бо встречать, а если будет, то кто. Если припрется много народа, то вообще вряд ли удастся что-либо предпринять, но возможно, помпы и не будет. Надежду на это давало предположение, что вряд ли адвокат захочет афишировать свое внеплановое возвращение в Москву. А если он будет один, то тут уж его можно брать тепленькими. Здесь Гоха полагался на свой ПэЭм, а в качестве прикрытия - всецело уповал на свою ксиву, призванную отмазать нас от ментов в случае полного провала операции, потому что Гоха собирался адвоката и иже с ним, по сути, похищать, и - куда кривая вывезет. В качестве программы минимум Гоха рассчитывал, шантажируя ли Шуляева убийством Лорика, любыми ли другими ли методами выбить из него адрес, где содержатся заложники, и сразу лететь их освобождать, не дожидаясь, пока сообщник успеет что-либо понять и предпринять. По ходу пьесы Гоха предполагал выяснить, кто из них - Голос, имея ввиду не то, кто механическим голосом разговаривал со мной по телефону, а кто из них - главный злодей. А если еще и деньги будут при Шуляеве... Хотя я лично очень сомневался, что хитрый лойер попрется через границу с баулом, набитым баксами, но надежда вернуть хотя бы половину наследства грела душу. А, может быть, и сообщник сдуру припрется адвоката встречать, и тогда можно будет взять их обоих! Но вот думать о неудачных вариантах развития завтрашней операции было просто страшно. И поскольку главной отличительной особенностью Гохиного плана была все-таки его полнейшая авантюрность, в конце концов я все-таки
 решил поделиться с ним своими опасениями.
     - Слышь, Феоктистыч, - прервал его тактико-оперативные излияния я, - не крутоват ли операсьон получился? Может, пока не поздно, написать заяву ментам, а?
     Гоха посмотрел на меня с добрым сочувствием:
     - Не знал я, что ты так плохо относишься к своим домашним, - усмехнулся он. - Хочешь завалить дело, поручи его ЭмВэДэ. Теперешние менты только крышевать хорошо умеют, сам знаешь.
     Я знал. Менты не раз предлагали нам с Гохой стать нашим "зонтиком", в случае отказа недвусмысленно грозя неприятностями. Пришлось прибегать к помощи бывших Гохиных коллег, которые с тех пор и взяли нас под свое крыло.
     - А насчет нашего плана, - продолжил Гоха, - то ты не сомневайся, Глеб. Во-первых, чем авантюрнее и наглее, тем действеннее, потому как неожиданно для противника. А во-вторых... И не таких сусликов выливали!
     При упоминании старого детского анекдота я невольно рассмеялся. Да, в словах Гохи была та самая бронебойно-безапелляционной самоуверенность, которая берет города. Я постарался выгнать из головы все сомнения и план был утвержден. Теперь Гоже надо было срочно лететь за семьей на дачу, так как Гохиной жене Кате завтра к десяти утра ей кровь из носу надо было на службу.
     Рванули по МКАД к Ярославке. Завезти меня домой Гохе было практически по пути, но на подъезде к Ленинградке я подумал, что надо бы ехать не домой, где одному находиться все равно была тоска смертная, а к тетке Эльмире. Надо бы в конце концов выяснить, почему не отвечает ее телефон, что с ней и где она, а то самые черные мысли на этот счет уже просто неотступно преследовали меня. Везти меня в Зюзино я Гохе не позволил, хотя он и предлагал. Договорились, что Феоктистыч заезжает за мной завтра к одиннадцати, и он высадил меня у бровки, чуть не доезжая съезда на Ленинградку. Не успел я поднять руку, как меня подхватил улыбчивый парень на Москвиче, и через полчаса я был у теткиного подъезда.
