оролеву  Марго!  Белфегор,  действуя
через подвластных ему вельмож, добился казни дворянчика, в теле которого
находился кузен, но только и всего. Астарот продолжал являться к  Марго,
до тех пор пока она не впала в маразм и не перебралась жить в монастырь,
куца дьяволам любого ранга вход, как известно, строжайше запрещен.
   С тех пор прошло почти триста лет, но Белфегор так и не забыл  обиды.
Можно сказать, что демон праздности добился таких высот в добывании душ,
исключительно ради неутолимой потребности быть  лучше  лентяя  Астарота,
который за всю  свою  жизнь  заполучил  только  души  последних  римских
императоров. Однако, странное  дело,  демона  утонченного  разврата  все
любили, а Белфегора тихо ненавидели.
   - Это все из-за его шаз, - сетовал демон праздности. -  Каждый  может
стать любимцем, если родился с таким дефектом зрения!
   Как  только  начинает  поднимать  веки  -   все   в   отключке!   Это
несправедливо!
   Ощущение тотальной несправедливости судьбы побудило  Белфегора  стать
первым демоном, специализирующимся на революциях.
   Психоаналитик Адлер, познакомившись с  демоном  праздности  на  одной
венской вечеринке, даже теорию вывел о том, что мол, всем движет желание
преодолеть чувство  собственной  неполноценности,  а  порождаемая  таким
образом активность, суть, гиперкомпенсация...
 
*** 
 
   Приготовления к балу неслись полным ходом.  Маршал  Сюлли  вытаскивал
картину с мольберта Фрагонара.
   - Но она еще не закончена! - отчаянно сопротивлялся художник.
   - Закончишь по дороге! -  гаркнул  на  него  раздраженный  маршал,  у
которого в связи с предстоящей внезапной сменой  фаворитки  хлопот  было
больше, чем за всю прошедшую военную кампанию разом.
   - Но...
   В результате Фрагонар заканчивал картину  в  карете,  бежал  рядом  с
холстом всю дорогу, пока его несли через  парк,  пытаясь  делать  точные
мазки, и  только  когда  полотно  повесили  на  нужное  место,  художник
облегченно вздохнул, утерев пот со лба: "
   - Фу-у-ух, хоть ноги этой б.., нормально нарисую!
   Получившаяся  женщина,  которая  вначале  задумывалась  как   "Венера
Милосская периода присутствия обеих рук", выглядела так,  будто  вот-вот
свалится назад. Изгибы ее тела привели бы в  ужас  любого  хирурга,  как
случай одновременного лондоза, кифоза и сколиоза.
   Художник скривил рот.
   - Надо что-то делать, - сказал он и вытащил бутылку со скипидаром.
   Кое-что удалось подчистить, косые бока скрыть  пышным  платьем,  ноги
пририсовать так,  чтобы  ценитель  искусства  мог  понять,  как  дамочка
умудряется сохранять  вертикальное  положение  с  такими  анатомическими
дефектами.
   - Чего-то не хватает, - пробормотал Фрагонар.
   Мимо на бешеной скорости  летел  Буше,  на  ходу  дописывая  какой-то
галантный этюд.
   - Стой! - Фрагонар поймал коллегу в прыжке, схватив его за ноги.
   - Тьфу! Дурак! - Буше сумел сделать  немыслимый  кульбит  и  удержать
этюд  наверху,  не  сделав  "бутерброда"  из  незаконченной  картины   и
мольберта.
   - Иди сюда, - Фрагонар тащил  собрата  по  "галантному  несчастью"  к
своей картине. - Вот!
   - Мама! - отпрыгнул назад Буше. - Что это?
   - Это Венера Милосская, - неуверенно ответил Фрагонар.
   Буше  вывернул  шею,  чтобы  понять,   под   каким   углом   надлежит
рассматривать картину, чтобы увидеть в ней Венеру.
   - Ты уверен? - переспросил он у коллеги.
   - Нет, - честно ответил тот. - Может быть, пририсовать веревочки?
   - Зачем? - округлил глаза Буше.
   - Ну... Можно назвать картину "Поломанная марионетка", мол, аллегория
несчастной женской доли, игрушки в руках  жестокосердного  мужчины...  -
промямлил Фрагонар.
   - М-м-м, - Буше почесал челюсть, - тогда тебе за нее не заплатят.  По
кодексу придворной живописи такая картина не будет считаться  галантной.
Знаешь, что...
   Если  вот  сюда  пририсовать  какого-нибудь  хлыща,  прячущегося   за
портьерой и целующего эту дамочку в щеку, а вот  тут  приоткрытую  дверь
салона, да в руку этой развратнице шаль, за которой она,  якобы,  вышла,
чтобы навестить припрятанного на ночь любовника...
