ока  наконец  не  уловил  звук
поворачиваемого ключа. Дверь в прихожую он оставил полуоткрытой, поэтому  до
него донеслось, как туда проскользнула  Мария.  Других  шагов  его  слух  не
зарегистрировал.  Слава  богу,  она  пришла  одна!  Значит,  и   этот   день
принадлежит только нам! Он облегченно вздохнул.
     Потом Мария открыла дверь в детскую и неслышно прикрыла  ее  за  собой.
Кругом полная тишина. Спальня, где спали сейчас Гелена  с  дочкой,  была  за
кухней.
     Он выждал  и  тихонько  поднялся.  Это  было  безумие,  возможно,  даже
напрасное, но он обязан был его совершить, должен был  показать  Марии,  что
постоянно думает о ней. Бесшумно преодолев прихожую, Ян осторожно  приоткрыл
дверь в детскую.
     Мария сидела у столика с  опущенной  на  руки  головой,  будто  кого-то
поджидая.
     Склонившись, Ян увидел ее испуганные глаза.  Она  предлагала  ему  свои
губы и вместе с тем, дрожа всем  телом,  отвергала  его.  Тянулась  к  нему,
судорожно сжимала его руки и  боялась.  Он  понял  все,  и  улыбка  утешения
осветила его лицо.
     - Спокойной ночи, - прошептал он. - Спокойной ночи, родная!
     Она кивнула, но осталась сидеть, придавленная страхом.
     Как тень, вышел он в прихожую, на всякий случай оставив дверь открытой,
и на цыпочках вернулся в гостиную.
     Ему казалось, что он совершил настоящий подвиг. Кто  бы  мог  поверить,
что я способен на подобное!
     Стародавний менестрель, господин Айльгардт де Оберж, поведал  нам,  что
влюбленный Тристан именно так  посещал  Изольду,  возлежавшую  подле  своего
супруга, тогда как за дверями  спали  королевские  рыцари.  Можно,  впрочем,
предположить, что доблестный рыцарь вел себя в королевской опочивальне менее
сдержанно.
     Не стоит, однако, забывать, что  так  говорилось  в  поэме,  которую  в
сопровождении лютни распевали для увеселения  публики.  Действительность  же
бывает, как правило, несколько более прозаичной.
     Вот и над крышами Праги уже начинало тускло светать.

        ^TIV^U

     Любовь, несомненно, удел сердца, но никоим образом не ума. Пока  сердце
пылает  и  несется  в  безудержном   галопе,   ум,   напротив,   слабеет   и
улетучивается. Рассуждения только мешают любви. Но без разума, одним  только
сердцем не превозмочь враждебность окружающего мира, которая, как  известно,
преследует влюбленных со времен Адама и Евы.
     Тристана  выдала  веревка,  свисавшая  в  ров   из   окна   королевской
опочивальни. А что  же  выдаст  тайну  сотрудника  научно-исследовательского
института Яна Томана и Марии Свояновой,  приехавшей  в  Прагу,  чтобы  найти
работу по специальности?
     Как ни странно, именно пани Гронковой  первой  суждено  было  узнать  о
тайной  любви  и  начать  разматывать  кокон  лжи,  в  который  заматываются
влюбленные. Будучи женщиной вполне почтенной, пани Гронкова в прошлом  имела
немало причин, заставлявших ее теперь  проводить  досуг  в  молитвах.  Кроме
того, посещение храма божьего давало ей возможность узнавать  от  других  не
менее набожных  прихожанок  обо  всем  происходящем  в  этом  мире.  Следует
заметить, что от ее  бдительного  ока  укрывалось  немногое.  Например,  она
гораздо больше самой  пани  Томановой  была  осведомлена  обо  всех  визитах
бородатого реставратора.
     Вот и вчера он опять был там,  пришел  с  каким-то  человеком,  который
приспособил во  дворе  большой  фотографический  аппарат  и  усердно  снимал
фреску, после чего оба  они  отправились  поработать  на  галерею.  Но  пани
Гронкова прекрасно  видела,  что  пока  фотограф  маялся  над  произведением
искусства,  реставратор  скрылся  в  квартире  Томановой,  откуда  доносился
попеременно то его гулкий голос, то смех хозяйки, что не  предвещает  ничего
хорошего. Затем фотограф отправился восвояси, а реставратор задержался еще.
     Опыт, приобретенный в молодости,  убедил  пани  Гронкову,  что  путь  к
грехопадению весьма короток, а мужское  упорство  всегда  неожиданно.  Таких
примеров на своем веку она насмотрелась более чем достаточно.
