еха в течение многих лет после войны
держали  в тайне - в тайне от американского народа. Разумеется, это  не было
тайной для немцев или для русских, занявших Дрезден после войны.

     - Американцы в конце концов услыхали о Дрездене,- сказал Рэмфорд  через
двадцать три года  после  налета.- Теперь многие знают, насколько этот налет
был хуже Хиросимы. Так что придется и мне упомянуть об этом в своей книге. В
официальной истории военно-воздушных сил это будет впервые.
     - А почему этот налет так долго держали в тайне?- спросила Лили.
     - Из  страха,  что во многих  чувствительных сердцах  может  возникнуть
сомнение, что эта операция была такой уж блестящей победой.
     И тут Билли Пилигрим заговорил вполне разумно.
     - Я там был,- сказал он.

     Рэмфорду было  трудно  отнестись к словам  Билли  всерьез,  потому  что
Рэмфорд уже давно воспринимал его как нечто  отталкивающее, нечеловеческое и
считал,  что лучше бы ему умереть.  И теперь,  когда Билли  вдруг  заговорил
совершенно  отчетливо,  слух Рэмфорда  воспринял  его  слова как иностранную
речь, которую не стоит изучать.
     - Что он сказал?- спросил Рэмфорд.
     Лили взялась за роль переводчика.
     - Сказал, что он там был,- объяснила она.
     - Где это там?
     - Не знаю,- сказала Лили.- Где вы были?- спросила она у Билли.
     - В Дрездене,- сказал Билли.
     - В Дрездене,- сказала Лили Рэмфорду.
     - Да он просто, как эхо, повторяет наши слова,- сказал Рэмфорд.
     - Правда?- сказала Лили.
     - У него эхолалия.
     - Правда?
     Эхолалией   называется  такое  психическое   заболевание,   когда  люди
неукоснительно  повторяют  каждое  слово,  услышанное от здоровых  людей. Но
никакой  эхолалией  Билли   не  болел.  Просто  Рэмфорд   выдумал   это  для
самоуспокоения. По военной привычке Рэмфорд считал, что каждый неугодный ему
человек,  чья  смерть,  из практических  соображений,  казалась  ему  весьма
желательной, непременно страдает какой-нибудь скверной болезнью.

     Рэмфорд несколько часов подряд долбил  всем, что  у  Билли  эхолалия. И
врачам и сестрам он  повторял: у него началась эхолалия. Над Билли произвели
несколько  экспериментов. Врачи и сестры пытались заставить Билли отзываться
эхом на их слова, но Билли не произносил ни звука.
     - Сейчас не отзывается,- раздраженно говорил  Рэмфорд,- а как только вы
уйдете, он опять примется за свое.
     Никто не  соглашался  с диагнозом Рэмфорда всерьез. Персонал считал его
противным старикашкой, самодовольным и  жестоким. Он часто  говорил им, что,
так  или  иначе, слабые  люди  заслуживают смерти.  А  медицинский персонал,
конечно,  исповедовал ту идею, что  слабым надо  помогать чем только можно и
что никто умирать не должен.

     Там, в госпитале, Билли пережил состояние беспомощности, подобное тому,
какое испытывают на войне  многие люди: он пытался убедить нарочно оглохшего
и  ослепшего  ко всему  врага,  что  надо  непременно выслушать  его, Билли,
взглянуть на него.  Билли  молчал, пока вечером  не погасили свет,  и  после
долгого молчания, когда не на что было отзываться эхом, сказал Рэмфорду:
     - Я был в Дрездене, когда его разбомбили. Я был в плену
     Рэмфорд нетерпеливо крякнул.
     - Честное слово,- сказал Билли Пилигрим.- Вы мне верите?
     - Разве  непременно надо об  этом  говорить сейчас?- сказал Рэмфорд. Он
услышал, но не поверил.
     - Об этом  никогда говорить не надо,- сказал Билли.- Просто хочу, чтобы
вы знали: я там был.
     В  тот вечер  о  Дрездене  больше не говорили, и  Билли, закрыв  глаза,
пропутешествовал  во  времени и попал в майский  день  через  два дня  после
окончания  второй   мировой   войны  в   Европе.   Билли  с   пятью  другими
американцами-военнопленными ехал  в  зеленом, похожем на гроб фургоне -  они
нашли  фургон целехонькнм, даже с  парой лошадей, в дрезденском пригороде. И
теперь,  под  цоканье копыт,  они ехали  по узким  дорожкам, проложенным  на
лунной поверхности,  среди  развалин. Они  ехали на бойню  - искать  военные
трофеи. Билли вспоминал, как ранним утром в Илиуме он еще мальчишкой слушал,
как стучат копыта лошадки молочника.
     Билли  сидел  в  кузове  фургона. Он  откинул  голову,  ноздри  у  него
раздувались. Билли был счастлив. Ему было тепло. В фургоне была еда, и вино,
и  коллекция марок, и чучело совы, и настольные часы, которые заводились при
изменении атмосферного давления. Американцы обошли  пустые  дома на окраине,
где их держали в плену, и набрали много всяких вещей.
     Владельцы домов, напуганные слухами о приходе русских, убежали из своих
домов.
     Но русские не  пришли даже через два  дня  после окончания  войны...  В
развалинах стояла  тишина.  По дороге  к бойням  Билли  увидал только одного
человека  Это  был  старик с  детской  коляской.  В  коляске  лежали  чашки,
кастрюльки, остов от зонтика и всякие другие вещи, подобранные по пути.

