вай,  подымайся!  Вставай!  -  Танцующей
походкой подойдя к изножью кровати, он  ухватил  великана  за  лодыжку.  -
Балдандерс! Не хватай его за плечо, оптимат (я, впрочем, и не  собирался),
может отшвырнуть. БАЛДАНДЕРС!!!
   Великан зашевелился и что-то пробормотал.
   - Балдандерс! Новый день  наступил!  И  мы  еще  живы!  Пора  питаться,
испражняться и размножаться! Подымайся иначе никогда не попадем домой!
   Казалось, великан не слышит  ни  слова.  Бормотанье  словно  было  лишь
протестом в ответ на что-то  увиденное  во  сне  либо  вовсе  предсмертным
хрипом.
   Доктор Талос сдернул с партнера засаленное одеяло, и  великан  предстал
перед нами во всей своей чудовищной красе. Он был даже выше, чем я думал -
длины кровати едва хватало для него, хотя он спал, свернувшись калачиком и
поджав колени чуть ли не к самому подбородку. Огромные  ссутуленные  плечи
его были не менее эля в ширину. Лицом великан уткнулся в подушку,  поэтому
я не мог разглядеть его. Уши и шея  гиганта  были  исполосованы  странными
шрамами, тянувшимися под сальные, очень густые волосы.
   -  _Балдандерс_!!!  Прошу  прощения,  оптимат,  нельзя  ли   на   время
позаимствовать твой меч?
   - Нет, - ответил я. - Ни в коем случае.
   - О нет, я вовсе не собираюсь убивать его - ничего  подобного!  Если  и
ударю, то только плашмя.
   Я покачал головой.  Видя  мою  неуступчивость,  доктор  Талос  принялся
шарить по комнате.
   - А, трость я оставил внизу... Дурное обыкновение - наверняка  украдут.
Ох, надо бы приучиться хромать; ох, надо бы!.. Но ведь здесь совсем ничего
нет!
   Он выскочил вон из комнаты и немедля вернулся с прогулочной  тросточкой
из железного дерева, увенчанной блестящим бронзовым набалдашником.
   - Ну, Балдандерс, держись!
   Удары  посыпались  на  спину  великана,  будто  крупные  капли   дождя,
предвещающие грозу. Внезапно великан сел.
   - Я не сплю, доктор. - Лицо его оказалось широким и грубым, но в то  же
время и трогательно печальным. - Ты что, в конце концов решил убить меня?
   - О чем это ты, Балдандерс? А, этот оптимат... Нет, он не сделает  тебе
ничего дурного - он разделил с тобой постель и  теперь  намерен  составить
нам компанию за завтраком.
   - Он спал здесь, доктор?
   Мы с доктором Талосом кивнули.
   - Тогда понятно, откуда взялся этот сон... В памяти моей еще свежи были
образы великанш на дне моря, поэтому я, хоть вид гиганта и повергал меня в
трепет, спросил, что ему снилось.
   - Пещеры, где острые каменные клыки сочатся кровью... Отрубленные  руки
на песчаных дорожках, какие-то твари, лязгающие цепями в темноте...
   Спустив ноги на пол, он  запустил  в  рот  огромный  палец  и  принялся
чистить им редкие и удивительно мелкие зубы.
   - Идемте, наконец! - сказал доктор  Талос.  -  Если  уж  мы  собираемся
поесть, побеседовать и вообще хоть что-нибудь успеть сегодня - самое время
двигаться. Дел у нас предостаточно.
   Балдандерс сплюнул в угол.



16. ЛАВКА ТРЯПИЧНИКА

   В то утро, на дремлющей нессусской улочке, столь часто навещающая  меня
печаль впервые сжала сердце мое изо  всех  сил.  Пока  я  был  заключен  в
темницу,  ее  приглушала  чудовищность  содеянного  мною  и   чудовищность
неизбежной и скорой, как мне казалось, расплаты  в  руках  мастера  Гурло.
