ручили  оформить  стены
Версаля "галантными картинами".
   - Я богат!  Я  богат!  -  кричал  Фрагонар,  обмеривая  пространства,
которые предполагалось занять картинами. - Если писать полотна побольше,
да с мелкими фигурками, да чтобы вокруг ночной пейзаж...
   - Подожди радоваться, - зануда Буше, нахмурив брови,  изучал  "Кодекс
придворной живописи". - Здесь написано: "Галантной"  считается  картина,
изображающая богов, героев или пастушек  в  ситуациях  и  позах,  дающих
понять, что вот-вот произойдет нечто пикантное.  Если  перед  внутренним
взором зрителя не возникает  яркого  и  способного  смутить  скромный  и
добродетельный взгляд продолжения, то картина считается не  "галантной",
а "пасторальной" и оплачивается по соответствующим расценкам.  В  то  же
время, если картина являет взору зрителя разгар любовной сцены,  то  она
считается эротической и не может быть выставлена в общественных  местах.
Если картина изображает последствия любовной  сцены,  то  она  считается
нравоучительной и не подлежит оплате.
   Примечание: если художник изображает Юпитера, Марса или Аполлона,  он
должен писать их с  Его  Величества  Людовика  XV.  Если  художественная
композиция предусматривает  участие  Минервы  или  Венеры,  им  надлежит
придавать облик  ее  светлости,  маркизы  Жанны  Антуанетты  Пуассон  де
Помпадур".
   -  Ерунда!  Изобразим  пастушек,  поправляющих  чулки,  и   пастухов,
подглядывающих за ними из ближайшего леса, -  махнул  рукой  Фрагонар  и
продолжил измерять свободные пространства. - Итого, почти сто  пятьдесят
квадратных метров живописи... Недурно! Представляешь, можно просто взять
квадратный холст и закрасить его  черной  краской.  Назвать:  "Безлунная
ночь" и сказать, что на этой картине Марс и  Венера  лежат  в  галантной
позе и между ними вот-вот должно произойти нечто  пикантное,  но  этого,
увы, не видно, потому что нет луны!
   - Фрагонар, ты дурак, - Буше покачал своей трезвомыслящей головой,  -
даже Его Величество поймет, что его пытаются надуть, если  ему  показать
квадратный  холст,  закрашенный  черной  краской,  и  сказать,  что  это
галантная "Безлунная ночь"!
   -  Ах,  Буше!  Все  равно,  согласись,  как  было  бы   замечательно,
нарисовать какую-нибудь кляксу на белом холсте, и сказать, что это капля
чернил на любовном послании.. Или же черную точку  на  красном  фоне,  и
сказать, что это мушка на щеке  у  прелестницы,  или  же  вместо  целого
портрета - только один участок тела, но  очень  крупным  планом,  пупок,
например...
   Фрагонар мечтательно  закатил  глаза,  представив,  сколько  подобных
картин он мог бы написать за день и как роскошно жил  бы  на  вырученные
деньги. Можно было бы нанять подмастерьев рисовать части тела прекрасных
дам крупным планом... Конечно, подмастерья не  умеют  рисовать,  но  они
могли  бы  просто  обозначать  рисунок  цветовыми  пятнами.   Придворный
художник даже зажмурился, представив, какое богатство могло бы  на  него
обрушиться.
   -  Посторонись,  -  придворный  маляр  грохнул  рядом  с   придворным
художником ведро краски. Тот отпрыгнул, но все  равно  несколько  капель
нежно-сиреневого цвета брызнуло на его чулки.
   - Дурак! - творец замахнулся  на  ремесленника  мотком  измерительной
веревки, ремесленник не  растерялся  и  замахнулся  на  творца  малярной
кистью.
   Малярная кисть подействовала не хуже настойки пустырника. Раздражение
Фрагонара моментально испарилось, как деньги мужа в кошельке у жены.
   - Скоро вы  тут  закончите  свою  мазню?  -  сердито  поинтересовался
Фрагонар.
   - Мы закончим, алебастр придут лепить, - лаконично ответил придворный
маляр. - Как алебастр  налепят,  сразу  сможете  свою  мазню  пристроить
поверх нашей.
   Гы-гы-гы!
   И придворный пролетарий ухмыльнулся в лицо придворной богемы.
   Мимо проходил придворный часовщик.
   - Эй! - окликнул  его  Фрагонар,  -  вы  не  знаете,  когда  закончат
перекрашивать дворец?
