жал Флери.
   - И вас не остановили? - мадам де Помпадур закусила нижнюю губу.
   - Кто посмеет остановить кардинала Франции? -  Флери  приподнял  одну
бровь.
   -  Что  вам  угодно,  ваше  высокопреосвященство?  -  маркиза  нервно
собирала рассыпавшиеся мушки. Она падали, она снова пыталась их собрать,
потом в раздражении стукнула ладонью по туалетному столику.
   - Как лицо духовное, я не подвластен вашим чарам,  дорогая  Жанна,  -
кардинал вытянул вперед руку в красной перчатке и пошевелил пальцами.
   Преодолевая отвращение, мадам де Помпадур встала, подошла к  Флери  и
поцеловала конечность сифилитика. Официальная фаворитка  Его  Величества
не раз благословляла свою судьбу за то, что  ее  чары  не  действуют  на
кардинала. Всем известно, что  его  преосвященство  интересуется  только
очень молоденькими юношами.
   - Я хочу, чтобы вы отдали бриллиант "Питт"  мне,  -  коротко  сообщил
Флери, неотрывно глядя на мадам де Помпадур.
   - Его еще нужно получить, - ответила та, отступая назад  и  опускаясь
на пуф около туалетного столика.
   - У меня нет сомнений в успехе Максимилиана, - кардинал улыбнулся.  -
Кстати, я не знал, что вы выкупили у дома Неккеров его родовой замок. О,
если бы я мог опередить вас!
   Маркиза невольно сглотнула слюну, представив,  какая  ужасная  участь
ожидала бы графа де Полиньяк в этом случае.
   - Продайте  мне  его,  я  готов  покрыть  все  ваши  расходы  и  даже
обеспечить хорошую прибыль. Назовите цену, - кардинал выпрямился.
   - Я не могу, - чуть слышно отозвалась маркиза. - Я  дала  слово,  что
верну ему родовое поместье в случае успеха.
   - С каких пор королевская шлюха стала соблюдать кодекс чести? - Флери
болезненно сморщился, шанкр на нижней челюсти мешал ему смеяться.
   - Вы забываетесь,  ваше  высокопреосвященство,  -  маркиза  встала  и
выпрямилась.
   - Берегитесь, - свистящее шипение появилось в голосе  кардинала.  Это
означало, что он разозлен сверх всякой меры.
   Когда шаги его преосвященства в коридоре затихли,  маркиза  вышла  из
напряженного оцепенения. Она бросилась к  умывальному  тазику,  намылила
руки до самых локтей и лицо. Потом выпрямилась и закричала:
   - Жуэ! Жуэ! Немедленно сюда!
   На ее зов мгновенно явился рослый лакей.
   - Кресло сжечь! - глаза маркизы лихорадочно блестели.
   - Как? Это кресло? - глаза лакея округлились.
   - Ты что, оглох? Немедленно! Окурить все помещение смолой! Вскипятить
для меня воду и приготовить паровую баню! Быстро!
   Жуэ поклонился и бросился исполнять приказание.
   - Она будто помешалась после визита турецкого посла! - пробормотал он
себе под нос. - Чуть зайдет кто с  дурной  болезнью,  сразу  приказывает
жечь все, к чему он прикасался. По-моему, ее светлость скорее заработают
водянку от чрезмерно  частого  и  обильного  мытья,  чем  уберегутся  от
испанской простуды ! Его Величество-то, поди, не столь разборчив...
   С этими словами Жуэ потащил кресло в кладовку.
   - Слишком уж дорогая вещица, чтобы ей топить камин, - сказал  он  сам
себе и начал прикидывать, сколько можно будет выручить за это  кресло  у
старьевщика.
 
*** 
 
   - Что-то вы очень быстро, ваша светлость,  -  заметил  Кристоф,  едва
поспевая за стремительно шагающим хозяином. Перед  дворцом  де  Помпадур
разбили очень милый парк на парочку гектаров, а сам дворец  был  окружен
многоколонной террасой. Шаги графа  де  Полиньяка  гулко  отдавались  на
каменных плитах.
