я  тесты.  Выключатель
был помещен под кожу левого бедра. И вот уже началась утомительная  работа
по регенерации рассеченных тканей тела.
     Срезанные подошвы ног были  помещены  в  жидкий  стимулятор  и  затем
возвращены на прежнее место с точностью, позволяющей  восстановить  клетку
из двух рассеченных половинок, встык соединить  срезы  артерий  и  нервных
волокон. Разрезы на теле были тщательно сжаты, энергоблок аккуратно покрыт
плотью.
     Прошло  восемнадцать  часов.  Сыновья  Палафокса   удалились,   чтобы
отдохнуть, оставив неподвижное тело в темноте и одиночестве.
     Они возвратились лишь на следующий день. Генератор вновь  взревел,  и
фиолетовые вспышки снова заметались по лаборатории. Поле, под воздействием
которого находилось все это время тело Берана,  понижало  температуру  его
тела теоретически до абсолютного нуля.  Сейчас  оно  ослабло,  и  молекулы
постепенно возобновили свое движение. Тело вновь начинало жить.


     Целую неделю Беран провел в коматозном состоянии, и теперь постепенно
выздоравливал. Когда  сознание  вернулось  к  нему,  он  сразу  же  увидел
Палафокса, стоящего напротив кровати.
     - Поднимись, - сказал Палафокс, - встань на ноги!
     Беран с минуту лежал не двигаясь - что-то неуловимо подсказывало ему,
что прошло довольно много времени. Палафокс, казалось, был в нетерпении  и
куда-то спешил. Его глаза сверкали, он  сделал  повелительный  жест  своей
худой, но сильной рукой:
     - Поднимись! Встань!
     Беран медленно поднялся на ноги.
     - Иди!
     Беран прошелся по комнате. Он чувствовал смутное тянущее  ощущение  в
ногах, энергоблок слегка давил на мышцы диафрагмы и ребра.
     Палафокс пристально наблюдал за движениями его ног.
     - Хорошо! - воскликнул он. - Я  не  вижу  ни  хромоты,  ни  нарушения
координации. Пойдем со мной.
     Магистр провел Берана в комнату с очень высоким потолком,  надел  ему
на плечи странную ременную упряжь и вдел шнур в кольцо на спине.
     - Прикоснись вот сюда, - он положил руку Берана  на  левое  бедро.  -
Нажми слегка.
     Беран нащупал небольшое затвердение под кожей и  нажал  на  него.  Он
перестал чувствовать ногами пол, желудок сжался  в  спазме,  голова  стала
легкой, как воздушный шарик.
     -  Это  малая  мощность,  -  сказал  Палафокс.   -   Подъемной   силы
недостаточно,   чтобы   преодолеть   гравитацию,   которая    компенсирует
центробежную силу от вращения планеты.
     Он прикрепил конец шнура к рейке.
     - Нажми снова!
     Беран дотронулся до подкожной пластинки - и вдруг ему показалось, что
все вокруг перевернулось вниз  головой:  Палафокс  стоял,  приклеившись  к
потолку, а он сам падал вниз головой  на  пол  с  тридцатифутовой  высоты.
Беран судорожно вздохнул, замолотил  руками  по  воздуху,  и  только  шнур
удержал его от падения. Беран беспомощно глядел на улыбающегося Палафокса.
     - Для того, чтобы усилить антигравитационное поле, нажми нижнюю часть
пластинки, - объяснил Палафокс, - чтобы ослабить  -  нажми  верхнюю.  Если
нажать дважды, поле исчезнет.
     Беран, наконец, добрался до пола. Комната обрела прежний вид, но  все
плыло перед глазами, как во время приступа морской болезни.
     - Пройдет еще немало дней, пока ты привыкнешь, - сказал  Палафокс.  -
Так как у нас мало времени,  я  предлагаю  тебе  осваивать  это  искусство
старательно и прилежно.
     Беран глядел в спину уходящему Палафоксу, замерев от изумления.
     - Почему мало времени? - крикнул он вслед.
     Палафокс обернулся:
     - День Икс - это четвертый день третьей  недели  восьмого  месяца.  В
День Канестид ты должен стать Панархом Пао.
     - Почему?
     - А почему ты все время требуешь, чтобы я раскрыл все свои тайны?
     - Я спрашиваю не из пустого любопытства, а для  того,  чтобы  понять,
как я должен действовать. Вы собираетесь сделать меня Панархом.  И  хотите
сотрудничать со мной?
