и  цвета
слоновой кости с просинью.
     Билли  прошлепал  по коридору  наверх,  зная,  что  его  скоро  похитит
летающее блюдце. Коридор был исполосован лунным светом и тьмой. Свет падал в
коридор  сквозь  открытые двери  пустых  детских, где жили двое детей Билли,
пока не выросли. Они  уехали отсюда навсегда. Билли вели страх и бесстрашие.
Страх приказывал ему: остановись! Бесстрашие говорило: иди! Он остановился.
     Он зашел в комнату дочери.  Ящики  были выдвинуты.  Шкаф стоял  пустой.
Посреди комнаты были свалены и кучу вещи, которые она не могла взять с собой
в  свадебное  путешествие.   У  нее  был   собственный  телефонный   аппарат
"принцесса",  Он  стоял  на подоконнике. Он поблескивал  навстречу Билли.  И
вдруг он зазвонил.
     Билли  ответил.  Оттуда  послышался  пьяный  голос.   Билли  почти  что
чувствовал запах - горчичный газ и  розы. Оказалось - ошибка. Билли  повесил
трубку. На  подоконнике стояла бутыль лимонаду. Этикетка хвастливо заявляла,
что в нем нет никаких питательных веществ.

     Билли Пилигрим  прошлепал вниз босыми  ногами цвета  слоновой  кости  с
просинью.  Он  зашел на  кухню, где лунный  луч высветил полупустую  бутылку
шампанского на кухонном столе - все, что осталось от пира под тентом. Кто-то
заткнул бутылку пробкой. "Выпей меня!"- как будто говорила бутылка.
     Билли  вытащил пробку пальцами. Она не хлопнула.  Шампанское выдохлось.
Такие дела.
     Билли взглянул на часы на газовой  плите.  Надо было как-то убить целый
час до прилета блюдца. Он пошел в гостиную, помахивая бутылкой, как звонком,
и включил телевизор. Он слегка отключился  от времени, просмотрел  последний
военный фильм, сперва с конца до начала, потом  с  начала до конца. Это  был
фильм  об американских бомбардировщиках второй  мировой  войны  и  о храбрых
летчиках, водивших  самолеты.  Когда  Билли  смотрел картину задом  наперед,
фильм разворачивался таким путем.
     Американские  самолеты,  изрешеченные  пулями,  с убитыми  и  ранеными,
взлетали  задом  наперед  с  английского  аэродрома. Над  Францией несколько
немецких самолетов налетали  на  них задом наперед, высасывая пули и осколки
из некоторых  самолетов  и  из  тел  летчиков.  То  же  самое  они делали  с
американскими самолетами, разбившимися о землю, и те взлетали задним ходом и
примыкали к своим звеньям.
     Звенья  летели  задом  над  германским  городом,  охваченным  пламенем.
Бомбардировщики  открывали   бомболюки,  и  словно  каким-то   чудом   пламя
съеживалось,  собиралось, собиралось в цилиндрические оболочки бомб, и бомбы
втягивались через бомболюки в чрево  самолета.  Бомбы  аккуратно ложились  в
свои  гнезда.  Внизу,  у  немцев,  были  свои чудо-аппараты в  виде  длинных
стальных труб. Эти трубы высасывали осколки из самолетов и  летчиков. Но все
же там оставалось несколько раненых американцев,  и некоторые самолеты  были
сильно  повреждены. Но  тут над  Францией появились  немецкие истребители  и
снова всех починили, все стало как новенькое.

     Когда бомбы возвращались на базу, стальные цилиндры из гнезд вынимались
и  отправлялись  обратно,  в Америку,  где  заводы  работали днем  и  ночью,
разбирая эти цилиндры, превращая их  опасную начинку  в безобидные минералы.
Трогательно  было  смотреть,  сколько  женщин  участвовало  в  этой  работе.
Минералы переправлялись геологам в  отдаленные  районы. Их делом было  снова
зарыть  в землю и спрятать  их как можно  хитрее, чтобы они  больше  никогда
никого не увечили.
     Американские летчики  выскальзывали  из  своего  обмундирования,  снова
становились  школьниками.  "А  Гитлер,  наверно,  стал младенцем",-  подумал
Билли. Но этого  в фильме не было. Билли экстраполировал события назад. "Все
превратились в младенцев, и  все человечество, без исключения, приложило все
биологические усилия,  чтобы  произвести  на  свет два  совершенства  - двух
людей, должно быть Адама и Еву",- думал Билли.

