ки  у  меня
развязаны.
     Насколько я заметила, у Данеша есть  одна  слабость  -  он  с  радостью
заботится о женщинах, которым нужна  его  помощь.  Впрочем,  этих  забот  не
должно быть слишком много - у него  блистательная  карьера  и  ради  нее  он
пожертвует всем. Вот и та  девица,  вроде  очень  ловко  его  охомутала,  но
проиграла свою игру, как только стала требовать полного  предпочтения.  Нет,
Данешу ни под каким видом не нужны сложности. А  раз  так,  то  я  для  него
просто идеальная партнерша. Вроде и женщина порядочная, и от любовной  связи
не отказываюсь. С мужем мы расстались,  а  потому  я  ценю  протянутую  руку
дружбы и утешительное тепло чужого объятия. При всем при этом  у  меня  есть
ребенок, и этим все сказано, я не рассчитываю ни на что больше,  чем  просто
приятные отношения.
     В конце концов  не  исключен  и  вариант  газетного  объявления:  "...с
возможностью последующего вступления в брак...". Поэтому крайне важно, чтобы
все эти горести не повлияли на цвет лица, ни на минуту нельзя забывать,  что
главная моя цель - как можно дольше продержаться в форме.
     Уснула она не просто успокоенная, но даже  с  определенными  видами  на
будущее. В итоге можно было сказать, что  хотя  ее  замужество  и  потерпело
фиаско, но больше от этого пострадал сам виновник.  Она  же  вышла  из  этой
передряги словно после морского купания: слипшиеся мокрые волосы, но  фигура
отбрасывает на солнце красивую тень и кожа благоухает свежестью.
     Снов она не видела, но ее не  оставляло  приятное  чувство,  будто  она
крепко держит свою судьбу в  собственных  руках  и  справедливость  все-таки
восторжествует.
     Ян, напротив, мучился и переживал, ибо это удел  всех  влюбленных.  Кто
любит, тот страдает, ну, а тот, кто не любит, живет  жизнью  размеренной,  в
небе над его головой не чернеют тучи, правда, и  солнца  на  нем  тоже  нет.
Часто в этом и заключается преимущество супружеского союза.
     Утром выехали, как обычно, с большой задержкой. Отправляясь в отпуск  с
дочерью, трудно придерживаться жесткого графика. Не спавший всю ночь Ян  был
бледен.  Гелена  молчала  и  только  одергивала  дочку.  Но  та   почти   не
реагировала, во-первых, привыкла, а потом, для нее ведь начиналось волшебное
время - каникулы!
     В доме царило предотъездное  волнение,  пани  Гронкова  угнездилась  на
тротуаре, чтобы ничего не пропустить  из  этого  замечательного  зрелища,  и
всякий раз, когда кто-то тащил в  машину  вещи,  сопровождала  этот  процесс
пожеланиями хорошей погоды.
     Хиле показался всего раз, пожелал счастливого  пути  и  отозвал  Яна  в
сторонку:
     - У вас не очень-то веселый вид.
     - А вы удивлены?
     Старик закивал головой и шепнул:
     - Посидим как-нибудь вечерком!  И  ушел,  с  достоинством  опираясь  на
трость. Был прекрасный субботний день, и небо  сияло  какой-то  запредельной
голубизной.
     -  Как  скажут,  что  будет  облачно,  всякий  раз  хорошая  погода,  -
пророчествовала пани Гронкова, провожая тихими воздыханиями  молча  ходивших
супругов - как же, как же, ежели в доме поселился грех, его не утаишь.
     Наконец они выехали. Выводя  машину  по  узкой  улочке  к  площади,  Ян
напряженно вслушивался в шум мотора.
     - Работает как часы, слышишь? - бросил он, но жена упорно молчала.
     Она так и промолчала всю дорогу, единственный, кто верещал без  умолку,
была Геленка. Ее ужасно волновало, будут ли в пансионате те же дети, что и в
прошлом году.
     - Думаю, кто-нибудь обязательно приедет, - подбадривал дочку Ян.  -  Но
ты ведь стала на год старше, может,  найдешь  себе  новых  друзей.  Главное,
начни учиться плавать. Такие большие  дети  уже  должны  плавать.  А  не  то
придется учиться в школе.
     - В школе? - искренне удивилась она. - Где же там плавать?
     Он засмеялся, но тут же смолк, его  смех  как-то  странно  прозвучал  в
окружавшей Гелену тишине.
