подобно  тому,  как
игрушечный  флайер  порою  может  послужить  причиной  пожара,  в  котором
погибнет целый дворец, наши зеркала, как ни слаба здесь концентрация, тоже
небезопасны.
   - А я думала, чтобы полететь к звездам, нужно сесть на зеркало.
   Впервые Отец Инир улыбнулся. Хотя Домнина и понимала,  что  улыбка  его
означает не более чем удивление и удовольствие (каких, вероятно, не смогла
бы доставить Отцу Иниру взрослая женщина), ее это вовсе не радовало.
   - Нет, нет. Позволь мне изложить  поставленную  задачу.  Когда  предмет
движется очень и очень быстро - с той же  скоростью,  с  какой  ты  видишь
знакомую обстановку в  комнате,  стоит  лишь  няньке  зажечь  свечу  -  он
становится многократно тяжелее. Не больше, понимаешь  ли,  но  -  тяжелее.
Таким образом, его сильнее притягивает к Урсу  или  любому  другому  миру.
Если придать этому предмету достаточную скорость, он может и сам сделаться
миром, притягивая к себе другие предметы. Конечно, придать предмету  такую
скорость  невозможно,  но,  если  бы  кто-нибудь  все  же  добился  этого,
случилось бы именно так. Но даже свет свечи не развивает  скорости,  какая
требуется для межсолнечных путешествий.
   "Рыбка" все это время скакала в центре комнатки.
   - А если сделать совсем большую свечу?
   Домнина наверняка вспомнила о пасхальных свечах, какие мы видели каждую
весну - толще бедра взрослого мужчины.
   - Увы! Сколь бы ни была велика  свеча,  свет  ее  не  станет  от  этого
двигаться быстрее. К тому же  свет,  хоть  и  кажется  невесомым,  все  же
оказывает давление на то место, куда падает, - как ветер, хоть  его  и  не
видно глазом, давит на крылья ветряной мельницы. Теперь ты понимаешь,  что
получается, когда мы помещаем  источник  света  лицом  к  лицу  зеркалами?
Изображение, отражаемое ими, перемещается от одного к другому  и  обратно.
Что, по-твоему, произойдет, если посредине оно встретится с самим собой?
   Несмотря на весь свой страх, Домнина  рассмеялась  и  сказала,  что  не
может догадаться.
   - Проще простого - оно  уравновесит  само  себя.  Представь  себе  двух
девочек,  бегущих  по  лужайке,   не   глядя,   куда   они   направляются.
Столкнувшись, они остановятся. А вот отражения, если зеркала  сделаны  как
следует, и  расстояние  между  ними  выверено  точно,  не  встретятся,  но
разминутся. При этом света свечи или обычной звезды для достижения эффекта
недостаточно, ибо это - всего лишь белый свет; беспорядочный, точно волны,
расходящиеся от пригоршни камешков, брошенной маленькой девочкой в пруд  с
лилиями; иначе свет сей склонен  был  бы  двигать  свой  источник  вперед.
Однако, если свет исходит из когерентного источника  и  отражен  оптически
идентичными зеркалами, ориентация волновых фронтов одинакова  -  поскольку
все зеркала отражают одно и то  же.  В  нашей  вселенной  ничто  не  может
превысить скорость света,  и  потому  этот  свет,  получив  дополнительное
ускорение, покидает  ее  и  перемещается  в  другую,  а  там,  замедляясь,
возвращается обратно. Естественно, не в исходную точку.
   Домнина снова взглянула на "рыбку".
   - Так это - всего лишь отражение?
   - Постепенно оно  станет  реальным  существом  -  если  мы  не  погасим
светильник или не сместим зеркала. Отражение без отражающегося объекта  не
может существовать в нашем мире, и посему здесь перед нами просто появится
новый объект".


   - Гляди! - сказала Агия.
   Тень тропических деревьев была столь густа, что пятна солнечного  света
на  тропинке  сверкали,  словно  расплавленное  золото.   Сощурившись,   я
попытался рассмотреть, что скрывалось за ослепительной  завесой  солнечных
лучей впереди.
   - Там дом, стоящий  на  сваях  из  желтого  дерева,  крытый  пальмовыми
листьями. Видишь?
   Приглядевшись, я в самом деле  увидел  эту  хижину  -  словно  зеленые,
желтые и черные пятна в  одно  мгновение  срослись  воедино,  вылепив  ее.
Огромный мазок тени стал дверью, две косые черты - треугольной крышей.  На
крохотной веранде стоял, глядя в нашу сторону, человек  в  яркой,  пестрой
одежде. Я поспешил одернуть накидку.
   - Не стоило, - сказала Агия. - Здесь это не имеет значения. Если жарко,
можешь снять ее вовсе.
   Я снял накидку и перекинул ее через левую руку. Стоявший на  веранде  в
ужасе отвернулся и поспешил в хижину.



