ругой-  совестлив и  нерешителен. Врожденный  деспотизм  и рефлекторность и
критичность.  Встречается преждевременное и замедленное развитие, узкие  или
разносторонние интересы.
     Но кому какое до этого дело?
     Пусть хоть четыре класса кончит,-молит родительское смирение.
     Предчувствуя   замечательное  возрождение  физического  труда,  я  вижу
энтузиастов  для него  во всех  классах  и  слоях  общества. А  тем временем
продолжается борьба родителей и школы  с каждым проявлением исключительного,
нетипичного, слабого или неразвитого ума.
     Не-умен ли, скорее-какой ум?
     Наивно  призывать  семью добровольно принести тяжелую  жертву. Изучение
интеллекта и психотехнические испытания,  естественно, содержат  самолюбивые
стремления. Конечно, это песня весьма отдаленного будущего.
     10. Хороший ребенок.
     Надо поостеречься, чтобы не путать "хороший" с "удобным".
     Плачет мало, не будит ночью, доверчивый, послушный-хороший.
     Капризный,  кричит  без  видимого  повода,  мать  света  из-за  него не
видит-плохой.
     Независимо от самочувствия,  новорожденные бывают от рождения  наделены
большей  или  меньшей  терпеливостью.  Одному  довольно  единицы  неприятных
ощущений,  чтобы отреагировать десятью  единицами  крика,  другой на  десять
единиц недомогания реагирует единицей плача.
     Один  сонный, движения ленивые,  сосет медленно, крик не энергичен, без
надрыва.
     Второй  легковозбудим, подвижен,  спит чутко,  сосет взахлеб, кричит до
посинения.
     Заходится, захлебывается, приходится приводить его  в себя,  иной раз с
трудом  возвращается к  жизни. Я  знаю: это болезнь, мы лечим  ее  фосфором,
безмолочной диетой.  Но эта болезнь не мешает младенцу вырасти во  взрослого
человека, наделенного сильной волей,  сокрушительным  упорством и гениальным
умом. Наполеон в младенчестве, бывало, заходился криком.
     Современное  воспитание требует, чтобы ребенок был удобен. Шаг за шагом
оно ведет к тому, чтобы  его  нейтрализовать, задавить, уничтожить все,  что
есть  воля  и  свобода  ребенка, закалка  его духа, сила  его  требований  и
стремлений.
     "Послушный, воспитанный, добрый, удобный..."
     И  мысли  нет  о том,  что  вырастет  безвольным и не приспособленным к
жизни.
     11.
     Крик ребенка-неприятная неожиданность, с  которой  сталкивается молодая
мать.
     Она знала,  конечно, что  дети  плачут, но, думая  о  своем ребенке, не
принимала это в расчет: ждала от него одних только очаровательных улыбок.
     Она  будет прислушиваться к  его желаниям, она  будет  воспитывать  его
разумно, современно, под руководством опытного врача.
     Ее ребенок не должен плакать.
     Но  однажды ночью... Она  еще не пришла в себя, еще  живо в ней эхо тех
страшных часов, которые тянулись веками.  Только-только вкусила она сладость
беззаботной  праздности, наслаждения отдыхом после исполненной работы, после
отчаянного   усилия,   первого   в   ее    утонченно-рафинированной   жизни.
Только-только  пробудилась  в  ней  иллюзия, что  все миновало,  потому  что
тот-другое ее  я-уже  живет сам. Погруженная в безмолвные воспоминания,  она
способна  лишь задавать природе  полные  таинственного  шепота  вопросы,  не
требуя ответа на них.
     Как вдруг...
     Деспотичный крик  ребенка, который чего-то требует, на что-то жалуется,
домогается помощи,-а она не понимает.
     Вслушайся!
     - А если я не могу, не хочу, не знаю?
     Этот  первый крик  при  свете ночника-объявление  борьбы  двух  жизней:
одна-зрелая, уставшая от уступок, поражений, жертв, защищается;
     другая-новая, молодая, завоевывает свои права.
     Сегодня ты  еще не винишь его: он не понимает, он страдает. Но знай, на
циферблате времени есть час, когда ты скажешь: и мне больно, и я страдаю.
     12.
