ваться или волноваться.
   - Полю хотелось  ребенка,  -  тихо  сказала  она.  -  Он,  наверное,  был
разочарован, когда вы сообщили, что я его потеряла.
   - Убежден, он был бы гораздо более расстроен,  если  бы  потерял  вас,  -
сказал доктор, и, хотя он разговаривал по-английски  не  так  свободно,  как
Поль, Домини хорошо  поняла  каждое  вежливое  и  спотыкающееся  слово.  Она
рассматривала свои руки,  лежащие  на  коленях  на  шелке  халатика.  Доктор
наблюдал за ней и поражался ее самообладанию. Гречанка безутешно рыдала бы о
потере своего первенца, а эта очаровательная и холодная  молодая  англичанка
сидела с совершенно сухими глазами и внешне казалась очень спокойной. Метрос
Суиза сунул себе в рот сигарету  и  вспомнил,  как  Поль  говорил,  что  эта
девушка с холодными синими глазами не любит своего мужа.
   Домини и доктор сидели на  площадке  перед  домом,  куда  Янис  вынес  им
турецкий чай в высоких стаканах. Подал он и  тоненькие  сэндвичи  со  всякой
начинкой и богатый выбор пирожных. Поль еще утром поехал  к  своей  тетке  и
должен вернуться с Карой.
   - Вы должны хотя бы попробовать сэндвич, - уговаривал ее Метрос, так  как
Домини только пила чай. - Ну-ка, я сам вам подам.
   - Я совсем не голодна, доктор, - запротестовала Домини.
   - Но вы должны есть, дитя мое, иначе  будете  долго  выздоравливать.  Вот
сэндвич с цыпленком и еще один с паштетом. Очень питательно, и я  настаиваю,
чтобы вы съели все до крошки.
   Доктор  был  слишком  добр  и  дружелюбен,  чтобы  отказаться,  и  Домини
обнаружила, что ест сэндвичи и делится с ним своими впечатлениями о  Греции.
Еще Домини узнала, что он вдовец и что его единственный сын учится в  Афинах
в медицинском институте.
   - Его не удовлетворит работа врача на острове, - с улыбкой сообщил доктор
Суиза. - А вот я здесь на месте. Я работаю в  детской  клинике,  построенной
вашим мужем, которую помогают содержать влиятельные, как и он, люди. Они  же
помогают оплачивать счета тех, кто сам не в состоянии сделать это.
   - Вы лечите Поля от головных болей, доктор Суиза? - спросила Домини.
   Доктор как раз выбирал для себя пирожное, и его раздумье о  том,  что  же
предпочесть из множества вкуснейших изделий кулинарного искусства, оказалось
слишком серьезной проблемой. По крайней мере, на минуту  его  вилка  застыла
над тарелкой, потом он, наконец, сделал выбор и бросил  на  Домини  короткий
взгляд из-под кустистых бровей.
   - Он говорил вам о своих.., головных болях? - спросил Метрос.
   - Не совсем так. Кажется, его раздражает, когда  я  пытаюсь  говорить  об
этом, - сообщила она. - По всей вероятности, будучи во всем, если не считать
головные боли, сильным и здоровым, он не хочет признавать за собой  какую-то
слабость.
   - Возможно. - Доктор положил в рот пирожное  и  внимательно  наблюдал  за
пчелами, собирающими мед на  ближайших  к  ним  цветах  какого-то  вьющегося
растения.
   - Поль - типичный грек, - вдруг сказал Метрос. - А греков всегда  нелегко
понять. Их можно сравнить с айсбергами, большая часть их скрыта от глаз.
   - Айсберги могут принести много вреда, - тихо проговорила Домини.
   - Но они могут растаять: лед не железо.
   - Воображаю, какая  температура  для  этого  потребуется,  -  рассмеялась
Домини.
   Доктор улыбнулся, услышав новый звук ее  голоса,  и  удивился  тому,  как
оживилось и преобразилось от смеха ее прекрасное лицо, которое до  этого  он
видел только страдающим или недоступно холодным. У него  засветились  глаза.
Теперь он понял, что ошибался, считая ее холодной... Ох, как  эти  ее  глаза
отражают синеву неба и моря, и как соблазнителен изгиб ее губ. В самом деле,
она еще почти ребенок, тонко чувствующий, застенчивый,  -  не  из  тех,  кто
показывает свои чувства. Он наклонился и посмотрел ей прямо в лицо.
   - Есть единственный огонь, способный поглотить все, - сказал он.  -  Мало
что может устоять перед его мощью.
   - Это загадка, доктор Суиза? - улыбнулась Домини.
