стно, женщина порядочная.  Скрывшись  за
занавеской, она оставила его наедине  с  тем  маленьким  цветным  пятном  на
стене. И потом уже старалась не показываться у окна. Он долго возился с этим
незамазанным кусочком стены, и лишь пан Хиле иногда занимал  Цтирада  своими
разговорами.
     Разумеется, достаточно было открыть дверь  на  галерею,  и  он  тут  же
оставил  бы  свои  речи  о  древнем  возрасте  нашего  дома.  Пани  тихонько
рассмеялась. Так смеются женщины, когда  обнаруживают  в  себе  неизведанные
глубины. И, заглянув туда,  они  испытывают  головокружение.  Конечно,  этот
человек вел себя довольно цинично, но глаза у  него  совсем  мальчишеские  и
немного удивленные.
     Наконец-то муж привел малышку домой, теперь пусть немного посидит с ней
над уроками, вот-вот поспеет ужин.
     Так протекал  вечер.  Хозяйка  дома  вспоминала  глаза  реставратора  и
загадочно улыбалась. Ян Томан размышлял, лежит ли еще на окне гвоздика,  или
незнакомая девушка взяла ее. А может,  кошка  просто  сбросила  гвоздику  на
тротуар, когда спрыгивала с окна, и никто о ней так и не узнает?
     Это был по-настоящему приятный вечер: каждый из супругов думал о своем,
что часто бывает в семье залогом гармонии.

                                     *

     Все сотрудники приходят в институт вовремя, то есть на самом  деле  все
опаздывают, потому что приходится ждать очереди, чтобы нацарапать в  журнале
подпись, а рядом проставить час прихода на  работу.  Вот  почему  с  десяток
сотрудников быстро подписываются один под другим,  объединив  свои  каракули
большой скобкой, что в  соответствии  с  требованиями  трудового  распорядка
означает приход ровно в восемь часов тридцать минут. Какой абсурд, не  могут
же все прийти одновременно! Они вбегают запыхавшись,  не  тратя  драгоценных
секунд ни на приветствия, ни даже на полсловечка, некогда, понимаете, сейчас
некогда, потому что всем надо записаться.
     Но как только процедура записи окончена и преодолен путь от проходной к
лестнице, тут уже можно перевести дух, их лица  проясняются,  только  теперь
они наконец замечают друг друга, только теперь  здороваются,  многие  только
теперь позволяют себе закурить, а потом все неторопливо поднимаются наверх в
свои кабинеты, гнать уже  некуда,  ритуал  спешки  закончен,  впереди  целый
рабочий  день,  и  каждый  чувствует  себя   просто   обязанным   наконец-то
расслабиться  после  утренней  нервотрепки  на  автобусной   остановке   или
рысистого бега от метро,
     Восемь тридцать - это их время, начало их дня и  вместе  с  тем  апогей
дневного напряжения. Потом можно отдыхать хоть целый день.
     Яну Томану  повезло  намного  больше  жены,  для  которой  роковой  час
наступает уже в семь тридцать. Он еще может немного понежиться, хотя  в  его
обязанности входит проследить, чтобы дочка вышла из дома без двадцати восемь
и не опоздала в школу к восьми.  Все  они  -  заведенные  механизмы,  каждый
установлен на свой час, это  закон,  но  закон  естественный,  привычный,  а
следовательно, священный.
     Одни  только  опоздавшие  сопровождают  свой  поздний  приход  наивными
объяснениями вроде неполадок с транспортом. Вахтер обязан регистрировать все
опоздания и подавать сводку наверх, а  директор  ведет  специальный  учет  и
выясняет, что товарища  Алену  М.  (на  собраниях  он  никогда  не  называет
сотрудников по фамилиям, но каждый тем не менее  знает,  о  ком  идет  речь)
почти через день преследуют неполадки с транспортом, а вот товарищ Йозеф П.,
чтобы избежать их, регулярно приходит на работу в восемь двадцать. При этом,
обладая развитым чувством юмора, директор добавляет, что,  в  сущности,  это
тоже непорядок, ибо часы работы устанавливаются в  соответствии  с  графиком
нагрузки  электроэнергии,  после  чего  товарищу  Йозефу   П.   предлагается
проявлять до восьми тридцати сдержанность во всех  отношениях,  то  есть  не
устраивать иллюминацию и не варить кофе до начала рабочего дня. В этом месте
обычно  шелестит  подобострастный  смешок,  и  директор   Данеш   произносит
серьезную  речь  о  том,  что  приход  без  опоздания  необходим  для  людей
творческого труда. Но дабы всем  стало  понятно,  что  как  руководитель  он
глубоко человечен, то добродушно добавляет, что сам по себе  приход  в  срок
еще ничего  не  значит,  время  тратится  попусту  и  потом,  и  иногда  это
приобретает,  тут  он  повышает  голос,  гигантские  размеры.  Затем  устами
профгруп-порга  собрание  профгруппы  обобщит  интересный  доклад   товарища
директора и отметит в решении необходимость  более  серьезного  отношения  к
потерям рабочего времени.
