она  перевернута.  Вторая  -  Морк,
означает постоянство и верность.
     Вишена долго глядел, не мигая, на чародея.
     - Что же? Отголоски рубинового колдовства?
     Тарус пожал плечами:
     - Похоже. А ты, Яр, не горюй. Где бы мы были без рубинового  меча?  А
сначала-то и его убоялись не  на  шутку.  Авось  и  этот,  черный  на  что
сгодится. Ступай, поспи. Набирайся сил.
     Хлопец отошел в сторону и прилег рядом с Омутом, закутавшись в  плащ.
Плащ здорово согревал, несмотря на то, что казался тонким и  невесомым.  И
от дождя он защищал, третьего дня застал путников  ливень-озорник,  кругом
струи поливали, на сажень не проглядишь, а на Яра  хоть  бы  капля  упала.
Даже на голову - ни-ни! Вот только  снять  его  нельзя.  Точнее,  снять-то
можно, да едва отойдешь в сторону от него шага на три - коршуном взмоет  в
воздух, и на плечи. Застежка с рубинами сама-собой: "Клац!" Попался,  мол,
голубчик... Эхма, что творится-то?"
     Одолеваемый тревожными думами Яр забылся тяжким глубоким сном. Вишена
с Тарусом остались сидеть у костра.
     - Бедняга хлопец... изведется  ведь...  -  пробормотал  Пожарский  со
вздохом.
     - Ничего. Коли сейчас не сломается, после его уж ничем не согнешь,  -
ответствовал Тарус, подбрасывая хворосту в пламя, жадно набрасывающееся на
пищу. - Молодчага он, Яр. Иному и перстня с  рубином,  вросшего  в  палец,
хватило бы с лихвой. А наш-то? С нечистью  дрался,  не  робел,  головы  не
опускал. Орел, да и только. Неужто мечом черным его доймут? Не, Вишена, не
та кость. Кремень, не хлопец!
     - Перехвалишь, - поморщился Вишена, - будет.
     Тарус умолк, снова подкармливая  костер.  Ветер  вкрадчиво  шуршал  в
кронах четверки сосен: "Шу-шу-шу..."  Где-то  вдали  орали  лягушки,  выл,
протяжно и тоскливо, не то волк-одиночка, не то престарелый вовкулак.  Над
поляной  мелькали  черными  молниями  летучие  мыши,   чертя   меж   звезд
замысловатую сеть; изредка бесшумно проносилась крупная неясыть.
     - Как думаешь, далеко ли те, с книгами? - спросил  Вишена,  задумчиво
уставившись в огонь.
     Чародей почти и не думал:
     - Дня на два отстаем. Быстроногие они,  черти,  на  север  спешат,  к
морю. Поди их догони...
     - Вдруг не догоним? А?
     - Догоним, мыслю. Впереди болота сплошные,  там  они  как  пить  дать
задержатся. Ну, а я тропку  одну  знаю  счастливую,  полешуки  мне  о  ней
поведали. Главное, к морю поспеть вместе  с  утеклецами.  Там,  думаю,  их
ладьи ждут-не дождутся.
     - А ежли они пехом?
     - Тогда на запад свернут,  вдоль  побережья.  Только  и  успевай!  Но
скорее - ладьи их дожидаются. Мореходы они, мореходами и останутся.
     Вишена поскреб в затылке.
     - А ежли - волками обернуться,  а,  чародей?  Догоним  вмиг,  отобьем
Книги - и деру!
     - В зубах ты их потащишь, что ли? Умник! Как есть догонять надобно!
     Вишена вздохнул печально. Вот она, магия. Когда помогает, а  когда  и
мало от нее толку.
     - Не серчай, Пожарский, придумаю что-нибудь. Чай, не впервой.
     - Небось придумаешь... - согласился Вишена  и  усмехнулся.  -  Думай,
голова, шапку куплю!
     Тарус уселся на корточки, протянув ладони к огню  -  его  излюбленная
поза.
     - Иди и ты досыпай, друже. Чего схватился посреди ночи? - сказал он.
