чая ее смятения, одна  бровь
его поднялась:
   - Хочешь кофе? - повторил он.
   - Да, пожалуйста.
   - Завтра мне надо быть  на  работе,  -  сказал  он  по  дороге  домой.  -
Постарайся как-нибудь развлечься. Можешь почитать у бассейна.
   - А можно я поброжу по магазинам? - бросила она пробный шар.  -  Можно  я
воспользуюсь машиной?
   Глаза его вспыхнули, когда он взглянул на нее.
   - Если тебе нужно сделать покупки, думаю, мы можем сделать их вместе.
   - Ты боишься, что я сбегу в Англию? - с вызовом спросила она. - Но ведь я
могу это осуществить, пока ты на работе, разве нет?
   - Без паспорта у тебя ничего не получится, - вежливо заметил он.
   - Значит, я действительно твоя пленница? - возмутилась она.
   - Вовсе нет, - спокойно отреагировал он. - Я предпочитаю слово "гостья".
   - Пленница.
   Однако прав был он, поскольку  она  совсем  не  чувствовала  себя  как  в
тюрьме. Она купалась в роскоши,  как  кошка,  оказавшаяся  на  солнце  после
нескольких  месяцев  темноты.  Она  поздно  вставала,  поглощала  вкуснейшие
завтраки, затем брала книгу и шляпу и располагалась  в  одном  из  шезлонгов
возле бассейна. Она нашла в доме все свои старые  купальники,  включая  свой
любимый цельный купальник из белого шелка.
   Это был какой-то сказочный, нереальный мир -  она  не  хотела  ни  о  чем
думать, ни о чем вспоминать. Она больше не рвалась работать, чтобы  доказать
самой себе, на что способна, и не беспокоилась  о  том,  что  думают  о  ней
окружающие. Она чувствовала себя отдохнувшей и расслабившейся; вкусная  еда,
свежий воздух и купание укрепили ее тело, и она уже  с  нетерпением  ожидала
вечером возвращения Стефано с работы.
   Иногда она одергивала себя, напоминая, что  именно  было  причиной  этого
райского существования. Это было время, взятое взаймы. Это был его, а не  ее
мир. Его и Эбони. И она не должна забывать  причины,  по  которой  находится
здесь - необдуманный поступок, который может иметь серьезные последствия.  И
забота о ней Стефано объяснялась тем, что он всегда хотел  делать  так,  как
"положено". Она все еще была его женой, и пока это  продолжается,  он  будет
считать, что несет за нее ответственность.
   Однажды она задремала у бассейна. Накануне она почти не спала, потому что
месячные, которые, по ее расчетам, должны были наступить, не наступили.  Она
проснулась и испуганно посмотрела на часы - было уже  около  пяти.  Она  еще
успеет окунуться перед тем, как переодеться к ужину, подумала она, вставая и
потягиваясь. Стоя  на  краю  бассейна  и  любуясь  бирюзовыми  волнами,  она
подумала, что ей будет очень не хватать этой жизни.
   На ней был очень открытый бикини - два искусно выкроенных кусочка черного
шелка, она закрыла глаза и, подняв над головой  руки,  стрелой  бросилась  в
воду.
   Она охнула, ощутив прохладу воды, затем проплыла бассейн туда  и  обратно
несколько раз и легла на спину так, что ее волосы веером разметались  вокруг
головы. Вдруг она почувствовала, что солнечные лучи больше не падают на нее,
и открыла глаза. На краю бассейна стоял Стефано в  своем  элегантном  темном
костюме.
   Она неожиданно почувствовала себя беззащитной, глядя на него из воды.
   - Очень соблазнительно, - сказал он, с улыбкой  глядя  на  выпуклость  ее
груди, где мокрая ткань явственно обозначала твердые  соски.  -  Пожалуй,  я
сейчас к тебе присоединюсь.
   Она с трудом сглотнула.
   - Я.., я уже вылезаю, - запинаясь, проговорила она.
   - Не надо, - сказал он. - Подожди меня. - Он повернулся  и  направился  к
одной из кабинок для переодевания.
   Она нервно облизнула пахнущие хлоркой губы. Ей совершенно  незачем  ждать
его. Ничто не заставит ее остаться в воде. Так почему же она не выходит?
   А потом стало уже слишком поздно. Стефано разделся со скоростью  звука  и
натянул короткие черные плавки, дававшие слишком скудную  пищу  воображению.
Она  почувствовала,  как  учащенно  забилось  ее  сердце,  когда  ее  взгляд
скользнул по его мощному торсу, мускулистым твердым бедрам, покрытым черными
волосками.