     День  набирает  разбег  неторопливо,  секретарши  первыми  выходят   из
кабинетов, с удовольствием приступая к своим непосредственным  обязанностям,
а именно приготовлению утреннего кофе.
     И только потом поступают  напоминания  о  сводках,  раздаются  опросные
листы,  группы  собираются  на   производственные   совещания,   которые   в
зависимости от состава участников начинаются или  с  рассуждений  о  трудном
положении в  футбольной  лиге,  или  ссылкой  на  тот  печальный  факт,  что
поражение  "Иглавы"  создает  опасную  ситуацию  при   утверждении   состава
национальной хоккейной сборной.
     Самоуглубленные медитации то  и  дело  прерывает  голос  из  селектора,
требующий, чтобы  товарищ  Новак  зашел  в  приемную  директора,  а  группа,
занимающаяся  проблемами  свободного  времени,  сдала  результаты  опроса  к
установленному сроку.
     Ян Томан думает о том, что сегодня нужно уйти  пораньше,  чтобы  успеть
повозиться с машиной. Его визави  за  противоположным  столом  отдыхает,  он
сидит сцепив руки за головой, глаза прищурены, дома вчера снова был скандал,
потому что он опять задержался у свояченицы, кто бы  мог  предположить,  что
родные сестры способны так возненавидеть друг друга, став катетами любовного
треугольника. Когда звонит телефон, он делает свирепое лицо и просит  Томана
снять трубку.
     - Меня тут нет! - успевает выкрикнуть он.
     Женский голос просит товарища  Шимачека.  Томан  говорит,  что  товарищ
Шимачек на участке, вернется приблизительно через час, а кто его спрашивает?
Но женский голос молчит, и в трубке что-то щелкает. Томан глядит  на  своего
коллегу, и тот кивает головой. Он прекрасно знает, кто звонил, и  изображает
мученика.
     - Завидую я тебе, Томан. Одна жена, может,  это  и  скучно,  но  две  -
просто жуть.
     Томан молча пожимает плечами, а  сам  думает  о  том,  что  сегодня  не
получится пройтись мимо дома с открытым окном, на котором греется кошка.
     - А может, не будь этих встрясок, жизнь казалась бы серой? - рассуждает
его коллега. - Вопрос в том, что, собственно, хочет человек от жизни.  Лично
мне хочется покоя!
     И рассеянно подпирает голову руками.
     Телефон, требующий товарища Шимачека,  будет  звонить  снова  и  снова,
Томан знает это. Он  придвигает  к  себе  рулон  миллиметровки,  на  которой
вычерчивает график спроса на  научную  литературу  в  пражских  библиотеках.
Такая работа требует большой  точности,  график  должен  быть  многоцветный,
поскольку вывесят его перед  директорской  приемной.  Труд  этот  совершенно
бесполезный, однако тем тщательнее его надо выполнить,  чтобы  не  допустить
ошибок. В конце концов это визитная карточка института.
     Пани Гелена тоже трудится вовсю,  уже  звонит  на  столе  телефон,  уже
подготовлен блокнот, куда она будет записывать все необходимые сведения, уже
приносят и кладут на стол бумаги, которые должны быть перепечатаны.
     Но и в этой спешке, а может именно благодаря ей, у нее  остается  время
переключиться на другие события: мысленно она все еще пребывает во вчерашнем
дне, когда после долгого перерыва снова увиделась с бородатым реставратором.
Она барабанит на машинке, но как только выдается подходящая минута, руки  ее
опускаются на колени и она вспоминает разговор  с  этим  человеком,  который
обосновался у них на галерее, где очень медленно и осторожно  снимает  кусок
за куском старую штукатурку. Гелена думает, что он мог бы начать свою работу
в любом другом месте, хотя бы внизу, во дворе. И тогда бы они, вероятно,  не
познакомились.
