к нам; ветер разметал ее каштановые волосы.
   - Северьян, попрошаек на свете - в избытке! Всех не обогреешь!
   Хильдегрин, видимо, услышав слова Агии, обернулся тоже.
   - Я знаю женщину, которая может взять ее к себе,  отмыть  и  переодеть.
Из-за грязи не очень-то видно, но эту девушку  содержали  хорошо.  Хоть  и
тощевата малость...
   - Послушай, а что тебе здесь понадобилось? - огрызнулась Агия.  -  Судя
по карточке, твой бизнес - подряды. А здесь у тебя какие дела?
   - Вот эти самые, госпожа. Бизнес! Доркас охватила дрожь.
   - Нет, правда, - сказал я,  -  вернулась  бы  ты  обратно.  В  коридоре
гораздо теплее. Только в Сад Джунглей не ходи; ступай  лучше  в  Песчаный,
там солнце, сухо...
   Что-то из сказанного мною,  похоже,  задело  какую-то  струнку  в  душе
Доркас.
   - Да, - прошептала она. - Да.
   - Песчаный Сад, да? Он тебе нравится?
   - Солнце, - очень тихо ответила она.
   - Ну, вот и моя старушка, - объявил Хильдегрин. - Раз уж нас так много,
рассаживаться придется осторожно. И ерзать там шибко - не советую, борта у
нее низкие. Одна из женщин - на нос, а  молодой  армигер  с  другой  -  на
корму.
   - Мне бы лучше - за одно из весел, - сказал я.
   - Грести раньше доводилось? Мне так не показалось.  Лучше  уж  сядь  на
корму. Двумя  веслами  работать  не  сильно  труднее,  чем  одним,  и  мне
частенько приходилось это проделывать, хотя на борту  со  мной  бывало  по
полдюжины человек.
   Лодка его была под стать хозяину - большой,  неказистой  и  тяжелой  на
вид, больше всего похожей на ящик, слегка сужающийся  к  носу  и  корме  и
снабженный  уключинами.  Хильдегрин,  взойдя  на   борт   первым,   веслом
подтолкнул шаланду поближе к берегу.
   - Иди, - сказала Агия, взяв Доркас за руку. - Садись вперед.
   Доркас охотно повиновалась, но Хильдегрин остановил ее.
   - Если не возражаешь, госпожа, лучше бы тебе на нос сесть. Иначе  я  не
смогу приглядывать за ней, пока гребу. С ней  не  все  в  порядке  -  дело
ясное, и при таких низких бортах мне бы хотелось  вовремя  заметить,  если
она вдруг начнет скакать...
   Тут Доркас удивила всех нас, сказав:
   - Я не сумасшедшая. Просто... просто я - словно только что проснулась.
   Но Хильдегрин все-таки усадил ее ко мне, на корму.
   - Ну, - сказал он, отталкивая лодку от берега, - это вы вряд  ли  когда
забудете, если вам впервой. Переправа  через  Птичье  Озеро  посреди  Сада
Непробудного Сна...
   Весла погрузились в воду, издав глухой, меланхолический звук.
   Я спросил, отчего озеро называется Птичьим.
   - Некоторые говорят - оттого, что очень много дохлых  птиц  в  воде.  А
может, оттого, что здесь просто много  птиц.  Вот  ведь  все  люди  ругают
Смерть, и рисуют ее в виде этакой старой кликуши с мешком...  А  для  птиц
она - друг. Сколько я ни видал в жизни мест, где мертвецы, тишина и покой,
- везде птиц было во множестве.
   Вспомнив, как пели дрозды в нашем некрополе, я согласно кивнул.
   - Если ты посмотришь через мое плечо, то ясно увидишь берег впереди,  и
вся эта осока не  будет  мешать  любоваться  пейзажем.  Если  тумана  нет,
увидишь, как там, вдалеке, земля подымается, и наверху, где посуше, растут
деревья. Видишь их?
   Я кивнул, и Доркас кивнула тоже.
   - Потому что вся эта декорация должна изображать зев потухшего вулкана.
Некоторые говорят, будто - раскрытый рот мертвеца, но это неправда. Где же
тогда зубы? Хотя... вы наверняка помните, что  пришли  сюда  сквозь  такую
подземную трубу?
   Мы с Доркас снова кивнули вместе. Агии, хотя она и сидела всего шагах в
двух от нас,  почти  не  было  видно  из-за  широких  плеч  и  просторного
суконного пальто Хильдегрина.