   "О, Боже! Этого нельзя делать. Если она останется с ним в воде..."
   Когда он нырнул, она быстро выскочила из  воды,  поспешно  завернулась  в
толстый махровый купальный халат и, откинув с лица волосы, увидела,  что  он
уже вынырнул - по оливково-смуглому  липу  стекала  вода,  и  с  насмешливой
улыбкой он смотрел на нее.
   - Уже уходишь? Так быстро? - ехидно спросил он.
   - Мне нужно переодеться к обеду.
   - Прямо сейчас?
   Его бархатный голос звучал необыкновенно притягательно, и краска  прилила
к ее щекам, когда она нагнулась, чтобы дрожащими руками поднять книгу.
   - Крессида?
   Она взглянула на него.
   - Что?
   - У тебя... - Он помедлил. - Все в порядке? Она прекрасно поняла, что  он
имеет в виду, и опять вспомнила свои мысли о жизни взаймы.
   - Я еще не уверена, беременна ли  я,  если  ты  это  хочешь  спросить,  -
отрезала она.
   Он не обратил внимания на ее вспышку, лишь продолжал смотреть на нее.
   - Между прочим, - сказал  он  небрежно,  -  нас  пригласили  к  обеду.  В
воскресенье. К ли Томасисам. Моя мать и сестра тоже там будут.
   Он внимательно следил за ее реакцией. Да, она действительно не любила эти
роскошные официальные обеды. Она  чувствовала  себя  перед  его  изысканными
друзьями как  уродец  на  ярмарке,  но  сейчас  гордость  подсказывала,  что
необходимо  реабилитироваться,  показать,  что  она  больше   не   маленькая
иностранка, снизу вверх смотрящая на них.
   - Они знают, что я здесь?
   - Естественно.
   - И что ты им сказал?
   - Я не обязан давать объяснения своей семье о  своей  личной  жизни.  Они
ничего не знают о причинах твоего появления здесь.
   - Тогда я пойду с тобой в воскресенье. Она думала, что он удивится, но он
отнесся к этому совершенно спокойно. Он кивнул.
   - Хорошо. - А затем опять скрылся под водой.
   Супруги ди Томасис, старые друзья ли Камилла,  пожилая  пара,  у  которой
были уже взрослые дети.
   Крессида и Стефано подъехали к  залитому  огнями  особняку,  и,  судя  по
количеству машин, они  приехали  одними  из  последних,  подумала  Крессида,
незаметно ища глазами членов семьи Стефано. Верх машины, несмотря на  теплую
погоду, был закрыт, чтобы не растрепались ее волосы, которые она  уложила  в
замысловатый пучок. Эта прическа делала ее старше, и она знала  это,  именно
поэтому и уложила волосы так, да и платье было выбрано с этим  же  расчетом.
Сшитое из легкой фиолетовой  ткани,  оно  было  совершенно  классическим  по
покрою и подходило для любого  возраста.  Крессида  знала,  что  внешне  она
выглядит холодной  и  утонченной  молодой  дамой,  хотя  внутри  у  нее  все
обрывалось, когда она представляла встречу с родственниками мужа.
   Однако ее встреча с матерью Стефано оказалась совершенно  неожиданной,  и
Крессиде пришлось сделать все возможное, чтобы не  показать,  насколько  она
поражена при виде свекрови. За эти два года та ужасно постарела. И  несмотря
на все те  же  прекрасные  темные  глаза  и  аристократическую  осанку,  она
показалась ей намного  меньше  ростом,  чем  прежде.  И  приветствовала  она
Крессиду с гораздо большей теплотой, чем во время ее замужества -  а,  может
быть, ей это просто показалось?
   Однако при встрече с Джиной,  сестрой  Стефано,  и  ее  мужем  Анжело  ей
показалось то же самое. Во времена ее замужества та  не  делала  секрета  из
того, что считает Крессиду неподходящей парой для своего брата,  тем  более,
что ранее пыталась сосватать его за свою школьную  подругу.  Но  теперь  она
подошла к Крессиде, ее красивое лицо  осветила  приветливая  улыбка,  и  она
расцеловала ее в обе щеки.
   - Крессида, - сказала она сердечно,  -  ты  выглядишь  великолепно.  -  И
Крессида заметила, как она посмотрела на своего брата и кивнула ему.
   - Ты тоже, - сказала Крессида, - просто ослепительна.