     Бывают дети, которые плачут мало, что ж, тем лучше. Но есть и такие,  у
которых  от крика  набухают жилы  на  лбу,  выпячивается  темечко,  краснота
заливает  лицо  и  голову,  синеют  губы,  дрожит  беззубая  челюсть,  живот
надувается,  кулачки  лихорадочно сжимаются,  ноги бьют по  воздуху.  Вдруг,
обессиленный,  умолкает  с  выражением  совершенной покорности, "с  упреком"
глядит на мать,  смыкает очи, моля о сне, и, несколько  раз  вздохнув, снова
бросается в подобную или еще более сильную атаку плача.
     Могут  ли  выдержать  это  крошечные легкие,  малюсенькое сердце,  едва
сформировавшийся мозг?
     На помощь врача!
     Проходят  столетия,  прежде  чем  тот  появляется,  с пренебрежительной
улыбкой выслушивает  ее страхи, такой чужой,  недоступный, профессионал, для
которого ее ребенок - один из  тысячи. Он  пришел, чтобы через минуту уйти к
другим страданиям, выслушивать другие жалобы, пришел  теперь, когда  день  и
все кажется  веселее:  потому  что солнце,  потому что  по улице ходят люди,
пришел,   когда   ребенок,  как  назло,   уснул,   окончательно   вымотанный
многочасовой бессонницей, когда не заметны следы бесконечной страшной ночи.
     Мать   слушает  врача,   иногда  слушает  невнимательно.  Ее   мечта  о
враче-друге, наставнике, проводнике в тяжком путешествии рушится.
     Она  вручает  ему гонорар и  вновь остается  один  на  один  с  горьким
ощущением, что врач-равнодушный, посторонний  человек, который не поймет ее.
Да он и сам к тому же ни в чем не уверен, ничего определенного не сказал.
     13.
     Если бы молодая мать знала,  какое  значение имеют  эти  первые  дни  и
недели  не столько для  здоровья  ребенка  сегодня,  сколько  для будущности
обоих.
     И как легко их испортить!
     Вместо  того  чтобы,  поняв это, примириться  с  мыслью, что она  может
рассчитывать только на себя и ни на кого больше, что так же,  как для врача,
ее  ребенок  представляет интерес  только как источник  дохода или  средство
удовлетворения тщеславия, так же и для мира он ничто, что дорог он только ей
одной...
     Вместо того  чтобы примириться с  современным состоянием науки, которая
исследует, стремится  понять, изучает и двигается вперед,  оказывает помощь,
но не дает гарантий...
     Вместо того  чтобы мужественно констатировать:  воспитание ребенка-  не
приятная забава,  а работа, в  которую нужно вложить усилия бессонных ночей,
капитал тяжелых переживаний и множество размышлений...
     Вместо того  чтобы перетопить  все  это  в горниле  чувства на  трезвое
понимание,  без   ребяческого  захлеба  и  самолюбивых   обид,-она  способна
перевести ребенка вместе с кормилицей в самую дальнюю комнату (она, видите
     ли, не в  силах смотреть  "на страдания малютки", "не  в силах слушать"
его болезненный крик).
     Она  будет  вновь  и  вновь  вызывать врача, не  обогатившись  хотя  бы
крупицей собственного опыта,-уничтоженная, ошеломленная, отупевшая.
     Как  наивна радость  матери, что  она  понимает  первую  невнятную речь
ребенка, угадывает его сокращенные, невыговариваемые слова.
     Только сейчас?..
     Только это?..
     Не больше?..
     А язык плача и смеха, язык взглядов и гримас, речь движений и сосания?
     Не отрекайся от этих ночей. Они дают то, чего не даст  книжка,  чего не
даст  никакой  совет. Потому  что ценность их не  только в  знаниях, но  и в
глубоком  духовном  перевороте,  который  не  дает  вернуться  к  бесплодным
размышлениям:
     что могло бы быть, что должно быть,  что было бы  хорошо, если бы... но
учит действовать в тех условиях, которые есть.
     Во время  этих ночей может родиться  чудесный  союзник, ангел-хранитель
ребенка-интуиция материнского  сердца, предвидение,  которое складывается из
воли исследователя, мысли наблюдателя, незамутненности чувства.
     14. Случалось: вызывает меня мать.
     - Малыш в общем-то  здоров,  ничего у него не  болит. Я просто  хотела,
чтобы вы его осмотрели.
     Осматриваю,  даю несколько советов, отвечаю на вопросы. Ребенок здоров,
мил, весел.
     - До свиданья.