     Слабая надежда, что у тетки просто не работает телефон, сразу же испарилась, - дверь тоже никто не открывал. Я позвонил соседям, но - лето, в трех квартирах из оставшихся на лестничной площадке пяти никого не было. В четвертой дверь открыли, но появившаяся на пороге девица младшего детородного возраста с пирсингом на нижней губе, разумеется, была не в курсе. И только из-за двери пятой по счету квартиры старушечий голос прошамкал, что Эльмиру Александровну то ли позавчера, то ли третьего дня увезли на скорой. Больше ничего - куда увезли соседку, что с ней было, старуха за дверью не знала. Сказала только, что когда тетку увозили, была рядом с нею ее подруга, у нее, мол, и спрашивать надо, она, верно, все знает. Сколько бы ни была скудной эта информация, меня она немного успокоила, ведь и в последнем телефонном разговоре тетка говорила, что помогает ей какая-то ее подруга, и в случае чего она же и присмотрит. На всякий случай я спросил, что за подруга, кто такая, где живет, но этого старуха-соседка тоже не знала, только обмолвилась, что молодая подруга-то, и неместная. Молодая? Странно. Хотя, кто знает, что такое в понятии бабки, которой, судя по голосу, могло быть и восемьдесят, и девяносто, значит "молодая". Такой и пятидесятилетние - пацанки, а я, верно, и вовсе молокосос. И, хотя, собственно, ничего конкретного я так и не выяснил, на душе слегка полегчало. Хоть и в больнице тетка, но есть рядом с ней сердобольный человек, можно надеяться, что не бросит. И еще убедил в том я себя, что если бы случилось самое плохое, меня бы уже давно нашли, хотя бы подруга эта самая, ведь в теткиной записной книжке все мои телефоны были записаны на первой странице. Ладно, завтра вот решу главный вопрос, и займусь любимой теткой, найду, где лежит, разберусь сам, что нужно. А сейчас - домой, надо выспаться, завтра - трудный день. Еще один трудный день...

***

     Пока очередной сегодняшний частник вез меня домой, ко мне опять пришло какое-то внутреннее беспокойство. Я покопался в ощущениях, и понял его причину. Голос сказал: "Я еще свяжусь с вами". Учитывая его манеру изъясняться, это однозначно звучало, как: "Я еще свяжусь с вами сегодня", а он еще ни разу данных им обещаний не нарушал. А ведь сегодняшняя утренняя проверочка проканала на дурака. Ведь мой телефон был выключен с самой Швейцарии, и как после регистрации его в местной сети система мычит в случае недоступности абонента, на самом деле я не знаю. Какое легкомыслие с моей стороны! Как только приеду домой, надо срочно проверить.
     Но только я вошел в квартиру, из соображений конспирации не включая свет, как дисплей Сименса в кромешной темноте страшно зажегся оранжевым глазом, и я, не дожидаясь звонка, схватил трубку.
     - Давайте, Глеб Аркадьевич, как обычно, начнем общение с проверочки, - произнес Голос. - Выключите телефон и через пару минут включите.
     Я выключил телефон, с замирающим сердцем сосчитал в уме до ста двадцати, и опять включил. И сразу же раздался звонок.
     - Отрадно, что вы не нарушаете моих указаний, - произнес Голос, и сердце мое запело от радости. - За это вот вам две вещи, которые, как я думаю, вас обрадуют. Надеюсь, что завтра в банке никаких неприятных сюрпризов не будет, и вы сразу сможете вылететь в Москву. Но с одним условием: лететь вы можете только на аэрофлотовском рейсе в тринадцать ноль-ноль. Если на него не будет билетов, тогда рекомендую вам лететь рейсом "Суисс" в 20-45 из Цюриха. Не были в Цюрихе?
     - Н-нет, - еле выдавил я из пересохшей глотки.
     - Рекомендую, прекрасный город, мне он нравится больше, чем Женева, - беззаботным тоном гида вещал Голос. - Завтра, когда я позвоню, скажете мне, на какой рейс вы взяли билет. Вам все ясно?
     - Все ясно, - отрапортовал я.
     - Ну, и отлично, - сказал Голос довольным тоном.
     Еще бы, наверное, узнал, что у Шуляева с преждевременным отлетом из Никосии в Москву не возникло проблем, и радуется в предвкушении дележки! А, может, это сейчас сам Шуляев со мной и разговаривает?
     - Теперь слушайте очередное сообщение от вашей семьи, - стал строгим Голос, - а я с вами до завтра прощаюсь.
     Опять затрещало, и сердце у меня сжалось, потому что голос Галины был тусклый и усталый до крайности.
     - Здравствуй Глеб, это мы. Сейчас воскресенье, вечер. Сколько времени, я не знаю, у меня часы остановились. Еще у нас перегорела лампочка, сидим в кромешной темноте. Когда свет еще был, нам написали, что ты придешь за нами завтра к вечеру. Приходи скорее, у Юльки, кажется, температура. Мы тебя целуем, пока.