21. ХИЖИНА В ДЖУНГЛЯХ

   На веранду вела лесенка, сделанная из того же коленчатого дерева, что и
стены  хижины.  Перекладины  ее  были   привязаны   к   стойкам   каким-то
растительным волокном.
   - Ты собираешься подняться туда? - неодобрительно спросила Агия.
   - Почему бы нет? Смотреть - так смотреть, - отвечал я.  -  И,  учитывая
состояние твоего исподнего, тебе, надо полагать, лучше подняться первой.
   Щеки Агии вспыхнули, что немало удивило меня.
   - Что в нем особенного? Дом как дом; в старые времена в  жарких  землях
таких было множество. Тебе очень скоро наскучит, поверь.
   - Ну, тогда спустимся обратно и почти не потеряем времени.
   Я ступил на лесенку. Вся конструкция прогнулась и угрожающе заскрипела,
но я понимал,  что  в  подобных  местах,  предназначенных  для  увеселения
публики, настоящих опасностей никак не может  быть.  Агия  последовала  за
мной.
   Изнутри хижина оказалась не больше наших подземных камер,  но  на  этом
сходство и кончалось. В темницах все было массивным и прочным,  любой  еле
различимый  звук  гулким  эхом  отражался  от  металлических  стен;   пол,
гремевший под сапогами, не прогибался под тобою ни на  волос,  а  потолок,
казалось, просто не способен был обвалиться, однако, обвалившись  однажды,
сокрушил бы все.
   Да, если, как  говорят,  у  каждого  из  нас  действительно  где-нибудь
имеется брат-близнец, только полностью противоположный,  темный,  если  ты
светел, и светлый, если ты темен,  то  эта  хижина  наверняка  была  таким
антидвойником наших темниц. Во всех стенах,  кроме  фасада  с  распахнутой
дверью, были проделаны окна, и на них не было ни  решеток,  ни  ставней  -
вообще ничего подобного. Стены, пол и оконные рамы собраны были из  тонких
стволов желтого дерева, не распиленных на  доски,  и  местами  сквозь  них
лился солнечный свет снаружи, а оброненный на пол  орихальк  скорее  всего
провалился бы в одну из щелей и упал на землю. Потолка  не  было  вовсе  -
лишь треугольное пространство под крышей, где были  развешаны  кастрюли  и
мешки с едой.
   В  углу  сидела,  читая  вслух,  женщина,  у  ног  которой  примостился
совершенно нагой мужчина. Другой мужчина, которого мы видели  на  веранде,
стоял у окна напротив двери и смотрел наружу. Он,  видимо,  знал  о  нашем
появлении (если даже  не  видел,  как  мы  приближались,  то,  несомненно,
почувствовал, как содрогалась хижина, когда мы поднимались по лесенке), но
изо всех сил старался не показывать этого. Когда  мужчины  поступают  так,
это легко определить по тому, как напряжена их спина.
   - "И взошел он с равнин, - читала женщина, - на гору Нево,  что  против
города того, и показал ему Господь все  земли  даже  до  самого  западного
моря. И сказал ему Господь: вот земля, о которой  я  клялся  отцам  твоим,
говоря: "семени твоему дам ее". Я дал тебе увидеть ее глазами твоими, но в
нее ты не войдешь. И умер там он, и был погребен на долине..."
   Обнаженный у ног ее согласно кивнул.
   - Вот так же и с нашими повелителями, Наставница.  Дары  свои  спускают
они с небес на кончике мизинца, но привязаны  они  и  к  большому  пальцу.
Стоит человеку принять их дар, выкопать ямку в полу хижины,  спрятать  его
туда и покрыть циновкой, большой палец начинает тянуть. Дар поднимается из
земли и скрывается в небе - только его и видели!
   - Да нет же, Исангома... - нетерпеливо перебила его женщина, но  другой
мужчина, не отводя взгляда от окна, сказал:
   - Подожди, Мари; растолкуешь после. Я хочу послушать, что он скажет.