     Билли  просмотрел военный фильм задом наперед,  потом опять с начала до
конца, а  потом было уже пора  идти во двор встречать летающее блюдце. И  он
вышел, топча  иссиня-белыми  ногами  мокрую, как салат, зеленую лужайку.  Он
остановился, отпил из бутылки глоток выдохшегося шампанского. Вкус был как у
микстуры.  Он не подымал глаз  к небу, хотя знал,  что с  Тральфамадора  уже
прилетело  блюдце. Скоро он его все равно увидит, и снаружи и  внутри, скоро
он увидит, откуда оно пришло,- скоро, очень скоро.
     Над головой послышался звук - словно  певуче  ухнула сова. Но это вовсе
не был певучий  крик совы - это летело блюдце с  Тральфамадора, летело  и во
времени, и в пространстве, так что Билли Пилигриму показалось, что оно сразу
появилось ниоткуда. Где-то залаяла большая собака.

     Блюдце  было  сто  футов  в  диаметре,  с иллюминаторами но  борту.  Из
иллюминаторов  шел  пульсирующий  алыи свет.  Послышался  звук,  похожий  на
поцелуи,- это открылся герметический  люк в  дне блюдца.  Оттуда  зазмеилась
лесенка, вся в разноцветных лампочках, как карусель.
     Лучевое ружье,  наставленное на Билли из иллюминатора, парализовало его
волю. Он чувствовал, что необходимо  схватиться  за нижнюю  ступеньку гибкой
лестницы. Так  он  и сделал.  Ступенька была наэлектризована, поэтому ладони
Билли крепко пристали к ней. Его втащили в люк, механизм закрыл крышку люка.
Только тут  лестница, навитая на  колесо внутри люка, отпустила его.  Только
тут мозг Билли опять заработал.

     Внутри люка были два глазка - и оттуда смотрели чьи-то желтые глаза. На
стене  висел  репродуктор. У тральфамадорцев  голосовых связок не было.  Они
общались  между  собой телепатически. С Билли они  разговаривали при  помощи
компьютера и какого-то  электрического прибора, который умел произносить все
землянские слова.
     -  Приветствуем  вас  на  борту,  мистер Пилигрим,-  произнес голос  из
громкоговорителя.-  Есть вопросы?  Билли  облизнул  губы, подумал  и наконец
спросил:
     - Почему именно я?
     - Это очень земной вопрос, мистер Пилигрим. Почему _вы_. А почему _мы?_
Почему  вообще  _все?_  Просто  потому,  что  этот  миг  _таков._ Видели  вы
когда-нибудь насекомое, застьшшее в янтаре?
     - Да.
     Кстати,  у  Билли  в  приемной было  пресс-папье - кусок  полированного
янтаря с застывшими в нем тремя божьими коровками.
     - Вот видите, мистер Пилигрим, сейчас и мы застыли в янтаре этого мига,
никаких "почему" тут нет.
     В  атмосферу, окружавшую Билли,  ввели снотворное, и Билли  заснул. Его
перенесли  в  кабину, где прикрепили ремнями к желтой кушетке, украденной со
склада Сирса и Роубека. Багажник летающего блюдца был битком набит крадеными
вещами  для  меблировки  искусственного   жилья   Билли  в  тральфамадорском
зоопарке.
     От страшного  ускорения полета блюдца  при выходе из  земной  атмосферы
сонное  тело  Билли  скрутилось,  лицо исказилось  гримасой,  и  он выпал из
времени и снова вернулся на войну.
     Когда он пришел  в сознание, он был уже не на летающем блюдце. Он снова
очутился в теплушке и ехал по Германии.
     В теплушке одни вставали  с пола, другие ложились. Билли тоже  собрался
лечь. Славно было бы поспать. В  вагоне было темным- темно, снаружи -  та же
темнота. Вагон, казалось, шел со скоростью не более двух миль в час. Ни разу
поезд не ускорил ход. Много времени  проходило  между одним стыком рельса  и
другим. Раздавался стук, потом проходил год, и раздавался следующий стук.
     Поезд часто останавливался,  пропускал действительно важные  составы, и
те  с ревом  пролетали мимо. И еще поезд останавливался в тупиках, у  тюрем,
отцепляя там по нескольку вагонов. Он полз по Германии, становясь все короче
и короче.
     И Билли опустился на пол осторожно - ох, до чего осторожно!- держась за
поперечину на углу стенки,  чтобы стать почти что невесомым для тех, кто уже
лежал на  полу.  Он  знал,  что,  прежде  чем  улечься на пол, ему  надо  по
возможности стать бесплотным духом.  Он позабыл, зачем это нужно, но ему тут
же напомнили.
     -  Пилигрим,- сказал голос  того  человека, к  которому  он хотел  было
пристроиться,- это ты?
     Билли ничего не ответил, очень вежливо улегся и закрыл глаза.
     - А, черт тебя  дери,-  сказал человек.-  Ты это или не  ты?-  Он сел и
грубо нашарил Билли руками.- Ты, конечно. Убирайся отсюда ко всем чертям!
     Билли тоже сел, он чуть не плакал, бедняга.
     - Убирайся! Я спать хочу!
     - Заткнись,- сказал кто-то.
     - Заткнусь, когда Пилигрим уберется.
     И Билли опять встал, вцепился в поперечину.
     - А где же мне спать? - спросил он тихо.
     - Только не рядом со мной.
     - И не со мной,  сукин ты сын,- сказал второй голос.- Ты со сна орешь и
брыкаешься.
     - Правда?
     - Правда, черт подери. И стонешь.
     - Правда?
     - Не лезь сюда, Пилигрим, слышишь?
     И  тут  весь  вагон  хором  стал нещадно  поносить  Билли. Почти каждый
вспоминал всякие  мучения,  которые ему пришлось терпеть от Билли Пилигрима,
когда  тот спал рядом. Почти  каждый говорил Билли Пилигриму: не лезь  сюда,
иди ко всем чертям.