     Когда  фургон остановился у  боен,  Билли  остался в  нем погреться  на
солнышке.  Остальные  пошли  искать  трофеи.  Позднее  жители  Тральфамадора
советовали Билли сосредоточиваться  на  счастливых минутах жизни и  забывать
несчастливые  и  вообще,  когда  бег  времени замирает,  смотреть  только на
красоту. И если  бы Билли мог выбирать самую счастливую минуту в  жизни, он,
наверно, выбрал бы тот сладкий, залитый солнцем сон в зеленом фургоне.
     Билли Пилигрим дремал во всеоружии. Впервые после  военного обучения он
был  вооружен.  Его  спутники  настояли,  чтобы  он вооружился: одному  богу
известно, какая смертельная опасность кроется в трещинах  лунной поверхности
-  бешеные псы,  разжиревшие  на трупах крысы,  беглые маньяки,  разбойники,
солдаты, всегда готовые убивать, пока их самих не убьют.
     За поясом  у  Билли  торчал огромный кавалерийский пистолет -  реликвия
цервой мировой войны. В рукоять пистолета было  вделано кольцо. Он заряжался
пулями величиной  с  лесной  орех.  Билли  нашел  пистолет  в ночном столике
пустого дома. Это  была  одна  из примет конца войны  -  любой  человек, без
исключения,  которому  хотелось  иметь  оружие, мог  его  раздобыть.  Оружие
валялось  повсюду.  Для  Билли  нашлась  и  сабля. Это была  парадная  сабля
летчика. На рукояти красовался орел с широко разинутым клювом. Орел держал в
когтях свастику и смотрел вниз. Кто-то вонзил саблю в телеграфный столб, где
ее и увидал Билли. Он вытащил саблю из столба, проезжая мимо на фургоне.

     Внезапно  его сон  был  нарушен: он услышал голоса - женский и мужской,
они  жалостливо  говорили  что-то  по-немецки.  Эти  люди  явно  над  чем-то
сокрушались.  Прежде  чем  Билли,  открыл  глаза,  он  подумал,  что  такими
жалостливыми голосами, наверно,  переговаривались друзья Иисуса,  снимая его
изуродованное тело с креста. Такие дела.
     Билли  открыл  глаза.  Пожилая  чета  ворковала  над лошадьми. Эти люди
заметили  то, чего не замечали американцы,- что  губы у лошадей кровоточили,
израненные удилами,  что копыта  у  них были разбиты, так что каждый шаг был
пыткой, что лошади  обезумели от жажды. Американцы  обращались с этим  видом
транспорта,  словно  он был  не  более  чувствителен,  чем  шестицилиндровый
"шевроле".

     Оба  жалельщика  лошадей  прошли  вдоль фургона  и,  увидев  Билли,  со
снисходительным  упреком поглядели  на  него  -  на Билли  Пилигрима, такого
длинного, такого нелепого  в своей лазоревой  тоге и серебряных сапогах. Они
его не боялись. Они ничего не  боялись. Оба - и  муж и жена  - были врачами,
акушерами.  Они  принимали  роды,  пока не сгорели все больницы. Теперь  они
отдыхали у того места, где раньше был их дом.
     Женщина  была   красивая,  нежная,  вся  прозрачная  от  питания  одной
картошкой. На мужчине был деловой костюм, галстук и все прочее. От  картошки
он совсем отощал. Он был  такой же длинный,  как  Билли, в выпуклых очках со
стальной оправой. Эта пара, вечно возившаяся с новорожденными, сама свой род
не  продлила,  хотя у  них были  все  возможности. Интересный  комментарий к
вопросу о продлении рода человеческого вообще.
     Они оба говорили на  девяти языках. Сначала они попытались заговорить с
Билли по-польски,  потому что он  был одет таким  шутом, а несчастные поляки
были невольным предметом шуток во второй мировой войне.
     Билли спросил по-английски, чего им надо, и они сразу стали бранить его
по-английски за  состояние  лошадей. Они заставили Билли сойти  с  фургона и
взглянуть на лошадей. Когда  Билли увидал, а  каком состоянии его транспорт,
он расплакался. До сих пор за всю войну он ни разу не плакал.