   Заметив, что лицо  хозяина  окаменело,  а  ноздри  разуваются  как  у
Гуляки, после скачки галопом, Кристоф встревожился.
   - Что-то случилось, ваша  светлость?  -  он  забежал  чуть  вперед  и
заглянул Максимилиану в глаза.
   - У меня появилась возможность вернуть свой замок, - усмехнулся тот в
ответ.
   - Но это же настоящая удача! - воскликнул слуга и  подпрыгнул.  -  Мы
сможем, наконец, оставить весь этот вертеп и вернуться в ваши владения!
   - Или попасть в Бастилию на всю  оставшуюся  жизнь,  -  продолжил  де
Полиньяк.
   - Не понял, - Кристоф нахмурился. - Неужели маркиза хочет,  чтобы  вы
стали ее любовником?
   - Гораздо хуже, - ответил граф, - она хочет, чтобы я стал  любовником
Франсуазы де Пуатье.
   - Святые небеса..'. - Кристоф даже снял шляпу. -  Неужели  той  самой
девственницы, что приглянулась Его Величеству?!
   - И это еще не все, - де Полиньяк набрал полные легкие воздуха, - она
хочет,  чтобы  я  выманил  у  Франсуазы  брошь  с  бриллиантом   "Питт",
стоимостью в полмиллиона ливров, подарок короля!
   Кристоф присвистнул.
   - Может быть, вашей светлости лучше сразу удрать в Англию, а оттуда в
Новый Свет? - слуга попытался улыбнуться, но хозяину было определенно не
до смеха.
   - Надеюсь, что этот шанс будет у меня до самого конца, - де  Полиньяк
остановился и тяжело вздохнул. - С другой стороны, я готов на все,  лишь
бы уехать из Парижа, никогда больше не бывать  в  Версале,  жениться  на
какой-нибудь доброй женщине, которая родит мне семерых детей...
   - Хватит отчаяния,  ваша  светлость!  -  прервал  его  Кристоф.  -  Я
понимаю, что на  вас  навалилась  черная  меланхолия,  но  сейчас  самое
неподходящее для нее время, уверяю вас! Давайте вернемся в наш  холодный
дом, расположимся на чудесных креслах мадмуазель д'Эстрэ и подумаем.
   - Но сначала мы поедем к портному, - поднял палец вверх де  Полиньяк.
- Мне нужны новые панталоны и самый прекрасный наряд, какой только можно
купить за деньги.
   - Вы что, беседовали с мадам де Помпадур без панталон?! - округлились
глаза Кристофа.
   - Разумеется! - граф всплеснул руками. - Где  бы  я  их  взял?  Не  у
графини же Эгмон!
   - Боюсь, если король  узнает  о  том,  что  вы  были  в  будуаре  его
официальной фаворитки без панталон, Бастилия примет  вашу  светлость  на
постой гораздо раньше, чем мы думаем, - сказал Кристоф и почесал щеку.
   - Нельзя забывать и о герцоге Шуазеле, - Полиньяк поднял палец вверх.
- Он будет всеми силами стараться сберечь самое дорогое, что есть у  его
протеже.  Ведь  без  этой  никчемной  маленькой  пленочки,  что  надежно
прикрывает вход в ее любовную крепость, Франсуаза  де  Пуатье  не  будет
представлять для Его Величества никакого интереса.
   - Стало быть, если вы согласитесь на предложение маркизы, король  или
герцог Шуазель  вполне  могут  отправить  вас  в  Бастилию,  а  если  не
согласитесь - можете навсегда попрощаться с родовым поместьем? - Кристоф
старался улыбаться, но у него не очень получалось.
