ожем ужиться ради ребенка, стоит постараться достичь полной гармонии.
   Через минуту она проснется.
   - Это звучит так расчетливо, - прошептала  она,  вспоминая  слова  любви,
произнесенные им во время  первого  предложения.  -  Это  больше  похоже  на
деловое предложение.
   - Но так и есть, Крессида. - В его голосе послышалась  скупая  ирония.  -
Очень много удачных браков именно так и начинались. И давай не забывать, что
когда наши отношения строились лишь на эмоциях,  у  нас  не  так  уж  хорошо
получалось, - закончил он с горечью. Его бесстрастная жесткая речь  и  сухой
тон, которым все это было произнесено, заставили ее похолодеть.
   - Ну а как насчет.., насчет...  -  Она  не  могла  подобрать  подходящего
слова, щеки ее вспыхнули, все это казалось какой-то дикостью.
   - Секса? - перебил он, в его глазах блестела  насмешка,  что  еще  больше
смущало ее. - Ты это хочешь сказать, дорогая, но боишься?
   Она попыталась ухватиться за эту безумную действительность.
   - Как ты себе представляешь наш брак, Стефано?
   Он прищурился и в первый раз дотронулся до нее, взяв за  подбородок  так,
что она вынуждена была смотреть в его темные бархатные глаза.
   - Это будет зависеть от тебя, - сказал он тихо.  -  Только  от  тебя.  Ты
знаешь, как  сильно  я  хочу  тебя.  И,  думаю,  ты  достаточно  убедительно
продемонстрировала, что это желание взаимно.
   Ее передернуло от отвращения к себе.
   - Ты - ублюдок, - прошипела она. - Самый настоящий ублюдок, - ее  кулачки
забарабанили по его груди, но он схватил ее за запястья и  прижал  к  своему
бешено бьющемуся сердцу.
   - Что, Крессида правда настолько неприятна? - тихо спросил он.
   Глядя в его смуглое лицо, она поняла, что это так. Он сорвал с нее  маску
притворной неприязни, служившую ей  защитой,  и  увидел,  что  она  все  еще
страстно желает его. И как же он повеселится, когда узнает, что это  желание
намного глубже, чем просто физическое влечение - она все еще любит его.
   - Ну и что ты ответишь, дорогая? Останешься со мной? Как  моя  жена?  Она
оттолкнула его руки.
   - А что, если я откажусь?
   Его лицо превратилось в холодную маску.
   - Если ты откажешься, я буду бороться с тобой, и думаю, что  выиграю  эту
борьбу, - сказал он жестко. - Актриса, без средств к существованию,  что  ты
можешь предложить моему ребенку? Ни один суд в мире не  решит  дело  в  твою
пользу.
   - Похоже, ты действительно все продумал, - сказала она ледяным тоном, но,
к ее удивлению, он схватил ее и  прижал  к  себе,  и  ее  тело  предательски
подалось к нему, хотя она и попыталась вырваться из его объятий, правда, без
особого энтузиазма.
   - Я тебе обрисовал самый худший вариант, - сказал  он,  уткнувшись  в  ее
мягкие волосы. - Потому что ты  спросила  об  этом.  Но  я  не  хочу  этого,
дорогая. Я хочу, чтобы ты была со мной, как  мать  моего  ребенка,  как  моя
жена. Я думаю, у нас получится. - Его голос стал тверже. - Мы  сделаем  так,
чтобы все получилось.
   Она закрыла глаза, отдаваясь желанию приникнуть к нему,  чтобы  его  руки
ласкали ее, отметая все возражения, которые у нее могут возникнуть.
   - Так ты согласна, Крессида? - спросил он  со  спокойной  уверенностью  в
голосе.
   Она почувствовала, что он обнял ее за талию, и поняла, как это  правильно
и хорошо, когда он вот так держит ее, и желание сопротивляться покинуло  ее.
С ним было слишком трудно бороться, однако с собой  бороться  оказалось  еще
труднее.
   Она уткнулась головой ему в грудь, не желая, чтобы он увидел ее глаза,  в
которых отражалась надежда услышать от него ласковые и нежные слова.
   - Хорошо, Стефано, - тихо сказала она. - Я останусь с тобой.
   - Прекрасно. - Голос его прозвучал торжествующе, его губы прижались к  ее
губам и вызвали в ней такой  огонь,  что  она  чуть  не  потеряла  сознание.
Секунду она пыталась противиться давлению его мягких губ, но  ее  тело,  как
всегда, предательски отзывалось на его ласки,  она  почувствовала  знакомое,
медленно разрастающееся страстное желание.
