емецкий,   английский,
греческий... Подойдут? Дедок с сомнением отнесся к такому  перебору:  -  Ишь
разошелся, лапотник. Так  я  тебе  и  поверил.  А  ну:  как  будет,  скажем,
по-немецки "Руки вверх"? Костас тут же выдал: - "Хенде хох..."
   - Ух ты, - положительно удивился дед и мысленно бросил шар в карман
   претендента, - Верно... А по-английски "твою мать"?
   Костасу это было раз плюнуть:
   - "Фак ю..."
   - Молодец.., - снова одарил его шаром дедок, - А по-гречески
   "любовь"?
   И вновь Костас отличился:
   - "Агапе..."
   - Соображаешь, пацан... А "кровать" по-французски?
   Ну, это было вообще, как два пальца окропить:
   - "Куше"...
   - Есть, есть способности..., - пересчитал шары касковитый строитель, - В
   ученики пойдешь? Три месяца будешь работать только за обед да за  ночевку
в бытовке. И если дело заспорится, то я тебя к  удостоверению  представлю...
Костас как никогда был согласен на все: - Пойду... Дедок от души  прихлопнул
его по плечу: - Ну, тогда заполню на тебя анкету... Фамилия? -  Пилеменос...
Умудренный строительной жизнью наставник косо и одновременно хитро  зыркнул:
- Уж не родственник ли ты заслуженному нефтянику?  Костас  не  отпирался:  -
Сын... Дед поковырял карандашом в носу: - Еще скажи, что ты - брат  ведущего
"Угадайки". Вы с ним одного роста. Только  тот  почище,  да  попородистее...
Пиль был серьезней некуда: - Да, я - это и есть он... Надоело вот на  экране
шутом гороховым прикидываться. Хочется настоящей жизни  досыта  нахлебаться.
Как все пожить... - Ха, - снова ткнул карандашом в анкету  дедок,  -  Да  ты
шутник,  лапотник.  Сработаемся...  Костас  таскал  на   крышу   строящегося
небоскреба цемент, плитку, арматуру,  а  обратно  обломки,  металлические  и
колбасные обрезки.  Разнашивал  пластиковую  каску.  Пытался  взобраться  на
макушку  крана  за  три  минуты.  Учил  технику   безопасности   и   памятку
высокомонтажному строителю. Голова и мускулы его на глазах  припухали.  Тело
от солнца бронзовело и кожа от ветра матерела.  Крепчал  голос  от  крепкого
мата. Дубела роба от пота и грязи. Костас стал похож на человека труда. И  в
одно прекрасное дождливое утро дедок припечатал: - Завтра на экзамены поедем
в управление, досрочно. Я сам тебе билет с вопросами вытяну. Не  опозорь  уж
там мои ветхие седины, не посрами... И Костас не опозорил и не посрамил. Как
мог,  ответил  поочередно  на   всех   четырех   языках   с   ненормативными
вкраплениями. И таким образом всего через полтора месяца  ударной  подсобной
работы, а также и параллельной учебы, стал квалифицированным специалистом  -
крановщиком-высотником.
   Дедок в  нем  просто  души  не  чаял:  -  Молодец,  лапотник.  Будет  мне
подходящая замена. Когда сойду в  долину  Стикса,  можешь  унаследовать  мои
каску, фуфайку и высотный  гульфик...  -  Я  признателен  вам,  мастер..,  -
расчувствовался ученик. Да, Костас стал настоящим  крановщиком.  Теперь  уже
всего за две минуты взбегал на пятьсот  семьдесят  три  ступеньки.  Уверенно
двигал  свою  хоботовую  махину  по  рельсам.  Сурово  кричал  ротозеям:   -
Поберегись... После смены Костас обычно брел на  поиски  Кати.  Как  мог  он
искал хотя бы ее следы. Но это было не просто  -  одновременно  Пиль  боялся
попасть на глаза знакомым, которые бы за не понюшку выдали  его  отцу.  Юный
крановщик был уверен, что старик ищет его  -  как  владельцу  месторождений,
танкеров и нефтепроводов без наследника-то... Тихонько подкрадывался  Костас
к  прохожим,  тыкал  им  в  нос  вырезанную  из  старой  "Светской  хроники"
фотографию любимой:
   - Не встречали ли где-нибудь мою невесту?
   Прохожие оглядывали крановщика и огорченно кивали головой:  -  Только  на
экране телевизора. И  еще  обещали:  -  Если  увидим  еще  где,  то  сообщим
вскорости  и  непременно.  Вам  по  адресу  какой  больницы  сообщить?..  Не
улавливая юмора, Костас оставлял адрес строительной бытовки. Другого у  него
не  было.  Вдохновленный  такой  высокоморальной  поддержкой  прохожих,   он
продолжал поиски, также как и свою профессиональную учебу.