     - А ты как же? Не спишь?
     - Я завтра отосплюсь, в походе...
     Вишена только рукой махнул.  Вот,  мол,  чародей-кудесник,  вечно  со
своими штучками!
     Разбудили его на рассвете. Лесные птахи затеяли обычный  многоголосый
звонкий концерт; ветерок за ночь улегся - спать, наверное.
     - Вставай, Пожарский! Сейчас снимаемся!
     Путники,  зевая,  готовились  к  дневному  переходу.  Купава   успела
сообразить какого-то бодрящего отвару, пустив деревянную чашу-долбленку по
кругу. Звенело точило о металл - Славута ладил  свою  любимую  пуще  всего
секиру.
     Яр наутро выглядел повеселее, даром что в плащ все кутался.  Ему  как
раз совали чашу с отваром:
     - Держи братину, отрок!
     Принял, отхлебнул и закашлялся.
     - Ух-х! Горячий!
     - Горячий, - передразнил Роксалан и хохотнул, -  студи,  дураче,  под
носом ветер!
     Воины засмеялись; усмехнулся и Яр, подул в чашу, отхлебнул, и передал
дальше.
     Ярило-солнце скоро высушит росу на траве. Пора бы и в путь.
     И вновь шаг за шагом, пронзая леса, перебираясь через реки, по следам
неуловимых скороходов-северян. Где бегом, где  помедленнее,  взбираясь  на
пригорки и петляя по извилистым тропам. Впереди - следопыты,  дока-Боград,
да чикмы Пристень с Дементием. Здесь, здесь прошли даты! День, а то и  все
два назад. Живее, други, прибавим шагу! А солнце все клонится  к  макушкам
сосен; уж и вечер опускается. В желудке урчит - страсть, ноги  натруженные
ноют, глаза слипаются... Который день спят все по четыре  часа,  не  боле,
летняя ночь с воробьиное крылышко, не успело стемнеть, уж и рассветает.
     Вновь поляна, костер, спят  наспех  утолившие  голод  спутники,  а  у
костра сидит на корточках Тарус-чародей, да Боромир-Непоседа  рядышком  на
бревне пристроился.
     - Слышь, чародей, что говорю, - завел беседу  ватаг,  -  так,  мыслю:
завтра пройдем недалече от Рыдог. Что если свернуть? Коней добудем - в два
счета северян достанем.
     Тарус покачал головой, не соглашаясь:
     - Нечисть в Рыдогах беснуется. Люди, кто цел, в Паги подались.  Какие
там кони?
     - Да неужто все селения извели? Хутор Омута -  еще  ладно,  но  чтобы
большое селение, не бывало такого!
     - Много чего раньше не бывало, да теперь спасу нет. Меняются времена,
друже. Меняются.
     Боромир хлопнул ладонью по колену:
     - Добро, пусть не в Рыдоги. В Чикмас можно, чуток севернее. В Пяшниц,
иль в Ходинскую. Большие селения, коней точно дадут. А?
     - Северяне-то больше лесом прут. Какие уж  тут  кони,  говорю?  Да  и
нельзя уходить со следа. Отыщем ли после?
     Боромир поглядел недоверчиво:
     - Уже ль мы не следопыты? Али незрячие?
     На это Тарус лишь загадочно усмехнулся:
     - Умен ты, Боромир-Непоседа, не  спорю.  Однако  не  мни  себя  умнее
прочих. Почем знаешь, может и за нами кто идет?  Песиголовцы,  к  примеру.
Отвлечемся, время потеряем, а они след в сторону уведут и  все.  Где  кого
сыщешь? Или сами Книги отберут, поминай потом, как звали! Нет,  покуда  мы
на хвосте у северян висим, никуда не сунемся. Себе дороже.
     Задумался  Непоседа  над  словами  Таруса.  Рядом  храпели  ратнички.
Венеды, как у них водится, легли кругом, голова к голове, остальные -  как
придется.
