а  вбежала  в  кабинет
Бенедикта. Записная книжка и личный телефонный справочник лежали на большом,
орехового дерева столе. И вот она уже набирает номер доктора Фалькирка.
   Ответил низкий сонный голос. Она объяснила положение, и ей сказали, чтобы
она нашла один из флаконов, на ярлыке которого написано хлорхинин.
   Она вздохнула с облегчением:
   - Да, есть.
   - Прекрасно. Не волнуйтесь,  такое  часто  бывает.  Мистер  Максвелл,  по
обыкновению, забыл принять таблетки, миссис Джеймс. - (Ребекка не стала  его
поправлять.) - Дайте ему немедленно одну, со стаканом воды.  Присмотрите  за
ним, побольше жидкости, а я буду у вас после утреннего приема.
   Она уже было хотела закричать на врача, чтобы он  пришел  сейчас  же,  но
потом рассудила, что ему виднее. Поднявшись  наверх,  она  наполнила  кружку
водой и вошла в спальню. Бенедикт лежал неподвижно, в таком же состоянии,  в
каком она оставила его: болезненный румянец  и  капли  пота  на  лбу,..  Она
подавила рыдания.
   - О, Бенедикт, пожалуйста, - прошептала она, - проснись! - Держа таблетку
в одной руке,  она  поставила  кружку  с  водой  на  тумбочку  и  попыталась
приподнять его голову. На мгновение  он  открыл  глаза,  и  его  лихорадочно
блестевший взгляд остановился на ней.
   - Ребекка... Ты здесь, - простонал он.
   - Тес, молчи, выпей вот это, - она положила таблетку между его губами, он
медленно приоткрыл рот. Поддерживая ему голову, она поднесла кружку с  водой
к его губам:
   - Пей, Бенедикт.
   Она  облегченно  вздохнула,  увидев,  что  он  пьет  крупными   глотками.
Приподнявшись, он бессильно склонил голову к ней на грудь. Но  он  не  спал,
его вспотевшее лицо, искаженное бредом, меняло свое выражение: от  раскаяния
до злобы. Отрывочные слова и фразы были непонятны Ребекке.
   - Гордон, прости... Я предал тебя... Надо проверить... Прости,  прости...
Ребекка виновата. - Он снова рухнул на постель. - Не единственная причина...
   Дыхание его было неровным, он метался из стороны в сторону. Тон, каким он
выкрикнул ее имя, вернул ей прежние страхи. В его глазах она была  виновата.
Наверное, он сожалеет, что женился на ней. О чем еще это могло говорить?
   Она склонилась над ним; пусть он ненавидит ее завтра, но сегодня она  ему
нужна...  Это  для  нее  главное,  она  должна  хоть  как-то  облегчить  ему
физические страдания. Вдруг он резко повернулся и лег на спину. Ее  поразила
порывистость, с какой он это сделал, затем он схватил ее  руки  и  прижал  к
влажной от пота груди. Она ощущала неровное биение его сердца  и  попыталась
сдержать слезы. Его состояние причиняло ей физическую боль.
   Он уставился на нее пронзительным взглядом:
   -  Гордон...  Ребекка.  Страсть  с  повинной...  Я  не  имел  права.   Ты
понимаешь... Скажи, ты понимаешь...
   Ребекка не понимала, но  она  не  могла  переносить  этот  страдальческий
взгляд.
   - Я  понимаю,  Бенедикт,  все  в  порядке;  пожалуйста,  отдохни.  -  Она
отвернулась, слезы застилали ей глаза.
   Бенедикт на мгновение пришел в себя и ясными глазами заглянул в ее  милое
лицо.
   - Ты плачешь... Из-за меня, Ребекка? -  Он  попытался  улыбнуться.  -  Ты
останешься со мной. - И так же внезапно, как проснулся, он вдруг отпустил ее
руки и упал на подушку; она надеялась, что это сон, а не беспамятство.
