Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
цов, были совершенно не обязательными, просто, видимо, Миша, как и
многие водители, имел привычку разговаривать за рулем.
- Люблю глухомань, - повторил Кошмар, когда машина высветила фарами
высокий дощатый забор. - Как-то в лесу, бригадир, спокойнее. Люди надоели,
знаешь, устал от людей. Но не все. Ты на себя мои слова не примеривай. Мы с
тобой сегодня отдыхаем. И девочка наша отдохнет. Уработалась там, в шалмане
своем. Верно, Глаша?
- Да, - усмехнувшись ответила официантка. - Это точно. Устаешь там, в
клубе.
- Ну, ничего, ничего. Все мы пашем, - заметил Миша и аккуратно направил
джип в распахнувшиеся перед ним ворота.
Огурцов не успел заметить, кто же там манипулировал воротами, жизненный
опыт подсказывал ему, что, наверняка, у такого человека, как Миша Кошмар на
даче должна быть охрана. Но и это было сейчас неважно.
Они пили еще, сидя в гостиной на мягких кожаных диванах под Колтрейна,
саксофон которого тихо пел из небольших, но очень дорогих колонок. Это тоже
не удивило Огурцова - Миша Кошмар, тихий алкаш с киностудии, неожиданно
превратившийся в авторитетного человека, явно связанного с криминалом - ну и
что - вдобавок еще и меломан. Большое дело, С людьми и не такие метаморфозы
происходят.
Миша стал грустен, видимо, алкоголь, заглушенный необходимостью вести
машину, все-таки. взял свое.
- Пойду я спать, дети мои, - сказал он, когда Колтрейн сыграл последнюю
композицию и на дисплее компакт-проигрывателя высветились цифры,
показывающие, что диск кончился. - Пойду. А завтра погуляем, если хотите.
Бригадир, ты свободен завтра?
- Да, - почти не услышав вопроса ответил Огурцов.
- Вот и славно. О делах давно минувших дней побеседуем. Пришелся ты
мне, бригадир. Еще на студии. Впрочем, ладно, все - завтра. Глашенька,
покажешь бригадиру, где ему спать лечь?
- Конечно, - ответила Глаша.
Когда они поднялись на второй этаж и Глаша, щелкнув выключателем
указала гостю на широкую кровать, стоящую в небольшой, уютной комнатке,
Огурцов молча взял девушку за руку.
- Ты ляжешь со мной? - спросил он напрямик, почему-то зная наверняка,
что экивоки и намеки сейчас совершенно неуместны.
- Да, - просто ответила Глаша. - Если ты хочешь.
- Конечно хочу. Ты что, не поняла?
- Я поняла это еще в клубе.
- Глашка... Почему мы раньше с тобой не встретились?
***
"Какая разница, где мы находимся, - подумал Огурцов через три часа,
когда к нему вернулась способность думать о чем-то кроме глашиного тела. -
Какая разница - у бандита на даче, или еще где-то. И кто такой этот кошмар -
какое мне дело? Что все это значит по сравнению с любовью? Что может быть
важнее?".
- Когда мы с тобой увидимся еще? - спросил он у Глаши.
- Мы еще не расстались, - заметила девушка.
- Да... Я не хочу расставаться.
Глаша промолчала.
- Знаешь, это, наверное, звучит глупо, но у меня никогда такого не
было. Смешно слышать это от человека, которому уже за сорок.
- Саша, ну что ты говоришь? Конечно, смешно. Ты вспомни, подумай
спокойно, трезво. Ты, ведь, уже протрезвел? Или еще нет?
Огурцов вспомнил Веру. В тот день, много лет назад, когда Вера пришла к
Полянскому и он увидел ее - не эти ли чувства он испытывал?
Что-то похожее. Они прожили с Верой полтора года. После чего надоели
друг другу смертельно. Расстались и никогда больше не пытались продолжать
свой роман. Расстались просто и, кажется, к взаимному удовольствию. Ничего,
кроме облегчения ни он, Огурцов, ни Вера не испытывали. А, ведь, была у них
та самая - Большая и Светлая любовь. Гуляли белыми ночами по набережным,
целовались, трахались так, что Огурцов сам себе удивлялся - откуда только
силы-то берутся - сутками из постели не вылезать? А - на тебе - прошло
полтора года и выяснилось, что говорить им не о чем, что музыка Вере
нравится совсем не та, что Огурцову, что друзья Огурцова ей неприятны, что в
гости к ним она ходить не любит и не хочет, да и Огурцов мог бы денег
побольше зарабатывать.
