И все. Мешок поперек седла - и только подковы замелькали.
   - Все?
   - Все, клянусь улыбкой Великого Бре! Анастасия молча  выхватила  у  Ольги
кошелек и, не развязывая, запихала в карман конопатой. Та колебалась:
   - Страшно... Ну ладно уж... В  горком  к  ней  его  бы  не  повезли,  она
опасается чересчур уж выдрючиваться. Кардинал рядом. А есть у нее  охотничий
домик  -  на  седьмой  версте  свернуть  в  лес,  влево,  и  тропа  приведет
прямиком... Бывало такое...
   - Ему что-нибудь грозит? Конопатая прыснула:
   - Жизни его, точно, ничего не грозит. А вот добродетели...  Тут  ручаться
никак нельзя. - Даже в темноте можно было  разглядеть  ее  широкую  ухмылку.
Анастасия в ярости махнула рукой:
   - Прочь!
   Девица шмыгнула в темноту, к дверям конюшни.
   - Седлай коней! - Анастасия схватила Ольгу за рукав.
   - А может, подождем до утра? Смотришь, сам объявится...
   - Седлай коней! И нечего зубы скалить!
   -  Слушаю,  госпожа  моя,  -  сказала  Ольга  с  непонятной   интонацией,
повернулась на каблуках и побежала к конюшне.
   Вскоре они выехали из ворот и понеслись вскачь  по  мощеным  и  немощеным
улочкам, по косым полосам падавшего из окон бледного  света  масляных  ламп.
Люди шарахались, вслед летели проклятья, а  два  раза  -  и  пустые  горшки,
звонко разлетевшиеся позади. Хорошо еще, конные стражники не попались.
   Однако у городских  ворот  везение  кончилось.  Ворота  были  заперты  на
огромный засов-брус, вытесанный  из  цельного  ствола  высокого  дерева,  на
концах его -  кованные  ушки,  и  в  них  продеты  запертые  замки,  наглухо
соединившие брус с оковкой ворот. Да еще цепь, протянутая чуть пониже бруса,
продетая в четыре ушка на створках ворот и  схваченная  на  концах  замками.
Конечно, этого следовало ожидать, во всех городах  Счастливой  Империи  было
так. Анастасия сгоряча об этом совершенно забыла - долгое  путешествие  тому
виной. Окошко прилепившейся к стене караульной избы было  темным.  Анастасия
подъехала и постучала в него рукоятью меча. Стучала долго. Наконец в темноте
за мутным стеклом забелело лицо:
   - Кого там Хру носит?
   - Рыцари, - сказала Анастасия. - Нам нужно...
   - Приказ, - сказали за окном, отчаянно зевая. -  если  нет  горкомовского
пропуска -- нельзя. Ворота заперты до первых петухов.
   Анастасия позвенела в  ладони  золотом,  потом  попробовала  помочь  делу
бессвязными угрозами, но за  окном,  зевая,  посулили  затрубить  тревогу  и
поднять шум на весь город,  отчего  сюда,  как  два  пальца,  сбежится  весь
гарнизон и особенно Красные Дьяволята, чья казарма ближе других.
   Спорить более Анастасия не пыталась. Повесив голову, отъехала  прочь.  На
постоялый двор возвращались шагом. Анастасия цыкнула на  Ольгу,  собравшуюся
было лезть с увещеваниями,  сухо  приказала  держать  коней  в  стойлах,  не
расседлывая, и ушла к себе.
   Сначала она металась по комнате, как пойманный  дом  княжеского  зверинца
лесной ящер мечется в клетке на потеху дворне.  Потом  немного  угомонилась,
села, поставив меч меж колен. На  душе  скребли  кошки.  Она  злилась  из-за
случившегося, злилась самой этой злости, то взвинчивая  себя,  то  впадая  в
тупое  безразличие.  Все-таки  распутала  на  совесть  зашнурованный   вьюк,
расшвыряла по комнате лежавшие сверху вещи, достала бинокль, яростно  дунула
на светильник и с ногами устроилась на широком подоконнике. Смотрела на Луну
долго-долго, стараясь волшебным зрелищем  заглушить  печаль,  и  вдруг  Луна
стала туманной, расплылась перед глазами. Анастасия  недоумевающе  осмотрела
бинокль. С ним все в порядке. И небо ясное, и облачка.
