обормотала она. - Я тебе очищу.
   - Домини, - тихо сказал Поль, - я бы кое-что действительно хотел.
   - Что же это, Поль? - Она обрадованно подошла к его кровати. - Скажи мне,
пожалуйста.
   Он повернул голову, как будто видел ее сквозь повязки.
   - Я бы хотел, чтобы ты купила билет и уехала домой, в  Англию,  -  сказал
Поль.
   - Что? - Она смотрела на него, не в силах поверить его словам.
   - Ты меня слышала. - Он сложил руки за головой, гордой и темной  головой,
так резко выделяющейся на фоне белых подушек. На окнах  висели  венецианские
занавески, они отбрасывали на кровать тигриные  полосы,  и  одна  золотистая
полоса как раз пересекала его горло, где распахнулась куртка пижамы.  Домини
уставилась на его горло и видела, как он с трудом глотнул слюну.
   - Если ты воображаешь, что я побегу покупать билет, то сильно ошибаешься,
- взорвалась она. - Я остаюсь здесь.
   - Отсюда тебя выставят через пятьдесят минут, - сухо возразил Поль.
   - Поль, - Домини  наклонилась  над  ним,  одной  рукой  облокотившись  на
металлическую спинку кровати, сережки касались его  щек,  -  я  должна  была
подписать согласие.
   - Ты хочешь сказать, тебя заставили?
   - Нет.., я сделала это ради тебя. Родной...
   - Как ты меня назвала? - Опять эти поднятые завязанные  глаза,  казалось,
вглядывались в ее лицо, губы  сложились  неуверенно,  расслабившись  из  той
строгой линии, что была раньше.
   - Я назвала тебя самоуверенным греком, - бушевала Домини. И ты думаешь, я
уеду, когда ты в таком положении? Я имею такое же право, как и  ты,  узнать,
поврежден твой левый глаз или нет!
   - С каких это пор? - осведомился он.
   - С тех самых пор, как ты ворвался в мою жизнь и сделал меня своей женой!
   - Домини, - его рука что-то искала, и Домини вложила свои  пальцы  в  эту
руку. Его пальцы крепко сжали их, это было и больно и радостно.  -  Ты  меня
жалеешь? - спросил Поль. - Тебя? - презрительно фыркнула она. - Я жалею себя
за то, что мне придется терпеть  тебя  еще  лет  пятьдесят.  Самоуверенного,
нахального, привыкшего быть господином в своем  греческом  доме  на  Орлином
утесе. Что это будет за жизнь!
   - Я не прошу тебя оставаться. - Его пальцы чуть разжались.
   - Ты не просил меня любить тебя, - сердито заявила она. -  Ты  велел  мне
оставить мою любовь при себе. Я так и сделаю, если ты все еще хочешь  этого,
Поль. Я даже не останусь насовсем, но пока я тебе нужна, буду рядом.
   Тут Домини охнула: Поль больно сжал ее руку и поднес к губам.
   - Как по-женски - одновременно угрожать и плакать, - проговорил он, целуя
ее пальцы.
   - Я-я.., я н-не...
   - Не женственна? - насмешничал он.
   - Н-не п-плачу, ты, зверь. - Домини упала на кровать,  зарылась  лицом  в
его плечо и наконец дала волю давно копившимся слезам. - Ох, мой Самсон,  на
сей раз ты действительно разрушил  все  преграды,  -  наконец  сказала  она,
вытирая щеки полой его куртки.
   Поль только крепче обнял ее.
   - Солнце, луна и звезды сейчас померкли для меня,  Домини,  как  в  песне
Самсона, - тихо проговорил он. - Что, если для меня все так и останется?
   - Вдвоем можно преодолеть горы и океаны, Поль,  если  двое  действительно
вместе и нужны друг другу.
   - Она поцеловала его в углубление щеки. - Ты сейчас стал немного поглаже,
родной. - После операции ты выглядел ужасно,  весь  обросший  и  похожий  на
пирата.
   - Я тебя пугал? - Поль гладил ее волосы.
   - Разве было время, когда ты меня не пугал? - со смехом спросила Домини.
   Руки Поля стали жестокими, губы зарылись в ее волосы.
   - Больше всего на свете мне нужна была ты, Домини, - хрипло сказал он.  -
Не хватало места для сострадания ни к тебе, ни к себе. Ты понимаешь?
   - Начинаю понимать, наконец. - Она шутливо прикусила  мочку  его  уха.  -
Сделал меня своей сабинянкой!
   - Теперь, похоже, ты стала Далилой.
   - До этого может не дойти, родной мой, - нежно возразила Домини и,  когда
он прижался головой к ее груди против сердца, она погладила его по затылку.
   - Доктор Суиза очень надеется.., мы все надеемся. Ты сам разве нет?
   - А заслуживаю я эту надежду? - Поль беспокойно пошевелился в ее руках. -
Я увез тебя от всего, что  было  тебе  дорого,  обманул  той  первой  ночью,
наградил болью потери ребенка...
   - Не надо, Поль! Она прижалась ртом к его губам, нежно, тепло,  показывая
поцелуем, как это вечно делала и будет делать женщина, которая все  прощает.
- Я люблю тебя, - тихо сказала она. - Ты уже давно  заставил  меня  полюбить
тебя, но гордость всегда была моим грехом, и я не желала признаться  в  этой
любви даже самой себе, не то что тебе. Ох, Поль, когда мне сказали,  что  ты
умрешь, мне хотелось умереть вместе  с  тобой.  Потом,  когда  доктор  Суиза
сообщил, что есть шанс - слепой, страшный шанс -  я  должна  была  дать  его
тебе.
   - Родной мой... Тигр... - Домини гладила его затылок, мощные плечи, и  ей
казалось, что вся она тает, как мед, когда он крепко обнял ее,  как  раньше.
Она, как прежде,  сразу  почувствовала  себя  беспомощной  в  его  объятиях,
полностью отдаваясь его рукам, его губам, заставившим ее замолчать. Надолго.
Пока его губы не прошептали нежно:
   - С меня хватит больницы. Скоро все эти повязки  снимут,  Домини,  потому
что я хочу быть дома, с тобой, Домини.

***

   Прошло несколько дней, и они вернулись домой, где перед домом на  Орлином
утесе Поль обнял Домини за талию и снова  заглянул  в  бездонную  синеву  ее
глаз, с любовью обращенных к нему.
   Совсем незаметно, с состраданием думала она, что Поль совершенно слеп  на
правый глаз. Но зато левый с каждым днем становился все сильнее и ярче.
   Тигриные глаза, желтые, красивые, как темная линия его лица в  профиль  и
рука, так крепко обнимающая ее.
   Я так люблю его, думала Домини немного удивленно. Поль.., такой  дорогой,
такой властный Поль, вставший перед яростью пуль и гранат в шестнадцать лет,
чьи сыновья будут столь же мужественны и отважны.
   - Нам будет хорошо жить вместе, да, Домини? - сказал Поль. -  Теперь  все
будет так, как в тот  день,  когда  мы  были  вместе  в  Корнуэлле.  Помнишь
маленького единорога?
   Домини счастливо кивнула.
   - Маленького единорога я все время носила в сумочке, когда ходила к  тебе
в больницу. Он принес нам удачу и счастье, Поль.
   - А ты принесла мне любовь, - добавил он, обнимая ее еще крепче  и  долго
целуя, пока улыбающийся Янис не вошел сообщить, что в гостиной подан чай.