м
возражением". Такова  в  Советском  Союзе  мощь внутренней пропаганды --  ее
нельзя недооценивать.
     Но,  повторяю,  в  данном  случае,  после  запуска   первого  спутника,
пропагандная "подготовленность" советских  граждан привела  к тому,  что они
реагировали на запуск  хотя  и положительно,  однако не так восторженно, как
пресса,  левые круги,  а  иногда  и  официальные инстанции  западных  стран.
Советские граждане,  кроме того, понимали, что  спутник не поможет улучшению
их бедственного положения с  жилищами, одеждой, питанием,  ничтожной оплатой
труда и так далее.
     Тем не менее,  власти  были  в восторге.  Спутник  моментально "закрыл"
собою  венгерские  события, хотя  кровавая  расправа  с  венгерским  народом
состоялась  меньше,  чем  за  год  до  этого,  и  международные  последствия
ощущались Советским Союзом очень сильно. Спутник странным образом "примирил"
с   Советским   Союзом   и  государственных  деятелей   западных  стран,   и
коммунистические партии этих стран. Не забудем,  что за двадцать месяцев  до
спутника был XX съезд коммунистической партии, на котором Хрущев сделал свой
секретный доклад о преступлениях Сталина. Спутник оказался в состоянии смыть
со страны и это пятно -- во всяком случае, в глазах очень многих иностранцев
и даже российских эмигрантов на Западе.
     Еще более странно  то, что  спутник был воспринят  многими  в  мире как
свидетельство "либерализации" СССР и  уменьшения советской угрозы миру. И  в
то  же самое время он, как и следовало ожидать, произвел должное впечатление
в генеральных штабах  мировых держав,  доказав  наличие у  Советского  Союза
достаточно  мощных   ракет.  Словом,   оправдалось   скептическое  изречение
советской интеллигенции о том, что "Запад все знает, но ничего не понимает".
     Помимо всех этих  реакций, была еще  одна -- паническая.  Эта  реакция,
насколько можно  было судить  по  выдержкам из американских газет, царила  в
Вашингтоне. Положительным  результатом  вашингтонской  паники  было то,  что
американские  специалисты  получили,  наконец,   нужные   средства  и  стали
готовиться к запуску своих спутников.
     Королев знал, как важно следить за американскими планами и намерениями.
В  то  время  он,  наверно,  впервые  был  доволен  советской  секретностью,
позволявшей ничего не объявлять наперед и в то же  время стараться опережать
откровенных американцев.  При НИИ-88  была организована  специальная  группа
референтов  по американской прессе.  Один  из этих  людей  позже  стал  моим
другом, и он рассказывал,  что группа ежедневно представляла Королеву сводку
всех  сообщений  об американских  космических  планах,  после  чего  Королев
помечал, какие сообщения нужно отправить личному помощнику Хрущева Лебедеву.
     Из  сообщений  явствовало, что  запуск первого  американского  спутника
планируется  на  начало  декабря  1957  года.  Чтобы  сохранить  первенство,
следовало отправить в  космос еще один спутник до этого срока. И ровно через
месяц после первого успеха,  3 ноября, Королев  запускает  второй спутник  с
собакой Лайкой на  борту. Большое впечатление,  произведенное этим запуском,
объясняется не столько Лайкой  (собаку, обреченную на смерть, жалели во всем
мире), сколько весом  спутника -- 508,3 килограмма против 83,6 килограммов у
первого спутника. Можно было  подумать,  что  за месяц Советский Союз  успел
построить в шесть раз более мощную ракету.
     На самом деле  ракета  была та же самая, только теперь "спутником" была
названа вся ее вторая ступень, вышедшая на орбиту.  Ведь дело в том, что эта
вторая ступень была выведена на  орбиту  и в  первый раз, но тогда спутником
"не  считалась".   Эту  "невинную  хитрость"  сегодня  можно   документально
проверить.
     В  1969 году в Москве  издана энциклопедия  "Космонавтика". На странице
516  английского  издания  этой  энциклопедии  приведены   данные  о  первых
спутниках. В  таблице данных  есть графа "количество объектов, выведенных на
орбиту". По первому спутнику  в этой графе значится цифра 2  -- то  есть  на
орбиту вышли два объекта, сам спутник и  последняя  ступень ракеты. А против
второго спутника мы видим цифру 1 -- он ведь и был последней ступенью.
     Затем,  6 декабря 1957 года, произошло событие, невероятно обрадовавшее
Хрущева  и  значительно  в  меньшей степени -- самого  Королева.  В  Америке
потерпела  неудачу  попытка запустить  спутник.  Печать  Соединенных  Штатов
захлебывалась  издевательскими  самоунижениями  --  одним  из  журналистских
изобретений тех дней было  слово  "капутник" применительно  к  американскому
сателлиту. Советские  газеты сразу начали интенсивно перепечатывать наиболее
"острые"  комментарии  американских  газет,  но  тут  же,  на  второй  день,
прекратили. В  Советском  Союзе не  обратили  на  это  особого  внимания, но
причина того, что в Москве перестали  воспроизводить американское улюлюканье
над собственной  неудачей,  мне  известна. Седьмого  декабря  утром  Королев
позвонил  Лебедеву и попросил приема у Хрущева. Уезжая в Кремль, конструктор
был в  ярости  и ругался  самыми отборными  русскими словами, не  относя эти
ругательства ни к кому персонально.  В тот же день он сказал одному из своих
ведущих  конструкторов,  что  советует  кое-кому  перечитать  басню  старого
русского поэта Крылова, где говорится: "чужой беде не смейся, голубок".