   - Крессида. - Он проговорил это, не отрывая своих губ от ее рта, руки его
медленно скользили по спине, нежно прижимая ее к себе.
   Она вся отдалась страстной магии его поцелуя, но, чувствуя, как нарастает
его  возбуждение,  чувствуя,  как  ткань  его  джинсов  вот-вот   разорвется
напрягшейся плотью, ощутила и некоторую тревогу. Да, она хотела его, он  был
нужен ей именно в эту минуту так, как никогда ранен. Как будто взяв  ее,  он
заполнит в ней какую-то болезненную пустоту.
   Но только не здесь. Она не может позволить себе отдаться ему здесь,  пока
еще так свежи воспоминания о том, как это было, когда ими владела любовь,  а
не враждебность. И если ее любовь и выдержала испытание временем, то  его  -
нет, и ей будет больно, мучительно больно, если он овладеет  ею  здесь,  без
любви.
   Чудовищным усилием воли она отстранилась  и  увидела,  как  в  недоумении
сузились его глаза.
   - Дорогая? - хрипло прошептал он. Она покачала головой, отступая,  боясь,
что если он опять коснется ее, она забудет обо всем.
   - Я не могу, Стефано. Не сейчас. И не так. Его лицо изменилось, как будто
она выплеснула на него ведро холодной воды.
   - Какая разборчивость! - насмешливо произнес он. - Слишком примитивно для
тебя, дорогая? Похоже,  что  твои  вкусы  стали  более  утонченными.  Как  я
понимаю, тебя больше устроит комфорт виллы?
   Она резко поднялась.
   - Я просто хочу уехать отсюда, - сказала она, стараясь, чтобы в ее голосе
не слышалось отчаяние.
   Стефано взял ее за руку и внимательно посмотрел  на  нее  своими  темными
глазами.
   - Пойми одно, Крессида, - сказал он тихо. - Я не из тех, кто выпрашивает,
и я не собираюсь уговаривать тебя  спать  со  мной.  И  если  ты  не  хочешь
признавать собственных желаний, хорошо... - Его глаза  блеснули.  -  Могу  и
подождать. Поверь, наш брак станет удачным, как только мы  будем  откровенны
друг с другом.
   Всю  обратную  дорогу  она  думала  над  его  словами.  Он   говорил   об
откровенности, тем не менее она просто не  могла  быть  откровенной  с  ним,
потому что в этом случае их положение станет слишком неравным. Но  если  она
решила остаться с ним, то какой смысл все время воевать? Из  Стефано  выйдет
прекрасный отец, в этом она не сомневалась ни минуты. Что ж, бывают и  более
странные браки. Почему бы им не попробовать? Ребенок, наверное, свяжет их?
   У дверей виллы он спросил:
   - Ты спустишься сегодня вечером к ужину? Она поняла, что этот вопрос  был
с явным подтекстом. Утвердительный ответ будет означать больше,  чем  просто
согласие на ужин.
   - Да, Стефано. Приду. Он кивнул.
   - Хорошо. И пожалуйста, подумай над тем, что я сказал.
   Уже подумала, мысленно ответила она, проходя  в  свою  комнату,  чувствуя
дрожь волнения, заставляющего ее ускорить шаги.
   Сегодня, думала она, стоя  под  струями  душа,  сегодня  они  начнут  все
сначала. И она сделает все, чтобы ребенок сблизил их, как это часто  бывает.
Интересно, это только мечты или реальная перспектива?
   Она с большим тщанием уложила волосы и стала перебирать платья, остановив
свой выбор на  бледно-лимонном  шелковом.  Застегнув  молнию  на  боку,  она
отступила назад, чтобы хорошенько рассмотреть себя в большом зеркале, но  ей
пришлось ухватиться за столик перед зеркалом, в котором отразилось ее полное
отчаяния побелевшее лицо, когда в низу  живота  она  почувствовала  знакомую
боль.
   - Так что видишь. - Голос Крессиды звучал  вполне  спокойно.  -  Не  было
необходимости строить какие-то планы. Это была ложная тревога. Я  полагаю...
- Она заторопилась. - Задержка произошла из-за болезни и усталости. Повезло,
правда? - спросила она весело, мучительно надеясь, что он станет возражать.
   - Повезло? -  переспросил  он,  не  поворачиваясь  к  ней  лицом.  -  Да,
действительно, - сказал он спокойно.
   Одно слово. Одно слово, от которого так  много  зависело.  Одно  короткое
слово, произносить которое у него теперь нет причины. "Останься".
   Держись, сказала она себе. Потерпи  еще  немного,  и  тогда  можно  будет
реветь сколько хочешь.