   Ребекка поспешила в ванную  и  вернулась,  неся  таз  с  водой,  губку  и
несколько полотенец. Она не знала, как долго просидела возле  него,  обтирая
ему лицо и грудь; постель тоже была влажной. Надо сменить белье. Но  как?  В
то же время она пыталась разобраться в его бормотании.
   Что он имел в виду? "Страсть с повинной" и "не  единственная  причина"...
Если расшифровать все это, она бы лучше его понимала. Звонок у входной двери
прервал ее беспокойные мысли.  Врач!  Она  встала  и  поправила  на  больном
простыню. Он не пошевелился, казалось, что он крепко  спит.  Она  сбежала  с
лестницы и открыла дверь.
   - Итак, у мистера  Максвелла  опять  приступ.  -  Грубоватый  шотландский
акцент  естественно  сочетался  с  коренастым,  невысокого  роста  мужчиной,
который прошел мимо Ребекки в холл. Он обернулся:
   - Вы ведь не миссис Джеймс? - Его серые глаза неодобрительно взглянули на
ее бледное лицо.
   - Я миссис Максвелл, жена Бенедикта. - Впервые она произнесла  эти  слова
вслух и почувствовала некоторую гордость.  -  Миссис  Джеймс  в  отпуске,  -
объяснила она и протянула врачу маленькую руку для рукопожатия.
   Доктор Фалькирк просиял и так энергично стал трясти ей руку, что даже  ее
плечо пришло в движение.
   - Вот оно что! Значит, старый черт наконец-то женился. Мои  поздравления!
Когда же была свадьба?
   Ребекка почувствовала, что краснеет.
   - Вчера, - ответила она  тихо.  -  Но,  пожалуйста,  пойдемте  наверх,  к
Бенедикту. -  К  ее  удивлению,  врач  разразился  хохотом  и  не  унимался,
поднимаясь следом за ней по лестнице.
   -  Тогда  все  понятно,  от  нервного  напряжения   тропическая   болезнь
обострилась. На свете не так много вещей, которые могут травмировать мужчину
больше, чем женитьба. Пошли, поглядим на него, и не волнуйтесь. Денька через
два он будет как огурчик. - Продолжая посмеиваться, врач вошел в спальню.
   Ребекка стояла у кровати, пока он проверял пульс, затем  приподнял  веки,
причем Бенедикт не шелохнулся.
   - Да, точно, как я и предполагал. Он подцепил это в Бразилии. Там  сотни,
а то и тысячи тропических болезней, некоторые из них даже не имеют  названий
в нашей медицине. Но мы определили его заболевание в первый же год,  как  он
вернулся в Англию; нет причин для волнения. Видимо, в  связи  со  свадебными
хлопотами  он  позабыл  принять  профилактические  меры.  Вы  уже  дали  ему
хлорхинин?
   - Да. - Она взглянула на часы - десять  тридцать  утра  -  и  только  тут
сообразила, что на ней всего лишь  халат.  Боже  мой,  что  подумает  о  ней
доктор? Она покраснела и пробормотала:
   - Точно не скажу когда,  через  десять  минут  после  нашего  телефонного
разговора.
   - Ах так, значит, в шесть тридцать. Пусть  поспит,  дайте  ему  две  дозы
сегодня, а завтра и послезавтра - по одной, и все  будет  в  порядке.  Одной
таблетки раз в неделю достаточно, чтобы таких историй не было,  но,  видимо,
он опять забыл.
   Врач замешкался, его серые  глаза  оглядели  Ребекку  с  головы  до  ног,
отметив ее хрупкое телосложение и пунцовый румянец.
   - Если вы затрудняетесь в уходе за больным, я могу прислать  сиделку  или
поместить его в частную клинику. Правда, это будет в первый раз.