   - Ага! - Джина загадочно посмотрела на нее. - Я надеюсь, потому  что  для
этого есть причина. Сказать им, дорогой? - Она блеснула  глазами  в  сторону
мужа совершенно так же, как делал это Стефано. Тот улыбнулся и поднял брови.
   - Думаю, ты все равно это сделаешь, - заметил он.
   - У меня будет ребенок! - просияла Джина. - Я беременна!
   На  щеках  Крессиды  появился  легкий   румянец,   когда   она   услышала
поздравления, идущие со всех сторон комнаты,  она  встретила  вопросительный
взгляд Стефано, но тут же отвернулась, испугавшись, что он догадается,  чего
ей хочется больше всего на свете.
   Затем она увидела сияющие гордостью глаза Анжело, и ее охватила безмерная
грусть. Потому что даже если она  и  окажется  беременной,  она  никогда  не
дождется такого заботливого, любящего взгляда от Стефано.
   За столом, за которым горели  свечи  в  серебряных  подсвечниках,  сидело
восемь человек - сами хозяева, Джина и Анжело, мать Стефано и Филипо -  один
из сыновей ди Томасис, приехавший домой на каникулы  из  колледжа.  Крессиде
досталось место напротив Стефано, рядом с его матерью.
   Она обратила внимание на две вещи:  первое  -  определенное  изменение  в
отношении к ней его матери в лучшую сторону, ей это не показалось, и  второе
- то, что Стефано ловил каждое ее слово, даже когда он вроде бы участвовал в
общем разговоре. Она подумала, что он, видимо, контролирует ее,  боясь,  что
она скажет что-нибудь не то.
   Но больше всего ее поразило то, что произошло потом, после  обеда,  когда
Джина вместе с ней вышла из комнаты.
   - Дорогая, посиди со  мной,  давай  выпьем  кофе,  -  сказала  она,  беря
Крессиду под руку.
   Они прошли в гостиную, где подавали крепкий кофе, Крессида была готова  к
допросу, но разговор начался вполне безобидно.
   - Стефано говорил, что ты после болезни отдыхаешь на  вилле,  -  заметила
Джина.
   - Отдыхаю в обоих смыслах этого слова, - заметила Крессида.
   В ответ на предложенный кофе Джина покачала головой.
   - Как это?
   - На актерском сленге это обозначает простой в работе  -  а  поскольку  я
сейчас не работаю, так и есть. Но я действительно была больна.
   - Сейчас лучше?
   - Почти, - довольно уклончиво ответила она.
   - А твоя карьера? - Если не считать этого отдыха, ведь все идет хорошо? Я
знаю, что Стефано внимательно следит за твоими успехами.
   - Правда? - с недоверием спросила Крессида и, подняв глаза, увидела,  что
он стоит рядом, глядя на нее сузившимися глазами.
   - Крессида, я думаю, нам пора, - сказал он своим бархатным голосом. - Это
твой первый выход, и тебе не следует переутомляться.
   Она с радостью согласилась, довольная, что избежит любопытных глаз  Джины
и  не  сможет  случайно  сказать  что-нибудь  такое,  что  ее  выдаст.   Они
попрощались, и  по  дороге  к  машине  она  размышляла  о  том,  что  думает
могущественная и властная семья Стефано о ее приезде.
   Когда они сидели в машине, она заметила:
   - Никто из них не спросил, почему я вернулась.
   Длинные смуглые пальцы повернули ключ зажигания.
   - Моя семья больше не занимается моими проблемами с  прежним  рвением,  -
ответил он. - И кроме того, они не расспрашивали тебя, потому что знали: мне
это не понравится.
   Она не могла остановиться.
   - Но почему? Наверное, они ужаснутся, если узнают правду?
   Он нажал на акселератор.
   - Уже поздно, - сказал он. - Я устал, да и ты, наверное, тоже.
   И это означает, что он не  намерен  обсуждать  эту  тему,  подумала  она,
откидываясь на кожаное сиденье. Стефано умел, как никто  другой,  прекратить
любой разговор, если он ему  не  нравился.  Очевидно,  он  продемонстрировал
семье свое знаменитое ледяное спокойствие  в  ответ  на  какие-либо  попытки
проявить интерес к обстоятельствам ее вторичного появления в его жизни.
   Но когда они подъехали к вилле, он повернулся к ней.
   - Однако нам пора объясниться. - Он помолчал. - Завтра воскресенье, и мне
надо заглянуть в хижину, кое-что проверить. Если хочешь, можешь  поехать  со
мной.
