамонте  был  вынужден
согласиться на его условия.
     Сделку отсняли на кинопленку и стороны расстались если не дружелюбно,
то, по крайней мере, довольные друг другом.



                                    10

     Зима на Брейкнессе была суровой и холодной,  негустые  облака  бежали
вниз по Реке Ветров, град, мелкий как  песок,  свистел  в  скалах.  Солнце
показывалось лишь ненадолго над громадным скальным зубом на юге долины,  и
почти весь день Институт Брейкнесса был погружен во мрак.
     Пять раз приходила унылая  зима,  пока  Беран  Панаспер  не  приобрел
основы образования в Институте.
     Первые два года Беран жил в резиденции Палафокса, и все силы  отдавал
изучению языка. Его собственные представления о функции речи оказались для
него бесполезными, ибо языки Брейкнесса и Пао различались слишком  сильно.
Язык Пао был из так называемых "полисинтетических", где корни, присоединяя
приставки, суффиксы и окончания, меняли значение. Язык Брейкнесса  был  по
своей сути "аналитическим", но уникальным в том  отношении,  что  личность
говорящего была как бы основой синтаксиса -  это  обеспечивало  логическую
стройность и простоту. Поскольку  человеческое  "я"  подразумевалось  всей
структурой высказывания, отпадала необходимость в местоимении "я".  Прочих
личных  местоимений  также  не  существовало,  за  исключением   некоторых
конструкций третьего лица  -  хотя  в  действительности  они  состояли  из
существительных.  В  языке   отсутствовало   отрицание   -   вместо   него
существовало множество антонимичных пар, например, "иди" и "оставайся". Не
было и пассивного  залога  -  любая  идея  была  обособленной:  "ударить",
"получить удар". Словарь  был  чрезвычайно  богат  словами,  обозначающими
мыслительные операции, но практически  начисто  отсутствовали  лексические
единицы, соответствующие эмоциональным  состояниям  человека.  Если  вдруг
Магистр   Брейкнесса   решался   приоткрыть   свою    индивидуалистическую
камеру-одиночку и обнаружить перед собеседником свое  настроение,  он  был
вынужден прибегать к неловкому многословию.
     Такие обычные для паонитов понятия, как "гнев", "радость",  "любовь",
"горе" в словаре Брейкнесса не  имели  аналогов.  Однако  были  слова  для
обозначения сотни способов логического мышления - тонкости, непонятные для
паонита. Различие это настолько поразило Берана, что временами он опасался
за свою личность, за целостность  своего  "я".  Недели  напролет  Фанчиэль
объяснял, иллюстрировал, перефразировал, понемножку Беран усваивал  чуждый
ему образ мысли - и Брейкнесс становился для него все понятнее...
     Однажды его призвал Палафокс и объявил, что познания Берана  в  языке
достаточны для того, чтобы начать образование в Институте, что  он  должен
незамедлительно стать учеником начальной ступени.
     Беран  вдруг  почувствовал  себя  покинутым,  брошенным...   В   доме
Палафокса он чувствовал себя в безопасности, хотя ему было  и  невесело  -
что же будет в Институте?
     Палафокс отпустил его, и через полчаса Фанчиэль уже  проводил  его  к
большому квадратному зданию из туфа, проследил, как он зарегистрировался и
обосновался в комнате студенческого общежития. Затем Фанчиэль  ушел,  и  с
тех пор Беран не видел ни его, ни Палафокса.
     Так начался новый период жизни Берана на Брейкнессе. До  сих  пор  за
его  образованием  следили  домашние  наставники-паониты.  Никогда  он  не
принимал участия в традиционном паонитском процессе обучения, когда тысячи
детишек скандировали в унисон -  младшие  выкрикивали  числа:  "Ай!  Шрай!
Вида! Мина! Нона! Дрона! Хиван! Импле!", старшие распевали эпические саги,
чем, в сущности, и  ограничивалось  все  паонитское  образование.  Поэтому
Беран, пройди он через  это,  мог  бы  быть  еще  более  поражен  обычаями
Института.  Здесь   каждый   юноша   воспринимался   как   личность,   как
индивидуальность, как одинокая звезда в безбрежности  Космоса.  Беран  жил
сам по себе, обособленный от прочих во всем, что  касалось  рутины.  Когда
возникала случайная общая  беседа,  то  для  того,  чтобы  ее  поддержать,
необходимо было привнести в дискуссию новую и  оригинальную  идею.  И  чем
менее ортодоксальной она была, тем более яростно ее  атаковали.  Тот,  кто
выдвинул идею, должен был  ее  защищать,  не  выходя,  однако,  из  границ
логики. Если это ему  удавалось,  его  престиж  увеличивался.  Если  юноша
терпел поражение - его престиж существенно страдал.