   - А там, - продолжал он, кивком указывая направление, -  вы  должны  бы
видеть темное пятнышко. Прямо посредине, между болотом  и  краем  кратера.
Некоторые, увидев его, думают, будто это - дверь, через которую они вошли,
но дверь-то как раз позади, гораздо ниже и  гораздо  меньше.  То,  что  вы
сейчас видите, - Пещера Сивиллы Кумской. Это такая женщина, которая  знает
будущее и прошлое и вообще все на свете. Кое-кто говорит, будто весь  этот
сад был выстроен ради нее одной, но мне как-то слабо в это верится.
   - Как же это возможно? - негромко спросила Доркас.
   Но Хильдегрин не понял вопроса - или же сделал вид, будто не понимает.
   - Автарх якобы захотел иметь ее  всегда  под  рукой,  чтобы  не  ездить
каждый раз через полмира. Иногда там, возле пещеры, кто-то  ходит;  что-то
металлическое блестит на солнце... Уж не знаю,  кто  там  живет  на  самом
деле, никогда не подходил к пещере близко - будущего я знать  не  хочу,  а
прошлое свое и так знаю получше всякой  Сивиллы.  Люди,  бывает,  ходят  -
хотят узнать, скоро ли выйдут замуж или насчет успеха в торговле.  Но,  по
моим наблюдениям, во второй раз ее навещают немногие.
   Мы почти достигли середины озера. Сад  Непробудного  Сна  окружал  нас,
точно огромная чаша с мохнатыми от  сосен  стенками,  облепленными  понизу
накипью из камыша и осоки. Я все еще мерз - из-за неподвижности,  пожалуй,
даже сильнее прежнего - да к тому же вспомнил  о  том,  что  озерная  вода
может сотворить с клинком  меча,  если  его  не  просушить  и  не  смазать
поскорее, однако чары сада надежно держали меня в  плену.  (Чары  в  саду,
несомненно, присутствовали - я почти слышал разносящееся над  водою  пение
на языке, которого не знал и не понимал.)  В  плену  этих  чар  пребывали,
наверное, и Хильдегрин, и даже Агия. Некоторое время  мы  плыли  в  полной
тишине; вдалеке на поверхности  озера  плескались  гуси,  вполне  живые  и
здоровые; один раз, будто во  сне,  из-под  воды  совсем  рядом  с  лодкой
показалась  морда  морской  коровы,   имеющая   разительное   сходство   с
человеческим лицом.



24. ЦВЕТОК СМЕРТИ

   Осторожно перегнувшись через борт, Доркас  сорвала  водяной  гиацинт  и
воткнула его себе в волосы. Это был первый цветок, виденный  мною  в  Саду
Непробудного Сна, если не считать  белых  пятнышек  в  отдалении,  на  том
берегу. Я пошарил взглядом вокруг, но больше на воде цветов не оказалось.
   Быть может, этот водяной  гиацинт  появился  лишь  потому,  что  Доркас
потянулась сорвать его? При свете дня мне абсолютно ясно, что  такие  вещи
невозможны; но то, что вы читаете сейчас, я пишу ночью, а  в  тот  момент,
пасмурным днем, сидя в лодке и любуясь гиацинтом, покачивавшимся в  кубите
от моих глаз, я вспомнил  недавнюю  реплику  Хильдегрина,  подразумевавшую
(хотя он скорее всего сам этого не заметил),  будто  пещера  провидицы  и,
таким образом, весь этот сад, находятся на противоположной  стороне  мира.
Там, как рассказывал когда-то мастер Мальрубиус, все  наоборот:  тепло  на
юге, холодно на севере, ночью светло, а днем  темно,  летом  идет  снег...
Если так, неудивительно, что я мерзну  -  лето  вот-вот  наступит,  подуют
ветры, начнутся дожди со снегом. Небо уже посветлело, гиацинты  раскрылись
- значит, дело к ночи...
   Конечно, Предвечный поддерживает порядок в мире. А теологи говорят, что
свет есть тень его. Если так, то во тьме, должно быть, порядка  меньше,  и
цветы появляются в пальцах девушек  из  ниоткуда,  так  же  как  от  тепла
весеннего солнца вырастают они из простой грязи? Да,  наверное,  во  тьме,
когда ночь смыкает наши глаза, порядка становится меньше, чем мы думаем. А
может быть, наоборот, недостаток порядка мы  воспринимаем  как  тьму,  как
возрастание хаоса в волнах  энергии  (настоящих  морях)  и  энергетических
полях (целых фермах), приводимых к порядку светом дня - сами-то они на это
неспособны - и кажущихся нашему обманутому взгляду реальным миром.