Не дождалась Вера той поры, когда начал бывший ее возлюбленный
зарабатывать деньги. Когда стал известным, популярным писателем, когда стали
в его квартиру звонить и приходить люди именитые, знатные и богатые. Когда
оделся он по-взрослому, стал носить хорошие костюмы и дорогие туфли, когда
подстригся и купил себе машину - уже и близко Веры не было. Они несколько
раз сталкивались в каких-то клубах, на концертах, которые Огурцов посещал
теперь очень нечасто, сталкивались, кивали друг другу и расходились в разные
стороны.
А ведь любовь была - ну, просто Шекспир. И тоже, вот, как сейчас с
Глашей - с первого взгляда.
Огурцов тяжело приподнялся на постели. Устал. Годы берут свое. Встал,
подошел к окну.
- Ты что? - спросил Глаша. - Что-то не так?
- Все так. Просто думаю.
- О чем?
- Не могу сформулировать.
- Ну попробуй. Ты же писатель.
Он услышал в голосе девушки иронию.
- Ну, писатель. А что в этом смешного?
- Да так. Инженер человеческих душ, да?
- Отчасти, - отчего-то начиная злиться ответил Огурцов.
- Знаменитый...
- Не особенно. К сожалению.
- А чего ж так?
- Это сложный вопрос, - ответил Огурцов. - Там же все, как в любой
отрасли шоу-бизнеса. В принципе, литература сейчас - тот же шоу-бизнес.
Развивается по тем же законам. Раскрутка, реклама, промывание мозгов
массового читателя. Поработали как следует, деньги вложили - вот, получайте
новую звезду. Нового, так сказать, знаменитого писателя. Причем, в любом
жанре. В детективе это заметно больше, в, если можно так выразиться,
серьезной литературе - меньше, но суть одна.
- А чего ты сердишься-то, Саша?
- Я? И не думаю. Мне с тобой так хорошо, что я не могу сейчас
сердиться, - соврал Огурцов. На самом деле он злился все больше и больше.
Злость подпитывала сама себя, началась какая-то цепная реакция - он не
понимал причину, вызвавшую мощную волну раздражения и от этого непонимания
все глубже и глубже погружался в бездонный омут агрессивной депрессии.
- Я же вижу, - сказала Глаша. - Вижу, что ты злишься.
- Ну, допустим, - ответил Огурцов.
- Ладно, перестань, Саша. Расскажи лучше, что ты пишешь сейчас?
- А откуда ты меня знаешь, вообще?
- Ну, как это - "откуда"? Ты же бываешь в нашем клубе. Редко, но
бываешь, И с друзьями. Друзья и говорят. И потом, я, ведь, слышу, о чем за
столиками клиенты беседуют. А город наш, Питер - он же маленький. Здесь
почти все про всех рано или поздно узнаешь. Книжки твои, между прочим, в
магазинах продаются. А знакомые твои - большей частью, алкоголики. Как
пойдут за столиками трепаться, орать на весь зал - волей неволей все
окружающие в их беседу включаются.
- Ладно... Ты лучше о себе расскажи.
Злость не проходила. Встретил, видите ли, женщину своей мечты и вместо
того, чтобы предаваться нескончаемой радости, жить этими минутами - кто
знает, когда их время закончится - может быть, никогда, а, может быть - уже
завтра или сегодня - вместо этого снова начинается самокопание, комплексы
какие-то, размышления о смысле бытия и о месте его, Огурцова в этом бытии.
Может быть, болезнь какая-нибудь психическая развивается? Незаметненько так
- подкралась и начинает подтачивать организм известного писателя. Что же -
это даже стильно...
- О себе? А что мне о себе рассказывать? Работаю в "Зомби"...
- Это я уже понял.
- Сын у меня...
- Взрослый?
Глаша усмехнулась.
- Извини...
- Ничего, ничего. Я, наверное, выгляжу уже старушкой, если ты такие
вопросы задаешь.
- Да нет, что ты...
- Семь лет. Папа наш где-то по стране рыщет...
- Что так? Бросил?