   Она постаралась не показать, насколько ее  взволновало  -  как  бы  между
прочим сделанное предложение, задетая тем, что он говорит  о  доме,  который
она всегда считала "их домом", как о своей собственности. Он приглашал ее  в
их хижину, где они провели медовый месяц, место, которое для нее всегда было
светлым и нетронутым никакими перипетиями их неудачного брака. Но, очевидно,
она ошибалась.
   Она должна поехать с ним завтра. Может быть, это будет больно, однако это
необходимо. Потому что если что-то и сможет ее окончательно  и  бесповоротно
убедить, что все  действительно  кончилось,  так  это  поездка  в  хижину  в
качестве гостьи, чтобы окончательно удостовериться, как рушится ее последняя
мечта.
   Она постаралась ответить с той же небрежностью в голосе.
   - Хорошо, я поеду. - И не дожидаясь, пока он откроет дверцу, выскочила из
машины и, не говоря ни слова, вошла в дом.

Глава 12

   Легкий ветерок кружился, что-то нашептывая. Это  был  единственный  звук,
который Крессида могла слышать на вершине  горы,  в  самом  тихом  месте  на
свете.
   Она постояла минутку, глядя на маленький скромный деревянный домик,  куда
они  приехали  на  серебристой  спортивной   машине,   преодолев   множество
извилистых подъемов, распугивая горных козлов,  с  удивлением  взиравших  на
них.
   Хижина.
   Место, куда он привез ее в их медовый месяц. Где он учил ее  любить  его.
Где они провели самые прекрасные три недели своей жизни, когда  они  жили  и
дышали только друг для друга и не видели никого и не  нуждались  ни  в  ком,
кроме друг друга.
   Сильный порыв ветра разметал ее рыжие волосы, она повернулась к Стефано -
невозможно было понять, о чем он думает.
   Он открыл дверь. Ключ удивительно легко  повернулся  в  замке,  затем  он
толкнул дверь, которая со скрипом отворилась, и жестом пригласил ее войти.
   Первое, что удивило ее, это то, что внутри все было  таким  обжитым.  Она
сама не знала, чего ждала, возможно, чего-нибудь  вроде  сцены  из  "Больших
ожиданий" - то есть в хижине все должно было быть так же, как  в  тот  день,
когда они ее покинули, не считая толстого слоя пыли и паутины.
   Он смотрел на нее, вопросительно подняв черные брови.
   - Что?
   - Кто-то сюда приезжал!
   Похоже, что-то в ее  ответе  успокоило  его.  Исчезло  напряжение,  глаза
сощурились в улыбке.
   - Ну, конечно. И это были не три медведя. Она огляделась: чашка,  тарелки
и кастрюли, чисто вымытые, аккуратно сложены на полках, стулья задвинуты под
стол.  Через  открытую  дверь  комнатки,  служившей  одновременно  кухней  и
гостиной, она увидела широкую кровать,  тщательно  застеленную  белоснежными
простынями и мягкими теплыми одеялами. Эта кровать... Она резко отвернулась.
   - А кто? - спросила она. - Ты.? - "И Эбони?" - подумала она.
   Он кивнул.
   - Ну, конечно. Почти каждый выходной. Она удивленно посмотрела  на  него,
ей было трудно представить,  что  Стефано,  преуспевающий  и  могущественный
бизнесмен, приезжает сюда почти каждый выходной. Медовый месяц  -  это  ведь
нечто особенное. Она любила в нем черты  сильного,  практичного,  умелого  и
нежного мужчины, проявившиеся здесь, она любила  человека  без  этой  шелухи
власти  и  богатства,  человека,   которого   не   интересуют   ни   деловые
обязательства, ни  подчиненные.  Такой  человек  существовал  только  здесь,
подумала она, глядя на Стефано, но, очевидно,  эта  хижина  стала  для  него
каким-то постоянным убежищем. Интересно, кого он привозил сюда?
   Она почувствовала, как боль пронзила ее при мысли о том, как он  жил  все
это время без нее.
   - И зачем тебе понадобилось сюда приезжать? - с досадой спросила она.  Он
напряженно смотрел на нее.
   - Просто проверить воду. И газ тоже. - Он  наклонился,  чтобы  посмотреть
трубу под раковиной. - Тут у нас недавно была протечка.
   "У нас". Она сглотнула.
   - Я подожду на улице, пока ты закончишь.
   - Как хочешь.