   - "Поцелуй украдкой"! - выпалил Фрагонар. -  Ты  гений,  Буше!  Ты  -
гений!
   - Я знаю, - скромно потупил взор главный придворный художник, вытащил
из-за уха кисточку и побежал  дальше,  дорисовывая  маркизу  Монтерей  в
"купальном" сюжете. Проще говоря, обнаженная маркиза сидит на краю своей
ванной и, приоткрыв рот, о чем-то мечтает. Несложно догадаться о чем.
 
*** 
 
   - Не пойму, зачем мне переться  на  этот  бал?!  -  возмущалась  Вера
Николаевна.
   Невидимые силы приподняли ее на полметра от пола и в таком  состоянии
вертели перед зеркалом, наводя "неземную красоту".
   Невидимые руки натерли мадам Савину грязью, от которой кожа приобрела
жемчужный блеск,  затем  одели  в  самое  прекрасное,  нежное  белье  из
бледно-розового  шелка.  Невесомые  нижние  юбки  были  накрыты  подолом
изумительного небесно-голубого платья, которое невероятно шло к  светлым
кудрям Франсуазы де Пуатье, в чьем геле пребывала Вера Николаевна. Прямо
на ней подол начали замысловато расшивать жемчугом и голубыми  топазами.
Стоимость его увеличивалась с каждым стежком.
   Тем временем, другие невидимые  работники  трудились  над  лифом,  на
отделку  которого  потребовалось  метра  три  удивительного  "бисерного"
кружева из речного жемчуга и слоновой кости.
   - Затем, что ты должна встретиться там с мужчиной своей мечты,  выйти
за  него  замуж,  развязать  имеющийся  у  тебя   кармический   узел   и
предоставить мне возможность вернуться домой, -  ответила  потомственная
ведьма.
   - Лично я не верю, что из всей этой затеи получится что-то хорошее, -
ответила мадам Савина. - И потом, он не делал мне никакого  официального
предложения! Кроме того вульгарного высказывания в столовой,  этот  граф
не перемолвился со мной ни единым словом. Я видела его несколько  минут!
А вы утверждаете, будто это предназначенный мне судьбой мужчина!
   - К сожалению, времени на предварительные амуры у нас нет, - ответила
Ариадна Парисовна, возившаяся с каким-то странным  титановым  тиглем.  -
Придется переходить сразу к сути вопроса: "Согласен, согласна,  объявляю
вас мужем и женой!". Ты знаешь, что он твой избранник, он знает, что  ты
избранница - чего зря время  тянуть?  Или  ты  хочешь  справить  золотой
юбилей своей девственности?
   Вера Николаевна задохнулась от возмущения, но не нашла что ответить.
   - Все равно, вы же не можете дать  стопроцентной  гарантии,  что  все
сложится удачно, - сказала она через  минуту.  -  Если  я  не  ошибаюсь,
король собирается объявить меня своей  официальной  фавориткой  на  этом
балу, и празднование моей помолвки с этим... м-м-м.., нахалом,  в  планы
Его Величества не входит!
   - Есть такой  вариант,  -  спокойно  ответила  потомственная  ведьма,
надевая  сварочные  очки   и   включая   какой-то   непонятный   прибор,
производивший лазерный луч. - Прямо из Версаля вы оба можете отправиться
на Гревскую площадь, где вас благополучно казнят за измену родине.
   - Что?! - мадам Савина побледнела. - Вы это серьезно?
   - Конечно, - кивнула потомственная ведьма, опуская тигель в емкость с
жидким азотом. - А ты что думала? Есть  и  другой  вариант.  Маркиза  де
Помпадур наймет людей, чтобы они закололи тебя еще на подъезде к дворцу,
под видом ограбления. Тоже возможно.
   - Ни черта себе! - Вера Николаевна несколько раз  глубоко  вздохнула,
чтобы унять дрожь в коленях и позывы к мочеиспусканию.
   - Но самое неприятное в том, что король  вполне  может  сделать  тебя
своей  любовницей  насильно,   а   несчастного   графа   де   Полиньяка,
предназначенного  тебе  судьбой,  отправить  на   Гревскую   площадь   в
одиночестве, - потомственная ведьма вынула тигель из азота и сняла очки.
- Ву-а-ля!
   С этими словами Ариадна Парисовна открыла тигель и вытащила наружу..,
бриллиант "Питт"!
   - Опустите ее пока, -  скомандовала  потомственная  ведьма  невидимым
помощникам. - Не проявляйте никак своего присутствия, пока  я  не  скажу
"отомрите".