     - Не в школе, а в бассейне. А ты  уже  сама  будешь  плавать  и  других
сможешь учить.
     Эта идея дочке очень понравилась.
     На шоссе их все обгоняли, но некоторые шоферы  оглядывались  на  старый
автомобиль с тихим одобрением. Раньше это приводило Гелену в  возмущение,  и
она  постоянно  выговаривала  Яну,  что  тот  ездит  на  музейном  экспонате
исключительно из-за собственного тщеславия. Теперь же она молчала,  заслоняя
рукой глаза.
     Добравшись до места, они увидели, что знакомых  очень  много,  в  таких
заведениях  публика  не  очень-то  меняется,  и  маленькая  Геленка  была  в
восторге. Собрались почти все, о ком она вспоминала, и дети мигом выбежали в
сад.
     Ян внес сумки и  чемоданы  в  комнату.  Кое-кто  пришел  поздороваться,
завелась ни к чему не обязывающая беседа, когда говорить, в сущности,  не  о
чем.
     Мужчины сочувствовали Яну, которому сегодня возвращаться домой, надо бы
остаться   хоть   до   воскресенья,   в   ресторан   у    плотины    завезли
двенадцатиградусное пиво. Советовали Гелене не отпускать мужа.  Но  та  была
непреклонна: дочке придется ставить раскладушку, а это хлопотно. Кроме того,
у Яна полно работы.
     Обедали все за большим столом, и чем меньше им хотелось говорить друг с
другом, тем больше внимания они уделяли дочке. Та нервничала, потому что все
делала невпопад. Если б они были заняты собой, то им было бы не до  Геленки.
Наконец она с радостью  отложила  вилку,  которой  пришлось  ковыряться  так
долго, и, соскользнув со стула, побежала к детям.
     После обеда все потянулись к реке. Ян не взял плавки, так что  сидел  в
брюках и смотрел, как дети на берегу играют в мяч. Жена устроилась  поодаль,
надев темные очки.
     Наконец день склонился к вечеру, наступило  время  ужина,  время  здесь
отмеряют исключительно по режиму работы столовой. После  ужина  Ян  собрался
уезжать. Пошел наверх за вещами, а Гелена поднялась за ним.
     - Надеюсь, ты не забудешь объявиться тут через три  недели,  -  холодно
сказала она.
     - Конечно.
     - На воскресенья не приезжай. Я уж как-нибудь объясню малышке.
     - Зачем же? Я приеду в следующее воскресенье.
     - Дома ты успеешь собрать вещи, - хмуро продолжала Гелена.
     Он взглянул на нее, но предпочел промолчать.
     - После каникул надо все окончательно решить. Хорошо, если бы ты у  нас
больше не жил. Из-за дочки.
     - Но ведь...
     - Снимешь где-нибудь квартиру... Если не в Праге, так у нее.
     - Но мне ведь надо ходить на работу?
     - Ты в этом уверен? - удивилась она. - На твоем месте я не была бы  так
самонадеянна.
     Ну что он мог ответить? Разве что  пожать  по  обыкновению  плечами.  В
дверях он задержался, наверное, им все же стоит попрощаться. Но  Гелена  уже
отвернулась к окну и на его сдавленное "прощай!" не ответила.
     Он спустился вниз. Выслушал еще несколько трогательных  приглашений  на
вечернюю партию канасты, но убедил всех, что его жена будет лучшей заменой.
     Подойдя к машине, Ян оглянулся в поисках дочки. Та с трудом  оторвалась
от игры в старой беседке и торопливо чмокнула отца в щеку.
     Вот и ей я уже не нужен, печально подумал он и сел в машину. Кое-кто из
знакомых с интересом ждали, как он будет заводиться, и когда это  неожиданно
удалось с первого раза, одобрительно закивали головой.
     Поведение Гелены его огорчило, хотя он  ее  и  понимал.  Наверное,  она
права, пытаясь ускорить логическую развязку. Соберешь  вещи...  А  куда  ему
идти?
     К ней... Он улыбнулся: ведь Гелена бросила это как приговор, а для него
это было бы самым чудесным подарком! Если бы только это было возможно!
     И в эту минуту ему безумно захотелось оказаться рядом с Марией,  самому
рассказать обо всем, что произошло дома и о чем он не способен был написать.