     Блеск в глазах Палафокса стал еще ярче. Беран продолжал:
     - Может быть, мне следовало сказать, вы  хотите  сделать  меня  вашим
орудием и действовать  в  своих  собственных  интересах.  Поэтому  у  меня
возникает естественный вопрос: каковы ваши интересы?
     Палафокс с минуту изучал его, затем отвечал холодно:
     - Твои извилины ворочаются с изяществом червей в грязи.  Естественно,
я хочу, чтобы ты послужил моим целям. Ты планируешь, или, по крайней мере,
надеешься, что я, в свою очередь, послужу твоим. В твоем  понимании  любой
процесс познается по его плодам. Я прилагаю усилия, чтобы защитить  права,
принадлежащие тебе по рождению.  И  если  я  своего  добьюсь,  ты  станешь
Панархом Пао. А когда ты пытаешься докопаться до мотивов моих действий, то
становится явным,  что  твой  образ  мысли  -  несовершенный,  назойливый,
поверхностный, неопределенный и бесстыдный.
     Беран уже хотел было с жаром опровергнуть  его,  но  Палафокс  жестом
заставил его замолчать.
     - Естественно, что ты принимаешь мою помощь - а почему  бы  нет?  Это
только похвально - бороться за свою цель. Но, приняв мою помощь, ты должен
сделать выбор: служить мне или бороться против меня.  Либо  действовать  в
соответствии  с  моими  планами,  либо  пытаться  воспрепятствовать   мне.
Существуют лишь два пути. Но ожидать, что я буду служить тебе жертвенно  и
бескорыстно - абсурд.
     - Но горе огромного народа - это далеко не  абсурд,  -  сказал  Беран
резко. - Мои цели...
     Палафокс поднял руку.
     - Более не о чем говорить.  О  моих  планах  догадывайся  сам.  Делай
умозаключения. Подчиниться или воспротивиться - все в твоей воле.  Мне  до
этого дела нет, так как ты все равно бессилен что-либо изменить.
     День за днем Беран совершенствовался в практике полетов и  постепенно
стал привыкать к ощущению  падения  вверх  головой,  прочь  от  земли.  Он
научился двигаться в воздухе, наклоняясь в том направлении, в  котором  он
хотел двигаться. Он научился спускаться так быстро, что воздух  свистел  в
ушах, при этом успевая затормозить и приземлиться без малейшего толчка.
     На одиннадцатый день мальчик в ловко сидящем сером плаще, на  вид  не
более восьми лет от роду - типичный сын Палафокса  -  пригласил  Берана  в
апартаменты Магистра.
     Пересекая четкие четырехугольники панелей пола, Беран  вооружал  свою
мысль и обуздывал чувства в  преддверии  беседы.  Он  решительно  вошел  в
дверь.
     Палафокс сидел  за  рабочим  столом,  задумчиво  перебирая  кристаллы
горного хрусталя. Он почти любезно предложил Берану сесть. Беран осторожно
присел.
     - Завтра,  -  сказал  Палафокс,  -  мы  приступаем  ко  второй  части
программы. В народе царит чувство ожидания, эмоции весьма напряжены. И вот
завтра - последний удар! Приличествующим случаю  способом  мы  восстановим
династию истинных Панархов Пао. А потом  -  кто  знает?  Бустамонте  может
покориться обстоятельствам, а  может  и  воспротивиться.  Мы  должны  быть
готовы к любому повороту дела.
     Решимость Берана не смягчила неожиданная сердечность Палафокса.
     - Я лучше понял бы вас, если бы мы обсудили эти планы чуть позднее, -
проговорил юноша.
     Палафокс добродушно фыркнул:
     - Невозможно, досточтимый Панарх. Вы  должны  четко  осознавать,  что
здесь, в  Поне,  как  бы  генеральный  штаб.  Мы  подготовили  и  детально
разработали дюжины программ разной степени сложности. И сейчас  происходят
некие события, которые станут толчком для проведения  в  жизнь  одного  из
этих планов.
     - Какие события?
     -  Завтра  три  миллиона  паонитов  соберутся  на  певческом  поле  в
Памалистене. И там ты объявишь о своем существовании. Телевидение разнесет
твои слова по всей планете, везде увидят твое лицо!
     Беран прикусил губу, досадуя на собственную неловкость и  неистощимую
любезность Палафокса.
     - И каковы подробности программы?
     - Все  невероятно  просто.  Песнопения  начинаются  через  час  после
рассвета и продолжаются до полудня. В  это  время  наступает  перерыв.  По
толпе поползет слух, все будут ждать тебя. Ты появишься в черных  одеждах.