   Помощники видимо согласились, потому что вся их  бурная  деятельность
моментально прекратилась, а перед Верой Николаевной в  недошитом  платье
невесть откуда появилась огромная, глухая ширма.
   - Герцог! - позвала госпожа Эйфор-Коровина.
   Лакей, услышавший  ее  вопль,  бросился  к  кабинету  его  светлости,
который уже два часа ожидал приглашения.  Будучи  в  страшном  волнении,
Шуазель  незаметно  для  себя  самого  выдул  бутылку  коньяка,   отчего
сделался, мягко говоря, неустойчивым.
   - Госпожа Гурдан... Ик! - появился он в дверях, поддерживаемый  двумя
лакеями.
   - О, Господи! - скривилась потомственная ведьма. -  Как  вы  в  таком
состоянии  будете  убеждать  короля  выдать  Франсуазу   за   этого   де
Полиньяка?
   - Не бессспктесь, госпожа Гурдан, в таком  состоянии  я  убеждаю  Его
Величество лучше вссе-сего. Ик! - заверил Ариадну  Парисовну  качающийся
как камыш на ветру Шуазель.
   -  Мама,  роди  меня  обратно!  -  простонала  потомственная  ведьма,
проклиная странную привычку людей принимать спиртное вместо  валерьянки.
- Вот ваш бриллиант!
   Ариадна Парисовна сунула герцогу под нос потерянное им украшение.
   - "Питт"! - от счастья первый министр на мгновение протрезвел. -  Где
вы его нашли?!
   - На полу валялся, - уклончиво ответила потомственная ведьма.
   - Не может быть! Я дважды все проверил, с палкой! - не верил  счастью
герцог.
   - А под плинтусом смотрел? - госпожа Эйфор-Коровина уперлась руками в
бока.
   - Под плинтусом...  Под  плинтусом  нет,  не  смотрел,  -  озадачился
Шуазель. - А что такое "плинтус"?
   - Не важно, -  отмахнулась  от  него  Ариадна  Парисовна.  -  В  семь
выезжаем, иди проспись. Чтоб к этому времени был как огурец!
   Лакеи, сообразив, что разговор между господами закончен, развернулись
вместе с висящим на них герцогом, и начали его  буксировку  к  спальному
месту.
   - Ни на кого нельзя положиться! - вздохнула госпожа Эйфор-Коровина. -
Эх!
   Надо  было  эмигрировать  в  Германию,  быть  немецкой  потомственной
ведьмой... Там хоть дисциплина.
 
*** 
 
   Одна за одной к Версалю подъезжали кареты.  Из  них  выплывали  дамы,
больше похожие на йогуртовые  торты  с  взбитыми  сливками.  На  головах
прически а-ля Помпадур,  на  ногах  обувь  а-ля  Помпадур.  Слышны  были
разговоры:
   - Черт возьми! Так досадно было шить платье на один вечер! Интересно,
что за моду выдумает новая официальная фаворитка?
   - Говорят, она не пользуется белилами!
   - Какой ужас! Как же я буду скрывать свои оспины?!  Может  быть,  нам
следует поддержать маркизу?
   - Каким, извините, образом? Я бы поддержала! Страсть как неохота весь
гардероб менять! Это же целое состояние!
   - Еще, говорят,  будто  Франсуаза  де  Пуатье  высокая  как  пожарная
каланча!
   -  Хоть  одна  приятная  новость,  ненавижу  эти   ходули   коротышки
Помпадур... Ой! Нога! Ой! Кажется, я сломала ногу!..
   - Самое страшное, дамы, что ей шестнадцать лет и она любит  играть  в
мяч...
   - Неужели нам придется играть в мяч?!
   - Хорошо если только в мяч...
   В общем, неопределенность действовала на придворные  умы  разлагающе.
Паника нарастала, и к восьми часам бальные залы Версаля были  до  отказа
заполнены тревожно гудящими, издерганными аристократами. Добрый  десяток
дам валялись  возле  стен  в  нервных  обмороках,  а  мужчины  настолько
тревожились по поводу смены официальной фаворитки, что  даже  не  думали
воспользоваться беспомощным дамским состоянием.
   Буфеты пришлось срочно  "обновлять",  потому  что  придворные,  будто
пассажиры  рейса,  следующего  из  Нью-Йорка  в  Дамаск   через   Дубай,
накачивались всем спиртным подряд "для успокоения нервов".
   Король тоже немного волновался. От этого у него случилось даже легкое
расстройство кишечника. Придворный церемониймейстер вышел к придворным и
громко объявил:
   - По техническим причинам открытие бала откладывается на полчаса!