     Состояние, в которое я впал после этого монолога моей жены, ближе всего к истине можно охарактеризовать, как бешенство. Я метался по темной квартире, натыкаясь на мебель, и рычал, как дикий зверь. "Убью, убью, убью, убью!" - стучало в висках в унисон с каждым ударом сердца. Минут через десять состояние аффекта начало понемногу проходить, но нечего было и думать, чтобы заснуть в таком состоянии. Я быстро оделся, вышел на улицу, в ближайшем круглосуточной магазинчике купил бутылку водки, колбасы и хлеба, вернулся домой, сел на темной кухне, снял с пальца обручальное кольцо, положил перед собой на стол и начал пить. Я пил, глядя на кольцо, в темноте неярко отражавшее свет от постепенно гаснущих окошек дома напротив. Мысли в голове стали путаться раньше, чем кончилась водка. Тогда я снова надел кольцо, добрался до дивана и сразу же уснул.

Понедельник, первая половина дня

     То, что денек будет веселый, можно почти всегда предсказать по тому, как он начинается. Без пяти одиннадцать позвонил Гоха и сказал, что по дороге с дачи у него, невзирая на вчерашний полу-капремонт, опять встала машина, но сейчас уже все в порядке, правда, в связи с этим будет он у меня только через час. В лучшем случае. Я не стал орать на него, зная, что Катя, которая, судя по всему, опоздала на работу, уже рассказала благоверному все, что она думает, и о нем, и о его "Волге". Повторяться вслед за женщиной не хотелось, благо, ничего ужасного в Гохином опоздании пока не было. Паузу я заполнил тем, что битый час пытался выяснить по всем известным мне справочным номер телефона компании, рейсом которой Шуляев должен был лететь из Никосии, но безрезультатно. Час прошел, но Гохи все еще не было, и я начинал потихоньку свирепеть.
     Он приехал в двенадцать двадцать пять, весь перемазанный автомобильной смазкой, но при этом жутко довольный. На мой хмурый вопрос, в чем причина радости, он с энтузиазмом объяснил, что наконец-то он сам разобрался, почему его "ласточка" последнее время так часто ломалась, а эти "козлы" в автосервисе вообще ни фига не понимают. За вчерашний же ремонт "долбанным слесарюгам" он собирался "выставить предъяву". Провожая Гоху в ванную, я усмехнулся. Несчастных ремонтников, потративших вчера полдня на попытку заставить транспортное средство с красивым названием "Волга" исполнять обязанности, к которым оно конструктивно не вполне приспособлено, явно ждал неприятный разговор.
     - Слышь, Глеб, - отмываясь от смазки, рассказывал мне Гоха, - я тут опять звякнул Глюку, и попросил проверить этого Лорика на предмет принадлежности к спецподразделениям. Так вот, выяснилось, что в Комитете он не служил, а в базы отставников ГРУ и МВД Глюк сможет залезть только со служебного компьютера. Если что-нибудь отыщется, он позвонит тебе или мне.
     - Угу, - буркнул в ответ я, и пошел одеваться.

***

     Хотя до прибытия рейса с Кипра оставалось еще не меньше трех часов, ждать дома было невмоготу, и мы потихоньку двинули в сторону Шереметьева. В результате таких ухищрений, как заезд на заправку и в Макдоналдс нам удалось пробыть в дороге почти полтора часа, но все равно когда мы припарковались на аэропортовской стоянке рядом с моей "десяткой", свободного времени впереди было еще вагон. Всю дорогу, как давеча перед встречей с Романом, я проигрывал в голове бесконечные варианты нашего контакта с Шуляевым. Весь в этих мыслях, я совершенно забыл о том, что Голос обещал вчера позвонить и справиться, на каком рейсе я "собрался лететь" из Женевы. Но он не забыл. Звонок раздался аккурат в момент, когда Гоха потянулся рукой к ключу зажигания, чтобы выключить двигатель. Странно, но Голос не стал, как обычно, изголяться с включением-выключением моего мобильного, а был лаконичен:
     - Итак, Глеб Аркадиевич, все в порядке, - сразу перешел к делу Голос. - Деньги поступили, так что ничего не мешает вам вернуться и воссоединиться со своей семьей. Вы уже взяли билет?
     - Да, да, на Цюрихский рейс, - поторопился ответить я, страшными глазами делая Гохе знак не глушить мотор. - Как раз сажусь в машину, чтобы ехать в Цюрих.