Ты будешь говорить,  -  Палафокс  вручил  Берану  листок  бумаги.  -  Этих
нескольких фраз будет достаточно.
     Беран с сомнением пробежал глазами строчки.
     - Надеюсь, что события пойдут по вашему плану. Я не хочу ни  насилия,
ни кровопролития.
     Палафокс пожал плечами:
     - Предсказать будущее невозможно. Если все пойдет хорошо,  то  никто,
кроме Бустамонте, не пострадает.
     - А если плохо?
     Палафокс засмеялся:
     - Те, кто плохо планируют, встречаются на дне океана.



                                    14

     Напротив Эйльянре, через пролив Гилиан, находилась область Матиоле  -
место,  овеянное  особой  славой.  Самые  фантастические  и  романтические
события в сказаниях древнего Пао происходили в Матиоле. К югу  от  Матиоле
раскинулась зеленая равнина Памалистен -  с  полями  и  чудесными  садами.
Здесь  неподалеку  друг  от  друга,  как  бы   на   вершинах   гигантского
семиугольника, находились  семь  городов.  В  центре  этого  семиугольника
находилось Певческое Поле, где проходили традиционные народные песнопения.
Из всех массовых форм народной активности на Пао песнопения в  Памалистене
считались самыми престижными.
     Задолго до рассвета на восьмой день восьмой  недели  восьмого  месяца
поле  начало  заполняться  народом.  Над  каждой  тысячей  человек   горел
небольшой огонь, вся равнина наполнилась шелестом и шепотом.
     К рассвету толпы прибыло: в основном это  были  семьи,  оживленные  и
жизнерадостные, одетые по паонитской моде. Маленькие дети  были  в  чистых
белых блузах, дети постарше - в школьной  форме  с  различными  эмблемами,
взрослые  -  в  платье,  цвета  и  оттенки  которого  соответствовали   их
социальному статусу.
     Встало солнце, и паонитский  день  засиял  всеми  своими  красками  -
голубой, белой, желтой. Поле было заполнено толпой, миллионы стояли плечом
к  плечу,  некоторые  говорили  между  собой  приглушенным   шепотом,   но
большинство стояло молча, каждая личность сливалась с толпой, отдавая силы
своей души всеобщей восторженной мощи.
     Послышались первые звуки пения:  длинные  звуки-вздохи,  перемежаемые
интервалами абсолютной тишины. Звуки  становились  все  громче,  интервалы
тишины между ними все короче, и вот уже песня зазвучала во всю силу - нет,
песней  назвать  это  было  нельзя,  ибо  отсутствовали   и   мелодия,   и
тональность. Это была  гармония  трех  миллионов  голосов,  сливающихся  и
проникающих друг  в  друга,  определенной  эмоциональной  окраски.  Эмоции
сменялись,  казалось  бы,  спонтанно,  но  на   самом   деле   в   строгой
последовательности; стоны скорби сменялись звуками торжества,  и  равнина,
казалось, то окутывалась мрачным туманом, то искрилась алмазной россыпью.
     Летели часы, песнопение набирало силу. Когда солнце прошло две  трети
пути до зенита,  со  стороны  Эйльянре  появился  в  небе  длинный  черный
летательный аппарат. Он медленно снизился в дальнем конце поля.  Тех,  кто
стоял неподалеку, просто отбросило и швырнуло  на  землю  -  многие  чудом
избежали  гибели.  Несколько  любопытствующих  бездельников   приникли   к
иллюминаторам, но сошедший на землю отряд нейтралоидов  в  ярко-красном  и
голубом молча оттащил их.
     Четверо слуг вначале  расстелили  на  земле  черно-коричневый  ковер,
затем вынесли полированное кресло черного дерева, обитое черным.
     Песнопение приобрело чуть иной характер, что было внятно лишь чуткому
паонитскому уху. Бустамонте, вышедший из салона, был паонитом, он  услышал
- и понял.
     Пение продолжалось. Оно снова изменило характер,  будто  бы  прибытие
Бустамонте было не более чем мимолетным пустяком -  оно  стало  еще  более
язвительным,  в  нем  переплетались  насмешка  и  ненависть.  Перед  самым
полуднем пение смолкло. Толпа  зашевелилась,  общий  вздох  удовлетворения
пронесся и замер. Все, кто мог, опустились на землю.