   Зал возмущенно загудел.  Кто-то  начал  глотать  сердечные  капли,  а
кто-то снова бросился к "обновленному" буфету.
   - Надо закрыть буфеты!  -  сказал  маршал  Сюлли  кардиналу,  который
презрительно оглядывал разряженную  и  надушенную  толпу.  -  А  то  все
напьются раньше времени...
   - Нет, пусть все идет, как идет, - бросил кардинал Флери, который  по
причине своего третичного сифилиса передвигался с большой осторожностью,
боясь потерять какую-нибудь часть тела. Нос, к примеру.
   - Под вашу ответственность, ваше высокопреосвященство, -  граф  Сюлли
поклонился и поспешил оставить кардинала, под предлогом неотложных  дел.
Маршал  вовсе  не  хотел  заполучить  "испанскую   болезнь",   будь   ее
разносчиком хоть сам папа.
   Конечно, мысль о том, что бытовой сифилис, полученный  от  кардинала,
не наделен никакой святостью и так же, неприятен как та же самая  хворь,
подцепленная от дешевой портовой шлюхи, для 1746 года  была  крамольной,
но маршал Франции вовсе не желал окончить свои дни без носа.
   Граф Сюлли бросился на кухню, где по  случаю  праздника  было  триста
поваров, вместо обычных ста.
   Кухня напоминала  преисподнюю.  Под  огромными  сковородками  полыхал
огонь, вода в котлах кипела,  повара  стучали  ножами.  мясные  туши  на
крюках раскачивались из стороны  в  сторону,  потому  что  их  поминутно
задевали бегающие туда-сюда поварята.
   - Готовьте закуски! Больше картошки! - прогремел над всеобщим гвалтом
командный голос, тот же, что полгода назад призывал армию к  победе  над
англичанами. - - Ой, прямо как  дома!  -  восхищенно  хлопал  в  ладошки
Саллос, сидя в уголочке кухни на куче угля. Рядом  Астарот  и  Бальберит
расположились на пикник, утянули с вертела  курицу  и  бутылку  вина  из
погреба. Весь вечер демон мгновенной роковой  любви  вел  себя  странно.
Астарот заметил, что Саллос чрезмерно возбужден и рассеян одновременно.
   Особенно странным выглядело то, что демон  мгновенной  роковой  любви
ничего не ел, ссылаясь на отсутствие аппетита (явление небывалое!), а от
выпивки отказался столь категорически, что создалось впечатление,  будто
он успел пройти полный куре "Анонимных алкоголиков".
   - Ты уверен, что ведьма не выберется наружу? - подозрительно  спросил
Бальберит, отчетливо ощущая какую-то подставу всей областью  собственных
ягодиц.
   - Ты меня уже достал! - вспылил Саллос. - Что ты каждые три минут  об
одном и том же спрашиваешь?! Я же сказал - сидит спеленатая скотчем!
   - В прошлый раз ты говорил, что она лежит, - прицепился черт.
   - Может быть, она упала! Какая разница!
   Она обмотана скотчем так, что ей вовек не выбраться,  будь  она  хоть
сам Дэвид Копперфильд! - с этими словами Саллос  отвернулся  к  стене  и
прикусил губу.
   Астарот наклонил голову и увидел, что хвост демона мгновенной роковой
любви трясется, будто под напряжением.
   - Здесь что-то  не  так...  -  демон  утонченного  разврата  постучал
пальцем по губам.
   Затем осторожно вытянул руку и схватил Саллоса за  шкирку.  -  А  ну,
говори правду!
   Астарот так быстро открыл глаза, что демон мгновенной  роковой  любви
даже не успел надеть свою маску сварщика.
   -  Говори  правду!  -  медленно,  с   расстановкой   произнес   демон
утонченного разврата.
   Под его чары  случайно  попал  пробегавший  мимо  молодой  повар.  Он
неожиданно бросил кастрюлю, снял фартук и, будто сомнамбула,  направился
вверх по лестнице, туда, где вот-вот должен начаться бал в  честь  новой
официальной фаворитки...
 
*** 
 
   Карета герцога Шуазеля с  ним  самим,  Ариадной  Парисовной  и  мадам
Савиной, стояла за поворотом, почти у самого Версаля.
   Новой фаворитке  полагалось  прибыть  с  опозданием,  чтобы  все  уже
собрались и смогли по достоинству оценить ее  появление.  Вечера  стояли
холодные, поэтому у всех троих зуб на  зуб  не  попадал.  Мамашу  Пуатье
пришлось  оставить  в  замке,   запертой   в   погребе,   во   избежание
общественного  конфуза.  Старая  графиня  порывалась  всем   и   каждому
сообщить,  что  Франсуаза  -  это  вовсе  не   Франсуаза,   "она   хочет
крем-брюле".