   - Нет, о нет! - воскликнула Ребекка. - Я могу сама за  ним  ухаживать.  -
Она была нужна Бенедикту, и, может быть, это единственный  шанс,  когда  она
смогла бы проявить всю свою любовь и заботу о нем. Она ни за что не позволит
чужим людям занять ее место.
   - Отлично, - улыбнулся доктор Фалькирк. - Но если у вас  будут  проблемы,
позвоните мне завтра утром. Пусть он полежит в постели или по  крайней  мере
побольше отдыхает, и советую  вам,  увезите  его  в  свадебное  путешествие,
подальше от  дел  и  от  Бразилии  с  ее  индейцами.  Если  бы  он  туда  не
наведывался, то давно бы уже излечился.
   - Я постараюсь, - сказала Ребекка, тоже улыбнувшись.
   - Молодожены трудно поддаются убеждениям; но вы  так  очаровательны,  что
нужно быть глупцом, чтобы вас не послушать.  -  Он  продолжал  посмеиваться,
пока она его провожала.
   Вернувшись в кабинет, она позвонила в Брайтон, где Даниэль  находился  со
своими вновь обретенными родственниками. Ребекка рассказала в  двух  словах,
как обстоят дела, Жерару Монтеню; его реакция была на  удивление  спокойной.
После короткого разговора с Даниэлем, который отнюдь не скучал,  развлекаясь
со своими двоюродными братьями, и как раз собирался на пикник, она  положила
трубку и поспешила наверх.
   Бенедикт спал неспокойно. Ребекка смотрела на него некоторое время, затем
достала  из  ящика  комода  чистое  белье,  а   из   гардероба   -   простое
хлопчатобумажное синее платье и направилась в  душевую.  Она  не  стала  там
задерживаться и через пять минут была  снова  у  постели  Бенедикта,  где  и
оставалась долгие часы жаркого летнего дня. В два часа ей  удалось  еще  раз
дать ему лекарство, а потом с большим трудом она обмыла его пылающее тело, а
также сменила постельное белье.
   Бенедикт  испытывал  попеременно  то  сильный  жар,  то  озноб.   В   его
неразборчивом бормотании часто упоминалось ее имя. Она прижимала к груди его
руки, желая ему скорейшего выздоровления; то она чувствовала  себя  безмерно
счастливой оттого, что снова обрела любовь, то  вдруг  впадала  в  отчаяние,
думая о будущем.
   Потом она заставила себя спуститься в кухню и кое-что съесть из  холодной
закуски  и  выпить  чашку  кофе.  Наполнив  кувшин  апельсиновым  соком  для
больного, она вернулась к нему.
   Солнце садилось, словно пылающий шар из красного золота, наполняя комнату
розовым светом. Бенедикт сидел на кровати с всклокоченными волосами и  диким
взглядом золотистых глаз.
   - Где ты была? - спросил он  грубо.  Свет  вечернего  солнца  озарял  его
изнуренное болезнью лицо. - Я думал, что ты меня бросила.
   - О, Бенедикт! - воскликнула она, подбегая к нему. Она  поставила  кувшин
на тумбочку и схватила его руку. - Мне и в голову не  приходило,  что  можно
оставить тебя одного. Я просто ходила попить. - Она села  на  край  кровати,
держа его за руку. - Как ты себя чувствуешь? Я так  беспокоилась.  -  Другой
рукой она погладила его небритый подбородок.
   - Ребекка... О Боже! Я думал...
   На мгновение у нее защемило  сердце  от  той  неприкрытой  беззащитности,
какую она увидела в его глазах, и, не дав ему договорить, она зачастила:
   - Молчи, побереги свои силы, кстати, как раз время  принимать  лекарство.
Тебе надо побольше пить. А теперь отдохни, - проговорила она тихим голосом.
   Губы Бенедикта скривило нечто подобное улыбке:
   - Моя собственная  Флоренс  Найтингейл.  Отвернувшись  от  него,  Ребекка
налила сок в кружку. Она его любит, но теперь, когда он пришел  в  сознание,
незачем ему это показывать... Напустив на себя бесстрастность, она протянула
ему стакан.