   Каждый  день  Пиль  дополнительно  тренировался  на  кране,   отрабатывая
переброску  крупногабаритных  контейнеров  и  панелей.  Он  мечтал  так   же
экстерном сдать и на следующий квалификационный разряд.  И  в  таком  случае
Костас уже в самом ближайшем будущем мог рассчитывать на приличную зарплату,
которая позволила бы ему снять приличную квартиру  с  приличным  трехразовым
питанием для своей приличной жены и их троих приличных детей.
   - Их обязательно должно быть трое, я постараюсь, - говорил он себе
   каждый день, протирая штаны и сиденье на своем рабочем месте.
   Пиль с удовольствием встречал каждое новое солнце на так
   полюбившейся ему верхотуре. Он любил  вспоминать  на  рассвете  ту  самую
совместную с Катей вылазку к "Озеру сладких слез".
   Костас смотрел вдаль,  за  светлеющий  на  глазах  горизонт,  и  урывками
смахивал с ресницы слезу соленую, скупую,  мужественную.  Как  хотелось  ему
вернуться в те дни. В ту  сладкую  воду.  Сладко  прижимать  к  своему  телу
Катино. Шептать ей в ухо "любимая ты моя" и  слышать  в  свое  ухо  ответный
шепот "любимый, я  твоя"...  Чтобы  не  залазить  на  кран  в  травмоопасных
предрассветных сумерках, Пиль все чаще оставался на рабочем месте  ночевать.
В кабине ему было уютно. От кресла исходило такое приятное и как  бы  родное
тепло. К тому же на рабочем месте ему снились такие  странные  сны,  что  он
легко экономил на кино. То виделась ему мелодрама,  то  комедия.  Снились  и
боевики. А раз даже приснилась охота. Почему-то на Большого оленя,  которому
Пиль всегда симпатизировал. Костас как наяву  видел  Зураба,  сбежавшего  из
мест лишения свободы. В спортивном костюме с кривым палашом на перевес  гнал
он по насту Большого оленя. Большой олень заполошно и литературно матерился,
проваливался, и резал в кровь свои  мохнатые  ноги.  Испуганно  озирался  на
крики, доносящиеся с холма.
   То вопила богиня охоты - Чикита: - Ату,  ату  его...  Принесите  мне  его
сердце... Большой олень из последних сил прорывался к пограничным столбикам.
И не плохо  прорывался,  так  как  на  рогах  его  болталось  уже  несколько
загонщиков, переоценивших свои охотничьи задатки.
   - Ты упустишь его, придурок невостребованный, - кричала Зурабу
   распаленная охотничьей страстью Чикита.
   - Врешь, не уйдешь, - в очередной раз заносил Зураб свой палаш над
   полусонной артерией Большого оленя. И в очередной  раз  промахивался.  Со
свистом. - Ставлю десять миллионов против твоих  пяти,  что  не  упустит,  -
нашептывал Мойше отец. - Идет, - сверкал своим бриллиантовым пенсне Мойша  в
такт скрипке Долорес. Сквозь крики  и  визги  над  снежной  равниной  лились
нежные звуки "Полонеза". Под них с  небес  кропил  всех  с  парашюта  и  без
разбора Отец Святобартерный.
   - Какого рыжего? Именем закона вы арестованы, - заорал в миг
   отсыревший Гнудсон и прицелился в основание струи Святого Отца.
   Но Большой олень, из последних сил совершив гигантский прыжок,
   ударом левого копыта выбил из рук полицейского его  заштатный  револьвер.
Раздался подлинный выстрел. Запахло порохом. Земля разверзлась и оттуда, как
из бремени, выплыла вверх животом Катя.  На  белом  и  легчайшем  облаке.  В
розовом как мечта пеньюаре...


   21. "Первая находка"

	Неожиданно для самого себя к поисковой группе "Пилеменос-Каплан" на некоторое время примкнул и Отец Прокопий. Переодевшись в мирское платье, заехал он на день в большой город. Святой Отец посчитал необходимым официально оформить свое окончательное сложение столичных служебных обязанностей на неопределенный срок. Непорядок, чтоб такая вакансия в бизнес-церкви не заполнялась: и деловые люди без отпущения грехов нервничают, и подрастающее поколение святых отцов простаивает.
   В одном из переулков на теперь уже гостя столицы налетела четверка  юрких
негритят. Они сунули Отцу  Святобартерному  в  физиономию  фотографии  Кати,
Костаса и его собственную: - Придурок в шортах, ты не видал  такого  пацана?
