ствовала, что в лорде Блеквуде чего-то недостает,  хотя  и  не  могла
понять, чего именно. И все же он вел себя настолько легко и  беззаботно,
рассказывая забавные случаи из своей  жизни,  что,  будь  обстоятельства
этих историй иными, не описывай он оборотных сторон войны, он непременно
понравился бы Маре.
   Лорд Блеквуд побывал в новых колониях, за океаном, в  месте,  которое
он называл Вирджинией. Он рассказывал о поселенцах, начавших  там  новую
жизнь, красочно описывая нетронутую природу колоний и дикую красоту реки
с названием "Джеймс". Во время рассказа Мара молча ела, потягивала  вино
и наблюдала за двумя друзьями. Было  очевидно,  что  их  отношения  были
близкими и долгими, потому что они вели себя совершенно свободно друг  с
другом, легко переходя от темы к теме.
   Она обратила внимание, что если на губах Рольфа  улыбка  была  частой
гостьей, то Адриан улыбался редко, как будто считал это за  своего  рода
слабость. Но в  этом  человеке  не  было  слабых  мест,  подумала  Мара,
рассматривая его пальцы, спокойно лежащие на бокале. И  подумала,  какую
боль могут причинить ей эти пальцы, если он узнает,  кто  она  такая  на
самом деле.
   За  остроумными  замечаниями  и  историями   о   своих   мальчишеских
приключениях Рольф, однако, съел достаточно, чтобы можно было  накормить
взрослого жеребца, и завершил все это выпитым одним глотком  полубокалом
вина.
   - Довольно скучных историй, - сказал  он,  вытирая  рот  салфеткой  и
откидываясь в кресле. Потом взглянул  на  Мару.  -  Я  слышал,  что  они
предложили Кромвелю корону Англии и что он отказался.  Поэтому  скажите,
мисс Вентворт, каковы же тогда планы у вашего крестного?
   - Рольф, - вмешался в разговор  Сент-Обин,  прежде  чем  Мара  успела
ответить, за что она была ему весьма благодарна, так  как  не  имела  ни
малейшего понятия о том, что ей сказать, - Арабелла ничего  не  знает  о
планах своего крестного. Ни о военных, ни о каких-либо других.
   Что-то в его тоне сказало Маре, что за  этими  словами  таится  нечто
иное, что-то такое, во что она не посвящена.
   - Простите меня, мисс Вентворт, - сказал Рольф, обменявшись взглядами
с Сент-Обином. Он покаянно склонил голову. - Кажется, я перешел границы.
Разумеется, такая очаровательная молодая леди, как вы, не может что-либо
знать о планах своего крестного. Извините меня за нескромность.
   Прежде  чем  ответить,  Мара  отпила  маленький  глоток   кларета   и
неторопливо проглотила его.
   - Все в порядке, лорд Блеквуд. Забудьте, пожалуйста, об этом.
   Он улыбнулся, показав ровные белые зубы.
   - Вы не против, если мы покончим с формальностями?  Я  бы  предпочел,
чтобы вы звали меня Рольф. В конце концов, вы  собираетесь  стать  женой
моего ближайшего друга.
   - Согласна, Рольф. И пожалуйста, зовите меня Арабелла.
   - Она увидела, что высокая двустворчатая дверь столовой  приоткрылась
и в нее проскользнула Сайма, машущая ей рукой.  -  А  сейчас,  если  вы,
джентльмены, не имеете ничего против, меня зовет моя служанка.
   Адриан поднялся со своего стула.
   - Конечно, Арабелла. Пока вы займетесь со  служанкой,  мы  с  Рольфом
продолжим разговор за бокалом портвейна. Но потом я хотел бы,  чтобы  вы
оказали нам честь и мы составили в гостиной партию в ломбер.
   Мара взглянула ему в глаза. Она была немного удивлена этой  просьбой,
зная неодобрительное отношение пуритан" к  картам  и  вообще  ко  всякой
игре. Может быть, он просто проверяет ее? Хотя если он сам играет, то не
будет осуждать и других. Поэтому она улыбнулась и просто сказала:
   - Как вам будет угодно, милорд.
   Сайма вышла вслед за Марой из столовой и закрыла за собой дверь.
   - Я приготовила питье.
   - Питье? - Мара оглянулась вокруг, моля  Бога,  чтобы  поблизости  не
оказалось слуг. - О чем ты говоришь? - спросила она шепотом.
   - Питье, которое ты должна дать его светлости  Сент-Обину,  чтобы  он
посягнул на твою честь.