     Вчера наконец произошло знаменательное событие,  она  открыла  дверь  и
вышла на галерею (разумеется, сделав вид, что случайно, но, подтрунивая  над
собой, тщательно подготовилась к этому  -  с  величайшим  старанием  уложила
волосы и припудрила  лицо,  ведь  женщина  в  определенном  возрасте  должна
следить за своей внешностью и не может полагаться на волю случая), так  вот,
увидев ее в дверях, он испросил разрешения войти, ему, конечно же,  неудобно
причинять беспокойство, но нужно осмотреть их квартиру, скорее  всего  здесь
имела место значительная перестройка, на это указывает наружный облик дома и
расположение помещений, так что вполне вероятно, остатки фрески на  наружной
стене не единственная достопримечательность, внутри может найтись что-нибудь
поинтереснее:
     - ... кроме вас, естественно!
     Гелена сделала вид, что не расслышала.
     - Только попробуйте соскребать что-нибудь со стены у меня  в  квартире!
Будь здесь даже клад замурован, я все равно ничего не  позволю  делать,  ах,
лучше бы у меня была современная квартира с просторной ванной.
     - Но при этом вы прекрасно знаете, - откровенно лжет реставратор, - что
именно вам необычайно пошел бы длинный наряд до полу и высокий остроконечный
головной убор с вуалью, как носили дамы в старину! Конечно,  вы  чрезвычайно
привлекательны и в своей теперешней  одежде,  но  в  готическом  обрамлении,
осмелюсь заметить, ваша красота была бы ослепительнее.
     - Оставьте ваши комплименты девчонкам, на которых они  действуют,  я-то
знаю себе цену, в моем возрасте и при моем опыте, да еще имея дочь  и  мужа,
который, впрочем, не очень-то меня жалует.
     Она приготовила кофе, потом они  сидели  в  креслах,  и,  прощаясь,  он
галантно поцеловал ей руку, конечно же, ему не следовало этого делать, а  ей
не стоило разрешать целовать себе руку, но так уж получилось, и  она  нашла,
что его манеры хотя и немного бесцеремонны, но, безусловно, приятны.
     В ее мечты и воспоминания  врываются  телефонные  звонки,  она  снимает
трубку и отвечает, записывает время новых совещаний и новые телефонограммы и
постоянно убеждает сама себя, что должна  решительно  прекратить  общение  с
бородатым реставратором, иначе быть беде.
     Порядочная женщина всегда следит,  чтобы  бастион  ее  добродетели  был
основательным, строго охраняет все ворота в эту крепость, но вместе с тем  в
предвкушении счастья робко  приоткрывает  потайные  дверцы,  а  иногда  даже
сплошь  обитые  железом  ворота,  чтобы  посмотреть,  не  идет  ли  все-таки
искуситель. Потому что сокровенный смысл  этой  женской  твердыни  не  в  ее
неприступности, а в возможности сдаться  самой,  хотя,  по  всей  видимости,
женщина добродетельная сделает это скорее в мечтах, чем наяву. Ведь  еще  из
истории войн нам известно, что крепость, которой никогда не пытался овладеть
неприятель, теряла свое оборонное значение.
     Реставратор ведет с пани Геленой спор о ценности раритетов и предлагает
нарисовать ее портрет. А в это время внизу трясется от страха пани Гронкова,
ну надо же, сбылись слова ее соседа,  этого  противного  юродивого,  который
привел в  их  дом  невесть  кого,  а  тот,  пока  еще  трусливо,  по  частям
отскабливает стену, но не равен час, начнет ковыряться и в ее квартире, где,
как считает тот же дед, вмурована колонна, подпирающая какой-то старый свод.
     Все вдруг перевернулось с ног на голову и вывернулось с корнем, но пани
секретарша улыбается над кипами бумаг и, убирая со лба прядку волос, думает,
что, наверное, ту стену открывают не потому, что фреска такая древняя, а для
того, чтобы она сама однажды узнала себе цену. И с удовлетворением отмечает,
что наконец-то становится объектом заслуженного внимания.
     Фреска, с которой все началось, приоткрыла пока  лишь  небольшую  часть
своей тайны, а человеческие сердца, с их вечным  нетерпением,  уже  обнажили
все самое сокровенное.