     - Прекрасно, - быстро отозвался Голос. - Я знаю время прилета, так что позвоню вам сразу же, как только вы сядете в Москве, и сообщу вам, где ваша семья. Кстати, с ними все в порядке, вы можете не беспокоиться.
     И отсоединился. Только тогда я понял, что все время разговора я вообще не дышал. Я шумно перевел дух, и подмигнул Гохе, который, пытаясь подыграть мне в разговоре, то и дело подвывал газом, вероятно, имитируя интенсивную езду по маршруту Женева - Цюрих. Последняя проверка пройдена успешно! Хитер и умен ты, Голос, кем бы ты ни был на самом деле, да я умнее! Сейчас прилетит господин Шуляев, и у вас, неуважаемый, начнутся неожиданные для вас неприятности. Но тут, прерывая мою эйфорию, Гоха задумчиво протянул:
     - Значит, все-таки это не Шуляев.
     Да, очевидно, что если адвокат сейчас летит в Москву рейсом из Никосии, то разговаривать со мной по телефону, тем более с применением аппаратуры, до неузнаваемости изменяющей голос, с борта самолета он никак не мог. И, значит, Голос - это не он.
     Только сейчас я понял, что одобряя вчера Гохин план, я подспудно надеялся, что Голос - все-таки Шуляев, а его сообщник, кем бы он ни был - так, статист, не принимающий решений. Но теперь выходило, что тот, кто хладнокровно собирался резать Юльку на куски, и кто, скорее всего, и задумал весь этот дьявольский план, - он в Москве и очень, очень опасен.
     - И, значит, брать Шуляева нельзя, - вслух закончил я свои размышления.
     Гоха вздохнул, пожимая плечами:
     - Ну, почему нельзя? Вытрясем из него, где они держат Галину с Юлькой...
     - ...А он или не скажет, или вообще не знает этого, или успеет сообщить, что его взяли, или сообщник будет следить за ним, и сам увидит, как мы его берем, да? - перебил я Гоху. - После чего едет, и крошит их в лапшу?! Ты не слышал, как он говорит! Это садист, маньяк!
     Мой голос сорвался на фальцет, но я не замечал этого. Гоха исподлобья посмотрел на меня, и хмуро согласился:
     - Да, тогда получается, что брать Шуляева нельзя.
     В машине повисло молчание. Гоха хмуро барабанил пальцами по рулю, а я думал о том, что жутко жалею, что нельзя будет взять этого жирно-белого Шуляева, и размазать харей по чему-нибудь твердому, что первое подвернется под руку. О том, что плакали, видать, окончательно все мои денежки, и говорить не приходилось.
     - Но в любом случае нужно проследить за ним, - словно отвечая моим мыслям, сказал Гоха. - Вдруг он сразу поедет встречаться с сообщником, и на стрелке мы их и накроем, а?
     "Это - вряд ли", - подумал я, и унылый Гохин взгляд говорил о том, что сам он в свои слова не очень-то верит.
     В общем, ничего, кроме как следовать заранее разработанному плану, правда, в сильно урезанном варианте, нам сейчас не оставалось. Мы вылезли из "Волги". Я подошел к своей машине, по пути нажимая на кнопочку брелка, и "десятка" радостно, как соскучившийся по хозяину пес, заморгала фарами, снимаясь с сигнализации. Я завел мотор, и минут пять погонял его, подзаряжая порядком подсевший за четыре дня стоянки аккумулятор. Потом опять закрыл машину, и мы, ежась под противным мелким дождичком, направились в здание аэропорта.

Понедельник, вторая половина дня

     На электронном табло мрачного зала прибытия, расположенного на первом этаже Шереметьево-2, рейса из Никосии еще не было. Справочная была в зале вылета на втором этаже, и мы на эскалаторе поднялись туда. У окошечка справочной не было ни одного человека, улыбающаяся девушка за стеклом по моей просьбе быстро нашла в компьютере кипрский рейс, и сообщила, что "борт" летит по расписанию, будет в Москве примерно в 16-45, и что информация об этом скоро появится на табло. Ждать было еще предостаточно, и мы принялись бесцельно слоняться по огромному залу, глазея на витрины сувенирных и газетных киосков. Примерно через полчаса я решил спуститься вниз и посмотреть, не появился ли, наконец, наш рейс на табло прилета. Мой мобильный зазвонил, когда я уже был внизу. В последние дни я уже привык, что у меня только один абонент, но ведь он звонил меньше часа назад! Я поднес трубку к уху и как можно более спокойным голосом сказал: "Алло".