- Я его послала. Алкаш. Когда замуж за него шла - казался
красавцем-мужчиной. Умницей. А потом - ни работы, ничего. Перестройка, как
раз случилась. Он и запил. Лег на диван - и лежит. Только пиво сосет и водку
эту, из банок железных. Ну, полежал год, другой, третий... Начал вещи
потихоньку продавать. Я его и послала. Квартира-то моя - иди, говорю, куда
хочешь. Развелись, одним словом.
- Алименты, хоть платит? - спросил Огурцов.
- Я и думать про него забыла - какие, к черту, алименты... Я же по
судам не буду таскаться. Противно.
"Да. Ты и так можешь заработать", - подумал Огурцов и тут же назвал
себя за эту мысль подонком.
- В общем, если честно, то как белка в колесе.
- А живешь... Одна?
- Хм... Ну, одна. Мне, знаешь, и с сыном проблем хватает. А мужика в
дом... Что-то не хочется. После моего благоверного как-то, знаешь, не тянет
больше замуж. Даже не замуж, а вообще - как-то одной спокойнее.
- А с Мишей... Ну, то есть, - Огурцов указал пальцем на пол. - С ним у
тебя что?
- А что ты имеешь в виду? Если то, о чем я подумала, то, этом смысле -
ничего. Просто помогает он мне. Время от времени.
- С друзьями своими знакомит? - не удержался Огурцов.
- Саша... Ты мне кто? Муж? Или папа? Что ты хочешь от меня услышать?
"Я хочу услышать... Что я хочу услышать? Что я самый лучший из всех ее
мужчин? Что она хотела бы жить со мной? Чушь. С Веркой так же было. Тоже -
любовь до гроба. С первого взгляда... И что? Ничего. Поздно, Огурец.
Проехали. Шел бы ты домой".
- Мы с тобой еще увидимся?
- Как хочешь.
- А ты как хочешь?
- Мне с тобой интересно. Ты, кстати. так и не рассказал, что ты сейчас
делаешь.
- Я? Пишу новое произведение. Роман века.
- О чем же?
- Обо всем. О тебе, в частности.
- Обо мне?
Глаша села на постели.
- Интересно. Ты же меня сегодня в первый раз увидел. Точнее, заметил.
Что же ты обо мне можешь написать?
- Там есть девушка очень на тебя похожая. И ее, представляешь, тоже
зовут Глашей. Я как услышал твое имя, так и опух сразу. И внешне...
Получается, что я все время о тебе думал, представляешь?
- Бывает, - покачав головой ответила Глаша. - Всякое бывает. Так что же
там, в романе твоем?
- Там все... Знаешь, я, ведь, раньше детективы писал.
- Знаю. Читала кое-что.
- И как тебе?
- Нормально. Вполне. Даже занимательно.
- Вот... Занимательно. И деньги шли хорошие... Поднялся на этом деле. А
потом так достало. Вот, решил написать книгу о Ленине.
- О ком?!
Глаша хихикнула и повалилась на спину.
- О Ленине. Только не так. как все совки писали. А так, что там и мы
фигурируем...
- Мы - это кто?
- Мы. Мои друзья, все, короче. говоря, кого я знаю. Или знал. Книга о
времени. Время - оно относительно... Для меня многие из тех, кого уже нет,
они более реальны, чем те, кто рядом ходит... Вот об этом. Но сложно, мне
сейчас, честно говоря, лень в теорию вдаваться.
- Конечно, - сказала Глаша. - Лень. А мне на работу вечером сегодня -
мне не лень. Нереальный ты, Саша. Все вы...
- Кто это - "мы"?
- А, вот, как ты сказал - ты и твои друзья. Нереальные у вас мир
отдельный, свой, который с реальным миром почти не пересекается. Вы в нем и
живете, ничего не замечаете из того, что рядом с вами происходит. Я же в
этом клубе много кого видела. И писателей, и артистов, и музыкантов...
Совершенно параллельное существование. Мне с вами скучно бы было. Я бы ни с
кем из вас жить не смогла.
- Да почему же - нереальный? Что ты знаешь-то обо всем этом? Это самая
настоящая реальность и есть. Там такие люди, в шоу-бизнесе... Такие бабки
крутятся... Там людей могут замочить в два счета. Или - звездой сделать в
неделю. Я столько историй могу рассказать, ты с ума сойдешь. И все они
реальны. По-настоящему. Ты меня удивляешь, Глаша. Надо же такое сказать -
"нереальный". Хм...
