.
   - Вот так. Вы просто все  забыли,  ваши  предки  все  забыли.  А  из  тех
крохотных обрывочков памяти, что  сохранились,  вы,  исказив  их  до  полной
неузнаваемости,   создали   настоящую   религию.   С    богами,    чудесами,
приписываемыми им, храмами. Я понятно говорю?
   - В общем, понятно, - сказала Анастасия. - Как же так, как же  так  могло
быть... что же теперь...
   Ей казалось, что из-под ног у  нее  выдернули  землю,  и  она  повисла  в
холодной пустоте среди холодных звезд. Неизвестно было,  во  что  же  теперь
верить, чем заполнить пустоту, пришедшую на место пусть  и  подточенной  еще
раньше еретическими сомнениями веры. Мир перевернулся, исчезали все  прежние
точки опоры, идеалы, уклад жизни, память, исчезали доблести и грехи - потому
что доблести могли оказаться бессмысленными, а грехи - отнюдь не грехами.  В
голове у Анастасии  вихрился  неописуемый  сумбур.  Странное  дело.  она  не
ощутила горечи от  того,  что  рушились  основы  ее  мира  -  скорее,  тупую
усталость. Быть может, ее прежнее якшанье с еретиками,  сомнения,  терзания,
искания и привели к тому, что она  перенесла  миг  крушения  основ  довольно
спокойно. И признала его мигом крушения основ. Слишком много чудес,  слишком
много необычного обрушилось на нее. Предстояло  либо  сорваться  в  рыдания,
либо перенести все стойко, с сухими глазами, как и  положено  рыцарю.  Пусть
они были беспамятными дикарями,  все  забывшими  и  переиначившими,  но  они
оставались рыцарями! У них был свой мир, и  он  не  перестанет  существовать
оттого, что оказался бледной тенью,  беспамятным  наследником  иного,  более
могучего, прекрасного и удивительного. Не исчезли добро и зло, жажда знаний,
путешествий и подвигов. Что же, разбить, теперь голову о стену, броситься на
меч? Нет! Как раз теперь она обязана жить! Разве не за Знанием она пустилась
в опасные странствия? Разве она не чувствовала, что Знание  может  оказаться
трудным и горьким? Все, кто гадал о существовании Древних и верил в  них,  в
глубине  души  понимали,  что  давным-давно   не   обошлось   без   страшной
катастрофы...
   Она подняла голову, встретила липучий взгляд волшебника.
   - Вы хорошо держитесь.
   - Я рыцарь, - холодно сказала Анастасия. - Как бы там ни  было  раньше...
Что такое Мрак?
   - Не знаю, смогу ли объяснить. Вернее, сможете ли вы понять, Анастасия.
   - Я постараюсь. - Ее голос не дрожал.
   - Видите ли... Прошлое, конечно, может представляться вам великолепным  -
эти дома, самолеты...  В  чем-то,  конечно,  оно  было  великолепным  -  так
представлялось людям. Но Природа, похоже, оказалась другого мнения...
   - Природа - это Бог? - вырвалось у Анастасии.
   - Природа - это все  живое,  кроме  человека.  Это  сложнейший  организм,
которым мы  пытались  управлять  и  разрушали,  не  понимая  его  величия  и
сложности. И Природа отомстила. Все, что обрушилось  на  наш  мир,  могли  с
вескими  основаниями  назвать  божьей  карой  даже   неверующие.   Казалось,
взбесилось все вокруг, само пространство и время сошли с ума, законы природы
то ли вдруг перестали действовать, то ли сменились новыми, о которых  мы  до
того и не подозревали. В разных концах земного шара...
   Анастасия вскинула удивленные глаза.