   Оказалось, что это глаза у нее мокрые -  событие  небывалое  для  рыцаря.
Слеза ползла по щеке, Анастасия слизнула ее, и внезапно произошло  вовсе  уж
невообразимо позорное - Анастасия упала на постель и заревела в подушку, изо
всех сил прижимаясь к ней лицом, чтобы кто-то,  страдавший  бессонницей,  не
услышал эти звуки, способные навсегда опозорить ее в глазах рыцарства,  если
разойдется молва. И плакала долго.
   К ее несказанному удивлению, обнаружилось, что после этого  стало  легче.
Определенно легче. Даже стыда за малодушие поубавилось - словно  сбросила  с
плеч тяжелый груз.
   ...Небо уже посерело, звезды были едва различимы, когда они подъезжали  к
воротам. Снова застучали в дребезжащее стекло рукоятями мечей.  Снова  после
долгого молчания за стеклом забелела заспанная физиономия и  стала  бубнить,
До первых петухов еще далеко, а до казарм гораздо ближе. Тут, на посрамление
стражника и  к  радости  Анастасии,  на  ближнем  подворье  заорал  петух  -
самоуверенно, звонко. Довод был неопровержимый,  а  золото  его  подкрепило.
Стражник зевая, выбралась на крыльцо и поплелась отмыкать цепь.
   Анастасия взбежала по шатким ступенькам в караульню и с размаху  швырнула
внутрь горсть монет, что было лучшей побудкой, и в  подметки  не  годившейся
военному  рогу.  Вскоре  уже  восемь  отчаянно  зевавших  и   потягивавшихся
стражников выталкивали  брус  из  огромных  скоб.  Упираясь  обеими  руками,
налегли на правую створку  ворот,  и  она  с  тягучим  скрипом  распахнулась
наружу.
   Анастасия пустила Росинанта галопом.  Она  была  без  кольчуги  и  шлема,
волосы разметались, рассветный холодок выстудил рубашку, заползал в рукава и
в распахнутый воро1. Меч колотил по бедру. Кони, разозленные проведенной под
седлом ночью, в понуканиях не нуждались -  они  едва  не  проскочили  нужный
поворот.
   Двухэтажный охотничий домик  из  толстых  бревен  стоял  посреди  большой
поляны. Все окна закрыты ставнями, и в щелях не видно света, В конюшне,  чуя
чужих коней, забеспокоились лошади. Забрехала собака, из  конюшни  выскочила
заспанная сторож, но Анастасия так прикрикнула на нее, что  та  ни  жива  ни
мертва просунулась внутрь и захлопнула дверь - быть может, она  решила,  что
это очередной набег т кровной мести. Анастасия привстала на стременах и  что
есть силы затрубила в рог. Хриплый тревожный рев далеко  разнесся  по  лесу.
Анастасия трубила и трубила, пока не скрипнула дверь. На галерею  вышел  тот
рослый усач. Держась за перила, моргая,  стал  разглядывать  Анастасию  так,
словно она была происходящим от неумеренного пития видением.
   - Подойди сюда! - сказала Анастасия. - Живо! Он лениво подошел, скребя  в
затылке. Тут же Анастасия, перевесившись с седла, одной рукой  схватила  его
за волосы, а другой приложила к подбородку кинжал, лезвием плашмя. Медленно,
внятно, чеканя слова, сказала:
   - Я - княжна Анастасия. Не слышал? Если ко мне сейчас же  не  выйдет  мой
псарь... Вас тут много, но вы все -барахло, лоботрясы  свиты,  потешники.  Я
войду в дом, и вы будете в окна прыгать, вынося на себе рамы и ставни...