     Еще одна тема была популярна в студенческой среде - вопрос возраста и
смерти. Строго говоря, это была запретная тема -  особенно  в  присутствии
Учителя - ибо на Брейкнессе  никто  не  умирал  от  болезни  или  телесной
немощи. Магистры путешествовали по всей Вселенной, множество  их  погибало
насильственной смертью, несмотря на все  средства  защиты  и  удивительное
вооружение. Большее число их, однако, проживало свою жизнь на  Брейкнессе,
не меняясь с годами - может быть, становясь лишь  чуть  более  сухопарыми,
угловатыми и костистыми. Но Время неумолимо приближало Магистра к  особому
статусу  -  Эмеритуса.  Он  становился  все   менее   педантичным,   более
эмоциональным, его эгоцентричность  начинала  брать  верх  над  социальной
конформностью, учащались взрывы раздражения, гнева, и  наконец,  наступала
настоящая мания величия - после этого Эмеритус исчезал.
     Беран,  стеснительный,  с   недостаточно   беглой   речью,   поначалу
удерживался от участия в диспутах. Совершенствуясь в языке,  он  понемногу
начал  вступать  в  беседы,  и,  миновав  неминуемый  период  поражений  в
полемике, уже мог добиваться и успеха. Так впервые  за  все  время  своего
пребывания на Брейкнессе он испытал чувство удовлетворения.
     Взаимоотношения между студентами носили формальный характер - не были
ни дружескими,  ни  враждебными.  Юношей  Брейкнесса  весьма  интересовала
проблема деторождения, причем во всех возможных аспектах.  Беран,  на  Пао
усвоивший правила скромности, был вначале шокирован, но частые  обсуждения
со временем лишили сей предмет сладости "запретного плода". Он узнал,  что
престиж на Брейкнессе является  результатом  не  только  успехов  в  сфере
интеллектуальной, но  определяется  также  количеством  женщин  в  гареме,
числом сыновей, успешно прошедших тесты, степенью сходства их с  родителем
(психического и умственного), а также их успехами. Некоторые  Магистры  по
этим показателям почитались особенно высоко, и чаще всего в связи  с  этим
упоминалось имя Лорда Палафокса.


     Когда Берану пошел пятнадцатый год, репутация Лорда  Палафокса  стала
конкурировать с престижем Лорда Кароллена  Вампелльта,  Главного  Магистра
Института. Беран не мог побороть чувства некоей причастности к Палафоксу и
потому гордился.
     Через год-два  после  совершеннолетия  юноше-студенту  Института  его
родитель обычно дарил первую девушку. Беран, достигнув этого возраста, был
юношей приятной наружности, - стройный, почти хрупкий. Волосы у него  были
темно-каштановые, глаза - серые и широко распахнутые, слегка печальные. По
причине своего экзотического происхождения и врожденной  застенчивости  он
редко принимал участие в  студенческих  сборищах,  и  без  того  нечастых.
Наконец, Беран ощутил в крови волнение, предшествующее зрелости,  и  начал
подумывать о том, какую девушку получит он  от  Палафокса.  Однажды  он  в
одиночестве брел в сторону  космопорта.  В  тот  день  ожидалось  прибытие
транспортного судна с Джорнела, и Беран, придя как  раз  тогда,  когда  от
борта находившегося на орбите корабля отделился лихтер, обнаружил,  что  в
порту царит  полнейшая  суета.  Отдельно  стояли  бесстрастными  шеренгами
женщины, чьи контракты закончились - с дочерьми и теми из  мальчиков,  кто
не прошел тесты. Возраст женщин колебался от  двадцати  пяти  до  тридцати
пяти лет. Теперь они возвратятся на  родные  планеты  богатыми  дамами,  у
которых впереди вся жизнь.
     Нос лихтера ткнулся в раздвижные  двери,  из  него  гурьбой  высыпали
молодые женщины, оглядывая все вокруг с  удивлением  и  подозрительностью,
покачиваясь и приплясывая под ударами ветра. В отличие от тех, первых, чьи
контракты завершились, эти были нервно возбуждены, они почти  не  скрывали
страха, не выказывали повиновения. Они подозрительно  озирались  -  хотели
поскорее  узнать,  что  это  за   мужчины,   в   наложницы   которым   они
предназначаются. Беран глядел на эту картину в изумлении.
     Командир   дежурного   отряда   отдал   отрывистый   приказ,   группа
новоприбывших потянулась через все здание космопорта к столу  регистрации.
Беран подходил все ближе, боком протискиваясь  к  одной  из  девушек.  Она
взглянула  на  него  глазами  цвета  моря,  чуть  зеленоватыми,  но  вдруг
отшатнулась. Беран шагнул к ней - и остолбенел. Эти женщины  изумили  его.