     И в тот же вечер или назавтра:
     - Доктор, у него жар.
     Мать заметила то,  чего  я.  врач, не  смог  вывести  из поверхностного
осмотра во время короткого визита.
     Часами склоненная  над ребенком, не  владея  методикой  наблюдения,  не
зная, что именно  она заметила, не веря себе, она не осмеливается признаться
в своих неясных подозрениях.
     А  ведь  она  заметила,  что у  ребенка, у которого нет  хрипоты, голос
какой-то приглушенный, что он лепечет
     меньше  или  тише.  Разок  вздрогнул  во  сне   сильней,  чем   обычно.
Проснувшись, рассмеялся, но не так звонко, как всегда. Сосал чуть медленнее,
может,  с более длительными паузами, словно  был раздражен чем-то.  Вроде бы
скривился, когда смеялся,  а может,  только показалось?  Любимую  игрушку со
злостью отшвырнул, почему?
     Сотней  признаков,  которые  заметил  ее  глаз,   ухо,  сосок,   сотней
микрожалоб он ей сказал:
     - Мне не по себе. Нездоровится мне сегодня.
     Мать не доверилась своим глазам, потому что ни об одном из симптомов не
читала в книге.
     15.
     На    бесплатный    прием    в    клинике    мать-работница    приносит
новорожденного-ему несколько недель.
     -  Не хочет сосать. Только возьмет сосок - и сразу с криком  бросает. А
из ложечки пьет хорошо. Иногда во сне или когда не спит, вдруг вскрикивает.
     Осматриваю рот, горло-ничего.
     - Дайте ему грудь.
     Ребенок лижет сосок, отпускает его.
     -  Такой  недоверчивый  сделался. Наконец я вижу, как  он берет  грудь,
быстро, словно бы в отчаянии, глотает раз, с криком отпускает.
     - Посмотрите, у него что-то на десне.
     Смотрю еще раз-покраснение, какое-то странное: только на одной десне.
     - Вот здесь чернеется что-то, зуб, что ли?
     Вижу что-то твердое,  желтое,  овальное, с  черной черточкой на ободке.
Дотрагиваюсь-движется,  приподнимаю-под  ним маленькое красное  углубление с
кровавыми ободками.
     Наконец это "что-то" у меня в руке: семечко.
     Над  детской  колыбелькой висит канареечная  клетка. Канарейка  бросила
семечко, оно упало на губу, скользнуло в рот.
     Ход моих мыслей: stomatits catarralis,  soor, stom. aphtosa, gingwitis,
angina и т. д.
     А она: "Болит что-то во рту".
     Я два раза осматривал ребенка... А она'?..
     16.
     Если  порой  врача  поражает  точность  и  доскональность   материнских
наблюдений. то. с  другой стороны, с  неменьшим удивлением он  констатирует,
что зачастую мать не в состоянии не то  чтобы понять, но даже заметить самый
очевидный симптом.
     Ребенок с самого рождения плачет. больше ничего она за ним не замечала.
Плачет и плачет!
     Начинается ли плач внезапно и сразу достигает кульминации  или жалобное
хныканье переходит  в  плач  постепенно? Быстро ли успокаивается,  сразу  же
после того,  как  сработал  желудок  или  помочился,  или после  рвоты  либо
срыгивания, или бывает так, что вдруг вскрикнет при одевании, в ванне, когда
берут на руки? Похож ли  его плач на жалобу-протяжный, без резких переходов?
Какие движения делает он  при плаче? Трется  ли головой о подушку, делает ли
губами сосательные
     движения? Успокаивается  ли, когда его  носят, когда его разворачивают,
кладут на животик, часто меняют  положение? Засыпает ли после плача крепко и
надолго  или  просыпается от малейшего  шума? До или после еды плачет, когда
плачет больше: с утра, вечером или ночью?
     Успокаивается  ли  во время  кормления, надолго ли? Отказывается ли  от
груди? Как отказывается  отпускает ли сосок, едва взяв его губами, или перед
тем  как  глотнуть,  вдруг   или   после  какого-то  времени?  Категорически
отказывается или можно все-таки уговорить? Как сосет? Почему не сосет?
     Когда он простужен, то как будет сосать? Быстро  и с силой,  потому что
хочет пить, а потом быстро и поверхностно, неровно, с паузами, потому что не
хватает дыхания? Добавь боль при глотании, что будет тогда?