   - Ну понял, понял, - пробурчал усач. - Я-то при чем? Так и передам.
   - Ты уж постарайся, -  грозно-ласково  попросила  Анастасия  и  не  сразу
убрала кинжал.
   Он удалился внутрь, оглядываясь и  хмыкая.  Какое-то  время  внутри  было
тихо, потом в щелях заблистал колышущийся свет, забубнили мужские и  женские
голоса, кто-то капризно возмущался, кто-то уныло уговаривал, гомона и  света
становилось  все  больше.  Анастасия  вновь  затрубила.  Наконец  из  дверей
появился Капитан. К тому времени уже рассвело, и видно было, что  он  являет
собой  примечательную  и  забавную  смесь  смущения,  облегчения  и  попыток
сохранить невозмутимость: За спиной Анастасии фыркнула Ольга.
   - Влезай на коня, - хмуро бросила ему  Анастасия,  подъезжая  вплотную  к
крыльцу.
   Он одним прыжком оказался на крупе Росинанта за ее спиной,  и  Анастасия,
не  дожидаясь,  пока  он  устроится  поудобнее,   поехала   прочь.   Капитан
пошатнулся, схватил  ее  за  талию.  От  него  крепко  припахивало  вином  и
ненавистными духами.
   - Руки, - сухо сказала Анастасия.
   - А за что же тогда... Ага, вот. -  Он  ухватился  за  высокое  седло.  -
Слушай, ну чистенько они меня упаковали...
   - Вояка, - хмыкнула Анастасия.
   - Кто ж думал, что прямо в городе? Ну компания, я тебе скажу...
   - Подробности меня не интересуют, -  сказала  Анастасия,  чуя  щекой  его
горячее дыхание, и тут ее прорвало: - Нет, я не понимаю! Ну ладно, сунули  в
мешок, спутали, но  потом-то,  потом?!  Здоровенный,  умелый,  может  голыми
руками толпу разбросать, жерди он рукой рубит, топор  усатый...  Мог  их  по
стенам размазать и уйти, так нет, приглянулась  компания...  И  кто?!  Кошка
белобрысая...
   Капитан  смущенно  покряхтывал  за  ее  спиной,  подпрыгивая  не  в  такт
размашистой рыси Росинанта. Анастасия уже чувствовала  себя  победителем,  а
его стертым в порошок и сгоревшим со стыда, когда он наклонился и шепнул  ей
на ухо:
   - Настенька, а у вас пословица про собаку на сене в ходу?
   Пословица была в ходу. Весь оставшийся до городских ворот путь  Анастасия
молчала.
   Верстовой столб 12
   Все краски заката
   Полон воздух забытой отравы...
   Ю. Кузнецов
   Лошади осторожно перебирали ногами, входя  на  крашенные  темной  краской
(чтобы не так пугались норовистые кони) доски парома. Старшина  перевозчиков
протяжно крикнула, перевозчики вцепились в канат, уперлись грубыми башмаками
в настил, и паром поплыл в сизой дымке утреннего тумана, заскользил  поперек
реки Тюм, отделявшей  Счастливую  Империю  от  неизведанных  ничьих  земель.
Анастасия стояла у  перил  и  смотрела  в  мутную  воду.  Временами  из  нее
высовывали хищные  зубастые  пасти  караси,  вцеплялись  в  толстые  бревна,
откусывая   щепки,   пытались   вцепиться   когтистыми   передними   лапами,
вскарабкаться, но срывались и плюхались назад в серые волны.
   -  Эх,  де-ти-ну-шка,  ухнем!  -  протяжно  вскрикивали  перевозчики   на
старинный манер. - Эх, бе-де-ная, сама пойдет!
   - Мириться будем, Настя? - бесшумно подошел Капитан, уже в своей  обычной
одежде и кирасе. Перевозчики с любопытством косились на него, но в  распросы
пускаться не осмелились.