   - Если мода останется прежней, к осени, - буркнул тот, - К  осени!  -
простонал придворный художник. -  А  мне  нужно  выплачивать  кредит  за
покупку кареты и упряжки лошадей!
   - Гы-гы-гы! - не унимался придворный маляр.
   Фрагонар подумал, что  самое  сейчас  подходящее  -  выбросить  этого
"мазилу" из окна, но, покосившись на увесистую  малярную  кисть  в  руке
ремесленника, решил великодушно даровать ему жизнь.
   Версаль кардинально преображался. Отовсюду доносился грохот молотков.
Длинные, просторные залы делились перегородками  на  салоны,  салончики,
потайные ниши и коридорчики. Строились  специальные  скрытые  лесенки  с
одного  этажа  на  другой.  Анфилады  залов  разбивались  на   отдельные
помещения, куда можно было войти только через одну дверь. Однако выходов
из помещения имелось как минимум три: первый по принципу "выход  там  же
где вход", два  других  тайные.  Причем  одному  постороннему  человеку,
полагалось знать только один тайный выход из квартиры хозяина. Спальни и
ванные комнаты превращались в обширные приемные с местами для секретарей
и бархатными скамейками вдоль стен для просителей.
   -  Пришли  драпировки  для  будуара  графини  д'Эспарбе?  -   кричал,
высунувшись  из  окна  по   пояс,   придворный   интендант   придворному
кладовщику. - Черт знает что!
   Завтра графиня будет принимать у себя в спальне голландское  торговое
посольство!
   Вы что, хотите устроить дипломатический  скандал?!  Тогда  немедленно
снимите парчовые  шторы  в  покоях  баронессы  де  Бурман,  разрежьте  и
задрапируйте ими постель  графини!  Что?  Что  скажет  баронесса?  Какая
разница! У нас тут не приют для стареющих кокеток!  Не  нравится,  пусть
едет в свой замок! Там на ее шторы никто не покусится!
   Да, именно так и скажите: или должность держательницы  правого  чулка
Ее величества королевы, или шторы!
   Придворный интендант повернулся и хотел было бежать дальше,  но  Буше
успел ухватить его за полу камзола.
   - Ваша светлость, - умоляюще взирал на  него  художник,  -  мы  пишем
галантные картины, а у нас даже нет достаточного количества диванов, для
работы с натурой!
   - До конца месяца ничем не могу  помочь!  Все  мебельные  мануфактуры
заняты производством гарнитуров для обновления дворцов  Его  Величества.
Вы же знаете эти новые моды! Диван, софа или, в крайнем случае, кушетка,
должны быть на каждых трех квадратных метрах!
   - Неужели так часто? - удивился Буше, - Я думал, что на пяти...
   - Это по старым нормам,  теперь  полагается  на  трех,  -  придворный
интендант понизил голос, - говорят, это все из-за  герцога  Орлеанского.
Ему пару раз пришлось заниматься ЭТИМ на полу, так как в порыве  страсти
хочется быстрее на что-нибудь опуститься. Дамы тоже постоянно  жалуются,
что приходится пачкать платья на полу... Вы меня понимаете?
   Граф Сюлли, маршал  Франции,  был  назначен  придворным  интендантом,
благодаря опыту военачальника. Целыми  днями  он  носился  по  дворцу  и
мануфактурам, отдавая приказания и координируя действия. Его  Величество
желал уже к осени увидеть свои дворцы обновленными  по  последней  моде,
которую сам же и выдумал, не без помощи маркизы  де  Помпадур,  конечно.
Денно и нощно граф Сюлли молился о том, чтобы дизайнерская фантазия  Его
Величества на этом иссякла,  а  творческий  гений  "солнечной  маркизы",
мучил отныне только портных, парикмахеров и сапожников.
   - Граф,  -  придворного  интенданта  схватила  за  рукав  маркиза  де
Пьеррекур, - когда же мне доставят  розовое  масло  и  жасминовое  мыло?
Завтра я должна принимать в ванной русского посла, а у меня  закончились
почти все моющие средства! Кроме того, - маркиза понизила  голос,  -  не
могли бы вы приказать выдать мне еще немного дуста?
   - Дуста не будет до конца месяца, - ответил граф Сюлли, - за маслом и
мылом подойдите к придворному банщику.
   - Он щипается! - воскликнула маркиза.
   - Выбирайте сами: пара щипков от придворного  банщика,  или  принятие
посла без масла и мыла! - воскликнул раздраженный интендант.
   - Ну, хорошо, - маркиза капризно надула губы, - а  как  насчет  новых
туфель?