   - Да, шара, - повторил он. - В разных концах земного шара происходило то,
что хотелось назвать чудесами, это нарастало" как  лавина,  и  целые  города
проваливались в ничто, звезды плясали на небе, над Эйфелевой башней носились
птеродактили,  в  марсельскую  гавань  вошел   фрегат   египетской   эскадры
Наполеона, у людей вырастали хвосты, дождь изливался с земли  в  небеса  или
струился  над  землей,  как  река,  железо  становилось   мягким,   животные
разговаривали... Потом начался подлинный Хаос. И Мрак. Ваши  жрецы  правы  в
одном: Хаос и Мрак действительно  имели  место.  Грянуло...  Быть  Может,  у
Природы есть какой-то свой стоп-кран, предохранитель, средство, которым  она
при крайней нужде спасает себя - в том числе и от людей. А мы... Мы  познали
крохотную часть ее законов, ее устройства, но решили,  что  знаем  все,  что
можем обходиться с ней, как  с  покорной  служанкой.  Это,  наверное,  самое
страшное - что перед нами было  не  разгневанное  божество,  которому  можно
упасть в ноги, взмолиться, что-то объяснить, принести  жертву,  покаяться...
Не божество, а сложнейший  и  непознанный  неразумный  механизм,  с  которым
невозможно договориться. Как договориться с бурной рекой?  С  чумой?  Нельзя
договориться с атмосферой, чтобы  она  давала  больше  кислорода.  Можно  не
рубить деревья, которые этот кислород дают, не загрязнять море. А мы  рубили
и загрязняли... Ты, наверное, ничегошеньки не поняла?
   - Отчего же, - медленно сказала Анастасия. - Я не поняла одного -  почему
после всего происшедшего ты считаешь нас дикарями. А вы, допустившие  такое,
- высшие существа, светочи разума... Нет, я действительно  многого  в  твоем
рассказе не поняла, но главное ухватила. Вы впали в то,  что  можно  назвать
грехом гордыни - по отношению к Природе. И она  за  то  вам  отплатила...  А
объяснение разных непонятных слов, которых в  теоем  рассказе  очень  много,
меня, право же, не столь уж и волнует.  Главное  я  поняла.  Впрочем...  Как
получилось, что ты стал... тем, что ты есть сейчас? Кем ты был  раньше?  Или
ты и раньше был таким, у вас были волшебники?
   - Нет. Волшебников у нас не было. Раньше мое занятие  называлось  младший
научный сотрудник.
   - Научный? - спросила Анастасия. - Значит - ученый?
   - Ну, не совсем... Сидел, писал бумажки... Для ученых.
   - Так бы и говорил - писец при ученых. Их и у  нас  хватает,  хоть  мы  и
дикари. Только у нас писцы называют себя писцами.
   - Это совсем другое.
   - Какая разница? - сказала Анастасия. - Сидел посреди всех этих  летающих
и сверкающих чудес и писал бумажки. Для ученых. А потом?
   - Это сложно. Я сам все не до конца понимаю, даже сейчас. А многое  забыл
с перепугу, еще тогда... Когда начался Хаос  и  мир  взбесился,  стал  дикой
фантасмагорией... Ну, словом, так получилось. Так вышло. Я вдруг  обнаружил,
что могу создавать предметы и управлять ими, и не испугался - решил все  это
закрепить, удержать, пожелал нового умения, и чтобы оно не исчезало, и чтобы
я стал бессмертным... Одним словом, я ухватил в зубы кусочек Хаоса,  кусочек
чудес и сохранил его, когда минули Хаос  с  Мраком  и  остатки  человечества
начали все заново. Вот так примерно можно объяснить, если совсем коротко.
   - Понятно... - сказала Анастасия. Он рассмеялся:
   - Мне самому до конца не понятно... Ну ладно.  Не  поговорить  ли  нам  о
чем-нибудь более приятном? О твоих  прекрасных  глазах,  к  примеру.  Возьми
бокал, не бойся.
   Анастасия  отпила  глоток.  Вино  и  в  самом  деле  было  отменное.  Она
перехватила взгляд волшебника и насторожилась.