Накануне же новизна и острота ощущений вовсе  прогнали  ее  прочь.  А  вот
сейчас... казалось, в целом мире не осталось ничего, кроме  смерти  Теклы.
Любое черное пятнышко тени напоминало о ее волосах; любой проблеск белизны
в солнечных лучах - о  ее  коже.  Порой  я  готов  был  бежать  обратно  в
Цитадель, чтобы посмотреть, не сидит ли она  в  своей  камере,  читая  при
свете серебряного светильника.
   Мы отыскали кафе с  расставленными  снаружи,  вдоль  стены,  столиками.
Улица была еще почти пуста. На углу,  прямо  на  мостовой,  лежал  мертвец
(наверное, задушенный ламбрекеном - в городе было достаточно  умельцев  по
этой части). Доктор Талос обшарил его карманы, но вернулся к нам с пустыми
руками.
   - Ну что ж, - сказал он, - подумаем. Нужно разработать план.
   Официантка принесла нам по чашке  мокко,  и  Балдандерс  подвинул  одну
доктору. Тот рассеянно помешал в ней пальцем.
   - Дружище Северьян! Пожалуй, мне  следует  разъяснить  наше  положение.
Балдандерс - мой единственный пациент -  и  сам  я  пришли  сюда  с  озера
Диутурна. Дом наш сгорел, и мы решили  попутешествовать,  дабы  заработать
деньжат на его восстановление. Мой друг -  человек  удивительной  силы.  Я
собираю публику и, пока он ломает несколько бревен и  поднимает  разом  по
десять человек, приторговываю целебными снадобьями. Казалось бы,  немного.
Но, скажу тебе больше, у меня есть пьеса и  кое-какое  оборудование.  Если
ситуация благоприятствует тому, мы представляем  некоторые  сцены,  причем
даже вовлекаем в действо кое-кого из публики. Ты, друг мой, идешь на север
и, судя по тому, как вчера устроился на ночлег, стеснен в средствах.  Могу
ли я предложить тебе присоединиться к нашему предприятию?
   Балдандерс,  похоже,  понявший  лишь  начало  речи  своего  компаньона,
медленно проговорил:
   -  Он  не  совсем  сгорел.  Стены-то  -  каменные,   толстые.   Кое-что
сохранилось.
   - Совершенно верно. Мы думаем восстановить наш добрый старый  дом.  Но,
видишь ли, какая перед нами встала дилемма: мы уже на полпути  обратно,  а
скопленных капиталов все еще недостаточно. Посему я предлагаю...
   К нам вновь подошла официантка  -  хрупкая  юная  девушка  -  с  миской
овсянки для Балдандерса,  хлебом  и  фруктами  для  меня  и  печеньем  для
доктора.
   - Как привлекательна эта девушка!  -  заметил  он.  Девушка  улыбнулась
доктору.
   - Не можешь ли ты присесть к нам? Других клиентов пока не видно!
   Бросив взгляд в направлении кухни, она пожала плечами и  принесла  себе
стул.
   - Угощайся - я слишком занят разговором. Глотни и кофе,  если  тебе  не
претит пить после меня.
   - Вы ведь думаете, он нас кормит бесплатно?  -  заговорила  девушка.  -
Нет! Дерет с нас обычную цену!
   - О! Значит, ты - не хозяйская дочь. И не  супруга.  Отчего  же  он  не
отщипнет лепесток от такого цветка?
   - Я здесь меньше месяца. И зарабатываю  только  то,  что  оставляют  на
столах. Взять хоть вас троих - если вы ничего не дадите мне, выйдет, что я
обслуживала вас задаром.
   - Вот так-так! Но - что, если мы предложим тебе  роскошный  дар,  а  ты
откажешься принять его?