     Потом, уже  став пожилым оптометристом, Билли иногда  плакал втихомолку
наедине с собой, но никогда не рыдал в голос.
     Вот почему эпиграфом  этой  книги выбрано четверостишие из  знаменитого
рождественского гимна. Билли  и  видел  часто  много такого,  над чем стоило
поплакать, но плакал он очень редко н хотя бы в  этом  отношении походил  на
Христа из гимна:

               Ревут быки.
               Теленок мычит.
               Разбудили Христа-младенца,
               Но он молчит.

     Билли  снова  пропутешествовал  во  времени  в  вермонтский  госпиталь.
Завтрак   был   съеден,   посуда  убрана,   и  профессор   Рэмфорд  поневоле
заинтересовался  Билли  как   человеческим   существом.   Рэмфорд   ворчливо
расспросил  Билли, уверился, что Билли  на  самом  деле  был  в Дрездене. Он
спросил, как там было, и  Билли рассказал ему про лошадей и про чету врачей,
отдыхавших на Луне.
     Конец у этого рассказа был такой: Билли с докторами распрягли  лошадей,
но  лошади  не тронулись с места. У них слишком болели ноги. И тут подъехали
на мотоциклах русские и задержали всех, кроме лошадей.
     Через два  дня Билли был передан американцам, и  его отправили домой на
очень  тихоходном грузовом судне  под названием "Лукреция А. Мотт". Лукреция
А. Мотт была знаменитой американской суфражисткой. Она  давно умерла.  Такие
дела.

     -  Но это  надо было  сделать,- сказал  Рэмфорд: речь шла  о разрушении
Дрездена.
     - Знаю,- сказал Билли.
     - Это война.
     - Знаю. Я не жалуюсь.
     - Наверно, там был сущий ад.
     - Да.
     - Пожалейте тех, кто вынужден был это сделать.
     - Жалею.
     - Наверно, у вас там, внизу, было смешанное чувство?
     - Ничего,-  сказал  Билли,- вообще все  ничего не значит, и все  должны
делать именно то, что они делают. Я узнал об этом на Тральфамадоре.

     Дочь Билли Пилигрима увезла его в тот день домой,  уложила в  постель в
его спальне,  включила  "волшебные  пальцы". При  Билли дежурила специальная
сиделка. Пока что он не должен был ни  работать, ни выходить из дому. Он был
под наблюдением.
     Но  Билли тайком выскользнул из дому,  когда сиделка вышла, и поехал на
машине  в Нью-Йорк,  где надеялся выступить  по  телевидению.  Он  собирался
поведать миру о том, чему он выучился на Тральфамадоре.

     В Нью-Йорке Билли Пилигрим  остановился  в  отеле  "Ройалтон", на Сорок
четвертой улице. Случайно ему дали  номер,  где обычно жил Джордж Жан Натан,
редактор  и критик. Согласно  земному понятию о времени,  Натан умер в  1958
году. Согласно  же тральфамадорскнм понятиям, Натан  по-прежнему был  где-то
жив и будет жив всегда.
     Номер  был  небольшой, просто  обставленный, помещался  он  на  верхнем
этаже, и через широкие  балконные двери можно было выйти на балкон величиной
с комнату. А за перилами балкона лежал воздушный простор над Сорок четвертой
улицей. Билли перегнулся  через перила и посмотрел  вниз, на снующих взад  и
вперед людей. Они походили на дергающиеся ножницы. Они были очень смешные.
     Ночь  стояла  прохладная, и  Билли  через  некоторое  время вернулся  в
комнату и закрыл за собой балконные двери. Закрывая  двери, он вспомнил свой
медовый месяц. В их свадебном гнездышке на Кейп-Анн тоже были и всегда будут
такие же широкие балконные двери.
     Билли включил телевизор, переключая программу за  программой. Он  искал
программу, по которой ему можно было бы выступить. Но  для  тех программ,  в
которых позволяют выступать разным  людям и высказывать разные мнения, время
еще не  подошло. Было  около  восьми часов,  а  потому  по  всем  программам
показывали только всякую чепуху и убийства.