   - Мы и не ссорились, -  ответила  Анастасия,  стараясь,  чтобы  голос  ее
звучал как можно  равнодушнее.  Ольга  держалась  поодаль,  присматривая  за
конями: - Я эту белобрысую кошку слишком презираю, чтобы...
   - Ну, затащили. Ну, не сдержался. Заменим  смертную  казнь  испытательным
сроком? - Его веселость, как и ее равнодушие,  была  чуточку  наигранной.  -
Настя...
   - Хватит, - сказала Анастасия и отвернулась. - Я тебе не нянька.  А  если
тебе взбрели в голову какие-то глупости, то советую помнить, что это и  есть
глупости. Я рыцарь, а не кошка в перстнях. Все. Мы снова в дороге.
   Капитан пожал плечами, отошел, напевая:
   Как на черный ерик,
   как на черный ерик
   бросили казаки
   сорок тысяч лошадей...
   Приближался берег - точно такой, как покинутый ими, та же  трава,  те  же
деревья, то же солнце. Но берег был чужой. Раньше они всего лишь отклонялись
от Тракта и в любой момент могли  свернуть  к  наезженной  дороге,  знакомым
землям. Теперь же впереди была полная неизвестность. Если хоть одна  десятая
страшных рассказов хронистов правдива...
   - Господи, - сказал Капитан. - Пивка бы выпить, Булгакова бы толстый  том
в руки взять, видик бы посмотреть...
   - Видик я смотрела, - не удержалась Анастасия.
   - Что? - Он сразу  забыл  о  размолвке  и  об  их  взглядах,  старательно
избегавших пересечения. - Как так?
   - У нас эта церемония тоже есть, - сказала Анастасия.
   - Не может быть! - Он заинтересованно придвинулся.
   -  Достигших  совершеннолетия  дворянских  дочерей,   готовящихся   стать
рыцарями,  ведут  в  подвал.  Там  старший  в  роду  снимает  покрывало,   и
открывается стеклянный шар. В него нужно смотреть. Предание гласит, что тот,
кто отмечен богами, увидит  внутри  шара  диковинные  картины.  -  Анастасия
грустно вздохнула. - Я не видела,  жаль.  И  не  слышала,  чтобы  кто-нибудь
видел. У вас церемония с видиком обстояла иначе?
   Капитан вместо ответа захохотал так, что кони  встрепенулись  и  грохнули
подковами по доскам настила. Ольга повисла на  уздечках.  Анастасия  сердито
отвернулась. Ясно, она попала впросак. У Древних эта церемония, надо думать,
проходила совсем по-другому.
   Смешно  было  бы  думать,  что  чудовища  и  воины  неизвестных   народов
набросятся на них, едва они окажутся на ничейной земле чужого берега. Ничего
не случилось. Они ехали, минуя перелески, ехали без дорог, потому что  дорог
не было. Капитан при  помощи  компаса  выверял  направление  и  ворчал,  что
заложил бы душу джиннам за хорошую карту; громко недоумевал,  как  же,  черт
возьми, ухитрялась без компаса и карты находить дорогу и попадать  в  нужное
место вся эта компания - Квентин Дорвард,  Айвенго  и  остальные.  Анастасия
поинтересовалась, знакомые ли это его или известные своими подвигами славные
рыцари Древних. На этот раз он не смеялся, но Анастасия все  же  сообразила,
что снова сморозила глупость и зареклась на будущее.
   Вскоре Горн повел себя странно. Он метался, внюхиваясь  в  землю,  рычал,
скалил зубы и наконец так стал жаться к ногам коней,  что  чудом  только  не
угодил под копыта. Капитан, давно уже посерьезневший, перевесил  автомат  на
грудь и спросил:
   - - Понимаете что-нибудь?
   - Как бы не звери, - сказала Анастасия, и они с Ольгой наложили стрелы на
тетиву.