     Когда же потом она пришла на вечернюю службу, по обыкновению  размышляя
о нашем бренном мире, погрязшем в грехе, то заметила в полутьме костела двух
влюбленных, которые, презрев святость места вели себя,  скажем  так,  весьма
вольно.
     Пани Гронкова возмутилась, она-то полагала, что храм  Предназначен  для
вознесения мыслей к небесам, а вовсе не для того, чтобы в его темных уголках
ворковали грешники. Негодование в  душе  пани  Гронковой  поднялось  подобно
волнам прилива, и она встала, дабы дать ему выход.
     Все тут располагало к благодати: и тени в костеле,  и  привычный  тихий
звук ее собственных шагов, и теплые тапочки, которые она  надевала  в  храм,
тут и летом под вечер прохладно. И вот когда в своем религиозном экстазе она
готова была предать анафеме богохульников, уста ее онемели. Эти  прильнувшие
друг к другу двое были не кто иные, как пан Томан и его загадочная гостья, о
которой, к вящему своему огорчению, пани Гронковой  до  сих  пор  ничего  не
удалось узнать.
     Зато теперь она  узнала  все!  Эти  двое  обнимались!  Они  целовались!
Правда, и ангелы иногда поступают так же, но те, как известно, лобызаются  с
небесным целомудрием. А пан референт Томан?
     В то время как дома его жена смеется, болтая с реставратором,  да  так,
что слышно даже на  лестнице,  сам  Томан,  которого  пани  Гронкова  всегда
считала человеком порядочным, творит грех прямо пред ликом небес.
     Поторопился бы домой, а еще лучше, если бы его жена прогулялась разок в
костел, узнала бы, что к чему!
     От волнения на лбу у Гронковой выступил пот.
     В тот же вечер ее сухонький пальчик в нитяной перчатке постучал в дверь
старого Хиле. Тоже мне, копается целыми днями  в  книгах,  якшается  с  этим
Томаном, а мои услуги отвергает с презрением, мало того, еще и пугает, будто
в моей квартире вроде хотят найти какой-то замурованный столб.  Довел  прямо
до натуральной бессонницы. Ну погоди,  я  тебе  такое  расскажу,  что  сразу
забудешь про каменные столбы, о живых бы лучше подумал!
     - Несете молоко, так поздно? - спросил добровольный рыцарь науки.
     - Я несу вам ужасную новость, - запыхавшись,  проговорила  Гронкова.  -
Только что ваш приятель целовался в костеле с той... той женщиной, которая у
них живет!
     Хиле задумался, разглядывая ехидную физиономию своей соседки, постоянно
навязывающей всякие мелкие услуги.
     - Вы говорите, в костеле?
     - В храме божьем, - подтвердила старушка. - Где же нам теперь прикажете
обретать благостные мысли, а?
     - Да, подглядывать за влюбленными как-то не  способствует  благости,  -
хмуро  закончил  Хиле.  -  Не  понимаю  только,  зачем  вы   мне   об   этом
рассказываете. Пан Томан взрослый человек.
     - А грех, это как по-вашему, ничего?
     - Вы, кажется, сказали, что видели их в костеле? Скорее всего речь идет
о храме святого Микулаша, не  правда  ли?  А  вам  не  приходилось  обращать
внимание на его интересную архитектуру?
     - Ну уж увольте, в костел я  хожу  за  духовным  очищением.  Я  женщина
верующая.
     - Остается сказать вам аминь, пани  Гронкова,  поскольку  окончательное
суждение о вашей набожности предстоит вынести сонму ангелов  в  раю.  Я  для
этого недостаточно компетентен.
     Та в ответ прошипела:
     - Я бы на вашем месте не издевалась! - И добавила: - Что будем делать?
     - Лично я намереваюсь продолжать увлекательное чтение  "Истории  Праги"
Томека и как прежде собирать сведения об интересных пражских зданиях. А  вам
придется, видимо, выбрать для своих медитаций другой храм и садиться поближе
к алтарю, чтобы не отвлекали влюбленные. Не  перебивайте,  пожалуйста.  Хочу
заметить, что, изучая старую Прагу, я довольно  часто  захожу  в  костелы  и
кое-где встречаю влюбленные парочки. Меня это всегда радует,  ибо  любовь  -
дар, ниспосланный нам с небес. По правде говоря, мне уже не раз приходило  в
голову, что наши предки совсем не зря так замысловато строили костелы, а для
того, чтобы дать в них приют влюбленным. Знаете,  в  древности  рыцари  даже
назначали в костелах свидания дамам своего сердца.