   Над водой стелился туман, напоминавший мне поначалу солому, клубившуюся
в воздухе в походном соборе Пелерин, а после  -  пар  от  котла  с  супом,
который брат Кок зимним днем вносил в трапезную.  Говорят,  ведьмы  обычно
летают в таких котлах, но я никогда этого не видел, хотя от нашей башни до
их было меньше чейна. Тут я вспомнил, что мы плывем через кратер  вулкана.
Быть  может,  вулкан  этот  -  огромный  котел  Сивиллы  Кумской?   Мастер
Мальрубиус в классах рассказывал, что огонь Урса давно погас  -  вероятно,
еще до того, как человек, возвысившись  над  прочими  животными,  испятнал
лицо мира своими городами. Но ведьмы,  говорят,  умеют  оживлять  мертвых.
Почему бы Кумской Сивилле не оживить умерший огонь, чтобы вскипятить  свой
котел? Я опустил руку в воду - вода была холодна, словно снег.
   Хильдегрин склонился ко мне и откинулся назад с очередным гребком.
   - Идешь навстречу смерти, - сказал он. - Вот о чем ты думаешь;  я  вижу
по лицу. На Кровавом Поле тебя убьют, кем бы ни был твой противник.
   - Правда? - ахнула Доркас, схватив  меня  за  руку.  Я  не  отвечал,  и
Хильдегрин утвердительно кивнул за меня.
   - Слушай, а стоит ли туда ходить?  Мало  ли  на  свете  людей,  которые
нарушают все правила, однако разгуливают себе спокойно...
   - Ты ошибся, - сказал я. - Я вовсе не думал о мономахии либо смерти.
   Но Доркас тихо - так, что  даже  Хильдегрин,  наверное,  не  слышал,  -
шепнула мне на ухо:
   - Думал. Лицо твое было  исполнено  такой  благородной  красоты...  Чем
ужаснее мир вокруг, тем выше и чище мысли.
   Я покосился на нее, думая, что она подшучивает надо мной, однако Доркас
говорила совершенно серьезно.
   - Мир наполовину полон зла, наполовину -  добра.  Можно  наклонить  его
так, чтобы мысли наши наполнились добром, а можно - так, чтобы злом. - Она
подняла голову, точно охватывая взглядом все озеро. - Но  в  мире  их  все
равно останется поровну; можно только менять пропорцию в разных местах.
   - А если наклонить его так, чтобы зло вылилось вовсе? - спросил я.
   - Вместо зла можно вылить добро. Но мне тоже иногда  хочется  наклонить
время так, чтобы оно потекло вспять...
   - Знаешь, не верится мне, чтобы из-за  каких-нибудь  внешних  несчастий
приходили в голову красивые либо мудрые мысли...
   - Я сказала "высокие и чистые", а о красоте не говорила ни слова.  Хотя
высокие и чистые помыслы, несомненно, по-своему красивы. Давай покажу. - С
этими словами она подняла мою руку и прижала ее к своей груди. Ладонь  моя
легла на мягкий, теплый холмик  с  маленьким  и  твердым,  точно  вишенка,
соском. - Что стало с  твоими  помыслами?  -  спросила  она.  -  Разве  не
сделались они ниже, стоило лишь мне сделать внешний мир приятнее для тебя?
   - Где тебя выучили всему этому? - спросил я в свою очередь.
   В уголках глаз Доркас тотчас же  выступили  слезы,  прозрачные,  словно
хрусталики. От мудрости ее не осталось и следа.


   Берег, на котором росли  аверны,  оказался  менее  заболоченным.  После
долгого пути по сырой, прогибающейся под ногами осоке странно  было  снова
ступить на относительно твердую землю. Причалили мы в некотором  отдалении
от цветов, но отсюда уже было хорошо видно, что  это  -  не  просто  белые
крапинки на берегу,  но  растения  вполне  определенного  цвета,  формы  и
размеров.
   - Ведь эти цветы - не местные? Не с Урса? - спросил я.
   Никто не ответил - пожалуй, я говорил слишком  тихо  и  просто  не  был
услышан никем, кроме, может быть, Доркас.