   Она подошла к деревянной скамеечке, с которой  открывался  необыкновенный
вид на долину, но даже это оказалось  мучительно,  она  вспомнила,  как  они
сидели здесь вдвоем, смотрели на заходящее солнце, затем наступала  бодрящая
прохлада, после чего им хотелось есть, а еще больше хотелось друг друга. Она
вспоминала, как долгими вечерами они играли  в  триктрак  или  шахматы.  Она
вспоминала, как осоловевшие и расслабленные от вина и обеда  они  занимались
любовью на этой самой скамейке...  Она  быстро  встала,  почувствовав  залах
свежесваренного кофе, и увидела в дверях Стефано.
   - Я сварил кофе.
   Она покачала головой. Воспоминания пронзали ее, как стрелы.
   - Давай вернемся, если ты не возражаешь.
   - Возражаю. Я считаю, что нам надо поговорить.
   - Почему именно здесь?
   - А почему нет?
   - Потому что... - но если она назовет истинную причину, то выдаст себя  с
головой.
   - Понимаешь, Крессида, здесь, в горах, ты как  бы  моя  пленница.  Ты  не
сможешь сбежать. Здесь нет прислуги, которая может нас подслушать. Мы  здесь
совершенно одни, - сказал он насмешливо, и что-то в его глазах заставило  ее
отрицательно покачать головой.
   - Если ты думаешь...
   Он покачал головой с нетерпением.
   - Я привез тебя сюда не для того, чтобы заниматься любовью. -  Глаза  его
блеснули. - Во всяком случае не специально  для  этого.  Нам  пора  обсудить
кое-какие вопросы, от которых мы чертовски ловко уклонялись.  Садись.  -  Он
указал на скамеечку, а сам прошел в хижину, откуда вернулся через  несколько
минут, неся обшарпанный поднос с кофейником, двумя эмалированными кружками и
сахарницей. Он положил сахар в обе кружки, помешал, протянул ей одну  и  сел
рядом. И она внезапно почувствовала его близость.
   - О чем же ты хотел со мной поговорить?
   - Нужно решить, что делать, если ты действительно беременна.
   Ей показалось, что она  стала  для  него  какой-то  помехой,  от  которой
хочется поскорее избавиться.
   - Продолжай, - сказала она. - Внимательно тебя слушаю.
   - Для начала давай не будем гадать, ладно? Судя по тому, что  ты  сказала
врачу, у тебя задержка на три дня.
   - Да, - ответила она глухим голосом, не зная, как он на это отреагирует.
   Крессида услышала, как он тихо выругался.
   - Ведь ты беременна, правда? - прошептал он. - Наверняка это так. У  тебя
никогда не было прежде задержек.
   И эти слова ударили ее больнее, чем многие другие. Как же хорошо он  знал
ее - ее настроение, ее характер, ее физиологию. Он не знал только  одного  -
того, что она все еще любит его, что любовь все еще живет в ее сердце -  это
для него оставалось тайной.
   - Так как?
   Она покачала головой.
   - Да, у меня никогда не было задержки.  Стефано  протянул  руку,  как  бы
желая дотронуться до нее, но она инстинктивно отстранилась,  желая  и  боясь
его прикосновения. Он заметил ее движение, его  лицо  посуровело.  Он  сунул
руку в карман джинсов.
   Крессида старалась говорить как можно спокойнее, не желая с ним спорить.
   - Ты, разумеется, прав. Нам действительно надо решить, что делать.
   Он пристально посмотрел на нее.
   - Мы могли бы жить вместе.
   Ей показалось, что она ослышалась.
   - Что?
   - Мы могли бы жить вместе, - повторил он. - Рожай ребенка и оставайся  со
мной.
   Это было как в каком-то дурном сне, словно предложение о фиктивном браке,
и тот деловой, расчетливый  тон,  которым  он  это  произнес,  показался  ей
жестокой пародией на предложение, сделанное им в первый раз.
   - Что ты хочешь сказать? - спросила она в смятении.
   - Это единственный выход. Ведь  ты  же  знаешь  меня  достаточно  хорошо,
дорогая, я не позволю, чтобы мой ребенок рос, как ублюдок. - Он выплюнул это
слово: веками оттачиваемое аристократическое  высокомерие  слышалось  в  его
голосе. - Я также не допущу, чтобы его воспитывал другой мужчина.
   Да, она это знала.
   - Но я не понимаю, как...
   Он внимательно посмотрел на нее.
   - Не станем повторять ошибок прошлого. У тебя будет свобода,  необходимая
для твоей профессии, но ты будешь жить со мной и ребенком. Уверен, мы вполне
м