   - Можно назвать это  и  загадкой,  дитя  мое.  Самой  сложной  в  мире  и
по-настоящему неразгаданной с того самого времени, когда  Ева  подала  Адаму
запретное яблоко.
   - Понимаю. - Она крепко сцепила пальцы, будто стараясь успокоиться. -  Вы
говорите о любви, доктор.
   - А разве вы не согласны, что это всепоглощающее пламя, мадам?
   Домини отвела взгляд и на мгновение с ужасом подумала, у ж не  рассказала
ли она ему что-то в бреду. Он был добр, в  возрасте,  и  напоминал  ей  дядю
Мартина, но исповедь может принести  только  временное  облегчение,  за  ним
последует смущение, сожаления в том, что позволила себе раскиснуть.
   - Мне  всегда  казалось  непонятным,  почему  яблоко  было  запретным,  -
пробормотал Метрос. - Если у Евы не хватило бы мужества  сорвать  его,  даже
рай оказался бы скучнейшим местом.
   - Они с мужем были изгнаны из рая, - напомнила ему Домини.
   - А разве вы не считаете, что они нашли для себя  другой,  гораздо  более
интересный? - усмехнулся он. - Весело играть, как дети, в саду, но  выйти  в
джунгли и прожить каждое мгновение напряженно и захватывающе..,  это..,  это
же и значит жить по-настоящему.
   Тут Домини взглянула на доктора, мудрый блеск его глаз сказал ей, что  он
что-то знает. Они с Берри играли в саду, как дети.., упоминала  ли  она  имя
Берри в те долгие темные часы после камнепада?
   Доктор Суиза поднялся на ноги и с явной неохотой объявил, что должен  еще
посетить нескольких пациентов. Он взял Домини за руку и со  значением  пожал
ее.
   - Мы должны еще побеседовать с вами, - он улыбнулся. - Скоро,  да?  Когда
вы будете к этому готовы, да?
   - О чем, доктор? - спросила Домини, не совсем уверенная, что он правильно
выразил свою мысль по-английски.
   - О вещах, от  которых  не  убежать,  дитя  мое.  Неизбежных  вещах,  как
рождение, любовь.., и смерть.
   Она смотрела на него широко раскрыв глаза, не  понимая.  Он  задержал  ее
взгляд, потом склонил тронутую сединой голову и поцеловал  ей  руку.  Метрос
попрощался по-гречески, и через минуту  она  осталась  одна.  Домини  сидела
очень тихо, вдруг охваченная острым чувством  одиночества.  За  окнами  дома
царило молчание, было время сиесты, и даже  птицы,  казалось,  задремали  на
ветвях деревьев.
   Домини откинулась на подушку шезлонга и  закрыла  глаза.  Шуршали  сосны,
шептало море, а ее мертвый ребенок, казалось, больно сжал  ей  сердце.  Ушла
любовь, которую он мог принести и подарить, и слеза поползла по щеке Домини.
   Она проспала недолго и проснулась, почувствовав неожиданный холод. Солнце
уже больше не освещало площадку перед домом, и Домини  заметила,  что,  пока
она спала, дымка, большую часть дня висевшая над морем, прокралась на остров
и кольцом окружила вершину и дом вместе с ней.
   Домини предупреждали о внезапных туманах, но она не  ожидала,  что  туман
может так быстро окутать всю видимую часть острова.  Немного  взволнованная,
Домини соскользнула с шезлонга и подошла к краю площадки взглянуть на  утесы
в море. Она почти их не увидела, но ясно слышала ленивые удары волн о камни.
Медленно двигающиеся кольца тумана поднимались вверх, и на ее волосах быстро
образовались  крошечные  капельки  влаги.  У  Домини  появилось   жутковатое
чувство, будто она вместе с домом оказалась вознесенной в облака.
   Домини услышала приближающиеся шаги и, обернувшись, увидела  подходившего
к ней Яниса.
   - Кажется, мы оказались отрезанными от всего мира здесь, наверху, Янис! -
воскликнула она.
   - Да, мадам, - серьезно кивнул он. - Здесь очень сыро, вам надо вернуться
в дом.
   - Да, уже иду, Янис. -  У  нее  потеплело  на  сердце  от  того,  что  он
беспокоился о ней. - Я чувствую себя здесь, наверху, как Елена, гуляющая  по
крепостному валу Трои.., это надолго, как вы думаете?
   - Думаю, на несколько часов, мадам.