Было в их облике что-то смутно знакомое,  словно  ветер  принес  аромат  -
приятный, но забытый, из давнего прошлого. Он услыхал их речь.  Этот  язык
он слишком хорошо знал.
     Беран остановился рядом с девушкой. Она оглядела его враждебно.
     - Ты -  паонитка?  -  воскликнул  Беран,  пораженный.  -  Что  делают
паонитские женщины здесь, на Брейкнессе?
     - То же, что и все прочие...
     - Но такого никогда раньше не было!
     - Ты слишком мало знаешь о Пао, - с горечью сказала она.
     - Нет, нет, я - паонит!
     - Тогда ты должен знать, что произошло там, на твоей родине.
     Беран покачал головой:
     - Я не был на Пао со времени гибели Панарха Аэлло.
     Она говорила приглушенным голосом, озираясь вокруг:
     - Тебе повезло, потому что дела плохи. Бустамонте - сумасшедший.
     - Он отправляет женщин на Брейкнесс? Продает? - спросил Беран хрипло.
     - Шесть сотен в месяц - из  тех,  кто  выселен  из  родных  мест  или
осиротел во время беспорядков.
     Голос Берана отказывался служить ему. Он все никак не мог заговорить,
но  когда,  наконец,  заикаясь,  вымолвил  первые  слова,  шеренга  женщин
тронулась с места.
     - Подожди! - крикнул Беран, быстро шагая рядом. - Что  за  беспорядки
ты имеешь в виду?
     - Я не  могу  мешкать,  -  с  горечью  сказала  девушка.  -  Заключен
контракт. Я продана. Я - вещь.
     - Куда ты идешь? К какому лорду?
     - Я передана в распоряжение Лорда Палафокса.
     - Как тебя зовут? - настаивал Беран. - Скажи, как твое имя?
     Смущенная, она не отвечала ничего. Еще два шага  -  и  она  исчезнет,
слившись с безликой толпой.
     - Как твое имя?
     - Гитан Нецко, - бросила она через плечо и исчезла в дверях.
     Беран  медленно  побрел  прочь  из  космопорта  -  маленькая  фигурка
терялась  в  огромном  склоне  горы,  он  спотыкался,  наклонялся  вперед,
преодолевая сопротивление ветра.  Миновав  несколько  домов,  он  вошел  в
резиденцию Палафокса.
     Перед дверью он слегка замешкался - перед его  мысленным  взором  как
живая встала высокая фигура обитателя этого дома. Он собрал  все  душевные
силы и постучал по специальному щиту при  входе.  Дверь  открылась,  и  он
вошел.
     В этот час Палафокс обычно бывал в нижних этажах. Беран спустился  по
знакомым ступеням, прошел памятные ему комнаты со стенами из полированного
камня и драгоценной твердой древесины. В  свое  время  дом  показался  ему
унылым и мрачным - и лишь теперь он  оценил  его  своеобразную  утонченную
прелесть,  которая  словно  делала  эту  постройку   неотъемлемой   частью
ландшафта.
     Как  он  и  ожидал,  Палафокс  сидел  в  своем   кабинете,   и,   уже
предупрежденный сигналом  одного  из  множества  своих  "органов",  ожидал
Берана.
     Беран медленно шагнул вперед, глядя прямо в  неприветливое  лицо,  на
котором застыло вопросительное выражение, немедленно заговорил  о  деле  -
хитрить с Палафоксом не имело никакого смысла.
     - Я был сегодня в космопорту.  Я  видел  паонитских  женщин,  которые
находятся здесь по принуждению. Они говорят о беспорядках.  Что  произошло
на Пао?
     Палафокс с минуту молча изучал  Берана,  затем  кивнул  с  выражением
удовлетворения.
     - Я вижу, ты достаточно вырос, чтобы часто посещать космопорт.  Нашел
ли ты какую-нибудь женщину себе по вкусу?
     Беран прикусил губу:
     - Меня волнует ситуация на Пао. Что  там  происходит?  Никогда  я  не
видел своих соплеменников настолько униженными...
     Палафокс изобразил изумление:
     - Но служить на благо Брейкнесса - никак не значит унизиться!
     Беран, чувствуя, что одно очко в этой схватке он выиграл, продолжал с
жаром:
     - Ведь вы не ответили на мой вопрос!
     - Да, это правда. - Палафокс придвинул стул. - Сядь. Я расскажу тебе,
что происходит на Пао на самом деле.
     Беран робко присел. Палафокс глядел на него, полузакрыв глаза.
     - То, что рассказали тебе о бедах и беспорядках  -  лишь  полуправда.
Нечто в этом роде, конечно, имеет место - это досадно, но неизбежно.
     Беран был озадачен:
     - Засуха? Эпидемия? Голод?
     - Нет.  Ничего  подобного.  Лишь  изменения  в  социальной  структуре
общес