     Бустамонте схватился за  подлокотники  кресла,  чтобы  встать.  Толпа
сейчас больше чем  когда-либо  была  готова  воспринимать  его  слова.  Он
включил микрофон у себя на плече и сделал шаг вперед. Общий вздох пронесся
по толпе - вздох изумления и восторга.
     Глаза всех были устремлены на небо -  прямо  над  головой  Бустамонте
появился огромный четырехугольник из струящегося черного бархата с  гербом
династии Панасперов.
     Под ним прямо в воздухе стояла  одинокая  фигура.  На  человеке  были
короткие черные брюки и щегольской черный плащ, наброшенный на одно плечо.
Человек заговорил: слова его пробежали как эхо по всему Певческому Полю.
     - Паониты, я ваш Панарх -  я  Беран,  сын  Аэлло,  наследник  древней
династии   Панасперов.   Много   лет   я   прожил   в   изгнании,   ожидая
совершеннолетия. Бустамонте служил при дворе Аюдором. Он совершил  ошибку,
и вот я пришел, чтобы занять  его  место.  Сейчас  я  призываю  Бустамонте
покориться и передать мне власть законным порядком. Бустамонте, говори!
     Бустамонте уже  что-то  говорил.  Дюжина  нейтралоидов  с  огнеметами
ринулась вперед. Они  опустились  на  одно  колено,  прицелились.  Вспышки
белого пламени вырвались из стволов и устремились  к  тому  месту,  где  в
воздухе парила маленькая черная фигурка. Она, казалось,  взорвалась  -  по
толпе пронесся вздох ужаса. Стволы направились на черный прямоугольник, но
тот оказался неуязвимым.
     Бустамонте важно и свирепо выступил вперед:
     - Такая судьба ожидает всех  идиотов,  шарлатанов  -  и  любого,  кто
покусится на законную власть. Самозванец, как вы видите...
     Голос Берана, казалось, зазвучал с самого неба:
     - Ты уничтожил лишь мое изображение, Бустамонте. Ты  должен  признать
меня: я - Беран, Панарх Пао.
     - Берана не существует! - зарычал Бустамонте. - Он умер! Умер  вместе
с Аэлло!
     - Я Беран! Я жив! А сейчас ты и я примем "пилюли  правды",  и  любой,
кто захочет, задаст нам вопрос и узнает правду. Ты согласен?
     Бустамонте колебался. Толпа ревела. Бустамонте повернулся  к  страже,
отрывисто отдавая приказания. Он забыл выключить  микрофон,  и  его  слова
услышали все три миллиона паонитов.
     - Вызовите полицейский отряд. Блокируйте территорию. Он  должен  быть
уничтожен!
     Толпа заговорила и затихла, и  когда  слова  Бустамонте  достигли  их
сознания, снова зашумела.  Бустамонте  сорвал  с  плеча  микрофон,  что-то
пролаял одному из министров. Тот замялся и, казалось, возразил. Бустамонте
направился обратно в свой корабль. За ним гурьбой последовала его свита.
     Толпа  зароптала  и,  будто  повинуясь  единому  порыву,  хлынула   с
Певческого Поля. В самом центре, где было больше всего народу, давка  была
сильнее всего. Началось всеобщее движение. Люди теряли друг друга, зовы  и
крики вплелись в нарастающий шум. Страх стал  словно  осязаемым,  по  полю
распространялся едкий запах.
     Черный четырехугольник исчез, небо было чистым и  ясным.  Толпа  была
беззащитной, в толкотне люди затаптывали друг друга - началась паника.
     Появился отряд полиции. Солдаты сновали там и  сям,  словно  акулы  -
паника превратилась в безумие, крики слились в  непрерывный  визг.  Но  по
краю толпа все-таки растекалась, рассеиваясь по  полю.  Полицейский  отряд
метался в нерешительности, затем покинул поле.
     Беран съежился, ушел в  себя.  Он  был  мертвенно  бледен,  в  глазах
метался ужас.
     -  Почему  мы  не  смогли  этого  предвидеть?  Мы  виновны  не  менее
Бустамонте!
     - Не имеет смысла поддаваться эмоциям, - сказал Палафокс.
     Беран не отвечал. Он сидел скорчившись, глядя в никуда.  Поля  южного
Мидаманда остались позади. Они пересекли длинный и узкий Змеиный пролив  и
миновали остров  Фреварт  с  его  деревушками  цвета  белой  кости,  затем
полетели над Великим Южным Морем. Вот уже видны  утесы  и  скалы  Сголафа,
затем они сделали круг около горы Дрогхэд - и  приземлились  на  пустынном
плато.