     - Пан Томан был порядочным мужчиной, пока вы  не  начали  открывать  на
нашем  доме  всякие  неприличные  картинки.  Раньше  в  людях  было   больше
благочестия, в пору моей молодости, к примеру.
     - Да-да, люди испортились, и вы вместе с ними, - улыбнулся Хиле.
     - Я к вам пришла  посоветоваться,  -  с  достоинством  произнесла  пани
Гронкова.
     - Буду весьма признателен, если вы никому  об  этом  не  расскажете,  -
ответил Хиле, закрывая дверь.
     Но, вернувшись к своим документам, отодвинул их в глубоком раздумье.  А
если и впрямь существует нечто, называемое genius loci, дух местности?  Что,
если по нашему дому бродит дух рыцаря Тристана, которого  погубила  неуемная
страсть? Разумеется, ужасно досадно, что эта  противная  Гронкова  со  своим
ядовитым языком обо всем пронюхала. Но  в  конце  концов  любовь  сама  себя
выдаст. Я ведь сразу заметил, что мой друг влюблен в  эту  даму.  Нужно  его
предостеречь. Но как? В таких случаях молчание ценится больше наставлений. А
он довольно смел, мой  несчастный  друг!  Я  так  и  остался  на  всю  жизнь
одиноким, потому что не нашел в себе истинной смелости! Смелость -  вот  без
чего нет любви, вот  ее  краеугольный  камень.  Смелость  добиться  любви  и
смелость расстаться с ней. Вот только как узнать, для какой смелости  сейчас
подходящее время?!
     Хиле не мог работать. Он  предавался  раздумьям  и  ждал,  когда  снова
заскрипят тяжелые створки ворот. И наконец дождался. Он открыл  дверь  своей
квартиры как раз в тот момент, когда Ян и Мария входили в подъезд.
     Сделав вид, что это чистая случайность, Хиле остановился, пропуская их.
Они поздоровались, и старик улыбнулся:
     - Прекрасный сегодня день, правда? Сам-то я  не  выходил,  копаюсь  все
время в книгах, но для вас он наверняка был радостным.
     Наши герои переглянулись. Что ответить?
     - Я тоже с утра на работе, -  соврал  Ян.  -  Вот  только  после  обеда
удалось прогуляться по старой Праге.
     - Весьма похвально, это лучшее времяпрепровождение. А в  храме  святого
Микулаша вы тоже были?
     - Да, уже второй раз, - подавленно произнес Ян, глядя в глаза Хиле.
     Тот покачал головой:
     - Понятно. Мне рассказала об этом наша соседка,  пани  Гронкова.  Милая
дама, да вы и сами знаете. В следующий раз выбирайте другой костел!
     Ян понял все раньше Марии и одними глазами поблагодарил Хиле за  добрый
совет.
     - В Праге на редкость много удивительно красивых мест, -  с  увлечением
сказал Хиле.
     - К сожалению, я не могу остаться тут навечно, - пролепетала Мария.
     - Разумеется, нет ничего вечного. Я смотрю на ряды книг на своей  полке
и зримо ощущаю это. Человеческая жизнь подчинена времени,  я  знаю,  что  не
успею прочитать их все, хотя очень тороплюсь. Я занимаюсь, да вы,  наверное,
уже слышали, историей Тристана и Изольды, чье  изображение  нашли  на  нашем
доме. И даже собираюсь прочитать на эту  тему  лекцию,  -  сказал  старик  с
нескрываемым удовлетворением.
     Когда Ян и Мария поднимались по лестнице наверх, он крикнул вдогонку:
     - Ко мне сегодня заходила маленькая Геленка. Показывала табель,  видно,
хотела похвастаться.
     Ян вздохнул. Плохой я отец, подумал он, совсем забыл про дочку.  А  пан
Хиле молодец, напомнил.
     Они медленно поднялись по скрипучей деревянной лестнице и  остановились
на площадке.
     - Та... та пани видела нас?
     - Да. Но это ничего не значит.
     - Значит, ты тоже все понял, - прошептала Мария. - Я была права, нельзя
мне у вас оставаться.
     - Но ведь...
     Она приложила палец к его губам, чтобы он замолчал.
     - Завтра я скажу, что уезжаю,  а  сама  подыщу  какую-нибудь  маленькую
гостиницу. У нас будет всего лишь пара часов, зато только наших.
     Мария  обернулась  посмотреть,  нет  ли  кого  на  лестнице,  и  быстро
поцеловала Яна.