   - Так что теперь нет  причины  мне  здесь  оставаться.  По  крайней  мере
сейчас.
   - Да, конечно, - отозвался он.
   - И мне действительно пора возвращаться в Лондон, искать работу и...
   - Крессида. - Он повернулся к ней и  впервые  с  того  момента,  как  она
сообщила, что никакого ребенка не будет, посмотрел ей в глаза. - Тебе  жаль?
- Он пристально смотрел на нее. - Насчет ребенка...
   Если ей необходимо уезжать, то она должна  это  сделать  с  достоинством.
Зачем рассказывать Стефано о той боли, которая терзает ее?
   - Думаю, это скорее всего  к  лучшему,  -  тихо  сказала  она,  вспоминая
рыдания, вырвавшиеся из груди, когда она увидела пятнышки крови.
   - Понятно,  -  сказал  он  без  всякого  выражения,  будто  сообщал,  что
прекратился дождь.
   Его лицо не выражало абсолютно ничего. В этом он весь, и ей нужно  бежать
отсюда как можно скорее, прежде чем она, не выдержав, сорвется.
   - Я хочу уехать как можно скорее. Наступило длительное молчание, но когда
он заговорил, голос его звучал так же бесстрастно.
   - Завтра первым делом закажу самолет...
   - Нет, Стефано. - Она покачала головой. - Я.., не хочу лететь на  частном
самолете. - Возможно, опять сидеть рядом с ним,  еще  несколько  часов  этой
пытки, когда надо будет притворяться, что ей все  равно.  -  Я  хочу  лететь
рейсовым самолетом. Одна.
   Губы его скривились, он взглянул на нее.
   - Как  хочешь,  -  резко  ответил  он.  -  Сейчас  же  отдам  необходимые
распоряжения. - Он повернулся и вышел из комнаты.
   Она не могла сидеть за ужином  и  ушла  в  свою  комнату,  проведя  самую
длинную в своей жизни ночь в мыслях о том, как она будет жить дальше.
   Наступило утро, и Крессида быстро  оделась.  В  столовой,  где  все  было
накрыто к завтраку,  она  столкнулась  с  Розой,  смуглая  кожа  которой  не
скрывала бледности,  и  Крессида  закусила  губу,  с  трудом  сдерживаясь  и
стараясь казаться спокойной. Она отказалась от хлеба и фруктов и налила себе
большую чашку крепкого кофе.
   - Стефано уже позавтракал? Роза покачала головой.
   - Похоже, никто из вас сегодня не голоден, - сказала она с явным намеком.
   - И где он сейчас?
   - Синьор вышел из дома очень рано. Он не сказал, куда.
   - Но сегодня утром я должна лететь в Англию.
   Роза кивнула.
   - Да, синьора, он говорил мне. Он оставил для вас билет  в  кабинете.  Он
сказал, что шофер отвезет вас в одиннадцать.
   Крессида поставила чашку на блюдце и уставилась на Розу,  не  веря  своим
ушам, зная, что она не может не спросить:
   - Так он не вернется? Попрощаться? Вид у Розы был несколько смущенный.
   - Нет, синьора, - тихо ответила она.
   Так вот, значит, как он к ней относится! Ушел из дома,  даже  не  проявив
элементарной вежливости и не попрощавшись. Она нашла  билет  на  его  столе,
издевательски одинокий. Ни записки, ничего. Она почувствовала, как к  глазам
подступают слезы. Держись, сказала она себе. Держись, пока  не  вернешься  в
Англию.
   Все было как в тяжелом страшном сне, когда она попрощалась с Розой, очень
расстроенной, и затем смотрела на удаляющуюся виллу. Ее сердце сжималось  от
разочарования, когда она поняла, что  Стефано  действительно  не  собирается
попрощаться с ней.
   В Римском аэропорту, как всегда шумном и оживленном,  она  быстро  прошла
регистрацию. Она посмотрела на часы - у нее был в запасе  еще  час.  Она  не
могла и думать о том, чтобы сидеть в зале ожидания, истязая себя  мыслями  о
Стефано. Она лучше пойдет пройдется по  магазинчикам  и  киоскам,  посмотрит
одежду, которую не собирается покупать.
   Но самый первый магазин, к которому она подошла, оказался  магазином  для
малышей, она стала рассматривать крохотную одежду,  перебирать  всевозможные
мелочи. Интересно, как бы сложилась ее  жизнь,  если  бы  она  действительно
оказалась беременной? Но тут она  почувствовала,  как  к  глазам  подступили
слезы, и вышла из магазина, еле переставляя ноги.
   - С вами все в порядке, синьора? - спросил продавец, с тревогой глядя  на
нее.