   Уже по всей Европе разнесли новость, что у нас  в  моде  эти  ужасные
туфли на высоченных каблуках, а они, между  прочим,  есть  только  у  ее
светлости, мадам Помпадур! Как я  покажусь  русскому  послу  без  модных
туфель?
   - Боже! Моя дорогая Жюльетта, неужели я  должен  вам  объяснять,  что
следует делать в таких случаях? Пойдите к ее  светлости,  расскажите  ей
все то, что сказали мне, и, я уверен, она с радостью одолжит вам на один
день пару своих туфель!
   - Но у нее же совсем маленький размер!
   И вообще, - Жюльетта понизила голос до злобного, свистящего шепота, -
из-за тоге, что Жанна де Помпадур  родилась  такой  коротышкой,  мы  все
вынуждены носить эти ужасные пятнадцатисантиметровые  ходули  и  ставить
волосы на голове дыбом! Только потому, что она вводит в  моду  все,  что
позволяет ей казаться хоть немного выше!
   - И это сводит на нет все ее усилия, - хохотнул маршал.  -  Молитесь,
чтобы интрига герцога Шуазеля удалась, - коротко ответил ей граф  Сюлли.
- Говорят, что Франсуаза де Пуатье высокого роста  и  не  Сможет  носить
каблуки, чтобы не казаться выше Его Величества.
   - Неизвестно, что лучше, - ответила Жюльетта. -  Говорят  также,  что
она не пользуется косметикой, чтобы показать свежесть и  нежность  своей
кожи. Что я буду делать, если отменят белила и румяна?
   - Бросьте, маркиза! У вас не так  уж  много  оспин,  по  сравнению  с
некоторыми,  а  сейчас,  извините,  я  должен  бежать.  Надо   проверить
изготовителя краски.
   - Желаю вам удачи, - крикнула маркиза  вслед  убегающему  интенданту,
вздохнула и направилась в покои ее светлости мадам де Помпадур.
   Граф Сюлли с вздохом вспоминал времена Людовика XIV. Ничто не  должно
было отвлекать от персоны короля. Страной правил  кардинал  Мазарини,  а
потом его ставленница Монтеспан. Эти ханжи требовали соблюдения приличий
и довольствовались одним диваном на пять квадратных метров.
   Короля одевали во все  оттенки  красного,  или  в  белое  с  обильным
золотым шитьем, в  моде  были  синий,  зеленый,  фиолетовый,  оранжевый,
салатовый! Кроме склонности к интригам и карточным играм, король подавал
пример неукротимости и ненасытности  в  любви,  ввел  моду  на  заказные
отравления, черные мессы, внебрачных детей и сочное, жирное мясо.
   Нынче  же,  с  вступлением  на  престол   его   сына,   одутловатого,
мешкообразного Людовика XV  и  воцарением  стареющей,  жадной  Помпадур,
величие моментально "поблекло".
   Граф  Сюлли   испытывал   сильнейшее   сожаление,   отдавая   приказы
перекрашивать дворцовые  помещения  в  светло-сиреневый,  нежно-голубой,
бледно-желтый, кремовый, палевый и другие "пастельные" тона. Еще большее
раздражение он испытывал расставляя диваны и кушетки  на  все  свободные
места и развешивая "галантные" картины. Солнечный  свет  был  изгнан  из
дворца.  Его  место  занял  полумрак  и   свечи.   Окна   зашторивались,
закрывались резными ставнями или темными витражами. Даже саду специально
придали запущенный, "галантный" вид, устраивая темные, скрытые  высокими
кустами от посторонних глаз, уголки. Там ставились широкие скамейки, или
крытые, увитые  плющом  беседки.  Версальские  фонтаны  были  заброшены,
вместо них, на месте дворцового огорода,  начали  строить  искусственные
водопады, окруженные всевозможными нишами и гротами.
   Теперь  громкий  смех,  глубокое  декольте,  соблазнительно  шуршащие
платья  на  легких  кринолинах,  кокетливые   прически   и   способность
произвести на свет пятерых детей,  оставаясь  красавицей,  стали  дурным
тоном.
   Их место заняли  вялость,  лень,  постоянно  "тлеющая"  похотливость,
мушки,  привлекающие  внимание  к  некоторым  частям  тела,   бесплодие,
чахоточный вид и сифилис. Огромные каблуки  и  прически  а-ля  Помпадур,
требовали изрядной тренировки координации только для того, чтобы  стоять
на месте.