   - О, тогда это может задержать  приезд  моего  мужа  с  сестрой.  Как  вы
считаете? Дорога, ведущая сюда, так крута и извилиста.., да  еще  в  тумане,
при котором почти ничего не видно, я думаю, Поль  не  рискнет  ехать  домой,
пока не прояснится, тем более с Карой.
   - Уверен в этом, мадам. - Янис раскрыл  перед  ней  двери  в  salotto,  и
Домини вошла в большую  комнату,  почти  полностью  погруженную  в  сумерки,
согретую ярко пылающим в камине оранжевым пламенем.
   - Вы просто  прелесть,  Янис,  что  разожгли  камин!  -  Домини  покрепче
запахнула шелковые складки халата и поспешила к огню.  Все  еще  чувствующая
себя избитой и больной, она не могла,  как  делала  это  обычно,  свернуться
клубочком на огромной темной медвежьей шкуре и вместо этого села в  глубокое
кресло Поля, - протянула руки к  жару  потрескивающих  поленьев.  Лита  была
занята приготовлением особо вкусных блюд, чтобы отпраздновать  приезд  Кары,
но теперь ясно: они, вероятнее всего, задержатся. Домини сказала Янису,  что
она перекусит около семи часов здесь же у камина. И добавила, что  надеется,
задержка с ужином не особенно расстроит Литу.
   Он улыбнулся и покачал головой:
   - Мы так рады, что вам опять хорошо, - тихо сказал он. - Может  быть,  вы
сейчас же выпьете чашечку английского чая, мадам?
   - Угу, - она благодарно кивнула, и глаза затуманились от слез, когда  она
наблюдала, как Янис выходит из комнаты. Греческая доброта,  такая  открытая,
совершенно бескорыстная, - их постоянное  желание  облегчить  ближним  ношу.
Домини усиленно поморгала, чтобы не расплакаться.
   Чай был просто изумителен, и так приятно пить его,  сидя  возле  горящего
камина, скинув шлепанцы и закопавшись пальцами в медвежий мех коврика. Туман
подкрался к самым окнам, огонь отражался  на  темных  поверхностях,  красных
камнях фриза над камином, освещая и оживляя флейтистов, кентавров и  девушек
с  факелами.  Вино  в  хрустальном  графине   сверкало   рубиновым   светом.
Единственное, чего не хватало, - тихого и уютного кошачьего мурлыканья.
   Через некоторое время маленькие, резного дерева часы отсчитали  еще  один
час, и Домини решила подняться в спальню, чтобы переодеться  в  платье.  Она
чувствовала усталость и боль во всем теле, но твердо решила  не  ложиться  в
постель. Скоро туман рассеется, и будет гораздо  лучше,  если  она  встретит
Кару и Поля, а не станет валяться в постели.
   Домини  надела  голубое  платье  с  длинным  рукавом,   чтобы   Кара   не
расстраивалась при виде ее рук, до сих пор покрытых синяками. Лицо в зеркале
выглядело бледным, с темными кругами вокруг глаз, и  Домини  воспользовалась
косметикой, чтобы скрыть следы несчастья, теперь уже, слава Богу, начинающие
исчезать!
   Да, платье слишком  просто,  надо  оживить  его  каким-нибудь  ожерельем.
Домини  открыла  ящик,  где  хранила  драгоценности.  Там  вместо   простой,
обтянутой кожей коробки была  филигранная  шкатулка  с  вырезанными  на  ней
очаровательными  чертенятами  и  фавнами,  рыбками  и  ракушками,   летящими
птицами. Домини открыла шкатулку. Да,  внутри  ее  драгоценности,  аккуратно
разложенные по изящным и удобным крохотным выдвижным ящичкам.
   Антикварная шкатулка для драгоценностей была  подарком  Поля.  Молчаливое
выражение сочувствия, как  предположила  Домини,  потому  что  за  прошедшие
восемь дней он ни слова не сказал о потерянном ребенке.  Он  вообще  казался
замкнутым более обычного.
   Домини провела пальцем по изящной резьбе шкатулки,  получая  удовольствие
от осязания, которое, однако не согревало ей сердце. Она взяла простую  нить
жемчуга, когда-то принадлежавшего матери, и, надевая ее,  вспоминала  о  дне
своего венчания. Жемчуг считается несчастливым для невесты, но она  ожидала,
что ей придется плакать в тот день, и потому, остановив выбор  на  ожерелье,
бросила вызов судьбе.
   По дороге на первый этаж Домини приостановилась у лирообразного  окна  на
повороте лестницы  и  увидела,  что  туман  стал  совершенно  непроницаемым.