Или, может  быть,  эту  деваху?..  А  этого  юродивого?..  Отец  Прокопий  с
отрицательным мычанием шарахнулся от зачатых в явном  грехе  недорослей.  Он
благодарил бога, что догадался облачиться в мирское платье.  В  нем  его  не
опознал бы и кровный дед. А детишки кричали вслед Отцу Святобартерному: - За
этого парня можешь и  премию  схлопотать.  Учти,  старик  Пилеменос  простил
своего сынка и ждет его вместе с любой избранницей в распростертые  объятия.
Так и передай, эксгибиционист  патлатый...  Отец  Прокопий  оглядел  себя  в
витрине магазина: - И чего им мои  шорты  не  понравились.  Теперь  все  так
ходят. Разве что маловаты, и грех через прорешку вывалился. Ну  так  это  же
всегда можно исправить... Он привел себя в божеский вид и, сориентировавшись
на пересеченной улицами местности, бодро зашагал в  сторону  вокзала.  Вдруг
среди ясного неба
   грянул гром. И тут же молния сверкнула над строящимся в близком  недалеке
небоскребом. И с перепугу Святой Отец срочно возжелал окропить его. Дрожа  в
нетерпении,  вбежал  он  на  стройку  сквозь  открытые  ворота.  Но   только
прилабунился под стеной, как услышал сверху из-под облаков: - Ты че,  мужик,
сдурел? Каску одень... От  такого  изумления  Отец  Святобартерный  чуть  не
окропил собственные шорты. Он абсолютно узнал обрушившийся  на  него  сверху
голос. Без сучка и задоринки, это  был  голос  Костаса  Пилеменоса.  И  Отец
Прокопий задрал вверх свою окаянную голову. Точно. Из кабины башенного крана
по пояс высунулся не кто иной, как искомый Костас.  Он  также  опознал  Отца
Святобартерного: - Здорово, святоша! - Мууууу..,  -  промычал  Святой  Отец,
суча пальцами. - Не слышу.., - крикнул  и  подкорректировал  ориентацию  уха
Костас. Мученические слезы побежали по рубашке и шортам Отца Прокопия. Он не
мог нарушить наложенного на себя обета  молчания.  Мыча  и  отплевываясь  от
безысходности, побрел было за ворота. Но вдруг  вспомнил  незабываемые  годы
военной службы на эскадренном миноносце. Вспомнил, как  с  помощью  морского
семафора читал вахтенным других кораблей проповеди: "Точка-тире, не укради у
союзника  верного..,  точка-точка-тире,  не   убий   командира   сурового..,
точка-тире-тире, не возжелай ближнего своего  сослуживца  ..."  Оглядевшись,
Отец Святобартерный запросто нашел два  подходящих  строительных  флажка  и,
изощренно  насилуя  память,  просигналил  Костасу:  "Отец  ждет  тебя   Катю
распростертыми". Облегчившись и  боясь  опоздать  на  поезд,  Отец  Прокопий
вприпрыжку ринулся к вокзалу. И в двойную припрыжку ринулся вниз по лестнице
Костас. В тридцати метрах от  земли  он,  однако,  торопясь  и  уверовав  во
всемогущество любви, поскользнулся и сбитым бомбардировщиком рухнул прямо на
землю. У основания крана в воздух взметнулись клубы глинисто-цементной пыли.
-  Перелом  левой  передней  и  правой  задней  лап..,  обширная   курдючная
гематома.., рваная рана в шерстистой части затылка.., - констатировал  врач,
срочно эвакуированный строителями из  ближайшего  медицинского  заведения  -
ветеринарной лечебницы. Строители с ужасом вслушивались  в  его  медицинский
лепет. Однако,  залив  Костаса  гипсом  и  зеленкой,  звериный  целитель  их
успокоил: - Бывает и хуже... А этот случай для  нас  профессионалов  -  так,
тыквенные семечки... В стационар, думаю, везти его  не  стоит,  но  домой  с
рабочего  места  перевезите  обязательно...  Строители  оглянулись  было  на
бытовку, в которой парень уже столько времени вел  свою  холостяцкую  и  вот
теперь такую  разбитную  жизнь.  Но  Костас  покачал  перемотанной  головой,
шевельнул побитыми губами: - Позвоните отцу.., Пилеменосу.., по  телефону...