   Мягкая ладонь легла на ее плечо. Анастасия сбросила его руку.
   - А вот так со мной не нужно! - сказала она гневно. - Я...
   - Ну да, ты рыцарь, княжна и все такое.  Но  на  мой  взгляд,  ты  просто
прелестная дикарочка, которую стоит приручить.
   - Я только сейчас подумала... - сказала Анастасия холодно. - Эти слухи об
огненном змее, похищающем девушек... Вообще-то многие считают их  выдумками,
но порой девушки и в самом деле как-то странно исчезали...
   - Каюсь, каюсь, - безмятежно сказал волшебник. - Была когда-то у  нас  до
Мрака такая сказочка о змее, я ее и вспомнил случайно в свое время...
   - А теперь очередная игрушка тебе надоела, и поблизости оказалась я?
   - Ты мне очень нравишься. Знаешь, не хотелось бы делать из тебя очередную
запуганную куклу. За пятьсот лет куклы могут прискучить. В тебе  чувствуется
ум и сила воли. А единственному на планете королю волшебства нужна королева.
   - Польщена высокой честью, - насмешливо поклонилась Анастасия.
   - Я говорю серьезно. Ты красива и умна. Я дам тебе Знание. Понимаешь?  Не
груду золота, а Знание. Ты сможешь узнать все, что только захочешь. Попадать
в любой уголок этого мира. Все знание, какое у меня  есть,  будет  и  твоим.
Подумай, королева моя.
   Искушение было велико. Огромно. Настолько,  что  Анастасия  какой-то  миг
всерьез колебалась, прежде чем поняла  -  королевой  она  не  будет.  Станет
исправной наложницей, будет платить собой  за  крохи  знания,  полученные  с
ладони капризного хозяина. Знания, которого не она сама добилась, которое не
сама обрела,  мертвого  знания,  бесполезного,  потому  что  ни  с  кем  она
поделиться не сможет. Птица в золотой клетке. Стоит ли жизнь в клетке, пусть
и  сложенной  из  поразительных  чудес,  радости  познания  мира,  пусть   и
дикарского, как его этот жалкий волшебник  презрительно  именует?  Стоит  ли
радости свободы?
   На эти мысли наложилась прежняя гордость - как смеет мужчина  выбирать  и
повелевать? Смеет класть руки на плечи, пялиться маслеными глазами?  Как  бы
там ни было раньше, сейчас все идет, как идет вот уже пятьсот  лет,  он  сам
сказал, что пятьсот!
   Она вновь отбросила с плеча горячую ладонь, выпрямилась:
   - Нет!
   - Тебя не привлекают знания?
   - Меня не привлекаешь ты, - сказала Анастасия и встала.
   - Дело поправимое, - усмехнулся он. - Ты мне  только  скажи  -  кто  тебе
нужен?
   Человек  в  мантии  исчез.  На  его  месте,  поигрывая  мускулами,  стоял
загорелый атлет в  узенькой  набедренной  повязке  цвета  золота.  Анастасия
невольно отступила на шаг. Атлет, усмехаясь, подошел к ней вплотную, взял за
кисти и, несмотря на сопротивление, играючи притянул к  себе.  Казалось,  ее
руки угодили в железные тиски.
   - Нет! - вскрикнула  Анастасия,  но  сдержалась,  не  ударила.  В  случае
надобности успеет.
   - Ах, прости, - сказал атлет и превратился в тоненького прелестного юношу
с пушистыми светлыми кудрями - если честно, вполне во вкусе Анастасии.  Руки
этого она со своей талии сбросила легко и повторила:
   - Нет!