   - Вот у моего племянника, - продолжал обнаженный, - что  принадлежит  к
собственному моему очагу, кончилась  однажды  рыба.  Взял  он  тогда  свою
острогу,  пошел  к  заводи,  склонился  над  водой  и  замер  так,   точно
превратился в дерево. - С этими словами обнаженный вскочил  и  занес  руку
над головой, словно собираясь пронзить стопу женщины невидимым  копьем.  -
Долго-долго стоял он так; даже обезьяны перестали бояться его и  вернулись
к воде и принялись швырять  в  реку  палки,  эсперорн  вылетел  из  гнезда
неподалеку, и большая рыба выплыла из берлоги своей меж затонувших бревен.
Мой племянник  следил  за  тем,  как  она  кружит  у  самого  дна.  И  вот
приблизилась рыба к поверхности. Только  собрался  он  пронзить  ее  своим
трезубцем - исчезла рыба из виду,  а  на  месте  ее  появилась  прекрасная
женщина. Племянник подумал, что это рыбий царь,  изменивший  облик,  чтобы
его не пронзили острогой, но тут же снова увидел сквозь лицо женщины  свою
рыбу и понял, что женщина лишь отражается  в  воде.  Он  тут  же  взглянул
вверх, но не увидел там ничего, кроме  лиан  и  виноградных  лоз.  Женщина
исчезла! - Обнаженный поднял взгляд вверх  и  с  удивительным  мастерством
изобразил безмерное удивление рыбака. -  Вечером  пошел  мой  племянник  к
Гордому Богу и перерезал горло молодому ореодонту, говоря...
   - Во имя Теоантропоса, долго мы еще  здесь  проторчим?  -  шепнула  мне
Агия. - Это может тянуться весь день!
   - Сейчас, - шепнул я в ответ, - только осмотрю хижину  как  следует,  и
пойдем дальше.
   - Могуществен наш Гордый Бог, да святятся имена его! Все,  что  найдешь
под листвой, принадлежит ему, бури и ураганы приносят руки его,  и  яд  не
имеет власти убивать, если не прозвучит над ним проклятие Гордого!
   - Не думаю, что нам интересны все эти  хвалы  в  адрес  твоего  фетиша,
Исангома, - сказала женщина. - Муж мой желает слышать твой рассказ  -  что
ж, хорошо. Рассказывай, но избавь нас от своих ритуалов.
   - Гордый защитит того, кто возносит ему моления! Разве не устыдится он,
если умрет поклоняющийся ему?
   - Исангома!
   - Он напуган. Мари, - сказал человек у окна. - Разве ты не слышишь?
   - Несть страха для тех, кто носит знак Гордого! Дыханье  его  -  туман,
укрывающий детенышей уакари от когтей дикой кошки!
   - Робер, если уж ты не можешь ничего с этим  поделать,  не  мешай  мне!
Замолчи, Исангома. Или уходи и больше никогда не возвращайся.
   - Гордому ведомо, как любит Исангома Наставницу! Он спасет и  ее,  если
сможет!
   - От чего? Ты думаешь, поблизости бродит один из ваших ужасных  зверей?
Если так, Робер застрелит его из ружья.
   - Токолош, Наставница! Токолош пришел! Но Гордый защитит нас! Он могуч!
Он - повелевает токолошами! От рева его все они прячутся в опавшей листве!
   - Робер, по-моему, он не в своем уме.
   - Нет, Мари. Он видит то, чего не видишь ты.
   - Что это значит? И почему ты так долго смотришь в окно?
   Человек, стоявший у окна, медленно повернулся  лицом  к  нам.  Какое-то
мгновение он смотрел на нас с Агией, затем отвел взгляд. Выражение на  его
лице было точно таким же,  как  у  наших  пациентов,  когда  мастер  Гурло
показывал им инструменты, при помощи коих собирался подвергнуть их пытке.
   - Робер! Ради бога, объясни, что с тобой?
   - Исангома прав - пришел токолош. Только не за ним, а за нами. Смерть и
Дева... Ты слышала о них, Мари?
   Женщина покачала головой, встала и откинула крышку небольшого сундучка.