   - Выпей соку, а вот твоя таблетка. - Она держала таблетку в другой  руке,
но, к ее огорчению, Бенедикт был не в силах взять стакан; руки его тряслись,
и Ребекка помогла ему поднести стакан к сухим, потрескавшимся губам.
   Его голова снова упала на подушку.
   - Спасибо... - Он  глубоко  вздохнул  и  под  ее  взглядом  погрузился  в
беспокойный сон.
   Ребекка вздрогнула и подняла голову. Она лежала, неловко притулившись  на
краю постели; шумное  дыхание  Бенедикта  было  единственным,  что  нарушало
тишину темной комнаты. Она осторожно протянула руку и зажгла ночник. Был час
ночи, и ей стало холодно. Она посмотрела с любовью на больного,  лежащего  в
постели. Видимо, кризис прошел, черты его лица обрели обычное  выражение,  и
казалось, он просто крепко  спит.  Она  поежилась  -  ее  летнее  платье  не
защищало от ночной прохлады.
   Бенедикт повернулся, бормоча что-то во  сне.  Рядом  с  ним  освободилась
узкая полоска кровати. Она может осторожно лечь к нему под бок  и  накрыться
одеялом, не потревожив его. Она сбросила  платье  и  туфли,  скользнула  под
одеяло и закрыла глаза.  Надо  немного  передохнуть.  Бенедикту  явно  стало
лучше, у него уже нет такого жара, а она очень устала...
   Ребекка уютно устроилась, прислонившись щекой к его спине.  Ей  казалось,
что  она  плывет  между  сном  и  бодрствованием.  Вдруг  она  почувствовала
прикосновение к своим губам. Бенедикт! Она открыла глаза и попыталась сесть.
   Посмеиваясь,  он  придержал  ее  возле  себя  с  силой,  невероятной  для
тяжелобольного.
   - Добрый день, Ребекка.
   - День? - Хороша же из нее сиделка!
   - Половина второго. Пятница. - Он опирался на локоть  и  смотрел  на  нее
ясными  глазами,   и   лишь   изможденное   лицо   и   небритый   подбородок
свидетельствовали о болезни. - Я вернулся к жизни благодаря тебе.
   - Лекарство! - в панике вспомнила она.
   - С лекарством я могу подождать, но с тобой ждать не могу,  -  проговорил
он, обнимая ее за талию.
   - Но врач сказал...
   - Я знаю, что он сказал.
   - Откуда? Ты был без сознания, когда он  приходил.  -  Она  с  удивлением
уставилась на него. Какая-то бессмыслица, может быть, у него еще жар...
   - Неужели? - сказал он сухо. -  Мужчина  наиболее  уязвим,  когда  болен.
Правда, у меня был жар, но я слышал все, что говорилось. А не открывал глаза
потому, что не смог бы перенести, если б ты отказалась за мной ухаживать.  Я
помню, я просил тебя не уходить...
   - Ты бредил и не можешь помнить,  что  говорил.  -  Его  слова  ошеломили
Ребекку, она не могла поверить  своим  ушам  -  он  признается  ей  в  своем
притворстве.
   - Твое благородство смущает меня, Ребекка. - Глаза его потемнели,  словно
от боли.
   - Бенедикт... - Она  положила  руку  ему  на  грудь,  как  бы  желая  его
успокоить, и внезапно его живое тепло напомнило  ей  об  их  близости.  -  Я
лучше...
   - Нет, разреши мне сказать. - Он взял  ее  за  подбородок  так,  что  она
волей-неволей глядела ему в лицо. - Я проснулся два часа назад и  обнаружил,
что ты меня обнимаешь. Ты пристроилась к моей спине, как котенок.  Мне  даже
почудилось, что я умер и нахожусь на небесах.
   Она почувствовала, что краснеет под его взглядом. А вдруг  он  ее  любит?