     - А теперь пойди  купи  что-нибудь  Геленке  за  хорошие  отметки,  еще
успеешь. О таких вещах нельзя забывать!
     Он стиснул ее руку и спустился вниз.  Она  поднялась  наверх,  вставила
ключ  и  тихонько  открыла  дверь.  С  облегчением   услышав,   что   Гелена
разговаривает с дочкой, Мария беззвучно проскользнула в детскую. Вытащила из
шкафа чемодан и начала собираться. Она уедет. По крайней мере, не надо будет
отвечать на тревожные вопросы Гелены, увиделась ли она наконец с Данешем.
     Ощущение безысходности разверзлось перед ней, как пропасть.

                                     *

     В древних легендах о Тристане говорится, что его выследил злой  карлик,
посыпавший мукой пол между окном, через которое рыцарь пробирался к Изольде,
и ложем, где она почивала рядом со своим  старым  мужем,  так  что  господин
рыцарь оставил на муке следы своих шагов. Потом влюбленным удалось бежать, и
они долгое время прожили в  глуши  леса  Моруа.  Изольда,  правда,  лишилась
многого из того, что  надлежит  иметь  благородной  даме,  зато  любви  было
вдоволь, а это многие женщины ценят  значительно  дороже  румян.  Влюбленные
жили в нужде, спали в пещере на ложе из ветвей, но объятья их были как  пух.
И они были счастливы.
     У Яна с Марией леса  поблизости  не  было.  Оставалось  найти  номер  в
гостинице. И желательно подешевле, из финансовых  соображений.  Сошла  бы  и
окраина, чем дальше, тем лучше, убежищу влюбленных пристало быть отдаленным.
     Мария решила уехать  от  "Романовых  утром,  а  потому  вышла  в  кухню
незадолго до ухода Гелены на работу. Нужно  было  проститься,  но  Марии  не
хотелось, чтобы у хозяйки оставалось слишком много времени на уговоры.
     - Что-то вы сегодня рано? - удивилась Гелена.
     - Хочу попрощаться и поблагодарить за гостеприимство.
     Гелена изумленно  уставилась  на  Яна,  но  тот  сохранял  безразличное
выражение  лица.  Конечно,  ему  на  все  наплевать,   подумала   Гелена   с
раздражением. Интересно, можно ли этого человека хоть чем-нибудь пронять?
     Жены порой заблуждаются так же глубоко, как и мужья, но  самая  большая
ошибка - недооценка соперника.
     - Вам у нас не понравилось? Квартира, правда, не очень удобная, но мужа
мои жалобы не трогают, впрочем, я уже привыкла.
     - Да что вы, у вас великолепная квартира, просто пора уезжать.
     - Будете в Праге, обязательно заходите, - радушно предложила Гелена.  -
Жаль, что пан Данеш не смог бывать у нас почаще.
     - Он был занят... Еще раз большое спасибо!  Пани  Гелена  поглядела  на
часы и воскликнула:
     - Уже опаздываю... Ян вам поможет отнести чемодан или вызовет такси! До
свидания!
     Она даже ухитрилась обнять Марию на прощание.
     Когда за Геленой закрылась дверь,  в  кухню  вошла  маленькая  Геленка.
Начались каникулы, и на душе у нее был праздник.
     - Пап, позавтракаем вместе?
     - Конечно, - сказал  Ян  и  посмотрел  на  Марию.  -  Тетя  Мария  тоже
позавтракает с нами.
     Мария согласно кивнула, села за стол и заговорила с Геленкой.
     - Дочка вот-вот уедет с женой отдыхать. А я возьму отпуск попозже.
     Да, подумала Мария, пора уезжать, даже  эти  утренние  минутки  уже  не
наши.
     Когда девочка ушла на экскурсию  с  классом,  они  посмотрели  друг  на
друга, и молчание, разделявшее их, было тягостным и напряженным.
     - Ничего не поделаешь, - начала Мария, - самое лучшее, если меня тут не
будет.
     - Я все понимаю, но боюсь, не так-то просто снять номер в гостинице.
     -  А  я  буду  искать  целый  день,  что-нибудь  да   найдется.   Когда
освободишься, встретимся на нашем  месте.  Знаешь,  без  этого  бесконечного
притворства, от которого я уже устала, у нас останется больше  времени  друг
для друга.
     Он согласно кивнул и взял ее чемодан с сумкой. Они доехали трамваем  до
вокзала и сдали вещи в камеру хранения.