Ветеринар тут же набрал указанный номер своим изящным как скальпель пальцем:
   - Алло, господин  Пилеменос.  Срочно  приезжайте  за  своим  переломанным
щенком... Жив... Будут... Строители так и ахнули: - Пилеменос?..  -  Неужели
сын керосинщика? - Сын самого Пилеменоса? - Быть не может...  Но  оказалось,
что быть может. Через десяток минут  на  стройку  влетел  пятнадцатиметровый
лимузин с космической связью, бассейном и настольным теннисом.
   Из суперавто теннисным мячиком выкатился старичок: - Где мой сын? Где мой
наследник? Где отец моих внуков? Строители с почтением расступились.  Глядя,
как Пилеменос обнял побившегося крановщика, зачесали затылки своих касок:  -
Ну, дела... У нас работал сын Пилеменоса.  Спал  в  бытовке.  Пиво  пили  на
брудершафт. На одном толчке сидели. Расскажи кому - не поверят... Но те, что
сутками, неделями напролет искали Костаса, поверили. Как только новость была
передана по народному телеграфу, они немедля съехались к стройке. На  такси,
на автобусах, на трамваях, на собственных  и  на  попутных  машинах.  Тесной
толпой стояли вокруг Костаса и  старика  Пилеменоса  Айша,  Чикита,  Большой
Олень, Мойша, Долорес, Джон, Рони, Бобби, Чарли, Кристи, Молли.
   К ним в скором времени присоединились и вездесующиеся  корреспонденты:  -
Пропустите к телу представителя "Светской хроники"...  -  "Разные  новости",
"Разные   новости"...   -   Прямой   репортаж   с   места   падения    ведет
"Радио-Ультра"... Вы слышите, как замерли друзья, знакомые,  полузнакомые  и
близкие родственники Константина Пиля. Сначала пропавшего, а  теперь  уже  и
совсем упавшего лицом в грязь ведущего "Угадай обезьяну"...
   Часть из приехавших надеялась, что тут же рядом с Костасом обнаружится  и
Катя. Кое-кто думал увидеть здесь даже и Отца Святобартерного.  Но  бледный,
шокированный переломом Костас уныло и не очень  разборчиво  мямлил:  -  Кати
здесь нет. Но она обязательно будет здесь, когда я сдам  на  третий  разряд.
Клянусь, рано или поздно, но я поменяю  бытовку  на  трехкомнатную  квартиру
улучшенной планировки. На честные деньги крановщика куплю цветной телевизор,
стиральную  машину,  посудомойку,  пылесос,  кондиционер,  джакузи,   гриль,
тостер, миксер, два билета в оперу... - Он бредит,  -  прохрипел  пересохшей
носоглоткой старик Пилеменос, - мой сын, ты нашелся, ты жив...
   - Пока, да.., - услышал его Костас, - Но ты должен найти Катю. Иначе мне
   хана, папаша милый. Не сомневайся - я загнусь  без  нее...  Высказавшись,
сынок закатил за козырек каски свои карие.  -  Конечно,  конечно,  сынок,  -
засуетился Пилеменос, - Я нисколько не сомневаюсь. Только не торопись на тот
свет. Я пожертвую все свое богатство фонду бездельников.  Уволю  секретаршу.
Сам встану за нефтяной насос. Но я непременно найду, кого укажешь: ту,  эту,
вон ту... Только не торопись следом за матерью... - Не торопись окончательно
определяться, Костас, - нашептывала Чикита, - Ведь Катя отказалась от тебя в
мою пользу. Вот  ее  собственноручное  письмо  с  завещанием.  Посмотри.  Не
торопись... Она взмахнула конвертом перед  бледным  лицом  Костаса.  Но  тот
никак не отреагировал. Зато поисковики и строители восприняли ее  жест,  как
дирижерское  указание.  Дружно   заскандировали:   -   Не   то-ро-пись,   не
то-ро-пись... Эхо пробежалось по всей стройке и вырвалось  в  прилегающие  к
ней улицы. Многие прохожие, прислушавшись к позывам, замедлили шаги  и  даже
нерешительно остановились. Согласно итогам голосования  поисковый  штаб  был
перенесен из посольства Лафландии в дом Пилеменоса. Здесь, возле  впадающего
в беспамятство и любовный  маразм  Костаса,  возле  растерявшегося  от  горя
старика Пилеменоса заступила  на  медицинское  дежурство  вдохновившаяся  на
возможную свадьбу Чикита. Она вызывала лучших человеческих  врачей.  День  и
ночь проводила с ними консилиумы и консультации. На равных со  специалистами
разглядывала рентгеновские снимки, электрокардиограммы, результаты психо-  и
эхолокации. Выслушивала латинский  бред.  Сравнивала  синхронный  перевод  с
диагнозом самого первого врача-ветеринара. И в конце концов пришла к выводу,
что за разные деньги медицинская суть  собственно  одна  и  та  же:  -  Жить
будет... К деторождению способен... Хорошее питание... Уход... Покой,  покой
и еще раз покой... И Чикита  обеспечивала  и  уход,  и  покой.  Все  в  доме
Пилеменоса ходили по ее струнке, в марлевых повязках и на цыпочках. Говорили
исключительно шепотом.