   - Если я даже и верну поместье, то может  статься,  что  оно  мне  не
понадобится, - печально заметил граф. - Маркиза обещала мне защиту перед
королем, если мне удастся устранить  ее  соперницу,  но  она  не  сможет
защитить меня  от  гнева  герцога.  Второго  крушения  своих  надежд  на
правление Францией он не простит никому.
   - И тогда вам останется только удрать в  Англию,  а  оттуда  в  Новый
Свет, что я предлагал с самого начала! - - закончил Кристоф.
   -  Никогда  не  мог  понять  странного   увлечения   Его   Величества
девственницами, - граф выпрямился и встряхнулся,  пытаясь  вернуть  себе
бодрое расположение духа. - Какой в них толк? Ее лицо искажается  мукой,
ее тело не обучено науке страсти, ее ум не развит, потому  что  она  еще
слишком молода! Нет, я предпочитаю пить шампанское,  а  не  откупоривать
бутылки.
   - А вы знакомы с Франсуазой де Пуатье? - спросил Кристоф.
   - Нет, -  де  Полиньяк  поморщился,  глядя  себе  под  ноги.  Длинная
лестница,  ведущая  к  аллее,  была  очень  неудобна.  Ее  проектировали
специально для маркизы, у которой как известно, очень маленькие ноги.
   - Наверное,  какая-нибудь  провинциальная  дурочка!  Пуатье  -  самая
глухая  провинция,  там  живут  самые  неотесанные   болваны   во   всем
королевстве.  Небось,  какая-нибудь  самодовольная  ломака,  вроде  юной
герцогини д'Эстрэ! Я уже представляю себе это  луноподобное,  фарфоровое
личико с большими голубыми глазами!  Как  она  хлопает  своими  длинными
ресницами, считая даже собственную глупость достоинством!
   Воображает, небось, что король в нее влюблен и, как честный  человек,
захочет на ней жениться! - граф запрыгнул на подведенного ему Гуляку.
   Слуги мадам де Помпадур успели немного  почистить  коня  и  накормить
яблоками, остатки которых тот дожевывал и тряс ушами,  недовольный,  что
хозяин помешал ему как следует перекусить.
   - Но ведь, может так случиться,  ваша  светлость,  что  она  окажется
очень недурна и сообразительна, - нерешительно предположил Кристоф.
   - Молись, мой друг, чтобы это было не так,  -  де  Полиньяк  потрепал
коня по шее, ожидая, пока Кристоф усядется на свою приземистую, но очень
выносливую кобылу.
   - Но почему? - удивился слуга.
   - Моя миссия  станет  невыполнимой,  -  его  светлость  улыбнулись  и
пришпорили коня.
 
3. Миссия невыполнима 
 
   Вера Николаевна вернулась  во  дворец  герцога  Шуазеля  в  состоянии
полной прострации. Она смотрела прямо перед собой, ее руки от локтей  до
самых плеч были покрыты маленькими синячками.
   - Госпожа Гурдан! Да сделайте же вы хоть что-нибудь, чтобы  моя  дочь
перестала себя щипать! - воскликнула мамаша Пуатье, увидев что Франсуаза
становится похожа на упавшее яблоко. - Господи! Да что же это  творится!
Девочка моя, ты должна понравиться Его Величеству, потом  можешь  щипать
себя сколько угодно! Святая Магдалина, сделай так, чтобы она опомнилась!
   Пуатье-старшая молитвенно сложила руки и  обратила  набожный  взор  к
небу.
   - Мадмуазель, прекратите щипать себя немедленно! - приказала  строгим
голосом Ариадна Парисовна, однако Вера Николаевна  отреагировала,  мягко
говоря, странно. Она подняла на  госпожу  Эйфор-Коровину  свой  безумный
взгляд, и, что было силы, ущипнула себя за ляжку.
   - Может быть, ей хочется флагелляции? - задумчиво пробормотала мамаша
Пуатье, а затем подавшись  вперед,  склонилась  к  Ариадне  Парисовне  и
заговорщицким тоном произнесла:
   - Я слышала, что эта забава сейчас в  большой  моде,  вся  английская
аристократия просто бредит ею, да и наше духовенство...