   - Да, да, - кивнула она. - Спасибо. Она вышла из магазина, глотая слезы.
   - Лапочка, можешь смотреть, но уж ни в коем случае не  трогай  руками,  -
послышался томный голос с американским акцентом, и Крессида,  вспомнив  этот
голос, с  ужасом  обернулась  и  увидела  Эбони,  эту  амазонку-манекенщицу,
приятельницу Стефано, идущую в ее  сторону  и  отмахивающуюся  от  какого-то
коротышки, кружащегося вокруг нее, как муха.
   Крессида  остановилась  как  вкопанная,  не  в  силах  отвести  глаз   от
сногсшибательной манекенщицы, как кролик, на которого направили луч  фонаря.
На Эбони был комбинезон из черной кожи, черные сапоги  и  такая  же  кожаная
широкополая шляпа, и все мужчины в аэровокзале пожирали ее глазами.
   Внезапно Крессида поняла ужасную правду. Эбони находится здесь.  В  Риме.
Стефано вызвал ее, когда его бывшая жена  благополучно  отбыла?  Да  уж,  он
времени не терял - прощай, старая любовь, здравствуй, новая.
   Она не хотела встречаться с Эбони и видеть  торжество  на  ее  лице,  она
будет чувствовать себя  еще  более  униженной  и  несчастной,  если  прочтет
выражение сочувствия в шоколадных глазах. Она уже  было  повернулась,  когда
опять услышала этот томный голос, и перед ней возникла  его  обладательница,
рассматривая ее с еле сдержанным изумлением.
   - Ай, да, ай! И кого же мы видим! Привет, Катрин!
   - Крессида, - машинально поправила она. Прекрасные миндалевидные глаза  с
любопытством рассматривали ее вытертые джинсы и свитер.
   - Итак, - протянула она, - наступило трогательное примирение.
   Крессида слегка покачнулась. Примирение! Если Эбони начнет посвящать ее в
подробности того, как они собираются воссоединиться после ложной тревоги...
   Но темноволосая красавица схватила ее  за  руку,  как  бы  чувствуя,  что
Крессида уже на пределе, проницательные глаза заметили смертельную бледность
женщины.
   - Эй, - проговорила она. - А где Стефано? Крессида с  усилием  расправила
плечи. Что это она там себе внушала насчет достоинства?
   - Представления не имею, - сухо ответила она.
   - Он разве тебя не встречает?  Ей  было  неожиданно  легко  произнести  в
ответ:
   - Нет, я улетаю обратно в Англию.
   - Понятно. - Глаза Эбони сузились. - Как я понимаю, опять сбегаешь?
   - Это тебя никак не...
   - Послушай, принцесса. - Она покачала головой, - только  не  говори,  что
это меня не касается. Мне кажется, тебе стоит послушать меня. Хочешь,  скажу
тебе одну вещь? Я бы сделала для Стефано все на свете.  Все.  Я  из-за  него
сума сходила. Он бы мог получить любую другую женщину, которую захотел,  ему
стоило бы только щелкнуть пальцами! Но он не сделал этого. И знаешь, почему?
   - Не думаю, чтобы я...
   Эбони  наклонилась  вперед,  черные  шелковистые  волосы  разметались  по
плечам:
   - Потому что ты идиотка! Ведь он все еще любит тебя.
   Крессида с недоверием уставилась на Эбони.
   - Ты сама не знаешь, что говоришь.
   - Ну уж, конечно. Знаешь, что я тебе скажу?  Ты  не  заслуживаешь  такого
человека, как Стефано. Если бы меня любил такой  мужчина,  я  бы  вышвырнула
свою вонючую работу на помойку да еще ногами притоптала.
   У Крессиды все смешалось в голове.
   - Но Стефано не любит меня, - тупо сказала она.
   - Ой, да перестань! Он настолько помешан  на  тебе,  что  даже  не  может
здраво  рассуждать.  Уж  этого-то  ты  не  могла  не  знать,  -  внимательно
посмотрела она на Крессиду.
   Крессида покачала головой.
   - Ты ошибаешься.
   Но неожиданно Эбони расплылась в улыбке, как будто заметила что-то ужасно
смешное.
   - Ну что ж, не хочешь, не верь, - протянула  она.  -  Но  думаю  кое-кому
здесь ты все же поверишь! - Она смотрела куда-то поверх плеча Крессиды.
   - Крессида, - послышался мягкий бархатный голос.
   Она медленно, как в замедленном кино, обернулась, не веря своим ушам.  Но
это был он, Стефано. Он стоял, не сводя с нее глаз.