   Мадам Савина сидела как на иголках. Ее мучили  два  вопроса.  Первый,
как граф де Полиньяк узнает, что он должен просить ее  руки?  А  второй:
что она ему будет говорить при встрече. На первый  вопрос  потомственная
ведьма загадочно пожала плечами и сообщила, что: "ну должен же  он  хоть
что-то во всей этой истории сделать сам!". Замечание резонное, ничего не
скажешь! От всех этих треволнений в животе у  Веры  Николаевны  началось
весьма несвоевременное оживление.
   - Я хочу в туалет, - сообщила она потомственной ведьме на ухо.
   - Придется потерпеть, - ответила Ариадна Парисовна, которая уже  сама
начала волноваться.
   Карета  графа  де  Полиньяка  мимо  них  пока  не  проезжала,   среди
"припаркованных" экипажей ее тоже не было видно. "Может быть, он  совсем
не приедет?", - мелькнула  страшная  мысль  у  госпожи  Эйфор-Коровиной.
"Нет, этого не может быть", - успокоила она сама себя. - "Вчера же карты
абсолютно точно показали свадьбу, венец, счастливый дом, долгие и  очень
благоприятные последствия".
   - Он не приедет, - чуть слышно прошептала мадам Савина и углы ее  рта
поползли вниз.
   - Приедет! - упрямо возразила потомственная ведьма.
   - Насколько я знаю графа де Полиньяка, он  еще  ни  разу  не  сдержал
обещания жениться, - заметил герцог  Шуазель,  которому  затея  "госпожи
Гурдан" нравилась все меньше и меньше.
   В конце концов, бриллиант на Франсуазе, сама она будет представлена в
лучшем виде... В голову герцога начали  медленно  вползать  рациональные
мысли.  Во-первых,  кто  докажет  теперь,  что  Шуазель   вообще   терял
бриллиант? Во-вторых, каким интересно образом, госпожа Гурдан собирается
склонить самого Максимилиана де Полиньяка к женитьбе? В-третьих, с  чего
это вдруг сама  Франсуаза  де  Пуатье  предпочтет  безземельного  графа,
проходимца  и  развратника,  положению  официальной  фаворитки?  Ариадна
Парисовна читала мысли Шуазеля и они ей совершенно не нравились.
   Вера  Николаевна  мыслей  герцога  читать  не  могла,  но  с   каждым
мгновением осознавала абсурдность  и  невыполнимость  затеи  возвращения
домой через замужество с этим графом де Полиньяком, и  вырисовывалась  в
ее сознании все четче и четче.
   - Он не приедет, - еще раз повторила она. На сей раз утвердительно.
   - Бал начался!  -  прискакал  слуга,  который  был  обязан  известить
герцога об этом.
   - Ну.., ждем еще двадцать минут, а потом... - Шуазель развел  руками.
- Если граф не появится, увы,  придется  признать  нашу  договоренность,
госпожа Гурдан, недействительной.
   Ариадна Парисовна закусила губу. Она не может так ошибаться!  Она  же
потомственная ведьма! Не какая-нибудь гадалка-самоучка!
   Госпожа Эйфор-Коровина сжала  кулаки  и  мысленно  попросила  у  всех
слышащих ее богов поддержки.
   На глаза Веры Николаевны начали медленно наворачиваться слезы.
   - Нет! - стукнула она сама себя по коленям. - Я не буду плакать из-за
этого хлыща! Он меня не достоин...
   Под этот финальный аккорд, губы ее поползли вниз, а нос  предательски
зашмыгал.
   Внезапно рядом с каретой остановился конь. В окошко постучала рука  в
черной перчатке. Шуазель схватился за живот  в  приступе  страха.  Виной
тому фальшивый бриллиант, который он взял с собой  "на  всякий  случай".
Если к ним сейчас  стучится  разбойник,  поди  докажи  ему,  что  камень
фальшивый!
   - Мадмуазель Франсуаза, - раздался снаружи приятный мужской голос.  -
Не бойтесь, я Кристоф - слуга графа де Полиньяка. Он просил передать вам
письмо...
   - Дай сюда! - Вера Николаевна  вырвала  бумажный  квадратик  из  руки
Кристофа и начала дрожащими руками его разрывать.
   - Ты его сейчас на клочки порвешь, дай я открою, - Ариадна  Парисовна
попыталась вытащить конверт из трясущихся рук мадам Савиной.
   - Нет! - та дернула письмо к себе.
   - Я от