   Столь жесткие, геометрически правильные растения наверняка появились на
свет под неким чужим солнцем. Листья их были черны, словно спина скарабея,
но их чернота имела странный, очень насыщенный и в то же время  прозрачный
оттенок. Казалось, они сохранили в себе цвета спектра той безмерно далекой
от нас звезды, что испепелила или, напротив, породила жизнь  в  их  родном
мире.
   Мы пошли к ним. Агия оказалась впереди. Мы с Доркас последовали за нею,
а за нами пошел и Хильдегрин.
   Каждый лист этих растений был тверд, словно лезвие кинжала, а  остротою
своей удовлетворил бы даже мастера Гурло.  Цветы  -  белые,  с  наполовину
сомкнутыми лепестками - казались воплощенной  девственностью,  оберегаемой
сотнями  клинков.  Крупные  и  пышные  лепестки  их  казались  бы   совсем
растрепанными, не  образуй  они  все  вместе  сложный  округлый  орнамент,
притягивающий взгляд, будто  вращающийся  волчок  с  нарисованной  на  нем
спиралью.
   - Правила хорошего тона, - заговорила Агия, - требуют, чтобы ты  сорвал
цветок сам, Северьян. Но я пойду с тобой и покажу, как. Вся штука - в том,
чтобы просунуть руку под листья и оборвать стебель у самой земли.
   Но Хильдегрин взял ее за плечо.
   - Никуда ты не пойдешь, госпожа. Ступай, молодой сьер, раз  уж  решился
на это. А я пригляжу за дамами.
   Я был уже в  полудюжине  шагов  от  него,  но,  стоило  ему  произнести
последние слова, застыл на месте. К счастью, в тот же самый момент  Доркас
крикнула: "Будь осторожен!" - и мне ничего  не  стоило  сделать  вид,  что
задержало меня лишь ее предостережение.
   Но правда была в другом. Едва встретив Хильдегрина, я твердо  уверился,
что где-то встречал его раньше, хоть и узнал, в  отличие  от  сьера  Рахо,
далеко не сразу. Но вот, наконец, узнал - и замер от неожиданности, словно
разбитый параличом.
   Я уже писал о том, что помню все  до  мельчайших  подробностей,  однако
порой поиск в памяти нужного лица, факта либо ощущения  занимает  довольно
много времени. В данном случае задержка, видимо, была вызвана тем,  что  с
того момента, как он склонился надо мной, лежавшим на  примятой  осоке,  я
почти не смотрел на него. А вот голос и слова: "_А я пригляжу за дамами_",
- подстегнули мою память.
   - Листья ядовиты! - крикнула Агия. - Обмотай руку плащом поплотнее,  но
все равно старайся не касаться их! Да гляди в оба - аверн всегда  ближе  к
тебе, чем кажется!
   Я кивнул, показывая, что все понял.
   Не знаю, смертелен ли аверн для обитателей своего родного  мира.  Может
статься, что - нет, и опасен он, в силу несовпадения  различных  природных
особенностей, только для нас. Но, как бы там  ни  было,  почва  под  этими
растениями и между ними была покрыта густой травой с  короткими  стеблями,
совсем не похожей на  болотную  растительность  сада.  Трава  была  усеяна
скорченными тельцами пчел и птичьими косточками.
   Когда до растений оставалось шага два, не больше, я внезапно понял, что
передо мною стоит задача, для разрешения коей я  ничего  не  предпринял  -
просто не пришло в голову. Выбранный мною  аверн  станет  моим  оружием  в
поединке - однако как я, ничего не зная о  способах  ведения  боя,  выберу
подходящий? Можно было вернуться и спросить об этом Агию, но расспрашивать
женщину о подобных вещах казалось мне полным абсурдом, и в конце концов  я
решил довериться собственной смекалке, рассудив, что Агия,  окажись  выбор
вовсе уж никуда не годным, все равно отправит меня за вторым цветком.
   Размеры авернов были самыми разными - от молодой поросли, не выше пяди,
до старых растений,  не  менее  трех  кубитов  в  длину.  Листья  растений
поменьше были узки и росли так густо, что из-за них было  вовсе  не  видно
стеблей; листья же более старых растений прилегали к стеблю не так  плотно
и в сравнении с его длиной были заметно шире.  Вероятнее  всего,  цветками
надлежало орудовать наподобие палиц; если  так,  лучше  всего  должен  был
подойти аверн с самым крупным цветком,  самым  длинным  стеблем  и  самыми
жесткими листьями. Но все такие цветы росли довольно далеко от края поляны
- чтобы добраться до них, пришлось бы вначале сорвать десяток  меньших,  а
сделать это при помощи подсказанного Агией способа было  невозможно:  рука
не проходила под росшими почти вплотную к земле листьями.