   С этими словами доктор Талос склонился поближе к девушке, и я  внезапно
увидел, что лицом он похож не просто  на  лисицу  (это-то,  благодаря  его
густым рыжим бровям и острому носу, приходило в голову немедленно),  но  -
на лисицу-_скульптуру_. От всех, кому в  силу  ремесла  своего  приходится
копать землю, я слышал, что нигде в мире нет  клочка  земли,  где,  копнув
пару раз, не  вытащишь  на  свет  осколков  прошлого.  Где  бы  лопата  ни
вонзилась в почву, штык ее неизменно  наткнется  на  булыжник  разрушенной
мостовой либо изъеденный коррозией металл. Ученые пишут, будто тот  особый
песок, называемый художниками  полихромным  (из-за  того,  что  среди  его
белизны попадаются все возможные цвета и оттенки), на самом деле вовсе  не
песок, но древнее стекло, истертое в  порошок  многими  зонами  времени  и
безжалостным морским прибоем. И если реальность столь же многослойна,  как
и попираемая нашими ногами история, то на некоем глубинном ее уровне  лицо
доктора Талоса было лисьей маской на стене, и теперь я дивился  тому,  как
маска эта поворачивается и склоняется к девушке, а тени от носа  и  бровей
изумительным образом придают ей выражение - осмысленное и живое.
   - Итак, ты не откажешься от нашего дара? - спросил доктор.
   Я вздрогнул, словно до этого спал и был неожиданно разбужен.
   - Какого дара? Один из вас  -  казнедей.  Может,  ты  говоришь  о  даре
смерти? Наш  Автарх,  чья  мудрость  блеском  своим  затмевает  и  звезды,
защищает жизнь своих подданных!
   - Дар смерти? О, нет! - засмеялся доктор. - Нет, дорогая моя, этот  дар
ты получила еще при рождении, равно как и он. Зачем же дарить тебе то, что
у тебя есть и без нас? Я  предлагаю  одарить  тебя  красотой  -  красотой,
влекущей за собою богатство и славу.
   - Если вы что-то продаете, денег у меня все равно нет.
   - Продаем? Вовсе нет! Напротив, мы предлагаем тебе новую  работу.  Я  -
тауматург, чудотворец, а эти оптиматы - актеры. Неужели  тебе  никогда  не
хотелось выйти на сцену?
   - А вы - забавные!
   - Место инженю в труппе сейчас вакантно. Если пожелаешь, можешь  занять
его. Но тогда тебе придется отправиться с нами прямо сейчас - мы не  можем
ждать и сюда больше не вернемся.
   - Но я не стану красивее, сделавшись актрисой!
   - Я сделаю тебя прекрасной, поскольку ты  нужна  нам  как  актриса.  Я,
среди прочего, властен и над этим. - Он поднялся. -  Сейчас  или  никогда!
Идешь с нами?
   Официантка тоже встала со стула, не отрывая глаз от лица доктора.
   - Мне нужно сходить к себе в комнату...
   - Тщета! Я должен наложить заклятье и за день обучить тебя роли! Нет, я
не могу ждать!
   - Тогда заплатите за завтрак, а я скажу хозяину, что ухожу.
   - Вздор! Как член труппы ты обязана способствовать сбережению  средств,
которые, кстати, потребуются на твои костюмы. Не говоря уж о том, что  это
ты съела мое печенье. Плати за него сама!
   Какое-то мгновенье девушка колебалась.
   - Можешь ему поверить, - сказал Балдандерс. -  Доктор,  конечно,  видит
мир по-своему, но лжет куда меньше, чем кажется.
   Слова, неспешно произнесенные глубоким, уверенным голосом, убедили ее.
   - Хорошо. Я иду.
   Вскоре мы вчетвером были уже в нескольких кварталах от кафе и шли  мимо
лавок, большей частью еще закрытых. Через  некоторое  время  доктор  Талос
объявил:
   - Теперь, друзья мои, нам придется разделиться. Я  посвящу  свое  время
просвещению сей сильфиды. Балдандерс! Ты  заберешь  наш  ветхий  помост  и
прочие пожитки из гостиницы, где вы с Северьяном провели ночь - я полагаю,
трудностей с  этим  не  предвидится.  Северьян!  Скорее  всего,  мы  будем
представлять у Ктесифонского перекрестка. Знаешь, где это?