     И  Билли Пилигриму  приходилось спать стоя или совсем  не спать. И  еду
перестали подавать через  отдушины, а дни  и ночи становились все холоднее и
холоднее.

     На восьмой день сорокалетний бродяга сказал Билли:
     - Ничего, бывает хуже. А я везде приспособлюсь.
     - Правда?- спросил Билли.
     На девятый  день бродяга помер.  Такие дела. И последними  его  словами
были:
     - Да разве это плохо? Бывает куда хуже.
     Что-то было роковое в его смерти на девятый  день. И  в соседнем вагоне
на  девятый  день  появился  покойник.  Умер Роланд  Вири  -  от гангрены  в
искалеченных ногах. Такие дела.
     Вири бредил не переставая и в бреду все повторял про "трех мушкетеров",
говорил, что  умрет, давал множество поручений для своей семьи в Питтсбурге.
Но больше всего он хотел, чтобы за него отомстили, и без конца повторял  имя
своего убийцы. Весь вагон отлично запомнил это имя.
     - Кто меня убил?- спрашивал Вири.
     И все знали ответ. А ответ был "Билли Пилигрим".

     Слушайте: на десятую ночь  из дверей  вагона, где ехал Билли,  вытащили
засов, и двери  отворились.  Билли боком  примостился на поперечнике, словно
распяв сам себя, и держался за  край отдушины рукой  цвета  слоновой костя с
просинью.  Билли закашлялся, когда  отворились двери,  а когда он кашлял, он
испражнялся жидкой кашицей. Это подтверждало третий  закон движения материи,
согласно теории сэра  Исаака  Ньютона.  Закон гласит,  что  каждому действию
соответствует   противодействие,  равное   пo  силе  и   противоположное  по
направлению.
     Этот закон применяется в ракетостроении.

     Поезд прибыл в тупик около бараков, служивших ранее лагерем уничтожения
русских военнопленных.
     Охрана  совиными  глазами  разглядывала  внутренность  вагона  Билли  и
успокаивающе похмыкивала. До сих пор им  никогда не  приходилось иметь дел с
американцами, по общую характеристику такого груза они конечно,  поняли. Они
знали,  что содержимое  вагона, в  сущности, представляет собою  вещество  в
жидком  состоянии  и  что  это  вещество  можно  выманить  из  вагона  путем
применения света и ободряющих звуков. Стояла темная ночь.
     Единственный свет  шел  снаружи  от  одинокой лампочки, подвешенной  на
высоком столбе, где-то вдали. Вокруг все было  тихо, если не  счшать голосов
охраны,  ворковавшей,  как  голуби. И жидкое вещество  стало вытекать. Комки
образовывались в дверях, шлепались на землю.
     Билли показался в  дверях предпоследним. Последним  был  бродяга. Но он
вытечь уже не мог. Он перестал быть жидким веществом. Он стал  камнем. Такие
дела.