     Ребенок плачет не только от голода или  потому, что "животик болит", но
и oi того,  что болят  губы,  десны, язык, горло,  нос, пальцы, ухо,  кости,
поцарапанное клизмой заднепроходное
     отверстие, от боли при мочеиспускании, от тошноты, жажды, перегрева, от
зуда кожи, на которой еще нет сыпи, но будет через несколько месяцев, плачет
из-за  жесткой   тесемки,  складки  на  пеленке,  крошечного  комочка  ваты,
застрявшего в горле, шелухи семечка, выпавшей из канареечной клетки.
     Вызови врача на десять минут, но сама наблюдай двадцать часов!
     17.
     Книга с ее готовыми формулами притупила взгляд, отучила работать мысль.
Живя чужим  опытом, мнением, умом, иные настолько утратили веру в себя,  что
не хотят  думать сами. Как  будто содержание печатного листка- откровение, а
не тоже результат наблюдения, только чужого, не моего, только когда-то, а не
сегодня, не сейчас, только над кем-то, а не над моим собственным ребенком.
     Школа воспитала малодушие, боязнь выдать незнание.
     Как  часто  мать, записав  на  листочке  вопросы, которые хочет  задать
врачу,  не решается прочесть  ему  их.  Как редко  она протягивает  ему этот
листочек-"да я там какие-то глупости понаписала".
     Как  часто,  маскируя  свое незнание,  она вынуждает  и  врача скрывать
неуверенность  и  колебания,-  нет,  пусть он  незамедлительно  изречет свое
мнение. С  какой  неохотой принимает она  обобщения и альтернативы.  Как  не
любит,  когда  врач размышляет  вслух  над колыбелькой. И  как  часто  врач,
вынужденный быть пророком, превращается в шарлатана.
     Сплошь и  рядом  родители не хотят знать того,  что знают, признать то,
что видят.
     Роды  в  обществе, фетишизирующем  наживу,  явление столь  редкостное и
чрезвычайное, что  мать со всей категоричностью требует  от  природы щедрого
вознаграждения.  Если  уж  она  пошла  на  издержки,  неприятности,   докуки
беременности, решилась на родовые муки, ребенок должен  быть только таким, о
каком она мечтала.
     Или того хуже: привыкнув, что за деньги можно купить все,  она не хочет
мириться с мыслью, что существует нечто, что может получить бедняк и чего не
вымолить богачу.
     Как часто  в поисках того, что на рынке ходит под этикеткой "здоровье",
родители покупают суррогаты, которые либо не помогают, либо вредят.
     18.
     Новорожденному нужна материнская грудь независимо  от того, родился  ли
он потому,  что Бог  благословил  супружеский союз. или потому, что  девушка
потеряла  стыд;  независимо  от того,  шепчет  ли мать:  "Золотко  мое"  или
вздыхает: "Куда мне,  несчастной,  приткнуться",  независимо  от того, низко
кланяются  ли,  встретив ясновельможную пани с  младенцем, или бросают вслед
деревенской девке: "Подстилка!"
     Проституция,  которая   служит   мужчине,   обретает   свое  социальное
дополнение в институте мамок, который служит женщине.
     Пора полностью осознать узаконенное кровавое  преступление, совершаемое
над ребенком неимущих родите-
     лей,-даже не ради  блага  имущих. Ведь кормилица свободно может кормить
двоих:  и своего, и чужого. Молочная железа дает столько молока,  сколько от
нее  потребуется.  Молоко  пропадает именно тогда,  когда ребенок высасывает
меньше, чем дает грудь. Действующая закономерность: большая грудь, маленький
ребенок, потеря молока.
     Странное дело, в менее серьезных случаях  мы  готовы выслушивать советы
множества врачей, а  решая вопрос такой важности, как может ли мать кормить,
довольствуемся  единственным,  не  от  чистого сердца данным  порой  советом
кого-то из близких.
     Кормить может каждая мать. У  каждой-достаточно молока. Только незнание
техники кормления лишает мать природной ее способности.
     Боли  в грудях, воспаление сосков  представляют известную преграду,  но
она преодолевается  сознанием  того,  что она,  мать,  уже  вынесла основную
тяжесть  -  беременность,  не перекладывая  ни  одну из  ее  тягот  на плечи
наемницы.  Ведь кормление-это естественное продолжение беременности, "только
ребенок  из материнского  чрева  перебрался  наружу, прорвал  детское место,
схватил грудь и теперь пьет вместо красной белую кровь".