Огурцов вдруг понял, что вся его сегодняшняя злость была вызвана той
самой мыслью, которую неожиданно озвучила официантка из клуба "Зомби" по
имени Глаша. Он не мог, не хотел себе признаться в том, что последнее время
подсознательно ощущал то, о чем сейчас услышал от девушки, с которой провел
ночь - ощущал полную нереальность собственного существования.
- Мне тоже лень в теорию вдаваться, как и тебе, Сашенька. Но я -
реальный человек. Это вы умеете деньги из воздуха делать, а я - нет. Я своим
горбом зарабатываю себе на хлеб и сыну своему... А вы- нет, я ничего плохого
сказать не хочу... Писатели должны писать, певцы - петь... Только у вас все
не так. Вы словно фантомы. Словно призраки какие-то. И чувства ваши - на
девяносто процентов выдумка. Вы заигрались, ушли в свою тусовку, заперлись в
ней. А вне тусовки вы беспомощны, даже не как дети, а как... Как... Чуть что
- спиваетесь, в наркоту падаете, еще что-нибудь с вами происходит. Мужики,
вроде взрослые, сильные. А истеричные как бабы. Слава вам нужна. Слава,
популярность, внимание... Ты вот про Мишу спрашивал. Миша - он сильный
мужик. За это я его и люблю по-своему. На него опереться можно. А на кого из
вас можно опереться? Вот ты бы на его месте - истерику мне бы закатил, стал
бы с балкона бросаться, самоубийство разыгрывать - как же, его девушка
трахается с кем-то там...
- Так ты его девушка?
- Вот, видишь, тебя уже зацепило. Уже глазки расширились. Могла бы тебе
и не говорить... Нет, Саша, я не его девушка. Мы с ним просто дружим. Потому
что я - тоже сильная. А он силу уважает. И тебя сильным считает. Хотя... Он
в людях очень хорошо разбирается. Может быть, уже и не считает.
- Ты меня не знаешь совсем, - сказал Огурцов. - Почему ты думаешь, что
я - истеричный слабак?
- Не знаю... Может быть, я и ошибаюсь. Только, я повторяю - навидалась
я вашего брата на своем веку.
- Спиваемся мы, значит... Зато весь остальной народ не спивается. -
ехидно заметил Огурцов, чтобы только что-нибудь сказать..
- Ладно, Саша... Давай не будем об этом. Иди ко мне.
"Провокаторша, - подумал Огурцов, залезая под одеяло и целуя глашины
губы. - Настоящая провокаторша.".
- Так мы увидимся еще, - успел спросить он перед тем, как снова
погрузиться в неистовую нирвану. - Глаша? Увидимся?
- Ты мне роман свой принеси почитать, ладно? Вот этот. Который про
Ленина.
- Конечно. Только он еще не написан.
- А когда...
- Вот я его в данный момент и заканчиваю, - сказал Огурцов. - Вот
сейчас... Сейчас...
Глава 6.
Презентация
Самая большая трагедия моей жизни - это смерть Анны Карениной.
С. Довлатов.
- Вставайте, приехали.
Огурцов открыл глаза. Он лежал на аккуратно застеленной полке, на
хрустящем от крахмала белье. На столике перед ним стояли три,
нераскупоренные бутылки коньяка, две картонные пачки с дорогим соком, на
блюдечке горка ломтиков копченой колбасы, на другом блюдечке - угнездился
крепенький пупырчатый лимон с синим лейблом на крутом бочке. Огурцов
пошевелился, поднял голову и увидел, что он лежит на неразобранной постели
не просто в костюме и пальто, но и в ботинках. Вот так нынче ездят в Москву
известные писатели.
- Очухался? - приветливо спросил его неизветный мужчина.
- Если проснулся в ботинках, значит вечер удался, - вяло пошутил
Огурцов.
Неизвестный мужчина хохотнул.
- Да уж, у тебя-то, точно. Я, признаться, завидую. Сам-то я на
подшивке... Ну ладно, сосед, удачи тебе.
В принципе, Огурцов мог бы вспомнить, кто этот добрый человек, но
вспоминать было лень. Дверь купе аукнула, щелкнула задвижкой и неизветный
сосед навсегда исчез из жизни видного писателя Огурцова.