     Билли  не желал падать из вагона  на землю. Он искренне был уверен, что
он разобьется, как стекло. И охрана, ласково воркуя, помогла ему слезть. Они
спустили его лицом к поезду. А поезд теперь стал совсем жалкий.
     Он состоял из паровоза,  тендера  и трех небольших теплушек.  Последнюю
теплушку  - земной  рай на колесах - занимала  охрана. И снова в этом раю на
колесах был накрыт стол. Обед был подан.
     У основания столба, на котором висела  электрическая  лампочка,  стояло
что-то  вроде  трех  стогов сена.  Американцев уговорами и шутками заставили
подойти к этим стогам,  которые оказались вовсе нс  стогами. Это были  груды
шинелей, снятых с пленных, которые уже умерли. Такие дела.
     Охрана  твердо   решила,  что  каждый  американец  без  верхней  одежды
непременно  должен взять  себе  какую-нибудь  шинель.  А  шинели обледенели,
смерзлись настолько, что охране пришлось орудовать штыками вместо  ломов, и,
подцепив  торчащии воротник,  рукав  или полу, они отдирали какую-нибудь  из
вещей и отдавали ее кому попало. Шинели стояли колом, жесткие и холодные.
     Пальто,  которое  получил  Билли,  и  без  того  совсем  короткое,  так
съежилось и обледенело, что походило на  огромную черную треуголку.  Оно все
было в клейких  пятнах  цвета  ржавчины или скисшего клубничного варенья.  К
пальто примерзло что-то вроде  дохлого  мохнатого зверька. На самом деле это
был меховой воротничок.
     Билли уныло покосился на шинели своих  товарищей. На  всех этих шинелях
болтались либо медные пуговицы, либо галуны, выпушки или номера, нашивки или
орлы, полумесяцы или звезды. Это были солдатские  шинели. Один  только Билли
получил пальтецо с мертвого гражданского лица. Такие дела.
     Охрана  понукала Билли,  чтобы  он и  все  остальные отошли  от  своего
унылого поезда и прошли к  баракам для пленных. Но ничего хорошего там их не
ждало  -  ни тепла,  ни признаков  жизни, одни  только длинные низкие тесные
бараки, бесконечные ряды неосвещенных бараков.
     Где-то залаяла  собака. От эха в зимней  тишине  лай собаки звучал  как
удары огромного медного гонга.

     Билли и всех  остальных заманивали из одних  ворот в  другие,  и  Билли
впервые увидал русского солдата. Тот стоял один,  в темноте - куль лохмотьев
с круглым плоским лицом, светившимся, как циферблат на часах.
     Билли прошел  в каком-нибудь  ярде  от  русского. Их  разделяла колючая
проволока. Русский ничего  не сказал, не помахал рукой. Но заглянул  прямо в
душу Билли,  ласково, с  надеждой, словно Билли мог бы сообщить ему какую-то
радостную весть, и хоть он, быть может, эту весть сразу и в толк не возьмет,
но все равно, хорошая весть - всегда радость.

     Билли совсем осовел, идя через одни ворота за другими, и пришел в себя,
только  очутившись  в  здании,  похожем,  как  ему   показалось,  на  что-то
тральфамадорское.  Оно  было ярко освещено  и выложено белым кафелем. Однако
здание  было  земное.   Это  была  дезинфекционная   камера,  через  которую
пропускались все пленные.
     Билли послушно снял с  себя одежду. Кстати, и на Трафальмадоре ему тоже
прежде всего приказали раздеться.
     Немец  указательным  и  большим  пальцами стиснул правую  руку Билли  у
бицепса  и  спросил  своего  товарища, какая  же  это страна  посылает таких
слабаков на  фронт.  Потом  они  посмотрели  на  тела  других американцев  и
потыкали пальцем в тех, кто был ничуть не лучше Билли.

     Но  одно  из  самых крепких  тел  принадлежало  немолодому  американцу,
школьному учителю из Индианаполиса. Звали его  Эдгар  Дарби. Он  прибыл не в
том  вагоне,  где находился Билли.  Он прибыл в  том  вагоне, где  находился
Роланд Вири.  Когда тот  умирал,  Дарби держал на коленях его  голову. Такие
дела. Дарби было сорок  четыре года. Он был в таком возрасте, что у него уже
был взрослый сын в морской пехоте, на тихоокеанском театре войны.
     Дарби  использовал свои  связи,  чтобы  по  протекции попасть в  армию,
несмотря  на  свой  возраст.  В  Индианаполисе  он  преподавал  предмет  под
названием "Современные проблемы западной цивилизации".  Кроме  того,  он был
тренером теннисной команды и очень заботился о своем теле.
     Сын Дарби вернулся с войны живым и здоровым. А  Дарби  не вернулся. Его
прекрасное  тело  изрешетили  пули:  он  был  расстрелян  в  Дрездене  через
шестьдесят восемь дней. Такие дела.