   Горн  повизгивал,  держась  у  ног  лошадей.  Капитан  навел  бинокль  на
ближайшую рощицу, довольно-таки густую, сплюнул и сообщил:
   - А ведь там, господа мои, что-то виднеется.  И  нужно  нам  эту  зеленку
проверить...
   Они  пустили  коней  шагом.  Кони  прядали   ушами,   всхрапывали.   Горн
переместился в арьергард и поскуливал жалобно. Дома, в Империи, он не боялся
лесных ящеров...
   - Вот оно! - вскрикнул Капитан и  прицелился.  Тут  же  опустил  автомат,
растерянно оглянулся, пожал плечами: - Что-то это как бы того...
   Ольга завизжала. Кони попятились.
   Хрустя ветками, на открытое место выбралось огромное  двуногое  существо,
выше самого рослого человека, все заросшее редким курчавым  волосом,  сквозь
который просвечивает розовая кожа. Бедра обмотаны куском  сурового  полотна.
Шагало оно довольно косолапо, ногти на  босых  ступнях  были  длинные,  а  в
передних, столь же когтистых лапах оно удерживало лежащую на  плече  дубину,
кончавшуюся огромным комлем. Физиономия -  неописуемая  смесь  человеческого
лица со звериной мордой - вытянута вперед, торчат клыки, но взгляд,  как  ни
странно, осмысленный. Оно встало, покачиваясь, глухо взрыкивая. Горн залился
истерическим лаем.
   - Стрелять? - спросил Капитан то ли  Анастасию,  то  ли  самого  себя.  -
Что-то тут... На кого ж это похоже?
   Страха Анастасия отчего-то не чувствовала. Она  просто  смотрела  во  все
глаза, поглаживая по шее пятившегося Росинанта.
   - Слышали у вас про таких? - спросил  Капитан,  сторожа  движения  чужака
стволом автомата.
   - Нет, - сказала  Анастасия,  и  Ольга  крикнула  сзади,  что  ни  о  чем
подобном...
   Воцарилось странное, неуклюжее  замешательство.  Для  боя  необходим  был
повод, какой-то крик, толчок, угрожающий жест, но ничего  подобного  они  не
дождались. Чудище стояло, как  вкопанное.  Наконец  Капитан  не  выдержал  и
крикнул:
   - Эй, дядя, ты тут шлагбаумом работаешь, или как? Чудище разинуло пасть и
хрипло спросило:
   - Сахар есть?
   Вот тут Анастасия от неожиданности едва не спустила тетиву. Капитан  тоже
готов был выстрелить, но сдержался и ответил как ни в чем не бывало:
   - Сахар есть.
   - Сахар давать - не драться, драться - сахар не давать.
   - Логично, - сказал Капитан. - Моя драться не хочет, моя будет твоя бабай
сахар давать. Идет?
   Чудище небрежно сбросило дубину с мохнатого плеча - она  грянулась  оземь
так, что гул пошел - и  безбоязненно  двинулось  к  путешественникам.  Самое
поразительное - лошади храпели  и  приплясывали,  но  вели  себя,  в  общем,
спокойно. А чудище вытянуло лапу и прохрипело:
   - Сахар давать.
   Капитан, не оборачиваясь, протянул назад левую руку.  Торопливо  распутав
ремни переметной сумы с едой, Анастасия вытащила угловатый кулек с сахаром и
сунула Капитану в руку. Два больших куска перекочевали к чудищу. Оно  сунуло
сахар в пасть и смачно захрустело. Потом плюхнулось в траву, так неожиданно,
словно ему подрубили ноги, уселось и похлопало лапой по земле:
   - И вы сидеть.
   Анастасия колебалась, но Капитан спокойно спросил:
   - Кто на карауле останется?
   - Знаете, мне на коне спокойнее, - сказала Ольга.
   - Вот и сиди, да по сторонам гляди. - Сам он спрыгнул с седла,  устроился
не так уж близко, не так уж далеко от чудища, зажег сигарету  и  спросил:  -
Сторожишь тут, Финогеныч?