     Ян ехал не слишком быстро и вдруг с  испугом  понял,  что  движется  по
самой обочине. Он резко затормозил. Похоже, чуть не заснул!  Он  вздохнул  и
стряхнул усталость бессонной ночи. Надо добраться до  дома  и  выспаться.  А
рано утром поехать к Марии. Еще затемно, чтобы приехать на рассвете.
     Правда, местность там незнакомая, но весь путь по  карте  он  держал  в
голове. Завтра поутру я постучу в ее дверь. Радость Марии - самая прекрасная
награда.
     Тени удлинялись, пришлось зажечь фары.
     В Прагу он приехал совершенно измотанным.  Бросил  машину  у  подъезда,
поднялся наверх и рухнул в постель.
     - Мария, Мария, -  громко  сказал  он  и  обрадовался.  -  Как  хорошо,
наконец-то я могу произнести твое имя вслух!

                                     *

     Те, кто любит читать старинные любовные истории, наверняка  знают,  что
рыцарь Тристан из Лоонуа снова и снова пускался в полный опасностей  путь  к
замку Тинтажель, где жила со своим супругом прелестная Изольда. Опасно  было
плыть в утлой лодчонке по бурному морю, но еще трудней  избежать  бдительных
очей кормчих короля Марка. На каждом  шагу  Тристан  мог  погибнуть,  алчная
пасть моря всегда была разверста, а луки кормчих  натянуты.  За  его  голову
назначили награду.
     Несмотря на это, а может,  именно  потому,  ибо  знайте,  что  любовные
истории  всегда  связаны  с  приключениями,  будто  читать  о  самой   любви
недостаточно интересно, он преодолел все, что было  ему  назначено  судьбой,
дабы очутиться поблизости от любимой.
     Современному влюбленному, естественно, не приходится отдаваться на волю
стихий или враждебных соглядатаев.  Он  препоручает  себя  технике:  машине,
поезду, самолету - и тем, по мере возможности, сокращает расстояние. К своей
любимой он может попасть за час или два и в тот же день вернуться без особых
хлопот.
     Ян целиком доверился своей машине и, конечно,  своей  неугасимой  мечте
увидеть Марию. До чего же хорошо, что не надо больше таиться!
     Человек, который что-то скрывает, чаще всего, конечно, любовь, мучается
и чувствует себя Прометеем, которому орел каждый день выклевывает печень.  И
слабеет на глазах.
     С той минуты когда в жизни Яна появилась Мария, он словно  был  отмечен
печатью великой милости, но в то же время тайна эта терзала его как болезнь.
     Теперь, когда Ян наконец освободился от бремени своей  тайны,  на  него
снизошел неведомый  доныне  покой,  если  не  считать,  конечно,  нетерпения
сердца. Каждая секунда приближала его к Марии, что не могло не вдохновлять.
     Он выехал из Праги, повсюду  было  пустынно,  светало,  воздух  еще  не
прогрелся, небо на  востоке  едва  окрашивалось  багрянцем,  и  он  надеялся
приехать затемно, не хотелось устраивать переполох в маленьком городишке. По
утрам в гости приезжают родственники, а не любовники.
     Он уверенно доехал до развилки и свернул с шоссе.
     Дорога была приятная, попадалось много симпатичных  деревушек,  которые
лениво пробуждались ото сна, мелькали лесочки и рощицы, правда,  грязноватые
у обочины, но все равно радующие глаз. Кое-где Ян не знал, куда свернуть, но
решил положиться на чутье: ехал туда, где было больше автомобильных  следов.
Если бы он знал, что давно уже сбился с дороги!
     Иногда его взгляд привлекала полоска  утреннего  тумана,  она  тянулась
вдоль  ручья  или  опушки  леса  и  медленно  поднималась,  словно  занавес,
обещающий самые невероятные приключения.
     Обидно только, что неизвестно, будет ли это комедия или трагедия.
     Несколько  раз  ему  почудились  какие-то  сбои   в   моторе,   однажды
показалось, что машина не тянет, но он  успокаивал  себя  тем,  что  это  не
мотор, а нетерпение сердца. Оно билось быстрее обычного, и мотор не поспевал
за ним.
     В лесу туман густел, будто там, куда он ехал, портилась погода.  Дорога
была в выбоинах, он юзом задел кучу щебенки, которую,  наверное,  не  успели
утрамбовать машины. А может, тут давно  никто  не  ездил?  Склон  постепенно
снижался, и когда мотор забарахлил, машина по инерции двигалась, потому  что
обидно тормозить на склоне и искать причину поломки. К тому  же  место  было
пустынное и мрачное.