     Билли вышел из номера, спустился на медленном лифте вниз, прогулялся до
Таймс-сквер, заглянул в витрину захудалой книжной лавчонки. В витрине лежали
сотни книг про прелюбодейство, и содомию, и убийства, а рядом - путеводитель
по Нью-Йорку и модель статуи  Свободы с термометром на голове. Кроме того, в
витрине, засыпанные сажей и засиженные мухами, лежали четыре романа приятеля
Билли - Килгора Траута.
     Между  тем  за спиной  Билли  на здании  неоновыми  буквами  вспыхивали
новости  дня. В  витрине отражались слова.  Они  рассказывали  о  борьбе  за
власть, о спорте, о злобе и смерти. Такие дела.
     Билли зашел в книжную лавку.

     В  лавке висело  объявление:  несовершеннолетним  вход в  помещение  за
лавкой  воспрещался.  Там  можно было  посмотреть  в  глазок фильм - молодых
мужчин  и женщин без одежды. За минуту брали четверть  доллара.  Кроме того,
там  продавались  фотографии  голых  людей.  Их  можно  было  унести  домой.
Фотографии  были  очень  тральфамадорские, потому  что  на  них  можно  было
смотреть в любое время и они  не менялись.  И через двадцать лет эти барышни
останутся  молодыми  и  все еще будут улыбаться, или пылать  страстью,-  или
просто лежать с дурацким  видом,  широко расставив  ноги. Некоторые  из  них
жевали  тянучки или бананы.  Так они  и будут жевать их вечно. А  у  молодых
людей все еще будет возбужденный вид и мускулы будут выпуклыми, как пушечные
ядра.
     Но та часть лавки не соблазняла Билли Пилигрима. Он был в восторге, что
увидал в  витрине романы  Килгора Траута. Их названия  он прочел впервые. Он
открыл  одну  из  книг. Ничего  предосудительного  в  этом не  было.  Многие
покупатели  хватали  и  листали  книжки.  Роман  Траута  назывался  "Большая
доска".-  Билли  прочел несколько  абзацев и понял,  что когда-то, много лет
назад,  уже читал  эту книгу  в военном госпитале. Там описывалось, как двух
землян - мужчину и женщину - похитили неземные  существа. Эту пару выставили
в зоопарке на планете по имени Циркон-212.

     У этих выдуманных героев романа  на одной стене их обиталища в зоопарке
висела большая доека, якобы показывающая биржевые цены и стоимость акции,  а
у  другой стены  стоял телефон  и телеграфный  аппарат,  якобы соединенный с
маклерами на Земле. Существа с планеты Циркон-212 сообщили  своим пленникам,
что для них  на Земле вложен в  акции миллион долларов,  а теперь  дело  их,
пленников, управлять этим вкладом так, чтобы, вернувшись на Землю, они стали
сказочно богатыми.
     Разумеется,  и телефон,  и большая  доска,  и телеграфный  аппарат были
бутафорией. Вся эта механика просто служила  возбудителем для  землян, чтобы
те  вытворяли  всякие штуки перед зрителями зоопарка - вскакивали, метались,
кричали "ура",  хихикали  или хмурились, рвали  на  себе волосы, пугались до
колик или блаженствовали, как дитя на руках у матери.
     Земляне  отлично  записывали курс акций. И  это  тоже  было  специально
подстроено. Примешали сюда  и религию. По  телеграфу сообщили, что президент
Соединенных Штатов объявил национальную неделю молитвы. Перед  этим у землян
выдалась на бирже скверная неделя. Они потеряли целое состояние на оливковом
масле. И они пустили в ход молитвы.
     И помогло. Цены на оливковое масло сразу подскочили.

     В  другом  романе  Килгора  Траута,  который  Билли  снял   с  витрины,
рассказывалось,  как один человек изобрел  машину времени, чтобы вернуться в
прошлое и увидеть Христа. Машина  сработала, и человек увидал Христа,  когда
Христу было всего двенадцать лет. Христос учился у Иосифа плотничьему делу.
     Два римских  воина пришли в мастерскую и  принесли пергамент с чертежом
приспособления,  которое  они  просили  сколотить к восходу солнца. Это  был
крест, на котором они собирались казнить возмутителя черни.
     Христос и Иосиф сделали такой крест. Они были рады получить работу.
     И возмутителя черни распяли.
     Такие дела.