Он посмотрел в окно. По перрону шли люди с отвратительно озабоченными
или, что еще хуже - с тошнотворно-радостными лицами. Некоторые же были
просто омерзительно беззаботны. Огурцов открыл бутылку, сделал большой
глоток из горлышка, вздрогнул от ужаса перед наступающим днем, потянулся к
колбасе и, поняв, что не хочет ее, взял лимон и отрыз от него приличный
кусок.
Сумка валялась под столиком. Огурцов сунул в нее две непочатые бутылки,
взял в руку начатую и вальяжно вышел из купе.
- Всего доброго, - стараясь улыбнуться, сказал он чудовищно некрасивой
женщине в убогой форме железнодорожницы. Та не ответила, но сделала такую
гримасу, словно собиралсь смачно плюнуть себе под ноги.
"Ни одного приятного лица, - думал Огурцов, уверенно шагая по перрону.
- Одни уроды. Хоть, вот на этого грзчика посмотреть... Квазимодо... И погода
мерзейшая. И вокзал - гадость одна, архитектора расстрелял бы... Асфальт
замусорен. Лотки книжные с дерьмом всяким...".
Он остановился у одного из лотков, за которым стоял продавец с лицом и
взглядом удава.
"Это что такое, - подумал Огурцов, глядя на сверкающую
целлофанированную обложку с изображением четвертованного брюнета, судя по
виду, иностранца. - Что за чушь?"...
- Дайте эту, - неожиданно для себя сказал он продавцу - удаву, ежась не
то от мелкого холодного дождика, не то от похмелья.
- "Швейцарский излом"? - спросил продавец. Огурцов внимательно
посмотрел на него и понял, что перед ним стоит не продавец, а продавщица.
- Ну да... Излом...
- Вчера только поступила, - услужливо забормотал удав женского рода. -
Я уже прочитала... Очень интересная книжка. Необычная такая...
- Хорошо, хорошо...
Огурцов сунул книгу в карман и, сделав еще один глоток из бутылки,
двинулся к стоянке такси.
В номере гостиницы он допил бутылку и улегся на кровать. Что-то
кольнуло в бок.
"Ах ты, как же я опять забыл...".
Огурцов встал и снял пальто. Из кармана выпала книжка с глянцевой
обложкой.
"Четвертованный иностранец... Откуда же это?".
Болтинки он решил не снимать. Снова рухнул на кровать, открыл
"Швейцарский излом" и углубился в чтение. Читал он, по привычке, быстро,
врем яот времени морщился от корявой фразы, смачно матерился, когда дошел до
последней страницы вторая бутылка закончилась.
Книжка не понравилась Огурцову. Композиция - дерьмо, длинноты, зачем-то
Ленин вместе со своим братом Сашей, какие-то Бухари, ни с того ни с сего
Шаляпин затесался. Дешевая стилизация под пост-модернизм. Булгаков для
бедных. Что-то смутно всплыло в его памяти, но вспоминать было лень. Огурцов
встал, пошел и справил нужду, попутно бросив книжку в мусорную корзину.
Заняться было решительно нечем. Посмотрев на часы он понял, что до
презентации, ради которой он, собственно, и приехал, еще куча времени.
Открыл третью, решил допить, а дальше - целенаправленно трезветь. Нужно
появиться на людях в более или менее вменяемом состоянии. Это тоже часть
работы.
...- Вам открыть?
- Чего?
- Открыть, говорю?
- Слышь, мужик не задерживай.
Голос, прозвучавший за спиной Огурцова был веселым и лишенным привычной
для подобного обращения агрессии и смутно знакомым.
Унылый осенний пейзаж. Новостройки. Амбразура ларька, из которой
высовывается красная, в цыпках, рука продавщицы. В цыпочных, потрескавшихся
пальцах - открытая бутылка пива.
- Спасибо, - стараясь сохранять достоинство, выдавил Огурцов и,
повернувшись к тому, кто его только что поторопил, добавил, - Извините...
- Сдачу-то возьмешь? - насмешливо спросила продавщица. - Нам чужого не
надо...
Огурцов вздрогнул и трясущейся рукой сгреб внушительную пачку купюр.
Несколько из них упало в грязный снег, Огурцов заметил это и понял, что
наклониться за ними он не