   Я кивнул, хоть и не имел понятия, где  этот  Ктесифонский  перекресток.
Честно говоря, я вовсе не собирался возвращаться к ним.
   После того как доктор Талос быстро удалился, сопровождаемый рысившей за
ним официанткой, я остался наедине с Балдандерсом посреди пустынной улицы.
Желая, чтобы и он ушел поскорее,  я  спросил,  чем  он  намерен  заняться.
Разговаривать с ним было - все равно что с каменной статуей.
   - Тут у реки есть парк, где можно поспать днем, хотя ночью и запрещают.
Как начнет темнеть, я проснусь и пойду за нашими вещами.
   - Боюсь, мне-то  спать  не  хочется...  Поброжу  по  городу,  полюбуюсь
окрестностями.
   - Значит, встретимся  у  Ктесифонского  перекрестка.  Отчего-то  я  был
уверен, будто Балдандерс знает, что у меня на уме. Глаза  его  потускнели,
точно у быка.
   - Да, - сказал я. - Конечно.
   Балдандерс побрел в сторону Гьолла, а я, поскольку его  парк  лежал  на
востоке, а доктор Талос увел официантку на запад, снова повернул на север,
продолжив свой путь в Тракс, Град Без Окон.
   Но пока что вокруг простирался Нессус, Несокрушимый  Град,  который  я,
прожив в нем всю жизнь, знал весьма плохо. Я шел вдоль широкой улицы и  не
имел (впрочем, и не желал иметь) представления, что это за улица - боковая
или же главная в квартале. По обеим сторонам мостовой тянулись  пешеходные
дорожки, а еще одна, третья, отделявшая северное  направление  от  южного,
была устроена в центре.
   Дома слева и справа теснили друг друга, точно всходы на  слишком  густо
засеянном поле. И - что это были за дома! Ни величиной, ни древностью  они
не  могли  сравниться  с  Башней  Величия;  наверняка  не  было  здесь   и
металлических стен в пять шагов  толщиной,  как  в  нашей  башне;  но  что
касается цвета и оригинальности новаторских, фантастических замыслов - тут
Цитадели было до них далеко. Каждое здание по-своему выделялось  на  общем
фоне - а ведь их были сотни!  Как  заведено  в  некоторых  частях  города,
нижние этажи этих домов  были  заняты  лавками,  хотя  поначалу  там  явно
задумывались  вовсе  не  лавки,  но  гильдейские  залы,  базилики,  арены,
оранжереи,  сокровищницы,  часовни,  артеллы,   богадельни,   мануфактуры,
молитвенные  собрания,   странноприимные   дома,   лазареты,   гауптвахты,
трапезные, мертвецкие, скотобойни и театры. Архитектура построек  отражала
все  эти  функции  и,  сверх  того,  еще  тысячу  самых  разнообразных   и
противоречивых вкусов и стилей. В небо яростно вонзались башни и минареты,
но купола, фонари и ротонды словно бы сглаживали их  ярость;  наверх  вели
пролеты крутых, точно трапы, лестниц, притулившихся к стенам,  а  балконы,
протянувшиеся  вдоль  фасадов,  были  засажены  цитронами   и   гранатами,
скрывавшими окна от посторонних взглядов.
   Не знаю, сколько времени я мог бы дивиться на эти  висячие  сады  среди
джунглей розового и белого мрамора, красного сардоникса, серого, кремового
и черного кирпича, желтой и пурпурной черепицы, если бы  вид  ландскнехта,
стоявшего на часах у входа в казармы, не напомнил мне об обещании,  данном
накануне вечером офицеру пельтастов. Денег у  меня  было  мало,  а  теплый
гильдейский плащ наверняка еще мог пригодиться в  дороге,  поэтому  лучший
выход состоял в покупке какой-нибудь просторной накидки из дешевой  ткани,
которую  можно  надеть  поверх  плаща.  Лавки  в  эту  пору   уже   начали
открываться, однако все, что продавалось  в  них,  не  годилось  для  моих
Целей, а цены не соответствовали содержимому моего кошелька.