   - Но... - пробормотала она, и тут раздался громкий голос.
   - Эбони, радость моя! Ради Бога, не отходи от  меня!  Я  все-таки  достал
билеты!
   Почти двухметровый загорелый стопроцентный американец подошел к Эбони и с
хозяйским видом положил руку ей на плечо.
   Эбони взглянула на него, как ребенок смотрит на рождественскую елку.
   - Привет, Клинтон, - улыбнулась она.  -  Я  так  и  знала,  что  ты  меня
отыщешь. - Она подхватила Клинтона под руку. - Пошли,  дорогой,  этим  двоим
нужно кое в чем разобраться! - И потащила озадаченного  Клинтона  прочь,  но
проходя мимо Крессиды, нагнулась и шепнула ей на ухо:
   - Если честно,  то  мне  никогда  не  нравились  задумчивые  и  серьезные
брюнеты! - И она удалилась.
   Они стояли, глядя друг  на  друга.  Казалось,  аэропорт  и  все,  что  их
окружало, куда-то исчезло, когда она стала постепенно погружаться в  глубину
его темных глаз, опасаясь, что те хрупкие надежды, которые внушили ей  слова
Эбони, разобьются вдребезги.
   - Зачем ты здесь? - прошептала она.
   - Я просто не мог отпустить  тебя.  Второй  раз.  Скажи  мне,  что  нужно
сделать, чтобы ты осталась, и я сделаю это.
   Где-то в глубине сознания она понимала, что на них смотрят,  но  ей  было
все равно.
   - Почему? - Еще одно короткое слово. Все ее будущее зависело от него.
   - Потому что я люблю тебя, - сказал  он  очень  тихо.  -  Я  люблю  тебя,
Крессида, как никогда не любил  ни  одну  женщину  на  свете  и  никогда  не
полюблю.
   Боже, помоги мне!
   И тут она разрыдалась.
   - Крессида! - Он прижал ее к себе, целуя в  макушку  и  обнимая  сильными
горячими руками, в которых ей хотелось остаться навсегда.
   - Дорогая, моя дорогая, пожалуйста, не плачь. - Он взял ее за  подбородок
и заставил посмотреть ему в глаза. - Послушай меня, - сказал он  настойчиво.
- Я был самым большим идиотом на свете. - Он покачал головой, глядя  на  нее
сверху вниз. - Когда я получил это проклятое письмо от  твоего  адвоката,  я
понял, что опоздал. Что из-за своей гордыни и  самолюбия  позволил  событиям
развиваться без моего участия. - Его темные глаза сверкали. -  Я  знал,  что
должен  увидеться  с  тобой  опять,  поэтому  я  уговорил  спонсоров  вашего
спектакля выйти из игры и дать мне эту возможность.  Ничего  не  изменилось.
Ничего. Я любил тебя так же, как и прежде. Но я знал, что должен действовать
очень осторожно, чтобы оставить себе хоть какой-то шанс после того,  как  мы
расстались. - Он вздохнул. - Я хотел сказать тебе о своих чувствах при самой
первой встрече, но я так боялся отпугнуть тебя. О Боже!  Это  было  нелегко.
Когда я увидел тебя в объятиях Адриана, пусть лишь на сцене, я был  способен
разнести весь этот театр на мелкие кусочки голыми руками.  Но  я  был  полон
решимости не показывать своих чувств. Я старался держаться осторожно до того
вечера, когда прошел заключительный спектакль. Видит Бог, я  не  рассчитывал
на то, что ты забеременеешь,  однако  здесь  судьба  мне  некоторым  образом
подыграла. И это дало возможность привезти тебя сюда...
   - Но ведь ты дал мне уехать сегодня утром? - Она  посмотрела  на  него  и
увидела, как темные глаза затуманила настоящая боль.
   - Я был в шоке, - тихо сказал он. - В  отчаянии.  Я  так  хотел  ребенка,
молился только об этом. Я ушел с виллы и все бродил  и  бродил.  А  затем  я
пришел в себя. Я подумал: не могу больше отпустить ее. Второй раз. Я  обязан
сказать ей о своих чувствах.
   - Ну почему же ты мне ничего не сказал? - спросила  она,  крепко  обнимая
его. - Все то время, что я жила здесь, ты ни разу не упомянул о любви.
   - Любви? - Он опять посмотрел на нее, глаза его были полны  печали.  -  В
прошлом мы много говорили о любви и больше ни о чем.  Слова  любви  нетрудно
произнести, но на сей раз я хочу не говорить, а действовать, и, может  быть,
когда-нибудь ты опять полюбишь меня. И, дорогая моя, я все сделаю для