   - Слышали, дорогая Франсуаза? Если вы не перестанете себя щипать, вас
подвергнут флагелляции, -  в  глаза  госпожи  Эйфор-Коровиной  мелькнула
издевательская искорка.
   - Между прочим, было бы не лишним обучить ее этому, вы не находите? -
учтиво улыбнулась мамаша Пуатье. - Может быть, Его Величеству понравится
подвергнуться флагелляции со стороны прекрасной девушки?
   - Если герцог Шуазель согласится нам помочь,  -  улыбнулась  в  ответ
Ариадна Парисовна, изо всех сил стараясь сохранить  серьезное  выражение
лица.
   Вера  Николаевна  издала  неопределенное   мычание,   что-то   вроде:
"Игы-гы?", что в переводе означало: "Что бы вы не  имели  ввиду,  имейте
ввиду, что это вам так просто с рук не сойдет!"
   Погода совсем испортилась, было похоже, что  совсем  скоро  на  город
обрушится настоящий ливень. Ласточки летали  низко-низко,  стало  тяжело
дышать и казалось, что сам воздух вот-вот начнет искрить  электрическими
разрядами.
   Карета подъехала к парадному подъезду, остановившись точно у  высокой
первой ступени. Кучер обернулся назад и  удовлетворенно  кивнул.  Колеса
стоят почти вплотную к лестнице, значит господам не придется  ступать  в
десятисантиметровый слой отвратительной жижи, покрывающий мостовую,  или
прыгать со ступеньки кареты на лестницу. На другой стороне улицы дежурил
здоровенный работяга в закатанных по колено штанах. Судя  по  виду,  это
был один из лентяев, которые зарабатывают на жизнь,  перенося  на  своей
спине чисто одетых дам  через  залитые  смесью  нечистот,  земли,  сажи,
отстойной воды и помоев парижские улицы.
   - Не желаете ли перейти улицу? - спросил он у девушки  в  еще  чистой
юбке, которая нерешительно мялась на краю тротуара.
   Та посмотрела на работягу и спросила:
   - А сколько вы берете?
   - Всего два су и вы окажетесь на другой стороне без единого  пятнышка
грязи!
   Девушка заглянула в свой тощий кошелек, потом печально  взглянула  на
свою новую юбку и положила в руку работяги две монетки.
   - Одну минуту, мадмуазель, - работяга сунул монеты в карман, а  затем
одним прыжком оказался на середине улицы.
   Сообразив, что ее подло обворовали,  девушка  начала  всхлипывать  от
обиды, а ловкий мошенник остановился на другой стороне,  поджидая  новую
жертву.
   Ариадна Парисовна, наблюдавшая эту сцену из окна кареты,  нахмурилась
как грозовая туча.
   - Эй, ты! - крикнула она работяге, вылезая из кареты.
   - Что угодно, ваша милость? - тот  подбежал  ближе,  на  полусогнутых
ногах - Хочешь заработать луидор?  -  спросила  госпожа  Эйфор-Коровина,
поджав губы.
   -  Конечно,  ваша  милость,  -  поклонился  работяга  и  задрожал  от
жадности.
   - Тогда ступай к черному ходу и жди пока тебе  откроют,  -  приказала
Ариадна Парисовна и начала  подниматься  по  лестнице,  вслед  за  Верой
Николаевной, которая от щипков  перешла  к  мелкому  хихиканью,  которое
нравилось мамаше Пуатье еще меньше, чем щипки.
   Поднявшись  на  пару  ступеней,  потомственная  ведьма  обернулась  и
крикнула кучеру, показывая на плачущую девушку на другой стороне улицы.
   - Отведите вон ту несчастную и отвезите, куда она скажет!
   Кучер вздрогнул, ему показалось, что он ослышался.
   - Отвезти в ваше заведение, госпожа Гурдан? - переспросил он.