Шуршание  ветвей,  доносившееся   со   стороны   сосновой   рощи,   казалось
таинственным и жутковатым, а дом - пустым и нежилым. Она была рада застать в
salotto Яниса, с уютным посвистыванием задергивающего шторы. Все лампы  были
зажжены, а в камине пылающие сосновые поленья шипели и распространяли аромат
хвои.
   Ее нервное напряжение, казалось, немного ослабло в тепле и уюте  комнаты,
и Домини осторожно потрогала цветы, поставленные Янисом в вазу на  маленьком
столике, подвинутом к камину. Он включил приемник и до них  донеслась  из-за
закрытого туманом моря, из Афин, нежная мелодия из "Сельфид".
   -  Туман,  вроде  бы,  стал  еще  гуще,  а,  Янис?  -  Домини  уселась  в
пододвинутое им кресло.
   - Я бы сказал, что он все такой же, мадам. - Он налил в ее бокал  вина..,
критского вина, которое, как всегда говорил Поль, надо пить с диким  инжиром
и медовыми кексами, так, как в старину, - без них не обходился ни один  ужин
любовников.
   Она чуть поежилась, ей почудилось, что она  слышит  его  смех,  и,  чтобы
согреться, отхлебнула немного вина.
   - Я уверен, что месье Стефанос не выедет в такой  туман,  мадам.  -  Янис
посыпал на горящие  поленья  можжевеловые  иголки,  и  их  аромат  сразу  же
распространился по всей комнате. - А теперь я принесу вам суп.
   Домини ела только чтобы сделать приятное Янису и его жене, у  нее  совсем
не было аппетита. Столик убрали, и она пила кофе,  сидя  в  глубоком  кресле
Поля,  когда  в  дверь  вдруг  громко  постучали.  Сердце  у  Домини  бешено
заколотилось  от  волнения.  Когда  дверь  в  salotto  распахнулась,  Домини
стояла.., поспешно вошел Никое Стефанос.., а за ним высокий и  светловолосый
Берри Созерн.

Глава 14

   Никос с завившимися от влаги в кольца волосами сразу же подошел к  Домини
и взял ее за руки. Пальцы Домини в его руках были холодны, как лед, и сильно
дрожали. Она была уверена: что-то случилось... Поль с Карой попали в  аварию
по дороге домой. Глаза ее, как бы с мольбой, обратились к Берри,  потом  она
обернулась Никосу:
   - Это Кара и Поль, да? Они разбились на машине?  Никое  закусил  губу,  а
Берри сунул руки в карманы автомобильной куртки. Поднятый воротник  лохматил
ему волосы, а глаза, когда он встретился с Домини взглядом, потемнели.
   - Скажите же мне! - Она впилась ногтями в руки Никоса.
   - С Карой все в порядке, - сказал он. - Поль.., его увезли в  больницу...
Домини болезненно перевела дыхание.
   - Он сильно пострадал?
   Никое взглянул на Берри, потом заставил Домини усесться в кресло, а Берри
поспешно подошел к бару, где стояли  графины.  Послышался  звон  открываемой
пробки, Берри удостоверился, что в  графине  находится  бренди,  и  налил  в
маленькую рюмочку. Когда он шел через  комнату  с  рюмкой  к  Домини,  Никое
сказал ей:
   - Никакой аварии не было. Поль заболел.., очень серьезно...
   - Возьми, выпей, моя хорошая. - Теплая рука Берри легла на  ее  плечо,  и
рюмка оказалась у самых ее губ. Она выпила, сознавая, что он дает ей бренди,
так как Никое должен сказать что-то еще, гораздо худшее, чем то, что он  уже
сказал ей.
   Никое стоял, не сводя глаз с Домини, бледное  молодое  лицо  над  высоким
воротником черного матросского свитера страшно расстроено.
   - Мой кузен не выживет, - хрипло выговорил он, - и  я  подумал,  что  ты,
Домини, захочешь побыть с ним.
   Поль умирает? Она недоверчиво взглянула на Никоса.
   - Нехорошо, если бы ты услышала такую новость по  телефону,  -  продолжил
Никое, расстроенный и не совсем уверенный  что  нужно  говорить  в  подобных
случаях. - Берри как раз был у нас в доме,  потому  мы  приехали  на  машине
вместе. На нижних склонах туман был очень  густ,  но  сейчас  стало  немного
получше...
   Туман, ошарашенно думала Домини. Какое значение имеет туман?
   Она вскочила на ноги и увидела Яниса, обеспокоенно топтавшегося в дверях.