   "Правила Чикиты Каплан на период оздоровительного периода" были  вывешены
в прихожей, где любой член поисковой команды мог ознакомиться  с  ними.  Все
двадцать  восемь  параграфов  без  исключения  распространялись  даже  и  на
Гнудсона, и на всех сотрудников спецслужб Пилеменоса и  Каплана,  работавших
под его прикрытием.
   Частные и государственные инспекторы по-прежнему продолжали  искать  Катю
по намеченным ранее квадратам. Они  то  собирались  все  вместе  за  круглым
столом, то разбегались веером, то перешептывались по рации:
   - "Е-2"?
   - Мимо...
   - "Б-8"?
   - Мимо... - "Д-6"? - Мимо...

   Катя упорно не находилась. Безрезультатно пролетали секунды и часы, дни и
ночи. Гнудсон высказал Пилеменосу и Каплану свое мнение по мучительному  для
всех вопросу:
   - Осталась  всего  пара  десятков  квадратов.  Мы  практически  закончили
зачистку местности. Скорее всего, в городе ее нет. И  мои  осведомители  это
подтверждают. За последнее время Катя нигде не всплывала: ни на  дискотеках,
ни в прудах. Видимо, она действительно покинула город. Но чтобы искать  Катю
по всей стране, имеющихся сил, конечно же, мало. Нужно задействовать военные
спутники. А это дорогое удовольствие. Готовы ли вы платить?
   Мойша глянул на Пилеменоса. Тот на Костаса:
   - Если сын в здравом уме подтвердит, что ему нужна именно Катя  Андреева,
то я, безусловно, раскошелюсь...
   А Костас тем  временем  вел  себя  адекватно  полученной  травме.  Он  то
замолкал, то, энергично шевеля подживающими губами, воображал  себя  великим
оратором: - Пусть я сын Пилеменоса. Но я буду жить так, как хочу.  Я  теперь
знаю, как это делать. И как приятно это делать не на коротком поводке, не по
указке, а по  своей  собственной  воле  добиваться  всего  самому.  Это  так
приятно, возбуждающе, если б только вы знали, видели, чувствовали...
   Костас то узнавал Чикиту:
   - Ты здесь?
   То знать ее не хотел:
   - Все из-за тебя. И из-за чокнувшегося на бабках отца...
   Старик Пилеменос, слушая сына, сам начинал сходить с ума: -  Я  не  прощу
себе, если что. Лягу под  выхлопную  трубу  бульдозера.  Выпью  воды  из-под
крана.  Съем  биточки  в  рабочей  столовой...  Мойша  и  Долорес   пытались
воздействовать на него. Но внимал Пилеменос только  убедительной  Чиките:  -
Папаша, соблаговолите успокоиться... Глядя на ее нешуточные  глаза  и  зубы,
старик бормотал: - Нет, это не Дульсинея...
	 Конечно, Чикита была не похожа не только на бывшую жену Пилеменоса, но и на саму себя с прежних газетно-журнальных страниц. Последние дни она почти не спала и уже давно выбилась из сил.
   Само собой, истерики старого Пилеменоса и упреки Костаса  ей  были  не  в
жилу,  но  бросать  оздоровительную  работу  целеустремленная   девушка   не
собиралась: - Они оба больные.  Они  бредят.  Все  наладится.  Нужно  только
больше заботиться... Немного о старике, побольше о Костасе... Большой олень,
поди-подай профилактический раствор... Большой олень, поменяй полную утку на
худую...  Большой  олень,  вези  каталку  и   меня   на   свежий   воздух...
Представитель элиты международных отношений уже давно поменял свой  шикарный
костюм на скромное одеяние  санбрата  военно-полевого  госпиталя.  Рикошетом
летал он по дому. Дипломатично подходил к сложившемуся  положению.  Но  если
Костас вдруг надолго замирал, Б.О. искоса поглядывал на Чикиту. Как Бонапарт
перед вторжением. Возле Большого оленя, трудящегося на подхвате, дежурили на
всякий случай едва державшиеся на ногах и на честном слове Мойша и  Долорес:
- Мы не можем остаться в стороне. Чикита наша дочь.  Костас,  еще  возможно,
наш зять. Мы  обязаны  дождаться  развязки...  В  соседней  комнате  ожидали
готовые в любой