     Прав, пожалуй, чародей. Кто их песиголовцев знает? Да и крыланов  тех
лупоглазых с секирами вспомнить не лишне. Не даром же они  появились-то  у
отряда на пути?
     - Не шевелись, Боромир, - вдруг тихо сказал Тарус,  не  поднимая  при
этом головы.
     Боромир напрягся, но внешне это ничуть не было заметно.
     - Что такое?
     - Позади тебя в кустах возится кто-то. Вроде бы, не  зверь.  Я  глаза
его видел, блеснули против костра.
     Непоседа покосился на изумруды  -  светятся,  правда  слабо.  Как  на
нечисть, только если она далеченько. Странно.
     - Буди Вишену, он ближе всех. Спать, мол, ложишься, уразумел?
     - Угу...
     Боромир потянулся, очень натурально, и встал.
     - Пойду, пожалуй, - сказал он погромче. Приблизился к Вишене и пихнул
того в бок, став на колени.
     - Тихо, Пожарский!
     Вишена приоткрыл глаза: чего, мол?
     - Позади меня кусты, кто-то там хоронится, изловить надобно. Готов?
     Вишена нашарил меч.
     - Готов!
     - Нумо!
     Словно две тугие пружины  распрямились  -  Вишена  опрометью  кинулся
влево от куста, Боромир вправо; Тарус же поспешил прямо  на  куст.  Заняло
все секунды две.
     Никого в кустах не оказалось.
     - Что за наваждение? - удивился Тарус. - Ясно же видел!
     Из-за толстого дубового  ствола  бесшумно,  словно  бесплотная  тень,
вынырнула размытая темнотой полусогнутая фигура. Скользнула в самую  чащу,
в сторону от поляны.
     - Вот он!
     В мгновение ока чужака  зажали  с  трех  сторон;  послышалось  не  то
рычание, не то хрип и в дело  пошли  мечи.  Фехтовал  беглец  круто,  знай
поспевай за ним, втроем едва справлялись. Подоспели вскоре Славута,  Похил
и кто-то из венедов, однако из лесу вынырнули еще двое с мечами.
     - Песиголовцы! - сообразил наконец Тарус. - Не упустите их, други!
     Вишене достался один из пришлых, в первый же момент  разделавшийся  с
Дементием. Руку достал, тать!
     Изумрудный меч замер в умелом хвате. Ну, поглядим на что ты годен!
     Запела сталь, зарычал противник; истинно - пес, дело твое  -  рычать!
Однако мечом умеет. Эк лихо отбивает да отводит удары! А ежли тебя  снизу?
Увернулся, гляди. А ногой? Ага, не сладко, собачья башка!
     Вишена угодил песиголовцу точно по мохнатому уху и тот взвыл, от боли
да от досады. Правильно учил отец - дерешься на мечах, руки-ноги  тоже  не
забывай! Здорово помогает.
     Бз-зиннь! Бз-зинь! Гец!
     Кулаком между глаз! Хоть бы  не  куснул,  зараза.  С  него  станется.
Сверху-сбоку, сверху-сбоку, лезвием. Успеваешь, песья  морда?  На  тебе  с
вывертом!
     Лязгнув, вражий меч улетел в кусты и песиголовец отступил, растопырив
руки да прижав уши.
     - Ага! Испужался, отродье? - Вишена убрал меч  в  ножны.  -  Ну,  иди
сюда! Поглядим, каков ты на кулаках!
     Но песиголовец вдруг развернулся, вознамерившись  юркнуть  меж  тесно
стоящих стволов. Удирать навострился. Да не тут-то было!
     Ловкая подсечка - и вражина ткнулся мордой своей  собачьей  в  прелые
листья.
     - Что, не по нраву? - спросил Вишена с издевкой. - Будешь знать,  как
по ночам в кустах шастать да подкрадываться.
     Песиголовец тем временем поднялся и бросился на  Пожарского,  зарычав
еще громче и злее чем вначале. Рычал он,  надо  все  же  отметить,  совсем
иначе нежели собаки. Есть ведь разница между речью и песней?