     -  Тебе  пора,  -  сказала  Мария  тихо.  -  Из-за  меня  ты  постоянно
опаздываешь.
     Вид  у  них  был  какой-то  трогательно-мученический,   совершенно   не
подходящий для счастливой влюбленной парочки. Но так  распорядилась  судьба.
Правда, на этот раз они могли обняться не таясь  и  крепко  поцеловались,  а
потом проделали это еще и еще, на вокзале  ведь  принято  прощаться.  Гудки,
объявления об отходе поездов и поцелуи входят в обязательный железнодорожный
ритуал, и  никому  это  не  кажется  странным.  Они  целовались  с  какой-то
ненасытной страстью, а поезда тем временем  неутомимо  разъезжались  во  все
концы.
     Наконец они оторвались друг от друга, но прежде чем исчезнуть в  толпе,
долго махали на прощанье.
     Коллега Шимачек встретил Яна с воодушевлением. Теперь хоть  будет  кому
отвечать на звонки и объяснять обеим его женам, что он вышел.
     - Знаешь, я пришел к такому заключению, - изрек он  глубокомысленно,  -
что хотя любовь и великая  волшебница,  но  до  сказки  ей  далеко.  Будь  я
волшебником, ей-богу, занялся бы чем-нибудь еще.
     Томан только вздохнул и  сделал  вид,  будто  углубился  в  работу  над
ежедневным отчетом. На самом деле он размышлял, что  ответить  Данешу,  если
тот начнет расспрашивать про Марию. Ян нисколько не сомневался,  что  Гелена
ему обязательно позвонит.
     Позже, узнав, что директора на месте нет, Ян облегченно перевел дух.  А
когда он наконец освободился, Мария уже ждала его на  условленном  месте  и,
улыбаясь, двинулась навстречу.
     - Ну как успехи?
     - Отлично. Сняла номер. Гостиница, правда,  паршивенькая,  но  разве  в
этом дело? Администратор уже успел меня строго предупредить, что  это  всего
на три дня.
     - Так мало? - испугался Ян.
     - Целых три дня! Ты  не  понимаешь  -  это  ужасно  много!  Ведь  мы  и
знакомы-то всего пару дней.
     - А мне  кажется  -  целую  вечность.  И  познакомились  до  того,  как
родились.
     Эта нежная глупость, конечно, растрогала Марию. Влюбленным  свойственна
несколько упрощенная философия.
     Гостиница Яна удручила.  Здание  и  впрямь  было  ветхое,  на  лестнице
остались следы нарисованного когда-то масляными красками красного ковра,  но
он давно уже стерся под ногами бесчисленных постояльцев.
     Небритый администратор смерил Яна мрачным взглядом:
     - Вы ненадолго?
     - Нет. А что? - удивился Ян и положил на стойку мелкую купюру.
     Администратор отработанным движением сгреб ее в ящик и добавил:
     - В противном случае мне понадобится ваш паспорт.
     В  комнате  стояли  расшатанный  стол  и  сиротливое  кресло,   которое
нуждалось в чистке, шкаф, открывающийся с протяжным скрипом,  и  кровать,  к
счастью, не столь же шумная.
     - Не слишком уютно, но я поставлю цветы,  и  будет  ничего,  -  сказала
Мария.
     Ян нежно обнял ее. Влюбленным для жизни требуется самая малость, а  для
любви и того меньше, собственно, вообще ничего, достаточно самих себя.
     Крепко  обнявшись,  они  лежали  на  узком  гостиничном  диванчике.   И
соединяло их не столько желание, сколько огорчение - вот и прошел  еще  один
их день. Он гладил разбросанные по подушке волосы Марии. Она улыбалась, хотя
ей было совсем не весело.
     - Понимаешь теперь, насколько здесь лучше... Когда ты должен вернуться?
     - Вечером. Сегодня после обеда я на лекции пана Хиле.
     - Удивительно симпатичный старик... А завтра?
     - Завтра у меня будет совещание по рабочим планам. Она погладила его по
лицу:
     - Тебе плохо оттого, что ты должен лгать? Он не ответил, соглашаться не
хотелось.
     - Я понимаю, это нелегко. Мне самой не хочется лицемерить. Но  в  нашем
мире без этого не проживешь. Когда приедешь ко мне, нам тоже придется лгать.
Скажем, что ты мой сводный брат.
     Они смеялись, как будто все это не было так грустно. А потом говорили о
чем угодно, избегая одной темы. Их будущее  стояло  перед  ними  как  темная
преграда, которую нелегко преодолеть.
     Мария поняла это раньше, собственно, уже