   Он тут же принял прежний облик. Только мантии на  нем  уже  не  было,  он
стоял в  темном  костюме  странного,  на  взгляд  Анастасии,  покроя.  Белая
рубашка, пестрая полоска на шее, как у тех  стариков.  И  такие  же  золотые
звезды на красных ленточках, только звезд гораздо больше, чем  у  любого  из
печальных стариков. Анастасия насчитала десять, в три ряда.  А  под  ними  -
огромный, разлапистый знак, то ли крест на звезде, то ли звезда  на  кресте,
весь в цветной эмали, позолоте, бриллиантах, и наверху еще крохотная золотая
корона.
   - Зачем это? - недоуменно спросила  Анастасия.  Он  столь  же  недоуменно
пожал плечами:
   - Как  это  -  зачем?  Потому  что  я...  я  ведь  самый  могущественный.
Единственный волшебник на всю планету. Могу я себя как-то наградить?  Десяти
звезд ни у кого не было.
   - Знаешь, у тебя глаза нисколечко не меняются, как ты ни  превращайся,  -
сказала Анастасия. - Прежними остаются. А это не  те  глаза,  из-за  которых
теряешь голову и покой, ты уж прости...
   Что-то потянуло ее руки к земле - их сковали тяжеленные золотые  кандалы.
И тут же исчезли.
   - Ну конечно, это ты можешь, - сказала Анастасия. - Я даже не  могу  себе
представить, на что ты способен, взявшись пугать, но наверняка на многое...
   - Ты и представить себе не можешь, - подтвердил он с гнусной ухмылкой.
   Анастасия ужаснулась, увидев совсем близко его глаза - шальные от желания
и пьяные  от  безнаказанности.  "Он  же  сумасшедший",  -  подумала  девушка
панически. Какой-то Мелкий писец, сидел  с  бумажками  возле  ученых,  потом
вдруг посреди всеобщего страха и крушения мира получил в полное распоряжение
возможность творить любые чудеса и пятьсот  лет  тешится  вседозволенностью,
захлебнулся ею, пропитался. В первые минуты она еще могла думать о нем,  как
о боге, Древнем Божестве  -  но  не  теперь,  видя  эти  глаза,  эту  глупую
напыщенность, не изменившуюся за пятьсот лет. Жалкий писец, мелкая  душонка,
рехнулся от свалившихся на него благ... Но пора как-то  спасаться,  выручать
Ольгу!
   Холодная решимость рыцаря ожила в ней. Рукоять меча сама прыгнула в руку.
Анастасия взмахнула им по всем правилам боевого искусства - "крыло ястреба",
страшный удар, рассекающий от левого плеча наискось до пояса...
   Удар пришелся по пустоте. Волшебник, оказавшийся совсем в  другом  месте,
деланно зевнул, а рукоять  меча  вдруг  превратилась  в  змею,  скользкую  и
холодную, она разинула пасть, зашипела, подняла ромбовидную  голову  к  лицу
девушки...
   Анастасия, взвизгнув не своим голосом, отшвырнула меч.
   Волшебник хохотал.
   - Девочка, ты прелесть, - еле выговорил он. - Похоже, Ты и в  самом  деле
неплохо владеешь этой железкой...
   - Между прочим, мне приходилось ею убивать.
   - Тем приятнее мне будет, когда ты перестанешь барахтаться.  А  ты  скоро
перестанешь, королева моя... Анастасия с тоской и отвращением сказала:
   - Попался б ты мне на войне, писец...
   - Господи, да что ты знаешь о войне? Похоже, у кого-то  из  вас  каким-то
чудом завалялся то ли "Айвенго", то ли Дюма... Что ты знаешь о войне?
   - А ты? - запальчиво крикнула Анастасия.
   - У меня есть возможность увидеть любую войну. Насмотрелся. Погляди,  что
там ваши мечи!