   - Отвези, куда она скажет! Совсем оглох,  болван?!  -  для  острастки
Ариадна Парисовна замахнулась на кучера зонтиком.
   Тот моментально обернулся к дрожащей девице и крикнул:
   - Эй, ты! Госпожа оказывает тебе большую честь! Садись в карету!
   В  этот  момент  на  его  голову  обрушился  удар,  изумленный  кучер
обернулся и его рука невольно поползла творить  крестное  знамение.  Его
госпожа стояла на самом верху лестницы и лицо ее побледнело от гнева.  У
кучера не возникло ни малейших сомнений, что ударила его именно она.
   - Святой Франциск, - пробормотал он и снова обратился к  обмершей  от
удивления девушке. - Стойте там, мадмуазель, сейчас я разверну карету  и
подъеду к вам!
   - Вот так, - пробормотала госпожа Эйфор-Коровина и спокойно  вошла  в
огромные дубовые двери, которые услужливо распахнул перед ней привратник
Шуазеля.
   Мамаша Пуатье смотрела на Ариадну Парисовну с явным  недоумением.  На
ее лице отразилась напряженная работа  отсталого  ума,  а  затем  она  с
некоторой тревогой спросила:
   - Госпожа Гурдан, помните, на улице Бержер вы сказали мне,  что  даже
если Франсуаза  не  получит  от  Его  Величества  то  предложение,  ради
которого мы все так стараемся, то ей все равно будет назначен пансион?
   -  Д-да,  -  слегка  заикнувшись,  ответила  Ариадна   Парисовна.   -
Разумеется.
   - Да? Это замечательно... - глаза мамаши Пуатье сузились. - А помните
ли вы, госпожа Гурдан...
   - Извините, мадам, если ваши расспросы не имеют неотложной  важности,
не могли бы вы приберечь их для какой-нибудь вечерней беседы у камина? -
раздраженно оборвала ее госпожа Эйфор-Коровина. -  А  сейчас  мы  должны
съесть по тарелке горячего супа и приступить к урокам!
   - К-каким урокам? - спросила Вера Николаевна, с  трудом  зафиксировав
свои вращающиеся глаза на Ариадне Парисовне.
   - Как странно, - встряла мамаша Пуатье, - с самого  моего  приезда  я
наблюдаю здесь повальное заикание!
   - Сегодня день Фомы Заики! - рявкнула на нее госпожа  Эйфор-Коровина.
- Тем, кто проронит не больше сотни слов за день, будут отпущены  грехи,
связанные с алчными помыслами.
   Мамаша Пуатье хотела сказать, что никогда не слышала  о  святом  Фоме
Заике, но поспешно зажала  рот  ладонью.  Всю  дорогу  до  столовой  она
пыталась подсчитать, сказала она  сегодня  больше  сотни  слов,  или  же
меньше. Ей ужасно хотелось спросить, считаются ли  указания  прислуге  и
кучеру наемного экипажа словами, но этот вопрос, как ни крути, никак  не
мог содержать менее девяти слов, а  это  в  сложившихся  обстоятельствах
было бы непростительным расточительством.
   Дамы уселись за стол. Им подали тазики, чтобы они могли умыть руки  и
лицо перед едой.  Этому  "варварскому  обычаю"  герцога  Шуазеля  научил
турецкий посланник, во время своего визита в  Париж.  Герцог  никогда  в
жизни не стал бы мыть руки перед едой, если бы в те несколько дней,  что
Ахмет-паша жил в его доме, не отметил интересной  закономерности.  После
того, как Шуазель начал мыть  руки  перед  едой,  его  перестали  мучить
кишечные колики, а "медвежья болезнь" совершенно отступила.
   Шуазель  даже  попытался  выяснить  у  Вольтера,  есть   ли   научное
объяснение такому феномену  -  исчезновение  "медвежьей  болезни"  после
мытья рук перед едой. Однако Вольтер только еще больше запутал  герцога,
сказав, что мыть руки перед едой - это нравственный подвиг и природа  за
него вознаграждает.