     В книжной лавке хозяйничало пять человек, похожих как  пять близнецов,-
маленьких, лысых, жующих потухшие мокрые сигары. Они никогда не улыбались.
     У  каждого из  них был свой высокий табурет.  Они зарабатывали тем, что
держали  публичный  дом  из  целлулоида  и  фотобумаги.  Сами  они  никакого
возбуждения от  этих  экспонатов не  испытывали.  И Билли  Пилигрим тоже.  А
другие испытывали. Смешная это была лавка - все про любовь да про младенцев.
     Эти приказчики  иногда говорили  кому-нибудь -  покупайте  или уходите,
нечего все лапать да  лапать, глазеть да  глазеть.  Были и такие покупатели,
которые глазели не на товары, а друг на дружку.
     Один из приказчиков  подошел к  Билли и сказал,  что настоящий товар  в
задней комнате, а что книжки,  которые Билли взял читать,  лежат на  витрине
только для отвода глаз.
     - Это  не то,  что вам надо,  черт  возьми,- сказал  он Билли.- То, что
надо, там, дальше.
     И Билли  прошел немного  дальше, в глубь лавки, но  не до  той комнаты,
куда  пускали   только   взрослых.   Он  прошел  вглубь  из  вежливости,  по
рассеянности, захватив  с  собой  книжку Траута - ту, где  рассказывалось  о
Христе.
     Изобретатель  машины  времени  пропутешествовал  в  библейские  времена
специально, чтобы дознаться об одной вещи: действительно ли Христос умер  на
кресте  или  его  живым  сняли  с  креста  и он продолжал  жить? Герой книги
захватил с собой стетоскоп.
     Билли  пролистал  книгу до того места, когда  герой смешался  с группой
людей, снимавших Христа с креста. Путешественник во  времени первым поднялся
на лестницу  - он был  одет  как тогда одевались все, и он  прильнул к груди
Христа, чтобы никто не увидел его стетоскоп, и стал выслушивать его.
     В исхудалой груди все молчало. Сын божий был совершенно мертв.
     Такие дела.
     Путешественнику во времени - его звали Лэнс  Корвин  - удалось измерить
рост Христа, но  не удалось его взвесить. Христос был ростом  в пять футов и
три с половиной дюйма.

     К Билли подошел другой  приказчик и спросил, покупает он эту книгу  или
нет.  Билли сказал,  да, пожалуйста.  Билли стоял спиной к полке с  дешевыми
книжонками про всякие  сексуальные извращения,  от Древнего  Египта до наших
дней, и приказчик решил,  что Билли читает одну  из  них. Он очень удивился,
увидав, что именно читает Билли.
     - Фу ты черт, да  где вы ее откопали? - ну и  так далее,  а  потом стал
рассказывать другим приказчикам про психопата, который захотел купить старье
с  витрины. Но другие приказчики уже знали про Билли. Они  тоже наблюдали за
ним.
     Около  кассы,  где  Билли  ожидал  сдачи,  стояла  корзина  со  старыми
малопристойными  журнальчиками.  Билли  мельком  взглянул на  один  из  этих
журналов и увидал вопрос на обложке: "К у д а д е в а л а с ь М о  н т а н а
У а й л д б е к?"

     И Билли прочел эту  статью.  Он-то хорошо знал, где  находится Монтана.
Она была далеко, на Тральфамадоре, и нянчила их младенца, но журнал, который
назывался  "Киски-полуночницы",  уверял,  что она,  одетая камнем,  лежит на
глубине ста восьмидесяти футов в соленых водах залива Педро.
     Такие дела.
     Билли разбирал смех. Журнал, который печатался для возбуждения одиноких
мужчин,  поместил   эту  статью  специально  для  того,   чтобы  можно  было
опубликовать  кадры  из игривых  фильмов, в которых  Монтана  снималась  еще
девчонкой. Билли не стал смотреть на эти картинки.  Грубая фактура - сажа  и
мел. Фото могло изо- бражать кого угодно.
     Приказчики снова предложили Билли пройти  в заднюю комнату,  и на  этот
раз он  согласился. Занюханный  морячок отшатнулся от глазка, за которым все
еще  шел фильм.  Билли заглянул  в  глазок  - а