     Ян заметил знак железнодорожного переезда. А вот и он сам,  к  счастью,
шлагбаума  нет,  можно  будет  проехать,   хотя   из-за   неровностей   надо
притормаживать.
     Машина ползла в лучшем случае на  трех,  если  не  на  двух  цилиндрах,
чихала и задыхалась.
     Как назло, за переездом дорога снова поднималась в гору, поезд проходил
тут в какой-то ложбине. Хотя машина и переехала рельсы, но спустя  мгновение
снова откатилась назад.
     Встала она на  самом  переезде,  так  что  ситуация  была  до  смешного
нелепая. Ян вышел, чтобы оценить  положение;  да,  не  самое  удачное  место
предаваться раздумьям над причинами столь  неожиданной  поломки.  Хорошо  бы
столкнуть машину. Удалось это с большим трудом,  противоположный  откос  был
слишком крут для одного человека.
     Пока он возился с машиной, которая весила все же довольно прилично,  то
увидел, как на столбе замигал красный свет, господи,  ну  что  за  идиотская
случайность, куда же мне теперь броситься? Он яростно толкал, машина  весьма
неохотно тронулась, и ему показалось, что из тумана уже донеслись гудки, еще
чуть-чуть, ну, еще совсем немного, ведь поезд идет, не могу  же  я  застрять
тут, как в капкане!
     Товарняк уже появился и сигналил, как положено в таких случаях.
     Ян напрягся изо всех сил и  подтолкнул  машину,  но  тут  нога  у  него
соскользнула, и в тот момент,  когда  поезд  был  уже  на  переезде,  машина
незаметно съехала вниз, так что ступеньки вагона ударили в  бампер  и  резко
протащили  машину.  Раздался   металлический   треск   и   скрежет   железа,
волокущегося по  щебенке,  машина  перевернулась,  а  поезд  поехал  дальше,
машинист  не  мог  остановить  тяжелый  товарняк,  оставалось  сообщить   на
ближайшей станции, что на переезде произошла непонятная авария.
     Яна отбросило, он упал,  к  счастью  далеко  от  рельсов,  почувствовал
какой-то удар и сразу за ним боль.
     А потом наступила тишина.
     Он медленно приходил в себя и даже увидел огоньки исчезавшего в  тумане
поезда, но совершенно не мог понять, что же произошло, только шум в  голове,
который был сильнее боли. Ян потрогал голову и лицо,  посмотрел  на  ладони.
Все чисто, нигде ни следов крови. Это хорошо... У путей лежала  его  машина,
исковерканная, с разбитыми стеклами, но Ян не понимал, почему она там.
     Он сидел в кювете за переездом и уже не чувствовал никакой  боли.  Хоть
это радовало. Но и ничего не слышал: великая тишина надвигалась  с  туманом,
где-то высоко в небе продиралось солнце, далекое и нереальное.
     И вообще все было нереальным и отдаленным. И дальше всех я сам;  я  сам
страшно далеко от себя, где-то в необозримом пространстве...
     Прошло довольно много времени, пока  появился  какой-то  пикап.  Увидев
обломки автомобиля, водитель остановился и побежал посмотреть, но  в  кабине
никого не было.
     Вернувшись на дорогу, он заметил человека, сидящего  под  деревом.  Его
глаза были открыты, и он не двигался. Шофер закричал:
     - Парень, ты что, с этой машины? Ну тебе и повезло! Останься ты в  ней,
костей бы не собрал! Может, тебя к врачу отвезти?
     Человек не шевельнулся.
     - Вы меня слышите? - участливо  спросил  шофер.  -  Может,  помочь  вам
встать?
     Но человек снова не проявил признаков жизни, и  тот  понял,  что  нужна
помощь. В ближайшей деревне он позвонил в милицию, и оттуда вызвали "скорую"
из районной больницы.
     И  вот  наконец  после  всевозможных  злоключений  над   Яном   Томаном
склонилась белая тишина больничного покоя, чужие руки сняли с него одежду, а
потом его медленно и долго осматривали.
     После обеда срочно вызвали главврача. Он прочитал  заключение  молодого
ассистента, который первым осматривал раненого, и напустил на себя серьезный
вид:
     - "Два сломанных ребра, гематомы, ушибы... Функция  органов  без  явных
повреждений..." Знаете,  коллега,  лучше  иметь  основательно  переломанного
пациента, чем такой вот случай. Боюсь,  что  одна  функция  у  него  все  же
нарушена. Функция мозга...