Нет, этого не может быть, ответила она сама себе.
   - Но ты жив, - заметила она нарочито прозаическим тоном.
   Бенедикт не обратил внимания на ее реплику и продолжал:
   - Потом вернулось чувство реальности. Мне казалось, что я лежу уже  целую
вечность, смотрю, как ты спишь, и думаю: что же я тебе скажу?
   - Не надо объяснять... - Мысль о том, что он смотрел на  нее,  когда  она
спала, беспокоила ее.
   - Ребекка, а вдруг я никогда больше не осмелюсь? -  Он  улыбнулся  сухими
губами. - Или опять ослабею, так что уж лучше послушай теперь. Я люблю тебя.
Я всегда тебя любил и всегда буду...

Глава 9

   Ребекка не могла и предположить, что услышит такие  слова.  Она  онемела,
сердце  у  нее  бешено  заколотилось.  В   затянувшемся   молчании   повисло
напряжение, которое она не смела разрядить. Можно ли этому... Но как бы  она
желала, чтобы это было правдой! И где-то в глубине души впервые  засветились
огоньки надежды.
   - Ребекка! - Бенедикт смотрел на нее умоляющим взглядом,  какого  она  не
видела прежде. - Я не прошу тебя любить. Я этого не заслужил, я знаю,  но..,
я думал... - Для такого гордеца он  казался  сейчас  странно  неуверенным  в
себе. - Я помню, я говорил, что отправлю тебя с Даниэлем  в  деревню,  но...
Может быть, мы решили бы этот  вопрос  по-другому...  Прошлой  ночью  я  был
жестоким, но клянусь, этого никогда больше не случится. Мы  могли  бы  стать
хорошей супружеской парой. - Он замолчал, и - вот уж  совсем  невероятно!  -
лицо его вспыхнуло. Потом суровая решимость вдруг золотистым  огнем  озарила
его глаза. - Мне так показалось потому, что ты ухаживала  за  мной,  сменила
белье, умыла меня... Ни за что не поверю, чтобы ты все это делала, если меня
ненавидишь...
   - Бенедикт! - перебила она его. - Ведь это ты возненавидел  меня  за  то,
что я скрыла от тебя Даниэля. Ты ведь сам это говорил прошлой ночью...
   - Ты что, рехнулась? - ужаснулся он. - То, что я  бормотал,  было  совсем
другое. Я пытался объяснить тебе о Гордоне. Я  помню,  что  спрашивал  тебя,
понимаешь ли ты, и ты ответила - "да".
   - Я пошутила. Ведь у тебя был бред.
   - Что за черт! Ребекка, ты самая  несносная,  упрямая  женщина,  какую  я
когда-либо встречал в жизни.
   Вот такого Бенедикта она знает и любит, мелькнуло у нее в  голове,  когда
он приподнялся на локтях.
   - Я думаю, что у тебя все еще жар, - пробормотала она скорее про себя, но
он услышал.
   - Проклятье, женщина, я не в бреду!  Я  пытаюсь  все  объяснить  тебе.  Я
пытался это сделать пять лет тому назад, и на прошлой неделе во  Франции,  и
вновь вчера. Но на этот раз  я  не  выпущу  тебя  из  постели,  пока  ты  не
выслушаешь и не уразумеешь глупой своей башкой. Тебе понятно? - взревел он.
   - Да, Бенедикт,  -  ответила  она  осторожно.  Один  Бог  знает,  сколько
неясного и ранящего душу лежит между ними! Давно пора  поговорить,  как  это
делают цивилизованные люди, подумала она, к тому же не  следует  забывать  о
Даниэле. Хотя бы ради него она должна выслушать Бенедикта.
   - Во-первых, я должен знать, поверила ли  ты  мне,  когда  я  на  прошлой
неделе говорил, что писал тебе?