     В комнатах Палафокса они выпили пряной настойки.  Палафокс  сидел  за
столом на стуле с высокой спинкой, Беран сидел у окна.
     - Ты должен привыкнуть к подобным событиям, - сказал Палафокс. - Пока
мы не достигнем цели, их будет еще немало.
     - Что проку в достижении цели, если погибнет половина населения Пао?
     - Все люди смертны. В сущности, чем тысяча смертей  хуже,  чем  одна?
Эмоции умножаются лишь качественно, а не количественно. Мы  должны  думать
прежде всего об успехе, - Палафокс умолк, вслушиваясь в голос, звучавший в
его ушных раковинах. Он говорил на  языке,  неизвестном  Берану.  Палафокс
что-то резко ответил, откинулся на спинку и оглядел Берана.
     - Бустамонте блокировал Пон. Мамароны рыщут по всей планете.
     Беран спросил удивленно:
     - Как он узнал, что я здесь?
     Палафокс пожал плечами:
     - Тайная полиция Бустамонте действует достаточно эффективно,  но  сам
он совершает поступки, всецело продиктованные собственным упрямством,  его
тактика никуда не годится. Когда лучшая политика - это компромисс, он идет
в атаку.
     - Компромисс? На основе чего же?
     - Он может заключить со мной новый контракт - в обмен на тебя. Он мог
бы таким образом продлить свое царствование.
     Беран был поражен до глубины души:
     - И вы согласитесь на подобную сделку?
     Палафокс в свою очередь удивился - и не меньше Берана:
     - Конечно. Как ты мог думать иначе?
     - А как же ваши обязательства по отношению  ко  мне?  Они  ничего  не
значат?
     - Обязательства хороши только пока они выгодны.
     - Это не всегда так, - сказал Беран более уверенно, чем до сих пор. -
Человеку, который однажды не сдерживает слова, нет доверия в дальнейшем.
     - Доверие? Что это такое? Взаимозависимость насекомых в  муравейнике,
взаимный паразитизм немощных и слабых!
     - Это такая же слабость, - в гневе отвечал Беран, - пробудить доверие
в другом, снискать преданность - и ответить предательством.
     Палафокс искренне рассмеялся:
     -  Так  или  иначе,  паонитские  понятия  "доверие",   "преданность",
"честность" - все это  не  из  моего  лексикона.  Мы,  Магистры  Института
Брейкнесса - индивидуалисты, люди-крепости. В  наших  взаимоотношениях  не
существует ни эмоциональной взаимозависимости, ни сентиментальности  -  мы
не предлагаем ее и не ждем в ответ. Лучше, если ты это накрепко запомнишь.
     Беран не отвечал. Палафокс взглянул на  него  с  любопытством.  Беран
оцепенел, совершенно поглощенный  своими  мыслями.  Удивительные  перемены
происходили  в  нем.  Одно  мгновение  дурноты,  головокружения,  какой-то
внутренний толчок - это, казалось, продолжалось целую вечность - и вот  он
уже новый Беран, словно змея, сменившая кожу.
     Новый     Беран     медленно     обернулся,     изучая      Палафокса
оценивающе-бесстрастно. Сквозь оболочку, по которой нельзя  было  прочесть
возраст, он вдруг увидел невероятно старого человека со всеми  сильными  и
слабыми сторонами, присущими возрасту.
     - Очень хорошо,  -  сказал  Беран,  -  я,  в  свою  очередь,  построю
дальнейшее общение с вами на тех же принципах.
     -  Естественно,  -  отвечал  Палафокс  все  же  с   легким   оттенком
раздражения. Затем  его  глаза  вновь  затуманились,  он  склонил  голову,
вслушиваясь в неслышное Берану сообщение.  Он  встал,  поманил  Берана:  -
Идем. Бустамонте атакует нас.
     Они поднялись на площадку на крыше, под самым прозрачным куполом.
     - Вот он, - Палафокс указал на небо, -  беспомощный  жест  злой  воли
Бустамонте.
     Дюжина летательных машин мамаронов черными прямоугольниками парила  в
сером  небе  с  полосками  облаков.  В  двух  милях  от  дома  приземлился
транспортный корабль  и  выпустил  из  своего  чрева  отряд  облаченных  в
ярко-красное нейтралоидов.
     - Хорошо, что это  произошло,  -  сказал  Палафокс,  -  это  послужит
Бустамонте уроком, чтобы он не повторял  подобной  дерзости.  -  Он  снова
наклонил голову, прислушиваясь к звучащему у него в ушах  сообщ