   Ходить же со всеми этими нагромождениями могла только сама "солнечная
маркиза",  да  и   то,   опираясь   на   плечо   специально   обученного
карлика-поводыря.
   Жанна  Антуанетта  Пуассон  маркиза  де   Помпадур,   числившаяся   в
ведомостях министра финансов Тюрго как "официальная фаворитка при  дворе
Его Величества" с годовым жалованьем в один миллион  ливров,  лежала  на
новенькой  позолоченной  и  обтянутой  шелком  софе.  Придворный  резчик
мозолей трудился над ее ногами.
   Министр финансов сидел рядом,  на  приставном  стульчике  и  цветисто
извинялся по поводу задержки ее зарплаты.
   - Видите ли, - лепетал он, стараясь при этом источать  любезность,  -
наш бюджет в этом году, уже со второго квартала, стал дефицитным...
   - Бз-з-з! - фаворитка нетерпеливо покрутила  указательным  пальцем  и
наморщила свое "фарфоровое" лицо. Фарфоровым оно называлось потому,  что
мадам  де  Помпадур  принадлежала  торговая  марка  "Севрский   фарфор".
Пользуясь своей государственной должностью  "официальной  фаворитки  Его
Величества", маркиза умудрялась заключать столько экспортных  контрактов
на свою посуду, что месяц-другой вполне могла  подождать  положенное  ей
жалованье.
   - Я хотел сказать, что ваша светлость, возможно,  могли  бы  отложить
свой визит в придворную кассу...
   Работа министра финансов состояла преимущественно  в  том,  чтобы  на
имеющиеся деньги содержать как можно большее количество придворных. Всем
им надо было выплачивать пенсии, пансионы, доходы, проценты,  возмещения
за карточные долги  королю,  потому  как  ежели  Его  Величество  хотели
сыграть  в  картишки,   то   воспитанным   придворным   полагалось   ему
проигрывать...
   Всего шестьсот должностей! И если король вдруг решал, что  ему  нужен
еще один "смотритель королевской уборной" с годовым жалованьем,  скажем,
в сто тысяч ливров, то Его Величество,  не  задумываясь,  эту  должность
вводил. Задачи Тюрго  были  минимальны  -  изыскать  дополнительные  сто
тысяч...
   - Тюрго, вы, право,  так  скучны,  что  вас  можно  принимать  вместо
снотворной  пилюли!  Не   понимаю,   как   Его   Величество   умудряется
раздражаться в вашем присутствии,  -  маркиза  расхохоталась  неожиданно
грубым  и  низким  голосом,  затем  перешла  на  свое  обычное   "милое"
щебетание. - Расскажите-ка мне лучше об этой новенькой  девице,  протеже
графа Сервиля, или, как он сам желает именоваться, герцога  Шуазеля.  До
меня дошли слухи, будто бы вы приобрели у  одного  купца  очень  дорогой
бриллиант... Специально для этой маленькой хищницы! Бриллиант стоимостью
в пятьсот пятьдесят тысяч ливров, который называют "Питт"!
   Холодные голубые глаза фаворитки Его  Величества  сверкнули  как  два
ледяных  кристалла,  а  маленькие  пальчики  с  розовыми,  полированными
ноготками, вцепились в шелковую обивку софы.
   - Да.., нет.., то есть я действительно приобрел этот бриллиант..,  но
для кого и зачем... Это не мое дело, ваша светлость!  -  Тюрго  покрылся
крупными каплями пота.
   -  Министр  финансов  должен  знать,  на  кого  тратятся  деньги   из
королевской казны, -  мадам  де  Помпадур  поскребла  ноготками  плотную
ткань.
   - Возможно, - министр осмотрелся по сторонам и  придвинулся  ближе  к
маркизе, - из "Питта" сделали брошь для Франсуазы де Пуатье!
   Это было сказано шепотом. Тюрго занервничал  еще  сильнее.  Положение
его было действительно щекотливое. Проболтавшись  Помпадур,  он  рискует
навлечь на себя гнев герцога Шуазеля, но если бы он промолчал, то вызвал
бы раздражение  официальной  фаворитки.  Конечно,  может  быть,  уже  на
следующей неделе мадам де Помпадур придется удалиться в деревню, но  это
случится только через неделю, а может быть и вообще никогда. Все зависит
от того, насколько  хорошо  интриган  герцог  подготовил  эту  маленькую
милашку Франсуазу... Тюрго почувствовал, как у него заныла печенка.
   -  Я  бы  попросил  вас,  ваша  милость,  сохранить  источник   своей
информированности в тайне... - неловко и  заискивающе  попросил  министр
финансов.