   Мысль о том, чтобы  заработать  денег  при  помощи  своего  ремесла  до
прихода в Тракс, еще не приходила мне в голову, а если бы и пришла,  я  бы
отринул ее, рассудив, что палаческая работа вряд ли требуется каждый день,
и потому поиск таковой не  принесет  выгоды.  Полагая,  что  три  азими  и
несколько орихальков с аэсами придется растягивать до самого Тракса, и  не
имея даже представления о размерах жалованья, которое будет мне предложено
там, я просто глазел на балмаканы и сюртуки, доломаны и куртки из  тонкого
сукна, шерсти и сотни прочих дорогих тканей, не заходя в лавки, в витринах
которых они были выставлены, и даже не останавливаясь, чтобы разглядеть их
получше.
   Вскоре внимание мое привлекли другие товары. Тогда я еще не  знал,  что
именно в те дни тысячи наемников  подбирали  себе  снаряжение  для  летней
кампании. В глазах рябило от ярких солдатских  плащей  и  попон,  седел  с
высокой, защищающей пах, лукой, красных торб для овса, хетенов на  длинных
древках, сигнальных вееров из серебристой  фольги,  замысловато  изогнутых
кавалерийских луков, наборов из  десяти  и  двадцати  стрел,  колчанов  из
дубленой кожи,  украшенных  блестящими  гвоздями  и  перламутром,  щитков,
предохраняющих запястье от ударов  тетивы...  При  виде  всего  этого  мне
вспомнились слова мастера Палаэмона насчет марша под барабанную дробь,  и,
хотя к матросам Цитадели мы всегда относились с  некоторым  презрением,  в
ушах моих зазвучали боевые трубы и протяжные строевые команды.
   Но, стоило мне напрочь забыть о предмете своих  поисков,  из  ближайшей
лавки вышла,  чтобы  поднять  жалюзи,  стройная  женщина  лет  двадцати  с
небольшим. Одета она была в  платье  из  переливчатой  парчи,  изумительно
дорогое и поношенное. Когда я взглянул  на  нее,  солнечный  луч  как  раз
забрался в прореху пониже талии, окрасив кожу в бледно-золотистый цвет.
   Я не могу объяснить причины моего вожделения  к  ней  в  тот  момент  и
впоследствии. Из  многих  женщин,  которых  я  знал,  она  была,  пожалуй,
наименее красивой - не столь грациозной, как та, которую  я  любил  больше
всех, не столь чувственной, как другая, и уж вовсе не  столь  благородной,
как Текла. Была она среднего роста, с коротким носом, широкими  скулами  и
продолговатыми, темными - словом, совершенно обычными для подобных  лиц  -
глазами. И все же, стоило мне увидеть ее, поднимавшую жалюзи, я полюбил ее
сразу и навсегда - хотя и не всерьез.
   Конечно, я тут же направился к ней. Я просто не в  силах  был  побороть
влечение, как не в силах был бы одолеть слепую жадность Урса, если бы упал
вниз с отвесной скалы. Я не знал, что сказать ей, и очень боялся, что  она
в ужасе отпрянет, завидев мой меч и плащ цвета сажи. Однако она  улыбалась
и, очевидно, была  восхищена  моей  внешностью.  Я  молчал,  и  тогда  она
спросила, чего я хочу. Я же, в свою очередь, спросил, где  мог  бы  купить
накидку.
   - Тебе она в самом деле нужна?  -  Голос  ее  оказался  глубже,  чем  я
ожидал. - У тебя такой замечательный плащ! Можно потрогать?