     Пани Гелену удивляют не только глаза реставратора, но и то, что  она-то
ждала настоящего погрома - отбойные молотки, грязь  и  пыль,  а  по  галерее
ходит обыкновенный человек в  халате  и  крошечным  молоточком,  мягко,  как
доктор, обстукивает стену, соскребая потом штукатурку ножичком,  похожим  на
скальпель.
     - И долго вы тут будете работать? - как-то поинтересовалась она.
     - Маленькую вечность, если вас это не  побеспокоит.  Я  думаю,  находка
здесь  очень  интересная,  правда,  трудно  сказать  определенно,   но   мы,
реставраторы, народ терпеливый.
     - Во всем? - улыбается она.
     - Да. Мы никогда не торопимся.
     И он смотрит на нее с явным  вниманием,  так  что,  боясь  выдать  себя
неосторожным взглядом, она предпочитает ретироваться.
     Пани Гелена печатает на машинке, вкладывает листы, но постоянно  думает
о другом: еще немного, и ей самой, как старому пану Хиле, станет  интересно,
что же найдет реставратор, иногда она  не  без  любопытства  наблюдает,  как
миллиметр за миллиметром открываются тайны, спрятанные под слоем штукатурки.
     - На этом доме было сграффито {Способ декоративной  отделки  стен,  при
котором рисунок процарапывается  в  верхнем  слое  штукатурки  и  обнажается
нижней слой, отличающийся по цвету.}, его нам нетрудно восстановить,  а  вот
тут, в центре, наверное, целая картина,  видите,  сударыня,  эту  светлую  и
темную краску?
     Господи, когда же он перестанет  ко  мне  так  по-идиотски  обращаться,
приходит ей в голову. Может, сказать все же, что меня зовут Геленой?
     Конечно, она ничего  не  видит,  но  согласно  кивает,  а;  реставратор
дотрагивается до ее руки и просит повернуться:
     - Взгляните вот с этой стороны.
     И продолжает держать ее  за  руку,  а  снизу  доносится  шарканье  пани
Гронковой, с постоянным страхом ожидающей, что вот-вот начнут копать у нее в
кухне.
     Гелена  немного  отступает  и  подавляет   вздох,   подумаешь,   ничего
особенного, она ведь не маленькая девочка, да и за руку  ее  держал  уже  не
один мужчина, но на всякий случай занимает оборону в  собственной  квартире,
предоставив реставратору в одиночестве заниматься своей кропотливой работой.
     А потом накидывается на дочку, чтобы та в конце концов доделывала уроки
и шла во двор играть с мячом, но со двора ни шагу! А когда малышка  убегает,
пани Гелена приглашает реставратора на чашечку кофе.

                                     *

     Ян Томан счастлив. Склонившись над капотом своего древнего  автомобиля,
он ощущает гордость  -  под  его  руками  рождается  маленькое  чудо:  стоит
подтянуть все винты, которые он сейчас ослабил, мотор заведется и  раздастся
великолепный журчащий звук, переполняющий  сердце  настоящего  автомобилиста
искренним восторгом перед собственными способностями.
     Ибо мы, люди, видимо,  только  потому  и  обзаводимся  моторами,  чтобы
доказать самим себе, как мы в них разбираемся. Да и дачами, и домами по  той
же причине - показать всем, как мы умеем их благоустраивать. И жен имеем для
того, чтобы все видели, какие мы,  мужчины:  такая  женщина,  а  принадлежит
одному мне, завидуйте, люди! А ты, хозяин, стереги хорошенько!
     Нет, женщин сюда приплетать нечего, думает Ян Томан;  лучше  прочистить
проволочной щеткой свечи, соскоблить осевший внутри нагар, а то в дороге  не
поздоровится.
     В разгар  работы  он  замечает,  что  в  баке  нет  ни  капли  бензина.
Приходится взять старую  бутылку  и  отправиться,  как  есть,  перепачканный
маслом, в ближайшую лавку.
     И вот когда он вышел со двора  на  улицу,  произошла  эта  удивительная
встреча. Сначала он подумал, что ошибся, а когда понял, что  нет,  отступать
было поздно, так что оба пешехода, обогнав его, остановились  в  не  меньшем
удивлении.
     - Гляди-ка, вот так встреча! - сказал Данеш.
     Его спутник в сдвинутой на затылок шляпе был не кто иной, как начальник
отдела кадров и председатель профкома Котлаба.