   - Ты хочешь, чтобы я дала ему питье? Мы не можем сделать это сегодня,
Сайма. Здесь Рольф... - она запнулась, - лорд Блеквуд.
   - Но ты должна дать ему питье  сегодня  Через  двадцать  четыре  часа
питье потеряет свою силу. И некоторое время я не смогу приготовить  его.
Вербену очень трудно найти, и у меня могут уйти дни, даже недели,  чтобы
отыскать другое растение. А насчет друга  Сент-Обина  тебе  беспокоиться
нечего. Для него я тоже приготовила питье  и  посыпала  на  его  подушки
свежие шишечки хмеля, так  что  он  проспит  до  утра,  как  младенец  у
материнской груди.
   - А как насчет слуг? Что, если кто-нибудь заметит что-то странное?
   - Его светлость уже отпустил прислугу. Даже своего дворецкого,  этого
носатого Хантингтона. Сегодня прекрасная возможность. Нам нельзя  терять
времени. Надо действовать быстро, чтобы ты смогла  выйти  замуж  за  его
светлость, прежде чем он начнет удивляться,  почему  это  не  едет  мать
Арабеллы. Как бы отвратительно тебе это ни  показалось,  другого  случая
может и не представиться.
   Она протянула Маре поднос, на котором стояли два бокала.
   - После ужина джентльмены всегда пьют бренди.
   Правый  бокал  предназначен  для  Сент-Обина,  другой  -  для   лорда
Блеквуда. Не перепутай, потому  что  в  этом  случае  последствия  будут
катастрофическими. А теперь иди, и когда убедишься, что они выпили  все,
возвращайся в свою комнату. Если мы хотим сегодня преуспеть, то нам есть
чем заняться, а времени очень мало. - Она  похлопала  Мару  по  плечу  и
добавила:
   - Если все пройдет как надо, к концу этой недели ты произнесешь  свою
свадебную клятву.

Глава 9

   Мара остановилась перед  дверью,  ведущей  в  спальню  Сент-Обина,  и
медленно повернула ручку. Раздался щелчок, в мертвой тишине,  царящей  в
западном крыле дома, прозвучавший как выстрел.  Она  осторожно  толкнула
дверь от себя - огонек свечи, которую Мара  держала  в  руке,  задрожал.
Внутри не чувствовалось ни малейшего движения, ни единого звука, комната
освещалась только небольшим пламенем, горевшим в камине на другом  конце
комнаты. Догорающие уголья странным  оранжевым  светом  освещали  темные
панели стен и отбрасывали колеблющиеся тени  на  прекрасный  фламандский
ковер и полированные половицы.
   Мара шагнула внутрь и тихо закрыла за собой дверь.
   У нее тряслись руки. Она задула свечу,  положила  ее  на  оказавшийся
поблизости стол и двинулась дальше.
   В отличие от изысканной, розового и красного  дерева,  меблировки  ее
комнаты, здешняя была изготовлена из цельного дерева грецкого  ореха  и,
подобно ее хозяину, была темной, массивной и солидной. В  этой  комнате,
казалось, все было более крупных  масштабов,  начиная  от  облицованного
мрамором камина, в котором вполне могли  бы  поместиться  во  весь  рост
человек семь, и кончая  стоящим  перед  камином  мягким  креслом,  ручки
которого были вырезаны в виде львиных голов.
   Осторожно двигаясь  по  комнате,  она  увидела  лежащие  под  скамьей
ботинки Сент-Обина и рядом с ними небрежно брошенные бриджи  и  рубашку.
Возле умывальника на маленьком столике  стоял  наполовину  пустой  бокал
бренди. В другом конце комнаты, в темном углу, на приподнятом над  полом
помосте стояла высокая кровать с балдахином, на которой спал он.
   На толстых столбах балдахина были вырезаны такие же  львиные  головы,
как и на ручках кресла, а ножки кровати имели  вид  гигантских  звериных
лап. Роскошные, синие с золотом, занавеси были отдернуты, складки  парчи
богато поблескивали в колеблющемся свете очага. Подойдя к  кровати,  она
остановилась и посмотрела на Сент-Обина.
   Он лежал на спине, откину? одну руку на лежащую рядом с ним  подушку,
и спал глубоким сном. Судя по сердитому выражению лица, его сны были  не
слишком приятными. Грудь была обнажена,  ее  рельефно  выраженные  мышцы
покрыты густыми черными волосами,  спускающимися  к  плоскому  животу  и
исчезающими под простыней,  облегающей  длинные  ноги.  Она  ясно  могла
видеть контуры мускулистых  бедер,  смуглая  кожа  которых  просвечивала
сквозь белизну ткани.