     Пьет кровь? Да, кровь матери, таков закон природы, а не кровь молочного
брата,-по закону людей.
     Отзвук некогда живой борьбы за  право ребенка на  материнскую грудь.  А
сегодня  первоочередным  стал  квартирный  вопрос.  Что  будет  завтра?  Так
фокусирование интересов автора зависит от переживаемого момента.
     19.
     Что ж, возможно, и я написал бы нечто вроде египетского сонника гигиены
для матерей.
     "Вес три с половиной кило при рождении-к здоровью, благополучию".
     "Зеленый, слизистый стул-к хлопотам, неприятным известиям".
     Может, и я бы составил "письмовник" советов и указаний.
     Но я  не  раз убеждался, что нет  совета,  которого  нельзя  довести до
абсурда, некритически следуя ему в любых ситуациях.
     Старая система: грудь тридцать раз  в  сутки, вперемежку  с  касторкой.
Младенец переходит с рук на руки, все члены семьи качают  и баюкают его, все
насморочные тетки-целуют. Его подносят к  окну, к зеркалу, хлопают, тарахтят
погремушками, поют-балаган, да и только.
     Система новая:  грудь каждые  три часа. Не беда,  что  ребенок,  завидя
приготовления к кормлению, теряет  терпение, злится, кричит,-мать  следит за
часовой  стрелкой: еще  четыре минуты.  Подошло  время кормления,  а ребенок
спит,-мать решительно будит его; истекли положенные минуты-отрывает от груди
голодного.  Ребенок в  кроватке-нельзя  трогать.  Нельзя приучать  к  рукам!
Выкупанный, сухой,  сытый, он должен  спать,  а не спит. Замереть, ходить на
цыпочках, зашторить окна. Больничная палата, да и только.
     Зачем думать, когда существуют предписания.
     20.
     Не "как часто кормить", а "сколько раз в сутки".
     Вопрос, сформулированный так. предоставляет матери свободу:  пусть  она
сама составит расписание, удобное и ей. и ребенку.
     Итак. сколько раз в сутки ребенок должен получать грудь?
     От четырех до пятнадцати.
     А сколько времени следует его держать у груди?
     От четырех до 45 минут и больше.
     Грудь бывает легкая и трудная, с большим  и меньшим количеством молока,
с  соском  удобным  и  плоским, выносливым и  болезненным. Дети могут сосать
охотно, с капризами, лениво. Значит, одного рецепта для всех быть не может.
     Примеры.
     Сосок развит  плохо, но  выносливый; новорожденный  сосет охотно. Пусть
сосет часто и подолгу, чтобы "разработать" грудь.
     Молока много, младенец слабый. Попробуем перед кормлением сцедить часть
молока и  заставить  его  потрудиться.  Не  справляется?  Тогда сначала дать
грудь, а остаток молока сцедить.
     Трудная грудь,  ребенок вялый,  начинает  сосать  только  через  десять
минут.
     Одно  глотательное  движение  может  приходиться  на  одно,  два,  пять
сосательных. Количество молока в глотке может быть разным.
     Ребенок лижет  грудь; сосет,  но  не  глотает;  глотает  редко; глотает
часто...
     "У него  все течет по подбородку". Это  может  происходить оттого,  что
молока много, а может быть и потому, что его мало, а проголодавшийся ребенок
сосет с силой и тут же захлебывается несколькими первыми глотками.
     Как можно давать рецепты, не видя матери и ребенка?
     "Пять кормлений в сутки по десять минут"-это мертвая схема.
     21.
     Без весов нет техники грудного вскармливания. Все, что мы предпишем без
весов, будет игрой в жмурки.
     Не взвесив ребенка, мы никогда не узнаем, три или десять столовых ложек
молока он  высосал. А  от этого зависит и как часто, и как долго, и из одной
или из обеих грудей ему следует сосать.
     Весы  могут стать мудрым советчиком, если они говорят нам то,  что есть
на самом деле, но могут стать и тираном, если мы непременно захотим получить
схему  "нормального" роста ребенка. Упаси нас  бог  сменить панический страх
перед "зеленым стулом" на трепет перед "идеальными кривыми".
     Как взвешивать?
     Вот ведь что интересно: есть матери, потратившие сотни часов на гаммы и
этюды, а  труд  о