   - Ну да, конечно. Есть такая картина. Вернее, популярный сюжет, которым
пользовались многие живописцы. Знаешь, Исангома, вряд ли твой  Гордый  Бог
наделен особой властью над этими токолошами. Они явились прямо из  Парижа,
где я когда-то учился, дабы наказать меня за то,  что  я  променял  святое
искусство вот на это...
   - У тебя лихорадка, Робер. Это очевидно. Сейчас напоим тебя чем-нибудь,
тебе скоро станет легче...
   Человек по имени Робер снова взглянул на нас -  так,  словно  не  хотел
делать этого, но не мог совладать с собою.
   - Мари, если я и болен, болезнь  овеществляет  мой  бред.  Не  забывай,
Исангома ведь тоже видит их. Разве  ты  не  чувствовала,  как  пошатнулась
хижина, когда ты читала  ему  вслух?  Я  думаю,  это  они  поднимались  на
веранду.
   - Я только что наливала в стакан воду, чтобы ты выпил хинин, и  никаких
колебаний не заметила.
   - Кто они такие, Исангома? Ну да, токолоши, но - кто такие токолоши?
   - Злые духи, Наставник. Когда мужчине приходит в голову  дурная  мысль,
или женщина творит недоброе, на  свет  появляется  еще  один  токолош.  Он
всегда стоит позади. Человек думает: "Никто ничего не узнает, все умерли",
- но токолош живет, пока не умрет весь мир. Каждый, видя его, узнает,  что
натворил этот человек.
   - Какой ужас, - сказала женщина.
   Руки ее мужа крепко сжали жердочки подоконника.
   - Разве ты не поняла, что они - лишь результат наших поступков?  Они  -
духи будущего, которых творим мы сами.
   - Они - просто-напросто языческая белиберда! Прислушайся, Робер. У тебя
такое острое зрение - неужели ты не можешь прислушаться хоть на миг?
   - Я слушаю. Что ты хочешь сказать?
   - Ничего. Я только хочу, чтобы ты прислушался. Что ты слышишь?
   В хижине стало тихо. Я тоже напряг слух. Снаружи верещали обезьяны, как
прежде, кричал попугай, но вскоре, пробившись сквозь голоса  джунглей,  до
меня донесся слабый гул, словно где-то высоко над нами  кружило  насекомое
размерами с целую лодку.
   - Что это? - спросил мужчина.
   - Почтовый аэроплан! Если повезет, ты вскоре увидишь его.
   Мужчина высунулся в окно и поднял голову к небу. Мне  стало  любопытно,
на что он смотрит, и я, подойдя  к  другому  окну,  слева  от  него,  тоже
выглянул наружу. Из-за густых ветвей ничего  невозможно  было  разглядеть,
однако взгляд мужчины был устремлен  прямо  вверх,  и  я,  взглянув  туда,
обнаружил клочок чистого неба.
   Гул сделался громче, и вскоре в высоте показался самый странный флайер,
какой  мне  когда-либо  доводилось  видеть.  У   него   были   серебристые
неподвижные крылья, как будто народ, построивший его, еще не осознал, что,
если крылья не машут, подобно птичьим, а  корпус,  в  отличие  от  корпуса
воздушного змея, округл, машина не сможет подняться  в  воздух.  На  обоих
крыльях и на носу этого флайера имелись  округлые  выпуклости,  словно  бы
несшие впереди себя круги мерцающего света.
   - Робер, дня за три мы  можем  добраться  до  летного  поля!  Когда  он
прилетит в следующий раз...
   - Если Господь послал нас сюда...
   - Верно, Наставник! Мы должны повиноваться воле Гордого!  Кто  в  целом
свете может сравниться  с  ним?  Наставница,  позволь  мне  танцевать  для
Гордого и спеть его песнь. Быть может, тогда токолоши уйдут.
   Обнаженный человек выхватил у  женщины  книгу  и  принялся  стучать  по
переплету ладонью  -  ритмично,  словно  играя  на  тамбурине.  Пятки  его
зашаркали по неровному полу, и он запел, причем его голос сделался  тонок,
точно голос ребенка:

   В тишине, во тьме ночной,
   Слышишь, он ревет в вершинах!
   Видишь, пляшет он в огне!
   Он живет в смертельном яде
   Наконечника стрелы,
   Меньше искры из костра!
   Ярче падающих звезд!
   Волосатые в лесу
   Рыщут...

   - Северьян, я пошла! - С этими словами  Агия  шагнула  через  порог  на
веранду. - Если хочешь, оставайся и смотри дальше. Но тогда тебе  придется
самому выбирать себе аверн и искать дорогу на Кровавое Поле. И знаешь, что
случится, если ты не явишься туда?
   - Ты говорила, что вызвавший меня наймет убийц.
   - А убийцы подбросят тебе желтобородую змею. То  есть  начнут-то  не  с
тебя, а с кого-нибудь из твоих родных или друзей.  К  которым,  раз  уж  я
прошла с тобой весь наш квартал, вероятно, отнесут и меня.

   Он приходит к нам с закатом,
   Видишь, след на водной глади,
   Будто огнь на водной глади!

   Песнь продолжалась, однако певец понял, что мы уходим -  в  голосе  его
зазвучали победные нотки. Дождавшись, когда Агия спустится на тропинку,  я
последовал за ней.
   - Я уж думала, ты намерен проторчать там всю жизнь, -  сказала  она.  -
Тебе здесь в самом деле настолько понравилось?
   На фоне неестественно зеленых листьев ее платье,  отливавшее  металлом,
казалось не менее рассерженным, чем сама Агия.
   - Нет, - ответил я. - Но было очень интересно. Ты видела их флайер?
   - Это когда вы с тем типом высунулись в окна?  Ну,  я-то  не  настолько
глупа!
   - Я никогда не видел ничего подобного.  Там,  вверху,  была  стеклянная
крыша, однако я тоже увидел флайер, которого ждал он! По крайней мере, это
было очень похоже на флайер - только  чужой,  из  какого-то  чужого  мира.
Совсем недавно я хотел  рассказать  тебе  историю  о  подруге  одной  моей
подруги, видевшей зеркала Отца Инира. Она оказалась в ином  мире  и,  даже
вернувшись к Текле - так звали мою подругу, - была не совсем уверена,  что
в самом деле попала обратно домой... Интересно; может быть, и мы - до  сих
пор в том мире, откуда эти люди попали в наш?
   Агия уже шла дальше по тропинке. Солнечные лучи,  пробивавшиеся  сквозь
густые заросли, казалось, окрасили ее черные волосы в темно-золотой  цвет.
Оглянувшись, она сказала:
   - Я ведь предупреждала, что разных посетителей  влекут  к  себе  разные
сады.
   Я ускорил шаг, нагоняя ее.
   - С течением времени они все сильнее  и  сильнее  влияют  на  сознание.
Возможно, повлияли и на нас. И ты, скорее всего, видел самый  обыкновенный
флайер.
   - Но этот человек видел нас. И дикарь - тоже.
   - Судя по тому, что мне  рассказывали,  чем  сильнее  влияние  сада  на
сознание, тем больше остаточных ощущений. Когда я встречаю  в  этих  садах
чудовищ, дикарей и так далее, они, кажется, обращают на меня  куда  больше
внимания, чем обычные посетители.
   - Объясни поведение этого человека, - сказал я.
   - Северьян, ну не я же строила эти сады! Могу только сказать,  что  эта
хижина вполне может исчезнуть вовсе, стоит лишь нам  уйти.  Знаешь,  лучше
пообещай мне, что мы, выбравшись отсюда, пойдем прямо в  Сад  Непробудного
Сна. Больше у нас ни на что не осталось времени - даже на Сад Наслаждений.
Тебе, похоже, вообще не стоит гулять по этим садам.
   - Потому, что мне хотелось остаться в Песчаном Саду?
   - И поэтому - тоже. Похоже, здесь, рано или поздно, я  наживу  с  тобой
неприятности.
   Стоило ей произнести эти слова, тропинка в очередной  раз  свернула,  и
путь  нам  преградил  толстый  ствол  дерева  с  маленькой   прямоугольной
табличкой. Под густой листвой слева от меня показалась стена  из  зеленого
стекла, явно служившая опорой растениям. Прежде  чем  я  успел  переложить
"Терминус Эст" из руки в руку и открыть перед Агией дверь, она уже шагнула
через порог.



22. ДОРКАС

   Впервые услышав о цветах аверна, я представил их себе растущими  рядами
на  особых  стеллажах,  как  в  оранжереях  Цитадели.  Позже,  когда  Агия
рассказала мне о Ботанических Садах побольше, я решил, что место, где  они
растут, очень похоже на наш некрополь, в котором  я  играл  мальчишкой,  -
деревья,  покосившиеся  надгробные  плиты,  дорожки,  усыпанные  осколками
костей...
   На деле все оказалось иначе - войдя, я  увидел  темное,  мрачное  озеро
среди бескрайней сырой низины. Ноги наши вязли в топкой  земле;  холодному
ветру, свистевшему в ушах, казалось, ничто не  преградит  путь  до  самого
берега моря. По обеим сторонам дорожки густо рос тростник; раз или два над
нашими  головами  проносились  какие-то  водяные  птицы,  черные  на  фоне
пасмурного неба.
   Я рассказывал Агии о Текле, но вскоре  она  перебила  меня,  тронув  за
плечо:
   - Отсюда их уже видно, хотя, чтобы сорвать, придется обойти озеро.  Вон
там, видишь, белая полоса?
   - Отсюда они выглядят вполне безобидно.
   - Однако ж погубили целую уйму народу, можешь мне  поверить.  Некоторые
захоронены прямо в этом саду.
   Выходило, что этот сад все же имел нечто общее с нашим некрополем...  Я
спросил, где же мавзолеи.
   - Никаких мавзолеев. Ни гробов, ни погребальных урн, ничего  подобного!
Взгляни п