   Вера Николаевна опустила в емкость с водой лицо, зачерпнула  жидкость
ладошкой и полила себе на голову.
   - Мозги кипят, - сообщила она, увидев, что слуги  смотрят  на  нее  с
величайшим изумлением.
   Мадам Саниной вообще хотелось раздеться  и  отправить  всю  одежду  в
стирку.
   После прогулки  ей  казалось,  что  кошмарный  канализационный  запах
буквально въелся в ее кожу. "Сколько же мне придется отмокать в  ванной,
когда я вернусь домой?!", - подумала она.
   Столовую во дворце герцога Шуазеля отделали по последней  моде.  Весь
потолок занимала гигантская фреска "Трапеза  богов",  где  весь  римский
пантеон небожителей поглощал  амброзию  в  виде  разнообразных  кабанов,
осетров и пулярок, и запивал ее, видимо, нектаром из литровых кубков. От
этого  нектара  некоторые  сатиры  валялись  в  обнимку  с  нимфами  "по
периметру" фрески.
   Подгулявший Марс явно намеревался залезть под тунику Венере. При этом
их несовершеннолетний сын Эрот целился папаше в  причинное  место  очень
острой стрелой, очевидно, подражая супермену своего времени - Эдипу .
   Стены были сплошь покрыты шпалерами.
   Эти  высокохудожественные  ковры,  по  мотивам  своих   произведений,
выпускал конечно же Буше. Они ткались на принадлежащей ему мануфактуре и
особенно ценились за то, что их  можно  стирать.  В  условиях  тотальной
антисанитарии и моды  на  содержание  собачьих  свор  прямо  во  дворце,
вельможам пришлись по вкусу картины, которые можно стирать.
   Высокие  полуколонны  с  пышными  капителями,  в  форме   виноградных
гроздей,  на  уровне  человеческого  роста  потемнели,  а  наверху  были
порядочно засижены мухами. Хрустальная  люстра  над  столом  при  каждом
порыве   сквозняка   покачивалась,   посыпая   стол    пылью.    Госпожу
Эйфор-Коровину более  всего  поразил  паркет.  Прихотливый  орнамент,  с
необыкновенным искусством выложенный из четырех разных пород дерева.
   Вошли слуги в бархатных ливреях с золотым шитьем и пышных  париках  с
косичками. Каждый нес на серебряном  подносе  по  фарфоровому  предмету.
Супницы, сотейники, блюда. На обед подали фасолевый суп, тушеную  фасоль
и  пирог  с  фасолью.  Госпожа  Эйфор-Коровина  воззрилась  на  все  это
кулинарное разнообразие, постучала пальцами по столу.
   - Больше ничего  нет?  -  желудок  потомственной  ведьмы  не  выносил
фасоли. Ни вареной, ни тушеной, ни печеной.
   - Гороховая похлебка, госпожа Гурдан, - почтительно  ответил  старший
лакей.
   - А еще? - потомственная ведьма нахмурилась.
   Похоже, что  в  этом  перемещении  с  продуктами  не  очень.  Ариадна
Парисовна с наслаждением  вспомнила  первую  повинность  по  исправлению
кармы Любы Вербиной, и сглотнула слюну. Вот уж где был стол!
   - Чечевичная каша, госпожа Гурдан, - поклонился лакей.
   - Черт возьми! Есть что-нибудь кроме бобов? - госпожа  Эйфор-Коровина
пожалела,  что  не  приобрела  колбасы  по  дороге  и   мысленно   начла
прикидывать, когда в  Париже  появится  первый  "Макдональдс",  спасение
туриста от любой "национальной" кухни.
   Конечно, может кому-нибудь по прибытии в  иностранные  государства  и
нравится пробовать всякую  гадость,  но  только  не  Ариадне  Парисо