   - Мой тут жить, - сообщило чудище. - Баба жить, детка жить. Хлебца сеять,
мясо ловить.
   Анастасия тоже решилась - подошла и остановилась поодаль.
   - Хитрый, - сказало чудище Капитану. - Мой один баба жить, твой за  собой
таскать один баба и один баба.
   - Девочки, можно, я ему не буду объяснять разные сложные вещи?
   - Да ладно уж, - сказала Анастасия. - Вы... ты...  -  она  решительно  не
знала, как к нему обращаться. - Кто ты такой?
   - Мой человек, - с интонацией, которую при желании можно было  считать  и
гордостью, сообщило чудище. - Мой умный.
   Из дальнейшей беседы выяснилось (с домыслением)  следующее.  Давным-давно
прадедушки чудища были глупые и ходили на четырех лапах,  но  потом  с  неба
посыпались куски горящего воздуха, и  прадедушки  до  того  испугались,  что
разбежались на задних лапах, да так и стали ходить. И стали умные.
   - Тьфу, черт! - сплюнул Капитан.  -  То-то  ты  мне,  Финогеныч,  кого-то
напоминаешь... Мишка косолапый, вот кто ты.
   - А это кто? - спросила Анастасия.
   - У вас что, медведей нет?
   - Медведь - это мифологический зверь, - сказала Анастасия. -  Крылатый  и
двухголовый. Летучий.
   - Вот он, медведь, - сказал Капитан. - На дыбки  встал  и  поумнел,  надо
же...
   - Мой умный, - подтвердило чудище. - И сосед умный, и еще  сосед,  и  еще
сосед. Все умный.
   Местность эту, как выяснилось, заселяли сородичи чудища. Правда, путников
больше интересовали похожие на них самих существа.  Здесь  чудище  мало  чем
могло помочь. Оно четко выделяло две разновидности живших где-то в отдалении
"безволосый люди" - одни не дерутся и делятся сахаром, даже  научили  сажать
хлеб,  зато  другие  охотятся  на  "человеков",  и  "человеки"  после  этого
бесследно исчезают. Особо подчеркивалось, что ролями эти  две  разновидности
никогда не меняются.
   Но никаких полезных для дальнейшего странствия выводов сделать  из  этого
нельзя. Те, кто давал сахар "человекам",  могли,  как  знать,  без  зазрения
совести прикончить трех путников, а те, кто на "человеков"  охотился,  могли
оказаться хлебосольнейшими  гостеприимцами.  Поэтому  разговор  особенно  не
затягивали. Оставили чудищу сахара и поехали  дальше.  Ехали  без  опаски  -
"человек" заверял, что его соплеменники, если  их  не  трогать,  первыми  не
бросаются. Капитан неожиданно стал грустен и насвистывал что-то печальное.
   - Да, грустно все это, Настасья, - неохотно  сказал  он  в  ответ  на  ее
мимолетный вопрос. -  С  людьми  все  более-менее  ясно,  а  вот  чем  мишки
виноваты, что и по ним грохнуло за ваши... за наши грехи, скажи ты мне?
   И отъехал. Покачивался в седле, тихо напевал:
   И меня по ветреному свету,
   по тому ль песку
   поведут с веревкою на шее
   полюбить тоску...
   Они ехали долго, пока не наткнулись на великолепное  озерцо  с  песчаными
берегами посреди густого леса, перемежавшегося густым малинником, - отличное
место для привала. Капитан сначала  упрямо  твердил,  что  настоящая  малина
совсем другая, красная, а не голубая, не такая большая, и вид у нее  другой.
Однако Анастасии с Ольгой именно такая малина была знакома  с  детства,  они
принялись уписывать  ее  горстями,  и  Капитан  к  ним  присоединился  после
недолгого колебания.
   После обеда решили  искупаться.  С  соблюдением  всех  предосторожностей,
понятно. В озеро долго швыр