   - Пожалуйста, если хочешь.
   Взяв плащ за край, она слегка потерла ткань ладонями.
   - В первый раз вижу... Такой черный, что не видно ни складок, ни  швов!
Моя рука - точно исчезла! И меч... Это опал?
   - Тоже хочешь взглянуть?
   - Нет-нет. Вовсе нет. Но, если тебе действительно нужна накидка...
   Женщина указала на витрину, и я увидел, что она сплошь увешана  ношеной
одеждой - джелабами, ротондами, блузами, сорочками и так далее.
   - И очень недорого. По вполне разумным ценам. Только загляни  внутрь  -
и, я уверена, ты найдешь все, что тебе требуется.
   Со звоном распахнув дверь, я вошел в лавку, но  женщина  (вопреки  всем
моим надеждам) осталась снаружи.
   В лавке царил полумрак, но я почти тут  же  понял,  отчего  женщину  не
испугал мой облик. Человек за прилавком оказался  с  виду  ужаснее  любого
палача. Лицо его было настоящим  лицом  скелета  -  темные  дыры  глазниц,
впалые щеки, безгубый рот. Если бы он не заговорил, я был бы  уверен,  что
передо мной - мертвец, поставленный за прилавок  во  исполнение  последней
воли кого-нибудь из бывших владельцев лавки.



17. ВЫЗОВ

   Однако же "мертвец" этот повернулся ко мне и заговорил:
   - Прекрасно! О да, замечательно!  Твой  плащ,  оптимат,  -  могу  ли  я
взглянуть на него?
   Плиты, которыми был выложен пол в лавке, были истерты множеством ног  и
лежали неровно. Я подошел к нему. Красный солнечный луч  с  клубящимися  в
нем пылинками пронзил полумрак между нами, точно клинок.
   - Твой плащ, оптимат...
   Я подал ему край плаща, и лавочник ощупал ткань -  точно  так  же,  как
молодая женщина снаружи.
   - Да, чудесно! Мягок, наподобие  шерсти,  но  мягче,  гораздо  мягче...
смесь льна с викуньей? И цвет превосходный!  Облачение  палача!  Можно  бы
усомниться, что настоящие хоть вполовину так же хороши, но кто  же  станет
возражать против подобного текстиля?! - Он  наклонился  и  вытащил  из-под
прилавка охапку тряпья. - Могу ли я взглянуть и на  меч?  Обещаю,  я  буду
предельно осторожен!
   Я вынул из ножен "Терминус Эст"  и  положил  его  на  тряпки.  Лавочник
склонился над ним, не говоря ни слова и не касаясь клинка. К этому времени
глаза мои привыкли к темноте, и я заметил черную ленту над его ухом, почти
скрытую волосами.
   - Ты носишь маску.
   - Три хризоса. За меч. И еще один - за плащ.
   - Я ничего не продаю, - ответил я. - Сними ее.
   - Как  пожелаешь...  Хорошо,  четыре  хризоса!  Лавочник  дернул  маску
мертвой головы за верхний край и оставил висеть на шее. Настоящее лицо его
оказалось плоским и смуглым, удивительно похожим на лицо  молодой  женщины
снаружи.
   - Мне нужна накидка.
   - Пять хризосов. Это - последняя цена, в самом деле.  И  тебе  придется
дать мне день, чтобы собрать эту сумму.
   - Я ведь сказал, что меч не продается.
   Я забрал с прилавка "Терминус Эст" и вложил его в ножны.
   - Шесть. - Перегнувшись через прилавок, лавочник взял меня за плечо.  -
Это больше того, что он стоит. Послушай, это - твой последний шанс. Шесть!
   - Я пришел, чтобы купить  накидку.  Твоя,  если  не  ошибаюсь,  сестра,
сказала, что у тебя они имеются - и по разумной цене.
   - Ладно уж, - вздохнул лавочник, - подыщем тебе  накидку...  Но,  может
быть, хоть скажеш