   Перед  Анастасией  неслась  желтая  земля,  сухая,  каменистая.  Скальные
отроги, высокие склоны, над которыми она мчалась - не она, а  словно  бы  ее
дух в чьем-то чужом теле, в каком-то странном летающем  ящике,  над  головой
стрекочуще гудело, а за прозрачным круглым окном  бушевал  ужас  -  с  земли
прямо к Анастасии тянулись слепяще яркие  полосы,  вокруг  вспыхивали  дымы,
грохотало, выло, визжало, бухало, чья-то чужая смертная тоска и жажда  жизни
пронизывали Анастасию с  такой  мощью,  словно  это  ее  убивали  непонятным
образом и вот-вот должны были прикончить;  и  кто-то  кричал  рядом:  "Толя,
вверх, вверх!  Еще  спарка  слева!"  Анастасия  увидела  совсем  рядом  лицо
смотревшего вниз мужчины,  в  его  глазах  было  жуткое  осознание  конца  и
яростная жажда выжить; Анастасии отчего-то сделалось его неимоверно жаль,  и
она пожелала, всей добротой своей, рыцарским сочувствием к  гибнущему  воину
пожелала, чтобы он уцелел, выжил, спасся... В ушах  еще  затухал  непонятный
крик: "Спарка слева!" - а Анастасия  уже  стояла  на  пушистом  ковре  перед
хрустальным столом.
   Но волшебник на сей раз вел себя странно - полузакрыв  глаза,  он  то  ли
всматривался,  то  ли  вслушивался  неизвестно  во  что,   бормотал,   будто
спросонья:
   - Неужели спасла? Выдернула? Быть не может, это что ж, можно  вот  так...
как смогла...
   Анастасия  жадно  вслушивалась,  ничего  толком  не  понимая.   Волшебник
дернулся, открыл глаза.
   - Я его спасла? - спросила Анастасия.
   - Кого? Глупости! - Он отступил на шаг, скрестил руки на  груди  в  своей
смешной манере казаться величественным. - Не будем  отвлекаться,  дикарочка.
Быть может, хватит на сегодня разговоров?
   Что-то звонко щелкнуло. Анастасия глянула вниз - верхняя застежка ее алой
рубашки сама собой отскочила. Анастасия попыталась застегнуть ее, но она  не
поддавалась, выскальзывала из пальцев, как живая, а там  и  вторая  застежка
отскочила, и третья, Анастасия тщетно пыталась справиться с  ожившей  вдруг,
распахивавшейся рубашкой. Снисходительный хохоток волшебника хлынул  в  уши,
как липкая вода; лязгнув, расстегнулась сама собой чеканная пряжка ее пояса,
и Анастасия,  в  охватившем  ее  злом  бессилии,  вдруг  вспомнила  со  всей
четкостью, как она хотела спасения  тому  гибнущему  в  воздухе  воину.  Еще
ничего  не  соображая,  но  видя  по  исказившемуся  лицу   волшебника,   по
вспыхнувшему в его глазах страху, что происходит нечто для него неожиданное,
и это ей только на пользу, -  Анастасия,  словно  в  жарком  упоении  битвы,
пожелала. Чтобы рассыпался прахом и исчез навсегда этот нелепый  и  страшный
мирок вместе с его свихнувшимся хозяином. Чтобы она вновь вернулась  в  свой
мир вместе с Ольгой. Чтобы все стало как  прежде,  до  вступления  на  снег.
Невозможно было описать словами, как  ее  воля,  юная,  дерзкая  и  упрямая,
ломала, гнула, одолевала  другую  волю,  заросшую  жирком  самодовольства  и
покоя; как протекала эта битва  в  полном  безмолвии,  посреди  непостижимых
химер взбудораженного сознания. Что-то поддавалось, что-то напирало,  что-то
в ужасе отступало шаг за шагом, таяло...
   Потом в глаза ударил жаркий Лик Великого  Бре,  а  под  ногами  оказались
земля и трава. И поодаль лежала Ольга, в той же  позе,  что  под  стеклянным
колпаком, лежали лошади и псы,  лежали  кольчуга  и  меч,  и  ветерок  играл
расстегнутой рубашкой.
   Анастасия слабо улыбнулась и осела в траву, теряя сознание.