   - Да, конечно, и, даже если бы не поверила, твой дядя Жерар все рассказал
мне во время свадебного банкета. Он считает, что частично виновен в том, что
ты заблуждался насчет смерти Гордона.
   - Спасибо Жерару! Но я должен кое в чем тебе признаться. В том  письме  я
тебе сообщил не всю правду.
   Она устало оглядела его печальное лицо, уже не желая слушать продолжения.
   - Я, пожалуй, начну сначала, с того момента, когда я увидел тебя в первом
ряду  на  лекции...  -  Он  глубоко  вздохнул.  -  Я  загорелся.  Маленькая,
бесподобно сложенная девушка с  кукольной  фигуркой,  ангельским  личиком  и
огромными глазами, полными жизни, - все в  тебе  пленило  меня,  а  затем  я
увидел Руперта. Я знал, что ты не можешь быть его женой,  и  тут  же  сделал
неверное заключение. Потом, когда нас представили друг другу,  я  не  посмел
взглянуть на тебя - боялся  выставить  себя  дураком.  Ни  одна  женщина  не
захватила меня так глубоко. Позднее  я  не  смог  отказаться,  когда  Руперт
предложил познакомить нас снова. Когда же он назвал  полностью  твое  имя  и
фамилию, я был потрясен тем, что судьба сыграла со мной  такую  злую  шутку.
Девушка, в которую я влюбился с первого взгляда, принадлежала моему брату.
   В душе у Ребекки затеплилась надежда от искренности его  тона.  Казалось,
Бенедикт исповедовался перед самим собой.
   - Моя мать рассказала мне о смерти  Гордона  свою  версию,  и,  как  тебе
известно, я по глупости поверил ей, хотя  Жерар,  не  входя  в  подробности,
сказал мне, что это был  несчастный  случай.  Так  или  иначе,  прошлого  не
воротишь, Гордона уже не было на свете четыре года. Но когда я узнал, кто ты
такая, я ощутил вину перед  ним.  Я  пожелал  возлюбленную  моего  покойного
брата. Я  был  в  замешательстве:  мне  показалось,  что  ты  и  вправду  та
дьявольская соблазнительница, о которой говорила  моя  мать.  Я  использовал
Гордона как защиту от  своих  чувств...  Но  ты  меня  околдовала.  Я  хотел
обладать твоим телом и душой. Я пытался избегать тебя, но не смог. У меня не
было сомнений, что Гордон попался в твою ловушку: ведь мне самому достаточно
было один раз взглянуть на тебя и я был покорен.
   Ребекка  слушала  затаив  дыхание,   его   слова   и   искренность   были
убедительными. И ведь то же самое  произошло  с  ней:  разве  не  с  первого
взгляда она влюбилась? Значит, Бенедикт  тоже  мог  полюбить  ее  с  первого
взгляда.
   - Невозможно представить тебя покоренным, - сказала она  вполголоса.  Она
невольно протянула руку и погладила вьющиеся волосы на его  груди,  и  тепло
его тела передалось ей.
   - В то время я тоже не мог себе этого представить. Но,  если  помнишь,  в
день свадьбы я говорил тебе, что я твой добровольный раб.  -  Он  поймал  ее
руку и поцеловал.
   Да, она помнила его слова, но в то время она была полна своими обидами  и
разочарованиями. Смеет ли она поверить ему теперь? Она  еще  сомневалась,  и
глаза выдавали ее смятение.
   - Я не виню тебя за твои сомнения. Но выслушай меня.  Я  боролся,  одному
Богу известно, как я боролся со своими чувствами. Я уверял себя,  что  годы,
проведенные в джунглях, повредили мой рассудок. Я не верил в любовь  никогда
прежде, да и не поверил бы, если  б  не  твои  глаза,  которые  все  во  мне
перевернули. Я лгал сам себе. И с этой ложью в сердце пытался  отомстить  за
смерть брата. У меня  был  предлог,  тем  более  что  мне  казалось:  желат