   В конце концов я выбрал цветок  кубита  в  два  высотою,  опустился  на
колени и потянулся к нему и вдруг - точно пелена спала с  глаз  -  увидел,
что моя рука, казалось, отстоявшая от игольно-острого  кончика  ближайшего
листа на несколько пядей, вот-вот наткнется на него. Я поспешил  отдернуть
руку. С виду - я вряд ли мог дотянуться до стебля цветка, даже если бы лег
на землю ничком.  Как  ни  велик  был  соблазн  воспользоваться  мечом,  я
понимал, что это уронит меня в глазах Агии с Доркас - да и  все  равно  до
боя следовало привыкнуть к обращению с аверном.
   Я снова потянулся к стеблю, плотно прижав руку к  земле,  и  обнаружил,
что, несмотря на это, легко могу  достать  цветок.  Острый  кончик  листа,
казалось, отстоявший от лица на добрых полкубита, даже  слегка  подрагивал
от моего дыхания.
   Срывая цветок (задача, должен заметить,  оказалась  не  из  легких),  я
понял, отчего травка под авернами была так  коротка  и  густа  -  один  из
листьев выбранного  мной  растения  наполовину  рассек  стебель  какого-то
болотного сорняка, и вся трава, на целый эль вокруг,  тут  же  поблекла  и
увяла.
   Сорванный, цветок причинял множество неудобств, с которыми  я  до  поры
должен был примириться. О том, чтобы везти его  обратно  в  Хильдегриновой
лодке, не могло быть и речи - четверым в ней и без аверна было  достаточно
тесно,  и  острые,  ядовитые  листья  неизбежно  укололи  бы  кого-нибудь.
Пришлось вскарабкаться вверх по склону и срубить молодое деревце.  Оборвав
ветки, мы с Агией привязали аверн к тонкому стволу,  и  позже,  идя  через
город, я нес его, точно какой-то гротескный штандарт.
   После этого Агия объяснила, как пользоваться аверном в качестве оружия;
я  сорвал  себе  другой  (несмотря  на  ее  возражения  и  многократно   -
пропорционально  моей  самоуверенности  -  возросший  риск)  и  попробовал
применить ее советы на практике.
   Аверн - не просто палица с  отравленными  шипами.  Лист  его,  взявшись
большим и указательным пальцами,  так,  чтобы  не  коснуться  острия  либо
режущих кромок, надлежит отделить от стебля, после чего  он  сам  по  себе
становится оружием - отравленным, бритвенно-острым  клинком  без  рукояти,
весьма удобным для метания. Держа стебель за основание левой рукою,  бойцы
отрывают от него нижние листья и метают их  в  противника  правой.  Однако
Агия  предупредила  меня,  что  аверн   следует   держать   вне   пределов
досягаемости соперника, дабы тот, когда листья  будут  истрачены,  не  мог
выхватить у меня стебель.
   Сорвав второй цветок и попрактиковавшись в метании  листьев,  я  понял,
что мои аверн для меня не менее опасен, чем аверн противника. Если держать
его поближе к себе, возникает смертельный риск уколоться о длинные  нижние
листья, и вдобавок иссушающая жажда смерти в образуемом  лепестками  узоре
будет гипнотизировать меня всякий раз, как я опущу взгляд,  чтобы  сорвать
лист. Все это было довольно неприятно, но,  приучившись  вовремя  отводить
взгляд от полусомкнутых лепестков, я сообразил, что моему противнику будут
угрожать те же опасности, что и мне.
   Метать листья  оказалось  проще,  чем  я  думал.  Поверхность  их  была
глянцевитой, как и у листьев многих  растений,  которые  я  видел  в  Саду
Джунглей, поэтому  они  легко  выскальзывали  из  пальцев  и  притом  были
достаточно тяжелы, чтобы лететь далеко  и  точно.  Их  можно  было  метать
острием вперед, наподобие кинжала, либо так, чтобы они вращались в полете,
рассекая все на своем пути острыми краями.
   Конечно же, мне не терпелось расспросить  Хильдегрина  о  Водалусе,  но
такой возможности мне не представилось до тех пор,  пока  он  не  собрался
плыть обратно через безмолвное озеро. Некоторое время Агия была так занята
попытками избавиться от Доркас, что мне удалось,  отведя  его  в  сторону,
шепнуть, что я тоже друг Вода~усГ=
 ы -~ы, ерu