     - Я-то что, - тихо сказал Томан, - я тут рядом живу...  А  вот  что  вы
делаете на наших старых улочках?
     - А мы тут откопали одно симпатичное заведение.
     Вон там, наверху, -  ответил  Данеш  и  повернулся  к  Котлабе:  -  Ты,
конечно, знаешь Томана по институту, но наверняка не в курсе, что мы с ним и
в школе вместе учились. Даже за одной партой сидели.
     Котлаба изобразил дружескую улыбку и приветственно кивнул головой.  Яна
заинтриговало,  что  же  такое  могло  объединить  эту  парочку,   раз   они
отправились искать какую-то занюханную забегаловку  именно  сюда,  на  Малую
страну.
     Данеш внимательно оглядел Томана и удивился:
     - Я вижу, ты в спецовке!
     - Да вот ремонтирую свой старый драндулет, - улыбнулся Ян.
     - У тебя есть машина? - удивился Данеш.
     - Машиной ее, конечно, назвать можно, но  моя  жена  уверяет,  что  это
центнер железа и два центнера несчастья. Я больше чиню, чем езжу.
     Котлаба кивнул и немного заплетающимся языком произнес:
     - Молодец! Уважаю тех, кто не с одними бумажками умеет возиться!
     - Работаем вместе,  а  надо  же  где  встретились,  -  сказал  Данеш  с
сожалением, впрочем не слишком искренним. Не так уж он был рад этой встрече,
просто расчувствовался от выпитого вина. - Ни на что не хватает времени.  Мы
вот с товарищем Котлабой, он ведь у нас профсоюзный лидер,  хотели  обсудить
кое-какие рабочие дела. Так пришлось искать  подходящее  место.  В  кабинете
из-за этих телефонов не поговоришь. Но теперь-то, я надеюсь, все ясно, да? -
сказал он бодрым голосом.
     Котлаба ограничился кивком.
     Томан собрался было распрощаться, но тут - случай  всегда  плетет  свои
кружева,  к  нашему  вящему  изумлению  -  на  улице  появилась   Гелена   с
хозяйственной сумкой. Она сначала замешкалась, увидев  Яна  в  компании,  но
пройти молча как-то не хватило духу. А может, она узнала Данеша, на  лица  у
нее потрясающая память, поэтому она просто улыбнулась и, как бы извиняясь за
мужа, сказала:
     - Не слишком ли ты нарядно одет, дорогой?!
     - Моя жена, - представил ее Томан, и Котлаба слегка кивнул. Данеш же по
обыкновению быстро сориентировался:
     - Можешь не представлять мне свою жену. Я ее прекрасно помню,  хотя  мы
давно не виделись. У меня великолепная память на красивых женщин, а  тебе  я
всегда завидовал, конечно же, по-дружески, мы ведь одноклассники.
     До Гелены только теперь дошло, что  сама  она  тоже  одета  не  слишком
подходяще к случаю, но кто мог предположить, что Данеш появится именно тут!
     - Простите, я в магазин.
     Но Данеш широко развел руками:
     - Ну нет! Нашу встречу надо отметить! Наверху, в том  погребке  мы  уже
побывали, так что, может, двинемся под гору, найдем что-нибудь еще, а?
     - Куда я в таком виде, - показал Томан на свои перелазанные руки.
     - Пусть думают, что ты гонщик и готовишь свою машину к  состязаниям.  Я
тебя просто так не отпущу, - иял Данеш.
     Котлаба, ко всеобщему  удивлению,  здраво  оценил  свои  возможности  и
быстренько отказался:
     - Мне пора домой, счастливо оставаться!
     И, торопливо подав руку Данешу и Яну, а пани удостоив весьма  неуклюжим
поклоном, припустил вниз, довольный, что ноги не отказали ему и на этот раз.
     Данеш немного помолчал, а потом облегченно выдохнул:
     - Перебрал наш Котлаба... Но что поделаешь, забот полно, вот и  хочется
расслабиться. Ну а мы,  раз  все  так  удачно  получилось,  давайте  посидим
где-нибудь!
     Гелена улыбнулась:
     - Такая редкая удача - встретить пана директора. Правда,  Яна  в  таком
виде никуда не пустят. Пойдемте лучше к нам, отметим встречу, что вы на  это
скажете? Особых разносолов не обещаю, но чем богаты,  тем  и  рады.  Зато  я
сварю хороший кофе!
     - Что ж, кофе не помешает, - согласился