   Он был совершенно наг.
   От этой мысли сердце Мары забилось сильнее.
   Время настало, мелькнула у нее  мысль.  Она  знала,  что  ей  следует
делать. Мара подошла поближе, остановилась у края кровати и вгляделась в
его лицо.
   Сердитая  гримаса  исчезла,  и  теперь  на  лице  было  более  мирное
выражение. Волосы выглядели темнее, чем при свете дня, на подбородке она
увидела небольшую ямку и удивилась тому, что не заметила ее раньше.
   Не успев отдать себе отчета в том, что делает, она потянулась,  чтобы
поправить длинную прядь волос, упавшую ему на лоб.
   И чуть не вскрикнула, когда он вдруг открыл глаза  и  схватил  ее  за
запястье.
   Мара не шевельнулась, была просто не состоянии сделать этого,  сердце
ее отчаянно билось. Она не знала, что ей делать, и  замерла  неподвижно,
как статуи львов, охраняющих вход в Кулхевен, не решаясь даже  моргнуть.
Сент-Обин не произнес ни слова,  только  смотрел  на  нее,  все  сильнее
сжимая ей руку. Его рука выглядела так, как будто ему ничего  не  стоило
сломать ей кости.
   Он должен был быть одурманен. Сайма заверила ее, что все его  чувства
притупятся - все, кроме тех, которые управляют желанием. Но сейчас глаза
его были открыты, как будто он понимал, что она находится в комнате.
   И все-таки она не сопротивлялась и не старалась вырваться.  Что-то  в
его взгляде - его отрешенность и какая-то отдаленность  -  говорило  ей,
что в действительности он видит не ее. Он видел какую-то другую женщину,
которая, должно быть, ему снилась. Мара медленно протянула другую руку и
все-таки отбросила волосы с его лба. Другая его рука обняла ее за  талию
и притянула  поближе.  Потом,  потянув  вниз,  он  привлек  ее  на  свою
обнаженную грудь, и заплетенная на ночь коса упала ему на плечо.
   Ее груди оказались плотно прижатыми к нему,  и  сквозь  тонкую  ткань
ночной рубашки она  почувствовала  тепло  его  тела.  Подобная  близость
вызвала в ней  странное  ощущение.  Пытаясь  удержать  равновесие,  Мара
ухватилась за его плечи  и  почувствовала  под  ладонями  ровное  биение
сердца и горячую кожу. А его рука уже лежала  на  ее  ягодицах  и  нежно
поглаживала их.
   Находясь  в  таком  непривычном  для  себя  интимном  положении,  она
испытывала одновременно и страх, и  любопытство.  Как  это  может  быть,
спрашивала она себя. Этот человек был ее врагом. Он и ему подобные  были
виноваты в смерти ее семьи; в крушении  ее  собственного  мира.  На  нем
также лежала вина в разрушении и разграблении ее дома. Как же может  она
лежать сейчас на его груди, позволять ему касаться своего тела  подобным
образом?
   Нет, возразила она самой себе, сейчас в его кровати лежала не она.  В
ней лежала Арабелла. И если она этой ночью сделает все, как следует,  то
станет его женой.
   Но почему-то никак  не  могла  представить  себе  Арабеллу,  чопорную
пуританскую мисс, лежащей на обнаженной груди мужчины в одной  скромной,
но легкой ночной рубашке.
   Мара собралась с духом,  Она  сможет  сделать  это,  все  настойчивей
твердила она себе. Должна сделать, если хочет, чтобы мечта о возвращении
Кулхевена воплотилась в реальность.
   Нерешительно опустив голову, она коснулась его губ своими.  До  этого
ей не приходилось  целоваться  с  мужчинами,  но  рот  оказался  мягким,
теплым, и  ощущение  было  отнюдь  не  неприятным.  Она  закрыла  глаза,
постаралась расслабиться и не сразу заметила, когда его  губы  пришли  в
движение. И только когда он пробежал языком по ее Губам, она поняла, что
возбудила в нем желание.
   Мара немного изменила позу, слегка раскрыла губы и  почувствовала  во
рту его язык, а руку на затылке.
   Такое непривычное вторжение чуть было не  заставило  ее  инстинктивно
отдернуть голову, однако Мара, боясь сделать что-то  не  так,  заставила
себя снова расслабиться. Она чувствовала на своих губах  вкус  виски  и,
хотя это было ей и непривычно, подобное  интимное  соприкосновение  двух
ртов показалось ей совсем не отвратительным. Когда же его язык  коснулся
ее языка и нежно поласкал, по всему телу пробежал странный холодок.