     - Глеб Аркадиевич, это я, - сухо и совершенно буднично произнес в трубке Голос. - Ну, где вы? Едете в Цюрих? У вас все в порядке с отлетом?
     На долю секунды я растерялся. Что ответить? Мол, уже приехал? Да нет, нельзя, ведь пятьдесят минут назад я якобы только садился в машину, выезжая из Женевы. Еду в машине? Нет, фон в телефоне совершенно не соответствующий! Ведь Голос не дебил, чтобы не отличить шумы движущейся машины от звуков закрытого помещения, да еще такого специфического, как аэропорт! Но сработало какое-то подсознание, и слова полились из моего рта прежде, чем мозг принял решение, что отвечать:
     - Да, все в порядке, двигаюсь по направлению в Цюрих, но сейчас я в аэропорту Женевы, чтобы выкупить здесь в кассе билеты. Представляете, в отделении "Суисс" в отеле закончились бланки билетов! Но сейчас уже все в порядке.
     Боже, какую чушь я несу! Разве в Швейцарии возможно такое раздолбайство? Да никогда в жизни! Сейчас я буду разоблачен. Я даже зажмурил глаза, как перед уколом в кончик пальца, когда берут кровь на анализ. Но ничего подобного не случилось.
     - Отлично, я рад за вас, - ответил Голос, и впервые мне послышались в нем какие-то человеческие интонации, а он тем временем продолжал: - Знаете что, я тут подумал, что у меня нет больше причин скрывать место, где находится ваша семья. Все условия нашей сделки вы выполнили, так чего я буду вас мурыжить еще столько часов? Готовы слушать?
     Губы у меня мгновенно пересохли, и я с трудом разлепил их, чтобы ответить:
     - Подождите, сейчас найду, чем записать.
     Голос в ответ рассмеялся:
     - Писать ничего не надо, место это вы хорошо знаете. Вы ведь бывали на даче у одного вашего хорошего знакомого по имени Роман? Покойный Лорик говорил мне, что вы хорошо знаете его жену Жанну.
     Последние слова Голоса неприятно кольнули меня в сердце, но информация о Романе заставила меня мгновенно забыть о них. Неужели все-таки Роман?! Я никогда не представлял, что такая гамма всех известных негативных чувств и эмоций может вихрем пронестись в душе человека за какие-то доли секунды!
     - Да, конечно, бывал, - голосом покойника ответил я.
     - Только не думайте, что этот человек причастен к моему плану, - россыпью металлических стружек захихикал Голос, - а то еще, не разобравшись, ноги ему переломаете, а он и так их уже себе поломал!
     - Это что, каламбур? - умудрился сострить я, делая вид, что ничего не понимаю.
     - Какой уж там, к черту, каламбур! - совсем развеселился Голос. - Муженк вашей пассии на прошлой неделе сверзился с крыши дома своего, сломал обе ноги, и в связи с этим на дачу теперь, как говориться, ни ногой. Точно, забавный каламбур получился! Ну, а мне представилось забавным запереть вашу семью в подвале дачи вашего друга, чья жена по совместительству является вашей любовницей. А вот если бы вы не заплатили деньги, ваша семья просто умерла бы в этом подвале от голода и жажды. А представляете, какой сюрприз Роману? Приезжает он, излечившись, на дачу, а в подвале у него два полуразложившихся трупа? Как вам юмор? Не слишком черный?
     - Да, забавно, - выдавил через зубы из себя я, наливаясь изнутри свирепой ненавистью к собеседнику.
     - Рад, что вам понравилось, - опять хохотнул Голос, но тут же перешел на серьезный тон. - Так что летите освобождайте свою семью, Глеб Аркадьевич, и...
     Я не расслышал последних слов Голоса, потому что громом над ухом раздался мелодичный сигнал начала информационного сообщения по аэропорту, и приятный женский голос дикторши на чистом русском языке начал что-то вещать про какой-то рейс, благополучно совершивший посадку. Мама дорогая, это в Женеве-то! Я судорожно нажал красную кнопку окончания разговора и застыл, гадая, успел ли Голос услышать русскую