     Вишена согнул руки, отвел прямой удар, уклонился от бокового и умело,
от  души  залепил  противнику  ногой  по  треуглой  голове.  Только   ноги
взбрыкнули! Гляди-ка, приподнимается! Живуч. На тебе еще!
     Твердая ладонь угостила вражину промеж ушей, тот упал,  на  этот  раз
окончательно.
     - Не убей его, Вишена. А то мы двоих сдуру  уже  зарубили,  -  сказал
вдруг Тарус, хватая Пожарского за руку.  -  Поспрошаем,  глядишь,  чего  и
скажет.
     - Ну да! Неужто эта погань по-нашему разумеет? - не поверил Вишена.
     - Да кто ж его собачью душу знает?!
     Вокруг собрались уже  все  путники,  разбуженные  шумом.  Роксалан  с
Купавой занялись раненым Дементием, венеды скопом  скрутили  пленника,  да
тот и не упирался. Висел, ровно тряпка, Вишена из него дух вышиб напрочь.
     - Ловко ты его! - с завистью молвил Яр,  пожирая  Вишену  восхищенным
взглядом. - Что это?
     Вишена усмехнулся:
     - Это? Борьба такая, без оружия. Спас называется. Отец научил!
     - А меня научишь?
     - Научу, коли впрямь захочешь. Дай только Книги найти. Лады, хлопче?
     - Лады, Пожарский!
     Вернулись к кострам. Боромир заворчал на Вишену, скорее для  порядка,
чем всерьез:
     - Орел, так тя... Меч в ножны - и ну, кулаками махать!  Ярмарка,  что
ли? Где ж это видано, без оружия драться?
     - Ладно, Непоседа, не бурчи. Я ж у него меч выбил.
     - Ну и что? Огрел плашмя, или рукояткой по башке, да и дело с концом.
А то - Спас, отец научил... Плохо учил, так тя...
     Тарус возился с песиголовцем. По-людски тот не соображал ни бельмеса,
как и полагал Пожарский с самого начала. А жаль.
     - Ладно, - сдался наконец чародей после получаса безуспешных  попыток
найти общий язык. Песиголовец только рычал да скалил зубы. Клыков у  него,
кстати, почти и не было видно. Маленькие, чуть поболе остальных зубов.  Да
и вообще, зубы совсем не собачьи, ближе уж к человеческим.
     - Свяжите его, чтоб не удрал. На рассвете отпустим.
     - Отпустим? - удивился Боромир. - Это еще зачем?
     - Не убивать же его? - ответствовал уверенно чародей.  -  С  мертвого
какой прок? Вернется к своим, расскажет, так, мол, и так, задали нам жару,
еле живот сберег. Другой раз поостерегутся соваться.
     Боромир махнул рукой:
     - Будь по-твоему. Голова ты, Тарус-чародей. Ох, голова!
     На том и  разошлись.  Выставили  часового  на  всякий  случай,  и  на
боковую. Однако на этом приключения сей беспокойной ночи  из  завершились.
Спустя час Пристень-часовой вновь поднял тревогу: к костру невесть  откуда
выбрел дикий злющий упырь. Здоровущий, глаза красным  полыхают,  что  твои
угли, клыки наружу, когти - что у  медведя,  страхолюдина,  ей-право...  С
таким в одиночку встретиться, хлопот не оберешься.
     - Огнем, огнем его, братцы! - командовал Тарус.
     Братцы живо похватали пылающие ветви и окружили упыря; Тарус  нащупал
старинный амулет в виде человеческой ладони, наложил защитное  заклятье  и
отослал упырину на запад, к бездонным омутам речки Векши. Пущай поплавает!
Убрел сбитый с толку вурдалачище, вращая глазами да сопя.
     - Тьфу ты, пропадь! Отоспаться не дадут,  вражьи  дети,  -  проворчал
Боромир, возвращаясь к костру. - Гоняй их по  ночам,  словно  дела  больше
нет.