   Дыхание ее участилось, и она неуверенно ответила на его поцелуй.
   Потом руки Сент-Обина, медленно лаская тело  Мары,  спустились  к  ее
талии и, слегка приподнявшись, он перекатился и  лег  поверх  нее.  Мара
понимала, что теперь,  придавленная  его  телом,  с  ушедшей  в  подушку
головой, она уже не сможет отступить. Он был таким  большим  и  сильным,
что даже если бы она и захотела этого, то у нее ничего бы не  вышло!  Их
совокупление было неизбежным.  Мара  попыталась  расслабить  напряженное
тело, но сердце стучало как молот. Она взглянула вверх и, увидев  в  его
глазах странный золотистый огонек, поняла, что это желание.
   Сент-Обин возвышался над ней, опираясь на локти,  пальцы  одной  руки
легко пробежали по ее виску. Потом он  снова  наклонил  голову,  и  Мара
приготовилась к новому поцелую. На этот раз его поцелуй  был  крепким  и
требовательным, и к тому времени, когда он оторвался от нее, она чуть не
задохнулась. В голове крутились мысли о бегстве, но в горящем огнем теле
каждое нервное окончание ожидало чего-то.
   Он поднял голову и, не говоря ни слова, некоторое время  рассматривал
ее лицо в тусклом свете пламени камина. Потом  его  взгляд  переместился
ниже,  за  взглядом  последовали  пальцы,  остановившиеся  на  маленьких
перламутровых пуговицах, на которые застегивался ворот  ночной  рубашки.
Внезапно, со скоростью, которой она  никак  не  могла  ожидать  от  этих
больших рук, он начал расстегивать  их,  пока  не  достиг  последней  на
животе. Не в силах пошевелиться, Мара вся напряглась и только  судорожно
вздохнула, когда его руки отвели в стороны  мягкую  ткань,  прикрывающую
грудь.
   От страха и унижения она закрыла глаза. Ни один мужчина не видел ее в
таком положении, поэтому, когда он опустил голову  и  она  почувствовала
его рот на своем соске, у нее вырвался сдавленный крик. И хотя от  стыда
ей захотелось отвернуться, все же по телу  прокатилась  волна  какого-то
необычного возбуждения. Никогда раньше она не чувствовала своего тела  с
такой полнотой, как будто каждая клеточка, каждый нерв радостно пели.
   Внезапно ей захотелось, чтобы он  продолжал;  прижимаясь  ближе,  она
выгнула спину, и его руки скользнули под нее. Крепко обнимая, он целовал
ее грудь, волны возбуждения прокатывались по ее телу.
   Наконец Сент-Обин оторвался от нее, простыня соскользнула с его тела,
и взгляд Мары задержался на его животе. Она знала, что  он  проникнет  в
нее, нарушит ее девственность и причинит боль. Это пугало, но  в  то  же
самое время ей хотелось узнать, как это все будет.
   Он задрал подол ее ночной рубашки выше бедер, к талии.  Прикосновение
его шершавых рук к коже заставило ее содрогнуться, а он, передвинувшись,
оказался у нее между ног. Потом осторожно поднял ее колени вверх.  Когда
он  снова  приблизил  свой  рот  к  ее  губам,  Мара  закрыла  глаза   и
приготовилась. Рука двинулась вниз, лаская  ее  живот.  Она  напряглась,
ожидая того, что последует дальше, и вскрикнула, почувствовав,  как  его
палец медленно скользнул внутрь.
   Инстинктивно мышцы ее лона напряглись, зажав палец. Он вытащил его  и
обвел им вокруг ее самого интимного места, нащупывая влажный  я  горячий
центр его. Это движение вызвало в ней  такой  всплеск  эмоций,  что  она
закричала. Такого она не испытывала никогда, ощущение было  одновременно
прекрасным и пугающим. Интенсивность его все нарастала, но вместе с  ним
увеличивалась и ее напряженность.  Мара  опять  закрыла  глаза.  Она  не
понимала, что с  ней  творится,  но  знала,  что  не  хочет,  чтобы  это
кончалось. Желание стало еще сильнее, еще нестерпимее, и ей  показалось,
что от переполнявших ее чувств она вот-вот умрет.
   Сент-Обин убрал руку и лег на  нее.  Мара  почувствовала  настойчивое
давление его возбужденной плоти.
   Она вся словно окаменела, а он, обняв  ее  и  положив  голову  ей  на
плечо, проникал в нее все дальше, раздвигая плоть, наполняя ее,  вызывая
неприятные ощущения.