По лицу слуги ясно, что он слышал все, что Никое  сказал  о  Поле.  Печально
покачивая головой, Янис пошел за пальто и шарфом для Домини. Это было  очень
красивое пальто из меха оцелота, и Берри помог Домини надеть  его  и  поднял
большой воротник, чтобы закрыть  от  влаги  голову,  застегнул  пуговицы,  а
волосы она сама прикрыла шелковым шарфом, купленным у уличного  торговца  на
Плаке. На Плаке, где она бродила с Полем.
   Поль.., умирает!
   Она оказалась в машине, сидящей на заднем сиденьи рядом с Берри.  Янис  и
Лита стояли в дверях дома, похожие на  призраков,  и  наблюдали,  как  Никое
развернул машину и направил ее в почти непроницаемую массу тумана. Голова  у
Литы прикрыта черной шалью и глаза - мокрые.
   А у Домини на глазах не было слез, но она чувствовала их горячую  тяжесть
в голове; ею овладело чувство, будто она долго-долго всматривалась в туман и
только теперь начала различать что-то.
   Поль давно знал о наступлении этой  болезни:  головные  боли  служили  ее
предвестниками, и это объясняло многие его слова и поступки.
   Поль уже давно знал, что должен умереть!
   Домини чувствовала, как теплая рука Берри  сжимает  ее  пальцы,  стараясь
уменьшить тревогу. Машина шла очень медленно в этом густом тумане по крутому
склону горы, то продвигаясь на несколько ярдов, то снова  приостанавливаясь,
когда Никое чувствовал,  что  колеса  начинают  проскальзывать  на  покрытом
травой склоне.
   Когда Домини с Полем ехали по этой дороге в последний раз,  ей  казалось,
что машина парит рядом со звездами, как колесница Аполлона. Сейчас звезд  не
видно, только в тумане, начавшем немного  рассеиваться,  изредка  появлялись
силуэты деревьев.
   Через некоторое время Никое сказал им через плечо, что  заметил  проблеск
огня маяка, находящегося между Анделосом и соседним островом. Это  означало,
что они приближались к гавани и больнице.
   У Домини быстро и гулко застучало сердце, она болезненно напряглась.  Она
сидела, откинувшись на плечо Берри, благодарная за  его  силу  и  молчаливую
поддержку. О чем он думал, сидя так тихо и держа ее за руку? Что судьба туже
натягивает связывающую их нить, сближая все теснее по мере того, как уходила
жизнь человека, вставшего между ними?
   - Что произошло, Берри? - Она,  наконец,  проглотила  комок,  стоявший  в
горле и не дававший ей говорить. - Ты был в доме тети Софулы, когда.., когда
Полю стало плохо?
   - Я ходил на яхте с Ванхузенами.., и с Алексис, - объяснил  он.  -  Туман
сгущался, и мы вернулись в гавань. Мы с Алексис немного выпили у Ванхузенов.
Потом я проводил ее до дома, так как туман стал очень густым. Мы пришли  как
раз когда отъезжала машина скорой помощи с Полем. Кара и ее тетка поехали  с
ним. Никое был дома, чтобы рассказать нам о случившемся... Алексис и мне.
   - Бедная Кара, она, наверное,  очень  расстроилась,  -  тихо  проговорила
Домини, знавшая, как девочка обожала Поля.
   - Она уехала без слез, - ответил ей Никое,  вглядываясь  в  туман  сквозь
очищенные "дворниками" участки ветрового стекла. - Она как будто сразу стала
взрослой.
   Без слез, подумала Домини, греки, так часто  плачущие  от  радости,  горе
встречают с сухими глазами, не показывая сердечную боль.  Все  равно,  очень
хорошо, что рядом с Карой есть Никое, к которому  она  может  обратиться  за
поддержкой. Их поездка сквозь туман заняла около двух часов, но вот  наконец
они разворачиваются на стоянке перед зданием больницы.  Никое  помог  Домини
выйти из машины. Все трое направились к входу, где швейцар в форме  направил
их по лестнице, ведущей на тот этаж, где находилась отдельная  палата  месье
Стефаноса.
   - Хочешь, чтобы я поднялся с тобой? - спросил Берри у Домини. Она кивнула
и, уже поднимаясь по лестнице,  заметила,  что  у  нее  на  ногах  греческие
домашние шлепанцы без  каблуков.  Они  были  разукрашены  яркой  вышивкой  и
выглядели нелепо на солидных каменных ступенях.
   Коридор освещался очень слабо. Комната Поля находилась почти в  середине,
и когда они подходили, из дверей вышла медсестра, держа небольшой  поднос  с
инструментами, накрытыми белой тканью. Никое подошел к ней и спросил,  можно
ли жене пациента увидеть его. Сестра повернулась к Домини и  что-то  с