     Тело  Билли  было еще не самым жутким  среди  американских  тел.  Самое
жуткое  тело было у поездного  вора из города  Цицеро,  штат Иллинойс. Звали
вора Поль Лаззаро. Он был крошечного роста, и у него  не только все  кости и
все  зубы  были порченые - у  него и  кожа  была страшная. Лаззаро был  весь
испещрен рубцами величиной с полпенни. Он страдал ужасающим фурункулезом.
     Лаззаро  тоже прибыл в  вагоне, где лежал  Роланд  Вири, и он  дал Вири
честное  слово, что как-нибудь  да расплатится с  Билли Пилигримом за смерть
Вири. Сейчас он оглядывался,  соображая, какое  из  этих  голых  тел  и есть
Билли.
     Голые американцы  встали  под  души  у выложенной  белым кафелем стены.
Кранов для регулировки не было. Они  могли только дожидаться - что будет. Их
детородные  органы  сморщились,  истощились.  В  тот вечер  продолжение рода
человеческого никак не стояло на повестке дня.

     Невидимая рука повернула  где-то главный кран. Из душей брызнул кипящий
дождь. Дождь походил на огонь паяльной лампы - он не согревал.
     Он  щекотал и  колол  кожу Билли, но  никак не мог растопить лед  в его
насквозь промерзшем длинном костяке.
     В  то же время  одежда американцев  дезинфицировалась ядовитыми газами.
Вши, и бактерии, и блохи дохли миллионами. Такие дела.
     А  Билли пролетел во времени обратно в детство. Он был младенцем, и его
только что выкупала мама. Теперь мама завернула его  в простынку и  унесла в
розовую  комнату,  полную солнца. Она развернула его  на мохнатой простынке,
напудрила между ножками, поиграла с ним, похлопала его  по мягкому животику.
Ее ладонь легко шлепала по мягкому животику.
     Билли пускал пузыри и агукал.

     А потом. Билли снова стал оптиком средних лет - сейчас он играл в гольф
в жаркое воскресное утро. Билли уже перестал ходить в церковь.
     Он играл  в гольф  с тремя другими оптометристами. Билли вышел на поле,
настала его очередь бить.
     Надо  было послать мяч  на  восемь  футов,  и  Билли сыграл удачно.  Он
наклонился,  чтобы взять мяч из лунки, а солнце  зашло  за  облако.  У Билли
закружилась голова. Когда он очнулся, он уже был не па лугу. Он был привязан
к  желтой  кушетке  в   белой  камере  на  борту  летящего  блюдца,  которое
направлялось па Тральфамадор.

     - Где я?- спросил Билли.
     -  Застыли  в  другом куске  янтаря, мистер Пилигрим. Мы  там, где мы и
должны сейчас быть,-  в трехстах  миллионах миль от Земли, и направляемся по
тому витку зремени, который приведет нас на  Тральфамадор, но не через века,
а через несколько часов.
     - Но как - как я попал сюда?
     - Это  мог  бы вам  объяснить  только другой  житель  Земли.  Земляне -
любители все  объяснять, они объясняет, почему данное событие сложилось так,
а не  иначе, они даже рассказывают, как можно было бы  отвратить или вызвать
какое-нибудь  событие.  Но  я -  тральфамадорец и вижу время, как  вы видите
сразу  единую  горную  цепь  Скалистых гор. Время есть  _все_  время...  Оно
неизменно.  Его  нельзя  ни объяснить,  ни  предугадать.  Оно  просто  есть.
Рассмотрите  его миг  за мигом - и вы  поймете,  что  мы просто насекомые  в
янтаре.
     -  По  вашим словам  выходит, что вы  не верите в свободу воли,- сказал
Билли Пилигрим.
     -  Если бы  я не потратил столько  времени на  изучение землян,- сказал
тральфамадорец,- я  бы понятия не имел, что значит "свобода воли". Я посетил
тридцать одну обитаемую планету во Вселенной, и я изучил доклады еще о сотне
планет. И только на Земле говорят о "свободе воли".

5

     Билли  Пилигрим   говорит,  что  для  существ  с  планеты  Тральфамадор
Вселенная вовсе не  похожа  на множество  сверкающих точечек.  Эти  существа
могут видеть, где каждая звезда была и куда она  идет, так  что для них небо
наполнено редкими светящимися макаронинами. И люди для тральфамадорцев вовс