     С рассветом кое-кого было не растолкать - умаялись ратнички. Однако с
грехом пополам наладились в путь-дорогу.
     Пленника-песиголовца   отпустили.   Боград,   разрезая   ему    путы,
приговаривал, хоть и знал, что его не поймут:
     - Так и скажи сброду своему несусветному, мол, не  ваше  это  собачье
дело - за Книгами ходить! Уразумел, ушастый?
     Песиголовец щурился на свет и недоверчиво косил  глубоко  посаженными
маленькими глазками, не веря,  что  свободен.  Меч  его  подобрал  Омут  и
спрятал в суму-чехол; два других взяли  Славута  и  подраненный  Дементий.
Клинки были старые, добротные, но чересчур узкие и длинноватые.
     - Чудно! - вздыхал Боград.  -  Одет  вроде  по-людски,  руки-ноги  на
месте, даром что мохнатые. И - на тебе! - такая рожа.  Что  за  твари  эти
песиголовцы? Чудно, одним словом.
     - Чего только на белом свете не бывает, - вздохнул вслед за  Боградом
Роксалан, басом, низким и раскатистым.
     Выступили, все еще обсуждая это  странное  создание  -  впервые  ведь
увидали такого. Раньше Лойды и окрестных земель  достигали  лишь  смутные,
искаженные до неузнаваемости слухи о собакоголовых. Ожидали, что  окажутся
они пострашнее. Не сравнишь с вовкулаками - вот те воистину чудища!
     Мало-помалу приближались  к  болотам.  Около  полудня  захлюпало  под
ногами, стали попадаться обширные желтые моховища.
     - Морошки будет сей год - страсть! - заметил довольно  Омут,  большой
до морошки охотник.
     След датов весьма уверенно вывел к берегу Миги-реки и чуток свернул к
северо-западу.
     - Ну, чародей, - кисло молвил Вишена, - видать, знают они тропку твою
счастливую...
     - Не говори "гоп"... - ничуть не смутился  Тарус.  -  Еще  не  вечер,
Пожарский. Поглядим, кто кого.
     У Каменного Брода переправились на левый берег  Миги.  Первая  полоса
болот  осталась  за  рекой;  дальше  пошло  каменистое   голое   всхолмье,
оттененное с севера и востока зубчатой  стеной  хвойного  леса.  Следы  на
твердой, усеянной ледниковыми  валунами  почве  мудрено  было  разглядеть,
однако следопыты свое дело знали и вели без задержек. Даты быстро оставили
реку, вновь устремляясь на север, в леса. Бор,  крепкий,  медный,  ядреный
поглотил и беглецов, и преследователей.
     Степняки-венеды, выросшие в седлах, часто вздыхали: "Коней бы..."  Да
где их возьмешь? Шли все в стороне от селений,  западнее.  Границы  родных
земель оставались справа, за лесом и болотистыми равнинами.
     Конское ржание  услыхали  под  вечер.  Боград  мигом  насторожился  и
известил Таруса с Боромиром.
     - Тут нигде в округе селений нет  ближе  чем  в  Чикмасе.  Отряд  это
чей-то, - уверенно сказал Боромир.
     - Может, наши? - предположил Боград. - Заворич с Позвиздом.
     Тарус недоуменно пожал плечами:
     - Да что им тут делать?
     - Разобрались с песиголовцами, и в Лойду. А оттуда верхом. Нас ищут.
     - Вряд ли, - упорствовал Тарус. -  Они  бы  искали  совсем  в  другой
стороне, южнее. А эти на севере.
     - Не даты же это?
     - Уж конечно...
     До захода солнца оставалось еще порядком, часа три, а  то  и  поболе.
Боград, задумчиво глядя на слепящий лик Ярилы, пробормотал,  будто  каждое
слово пережевывал:
     - Поглядеть кто такие, а, чародей?
     - Пожалуй. Бери брата и пошли.
     Богуслав был тут как тут. Немедля и отправились на звуки.  Боромир  с
остальными спутниками присели отдохнуть и густых зарослях можжевельника.