   - Я подумаю, - мадам де Помпадур очаровательно улыбнулась.
   Надо признать, что, будучи в довольно зрелом возрасте - двадцать пять
лет - она была все еще изумительно хороша.  Ее  миновала  оспа,  и  лицо
официальной фаворитки не нуждалось  в  толстом  слое  белил.  У  маркизы
сохранились и почти все зубы, а щеки оставались естественно румяными. И,
наконец, она носила высокие тщательно уложенные и напудренные парики,  а
собственные волосы коротко стригла, поэтому могла принимать ванну каждый
день, в крайнем случае, через день, без страха испортить  прическу.  При
таком подходе, у нее почти не было насекомых, разве что иногда от короля
перебегала блоха - одна-другая.
   От  мадам  де  Помпадур  пахло  только  духами,  без  примеси  всяких
"органических" запахов.  Обширный  гардероб  позволял  фаворитке  менять
каждый день нижнее белье и платья.  При  ней  состояло  двадцать  личных
прачек и  специальная  водовозная  телега,  ежедневно  доставлявшая  для
гигиенических нужд мадам де Помпадур восемь бочек воды.  Для  сравнения:
король  вообще  не  имел  дурацкой  привычки  мыться.  Обыкновенно,   он
ограничивался тем, что с утра обильно смачивал лицо и руки одеколоном.
   Многие придворные не  утруждали  себя  даже  этим.  Большинство  дам,
включая королеву, принимали ванну не чаще одного раза в месяц.
   - Все-таки мне бы  хотелось  каких-нибудь  гарантий...  -  пролепетал
Тюрго и робко поднял глаза на официальную фаворитку.
   - Я буду молчать, если сегодня же вы пришлете мне охраняемую карету с
положенным мне пансионом на  три  месяца  вперед,  -  ответила  маркиза,
иронично глядя на побледневшего министра финансов.
   - Но это же двести сорок тысяч ливров! - воскликнул тот, позеленев от
ужаса.
   - Вот именно, и никак не меньше.  Доставьте  мне  их  до  завтрашнего
вечера, - мадам де Помпадур продолжала улыбаться, наслаждаясь  мучениями
Тюрго. - Я верю в ваш финансовый гений, мой  дорогой  министр.  Если  вы
нашли полмиллиона на покупку бриллианта  этой  девице,  то  какие-нибудь
двести сорок тысяч для вас - сущий пустяк.
   С этими словами она протянула министру руку для поцелуя. Это значило,
что аудиенция закончилась.
   Тюрго вышел в коридор с очень странным цветом  лица.  Он  бледнел  от
гнева, видя как бездарно тратятся казенные деньги, и краснел от  страха,
что не успеет  в  срок  раздобыть  их  в  нужном  количестве.  Отношение
министра к маркизе де Помпадур было двойственным.  "Я  ее  ненавижу,  но
расходов на новую официальную фаворитку бюджет не выдержит" , думал он и
боялся, что кто-нибудь прочтет его мысли.
   Как только шаги министра стихли, маркиза вскочила  со  своей  софы  и
начала нервно мерить шагами свой будуар.
   - Розалин! - крикнула она.
   Из боковой двери моментально появилась служанка.
   - Да, ваша светлость? - кротко присела она и опустила глаза.
   - Скажи секретарю, чтобы он никого ко  мне  не  пропускал!  Я  должна
побыть одна, - маркиза опустилась на бархатную кушетку  возле  высокого,
закругленного сверху окна с цветной расстекловкой.
   - Слушаюсь, ваша светлость, - присела Розалин и выбежала вон.
   Маркиза де Помпадур вцепилась руками в бархатную штору.
   - О, боги! - горячо зашептала она, - я готова молиться  кому  угодно,
лишь бы король не оставил меня своей милостью!
   Руки Жанны Антуанетты сжались в кулачки, причем с  такой  силой,  что
кожа внутри побелела.
   -  Это  все  происки  Шуазеля,  я   уверена,   -   маркиза   привыкла
проговаривать свои мысли, но совершенно беззвучно, только шевеля губами.
- Но я не виновата, он хотел слишком многого, он хотел превратить меня в
слепое орудие в своих руках. Притом, что из благодарности я была  готова
оказывать ему самые  деликатные  услуги...  Хотя,  впрочем,  он,  как  и
Людовик, слишком любит несформировавшихся девственниц.
   Помпадур сжала свою голову руками, стараясь не повредить прическу.
   - Нет, положительно, было совершен