   В ожидании того момента, когда он проникнет в нее до конца и причинит
неизбежную боль, каждый мускул ее тела напрягся. Но  где-то  внутри  она
хотела, чтобы он взял ее, хотела слиться с ним окончательно и полностью,
и это пугало ее больше всего.
   И тут, неожиданно  для  себя,  она  почувствовала,  что  его  объятия
ослабли, а голова упала набок. Руки больше не сжимали ее тело,  губы  не
касались ее губ. Все мышцы его тела расслабились, хотя  только  что  она
ощущала их крепость. Вдруг Мара услышала его ровное  дыхание  и  поняла,
что он заснул.
   Заснул.  В  тот  самый  момент,  когда  она  должна   была   потерять
девственность, он рухнул на нее в  вызванном  питьем  оцепенении.  Зелье
Саймы усыпило его прежде, чем он смог  закончить  свое  дело.  Никак  не
желая  поверить  в   случившееся,   Мара   несколько   показавшихся   ей
бесконечными  минут  лежала,  бездумно  глядя  на  вельветовые  занавеси
кровати. Тело  ее  еще  трепетало,  эмоциональное  возбуждение  спадало,
оставляя  после  себя  чувство  неудовлетворенности  и   незавершенности
задуманного.
   Ей захотелось громко выругаться, но страшно  было  двинуться  и  даже
дышать. Мара была озабочена и испугана случившимся,  своей  реакцией  на
его действия.
   Она ведь не хотела, не собиралась ничего чувствовать, но чувствовала,
и именно это ужасало ее. Каким бы  отвратительным  ни  казался  подобный
поступок, она шла на это по необходимости, по долгу, ради Кулхевена. Но,
как она теперь ясно понимала, когда пальцы Адриана ласкали ее, когда  он
лежал на ней, готовый к тому, чтобы взять  ее,  все  мысли  о  Кулхевене
вылетели у нее из головы, и на какой-то миг ей хотелось только его.
   - Детка? - Шепот Саймы раздавался из другого конца комнаты.
   Мара  повернулась  в  направлении  звуков,   но   ей   мешало   плечо
Сент-Обина....
   Сайма  подошла  поближе  и  остановилась  возле  постели.  При   виде
обнаженного тела Сент-Обина, распростертого на ее юной хозяйке, в глазах
служанки появилось беспокойство.
   - О, девочка, с тобой все в порядке? Этот зверь сделал тебе больно?
   - Нет,  Сайма,  он  не  сделал  мне  больно.  У  него  не  было  этой
возможности. Твое питье сделало  больше,  чем  обещало.  Сейчас  он  уже
целиком во  власти  сна.  -  Она  тщетно  попыталась  пошевельнуться.  -
Впечатление такое, как будто меня придавила лошадь. Должно быть, во  сне
он весит раза в два больше. Ты должна помочь мне  выбраться,  самой  мне
вряд ли это удастся.
   Объединенными усилиями они смогли наконец перевалить тело  Сент-Обина
на другую сторону постели. Он спал так крепко,  что  при  этом  даже  не
шелохнулся. Мара начала подниматься, и при виде ее  расстегнутой  ночной
рубашки и обнаженной груди глаза Саймы потемнели.
   - Он тебя взял?
   Застегивая рубашку, Мара слезла с постели:
   - В общем, нет, он уснул, прежде чем смог  завершить  дело.  Поэтому,
кажется, все наши труды этой ночью окончились неудачей.
   Ей показалось, что она услышала, как Сайма пробормотала что-то  вроде
"слава Богу", но предпочла не обращать на это внимания.
   - Что же нам теперь делать? Теперь мы никак не сможем  доказать,  что
он покусился на Арабеллину.., на мою девственность. Как теперь заставить
его жениться на мне?
   Проверяя, нет ли кого вокруг, Сайма выглянула  за  дверь  и  поманила
Мару за собой.
   - Может быть, мы все же сможем извлечь кое-какую пользу из этой ночи.
Но нужно спешить. Дел у нас много, а, рассвет совсем уже скоро.

***

   Адриан открыл глаза и удивился, обнаружив, что его голова лежит не на
подушке. Проникающий через открытые окна яркий  солнечный  свет  вызывал
острые приступы головной боли.
   Где же, черт побери, Хантингтон? Почему он не  разбудил  его  раньше?
Адриан закрыл глаза и застонал.
   Во рту было сухо, как будто он был набит песком, глотать  было  почти
невозможно.