     Тарус с венедами забрали немного к западу, чтоб  выйти  ко  всадникам
имея солнце за спинами. Неслышно пробирались меж сосен, топча прошлогоднюю
хвою, мягко-мягко, ровно рыси. Вскоре открылся просторный луг;  с  востока
его ограничивал широкий безымянный  ручей,  приток  Миги.  Горели  костры,
вокруг них копошилось человек сорок. Почти все щеголяли в знакомых  Тарусу
остроконечных шапках.
     - Ба! - узнал чужаков чародей. - Те самые всадники, что Яра в Рыдогах
пленили.
     Некоторое  время  все  трое  пристально  разглядывали   пришлых.   Те
расселись у костров, ели небось. В стороне, у табуна, сновало еще  человек
пять; чем они там занимались рассмотреть толком никак не удавалось.
     - Пугнуть бы их... - прошептал Боград с некоторым сомнением.
     - Зачем? - удивился Тарус. - Сидят, ну и пусть  себе  сидят.  Обойдем
лесом, и дело с концом. А так - всполошатся, чего натворят-наворотят?  Иди
знай! Обойдем, вернее не придумаешь.
     Чужаки сниматься со стоянки явно не собирались, что было на руку.
     Вернулись к отряду, перемолвились с Боромиром. Неслышно, словно тени,
обогнули луг берегом Миги-реки, и ушли на север. До захода  солнца  успели
оторваться достаточно далеко.
     - Коней бы у них увести... - всю дорогу монотонно бормотал Боград.  -
Эх, жаль, много их, окаянных...
     Уже в сумерках Тарус не выдержал и оборвал ватажка венедов:
     - Да уймись ты, всадник! Не будет толку нам от коней, понял? В первый
же день похода лишились их,  зря  думаешь?  ТОТ,  с  востока,  над  коньми
властен пуще нас всех вместе взятых. Как еще не погиб никто под  копытами,
дивлюсь до сих пор. Нельзя нам верхом, никак нельзя! Да и сейчас  уйти  бы
подальше от них, гривастых, спокойнее. Ушлый ОН. И ученый.
     Путники выслушали это молча.
     - Ну, что? - спросил наконец Боромир. - Еще отойдем?
     Топали часа два, натыкаясь в темноте на сучья; после все же стали  на
ночлег. Сморило всех не на шутку, ночью хоть бы  кто  окрест  шлялся,  все
одно не проснулся бы ни один. К утру разлепил веки Боромир-Непоседа -  все
целы, только костры давно погасли. Если кто и проник в лагерь,  скрываемый
мраком, вреда не учинил.
     Наскоро   собрались-отряхнулись,   и   в   путь-дорогу.   Гонка    за
датами-беглецами изрядно всех  утомила,  однако  до  моря  оставалось  еще
порядком, полпути только прошли. И как бы не отстать?
     Часа через два их настиг мерный  стук  копыт,  волной  накатывавшийся
сзади, из-за спин.
     - Вот черти! - в сердцах обронил Тарус. - За нами пустились. Придется
и впрямь пугнуть.
     К чародею приблизился Дементий.
     -  Слышь,  Тарус!  Помнишь  ли,  как  на  празднике  Желтых   Листьев
Назислав-венед лешим переоделся? Как девок в бору пугал?
     Тарус помнил. О проделке Назислава,  известного  боле  под  прозвищем
Лоботряс, долго судили-рядили-пересуживали от Рыдог  до  Тялшина.  Как  не
помнить! Весь люд хохотал до упаду.
     - Я как-то пробовал... - сказал Дементий серьезно. -  Мужичков  после
еле брагой отпоили. Дозволь, а?
     Тарус задумался.
     - Добро, друже! Только тебе другое дело сыщется. Богуслав!
     Венед мигом предстал пред чародеевы очи.
     - Лешего видел хоть раз?
     Тот пожал плечами.
     - Пойдешь пришлых пужать!
     - Гей, Тарус! Лучше уж я, - стал перечить Дементий,  -  не  в  первы