     - Странно, как он вообще остался жив  после  такой  аварии,  -  немного
обиженно сказал ассистент.
     - Несомненно. Можно  даже  предположить,  что  он  будет  жить.  Только
иногда, дорогой мой, этого слишком мало.
     Старый опытный врач оказался прав. В пражской клинике,  куда  перевезли
больного, случай Яна Томана рассматривали даже  как  любопытный  медицинский
феномен, но сделать ничего не смогли. Память к пациенту так и не  вернулась,
несмотря на все усилия.
     Когда, наконец, пани Гелена с большим опозданием узнала о судьбе своего
мужа и поспешила с дочкой  в  Прагу,  он  не  признал  ни  ее,  ни  малышку.
Безучастно смотрел на них и молчал.
     Может, он ждал кого-то другого?
     Гелена подавленно спросила у Данеша, не стоит ли привезти Марию.
     Тот покачал головой:
     - Не думаю, что он ее помнит. Впрочем, кто знает, куда он ехал! Если  и
в самом деле к ней, так не заблудился бы там, где все это случилось.  Многие
факты говорят о том, что он был не в себе, уже когда выезжал из Праги.
     Слова Данеша показались пани Гелене весьма разумными. Если уж он  забыл
ее и дочь, так пусть забудет и Марию.
     В институт на фамилию Томана  в  течение  какого-то  времени  приходили
письма в обыкновенных конвертах, с адресом, отпечатанным на машинке. Коллега
Томана Шимачек, человек, искушенный в иронии любви, тщательно припрятал  все
эти письма. Но однажды рассказал  о  них  Хиле,  который  пришел  к  нему  в
институт. Они решили показать письма  больному,  может,  память  вернется  к
Томану. Но этого не произошло.
     Тогда они рискнули распечатать одно письмо и прочитали ему. Напрасно...
     Ян все время смотрел куда-то вперед, в даль, которую в  этой  маленькой
палате с белым потолком видел он один.
     Мы знаем, как долго и тщетно ждал Изольду смертельно  больной  Тристан,
когда же наконец приплыл корабль, привезший ее, было поздно. Тристан умирал.
Приблизившись к его ложу, несчастная Изольда  уснула  вечным  сном  рядом  с
возлюбленным.
     Так говорится в старинной легенде, сочиненной поэтами много веков назад
на радость и в назидание влюбленным.
     Современная действительность несколько иная.
     На старом доме расчищают все новые и новые участки фрески: прекрасное и
правильное сграффито, свет и тени, кьяроскуро...
     Пан Хиле наблюдает, как идет работа, и  печалится  над  судьбой  своего
молодого друга, ставшего жертвой безумной страсти.
     Пани Гелену изредка навещает Данеш, который так и не ушел из  института
и не стал, к своему великому огорчению, работником министерства. Иногда пани
Гелена обвиняет в приступе гнева:
     - Все равно его несчастье на совести у этой женщины!
     Данеш неопределенно кивает головой и думает: "Вот уж нет, он  сам  себе
все устроил. Человеку, который не  теряет  чувства  меры,  любовь  не  может
навредить, скорее наоборот".
     Но врачи не теряют надежды. Возможно, долговременное  лечение,  говорят
они, улучшит состояние больного. Некоторые иностранные  коллеги  рекомендуют
оперативное вмешательство. Кто знает?
     Со временем письма перестали приходить, Шимачек и Хиле  с  радостью  бы
написали отправительнице, но не сумели разузнать ни ее имени, ни адреса.
     Остается лишь предположить, что Мария поняла  это  молчание  по-своему;
она продолжает учить  детей  музыке  и  пению,  а  иногда  по  вечерам  поет
тоскливые песни под собственный аккомпанемент.  И  если  они  нравятся  пану
бухгалтеру, то, может, все и закончится к обоюдному согласию.
     Потому что люди должны жить. Вопреки несчастной любви, вопреки пропасти
бессознания, вопреки течению  времени  и  тысячам  мелких  случайностей  они
должны жить!
     Городские огни освещают темноту, блестят под дождем  черепичные  крыши,
темнеют фасады дворцов и храмов, струится из  фонтанов  вода.  Зажигаются  и
гаснут окна жилищ, звенят трамваи и гудят машины, звучит говор, смех и шепот
влюбленных. А в старинных садах рас