   Верстовой столб 7
   Человек из войны
   Я словно меж войной и тишиной посредник...
   Ш. Нишнианидзе
   Вода лилась на лоб, на  щеки,  стекала  на  обнаженную  грудь.  Анастасия
отфыркнулась, открыла глаза, без усилий приподнялась и села, обхватив руками
колени. Ее слегка знобило, но, в общем, она чувствовала себя прекрасно, даже
приподнято, и помнила все, от начала до конца.
   Ольга, с баклажкой в руке, стояла рядом на коленях и испуганно таращилась
на нее, а Бой с Горном прыгали  вокруг,  норовя  лизнуть  в  ухо.  Анастасия
отмахнулась от них и улыбнулась верному оруженосцу:
   - Олька, все прекрасно!
   - Что с нами было? Ничего не помню...
   - Ах да, ты же сладко дрыхла без задних ног... - прищурилась Анастасия. -
А мы тем временем были в гостях. Пригласили вот... Рассказать?
   Чем дальше она забиралась в своем рассказе, тем круглее становились глаза
Ольги.
   - Быть  такого  не  может!  -  сердито  выдохнула  она,  когда  Анастасия
закончила.
   - А снегопад посреди осени?
   - Пусть снегопад! А вот все остальное... - упрямо мотнула головой  Ольга.
- Просто наваждение, и все. Кто-то навел на нас  чары.  Может,  здесь  место
такое, замороченное. Мерещится всякая чушь...
   - Но ведь я все помню? О Древних? О волшебнике?
   - А откуда ты знаешь, что это правда?  Что  ты  и  в  самом  деле  видела
прошлое? Может, так бывает со всеми,  кто  здесь  проезжает?  Сначала  снег,
потом метель, потом наваждение... Чем доказать?
   Анастасия призадумалась. Доказать, действительно, нечем. То, что  доспехи
оказались с нее сняты, а рубашка расстегнута, еще ничего не доказывает - кто
знает все, о наваждениях и чарах?
   Она поднялась, застегнула рубашку, пробормотала сквозь зубы:
   - А все-таки жалкий человечишка...  Дикая  сказка,  до  того  дикая,  что
поневоле в нее верится...
   Ольга подала ей кольчугу. Анастасия надела ее  через  голову,  опоясалась
мечом, нахлобучила шлем.
   - Есть  вещи,  из-за  которых  и  хочется  верить,  что  все  было  сном.
Утверждение, будто бы до Мрака слабым полом были женщины, а сильным мужчины.
Умом  соображаю:  до  Мрака  возможно  было  все,  что  угодно,  но  сердцем
принять...
   Ольга  поглядывала  на   нее   как-то   странно.   Анастасия   вспомнила,
усмехнулась:
   - Ну да, я и забыла, что тебе-то как раз именно это сказкой не кажется...
   Обычно Ольга на сей счет отмалчивалась, но тут глянула упрямо:
   - Принято говорить  вслед  за  каким-то  древним  поэтом,  что  любовь  -
изобретение природы. А где ты видела в природе, чтобы кобель валялся  снизу,
задрав лапки?
   Логика была железная. Анастасия помолчала ошеломленно, потом нашлась:
   - Но ведь это животные... человек умнее!
   - А может, природа всех умнее? - показала ей язык Ольга. - Тем более там,
где не ум нужен?
   Анастасия вспомнила все, что говорил о Природе волшебник - или наваждение
в облике волшебника? - и не решилась далее продолжать  дискуссию.  Задумчиво
отошла прочь, носком сапожка поддевая крупные камешки. Имеет  ли  она  право
записать  на  счет  своих  рыцарских  триумфов  недавнюю  победу  над   злым
волшебником,  мерзким  чудовищем  из  плоти  и  крови,  или  все   этой   ей
примерещилось?
   Что-то хлопнуло высоко в небе, словно сказочная громадная  птица  ударила
крылом. Анастасия удивленно