     Королев  прекрасно  понимал,   что,  раз  начав   запускать   спутники,
американцы смогут это делать в гораздо более широком масштабе, чем Советский
Союз.  Ведь изготовление каждой следующей  советской ракеты стоило  огромных
трудов и  совершенно невероятных денег.  В  последние  годы жизни Сталина  в
Москве  было воздвигнуто грандиозное  и довольно нелепое здание университета
на Ленинских горах -- с украшениями и шпилем наверху. Это было исключительно
дорогое  сооружение.  Но каждая  ракета  того типа, какой использовался  для
первых спутников, стоила дороже, чем весь 32-этажный университет. И армия не
желала отдавать эти драгоценные ракеты на запуск спутников. К тому же ничего
нового, особенно эффективного  с точки  зрения пропаганды, сделать  было уже
нельзя.
     Поэтому  Королев потерял  интерес к дальнейшим запускам  спутников,  он
хотел максимально подготовиться к будущему: к  запуску в космос человека. Он
постоянно "выпрашивал" у партийного руководства  -- практически у Хрущева --
все  новые предприятия, конструкторские  бюро,  испытательные лаборатории. И
он,  умело  пользуясь  результатами  первых  успехов,  сумел добиться  очень
многого.
     Так, например,  уже в 1958 году в ведение Королева  был  передан старый
авиационный  завод  в   Москве.  Завод   этот,  расположенный   недалеко  от
Белорусского вокзала, давно не мог выпускать самолеты, так  как  был стиснут
со всех сторон городскими зданиями. И Королев использовал "подарок" поистине
революционно: на базе этого завода он организовал конструкторское бюро по...
обеспечению жизнедеятельности в космосе! Во главе бюро был поставлен инженер
Воронин. Задание Королева Воронину было простым: к тому моменту, когда можно
будет запустить спутник с человеком на борту, иметь наготове все необходимое
для поддержания жизни этого  человека. Почти два года  подряд  люди Воронина
только и делали, что изучали американскую патентную и прочую литературу...
     Первого  февраля  1958  года в Соединенных  Штатах  Америки был запущен
спутник "Эксплорер-1". Через полтора  месяца за ним  последовал  "Авангард",
статьи  о котором  натолкнули  в  свое  время  Королева  на  запуск "своего"
спутника раньше американцев. Еще через неделю на орбиту вышел "Эксплорер-3".
Хрущев нервничал. В одной из  своих речей он раздраженно назвал американские
спутники "апельсинами",  намекая  на их меньшие  размеры, чем были у  первых
двух спутников, запущеных в СССР. И тут же Королев получил указание поскорее
запустить  на  орбиту  что-нибудь   внушительное.  Это  указание  он   сумел
выполнить: 15  мая 1958 года на орбиту была вновь выведена последняя ступень
ракеты, названная третьим спутником и несущая приборы.
     Из сорока искусственных небесных  тел,  запущенных с Земли в первые три
года  "космической эры", восемь были советского происхождения и тридцать два
-- американского.  Среди  американских спутников было много  так  называемых
"долгоживущих" -- то есть предназначенных к обращению вокруг Земли в течение
150, 300 и даже 1000 лет. Среди советских восьми ни одного такого не было --
первый долгоживуший  спутник (200 лет)  был выведен на орбиту  в СССР лишь в
1964 году, намного позже начала  полетов с  людьми.  Казалось бы,  сравнение
ясное. И  все-таки ореол "первенства" СССР в  космосе продолжал существовать
как ни в чем не бывало.  Достигалось это  все  тем же испытанным методом  --
опережением каждого объявленного американского проекта.
     Вот, например,  в 1958  году  объявляется американский  проект  запуска
"Пионера-4" на гелиоцентрическую орбиту. Этот проект был успешно выполнен --
"Пионер" запустили  3 марта 1959 года. Но  первенства  уже не было:  за  два
месяца  до  того, в  январе  1959  года,  на гелиоцентрическую орбиту  вышла
советская  "Луна-1".  И  неважно,  что  "Пионер"  передал  много  интересной
телеметрической информации, а "Луна-1" не передала практически ничего; важен
был сам факт первого вывода объекта на гелиоцентрическую орбиту.
     Между  тем, американские  сообщения  тревожили  Королева  все  больше и
больше. Национальная ассоциация по  исследованию космического пространства в
США обсуждала  различные  варианты  полета человека  на корабле-спутнике.  У
американцев уже были в распоряжении ракеты такой мощности, какая требовалась
для вывода  пилотируемого спутника  на орбиту; у Королева пока ничего такого
не было. Все опять-таки упиралось в двигатель.
     Ракета, выводившая на орбиту первые  советские спутники, имела  главным
двигателем четырехкамерную "связку" РД-107. Связка эта, задуманная Королевым
в  1954  году  и к  1957 году осуществленная, была  очень далека от  идеала.
РД-107 работал хорошо и надежно, используя бесхитростный керосин, окисляемый
жидким кислородом;  но был  он громоздок и слаб. В самом лучшем варианте все
четыре двигателя, связанные в один пучок под названием РД-107, развивали  (в
вакууме) тягу в 102 тонны. А нужно было по крайней мере пятьсот тонн.
     Друзья-ракетчики  рассказывали  мне, что в  экспериментальном порядке в
СССР были "повторены"  все  известные к  тому времени американские  ракетные
двигатели. Если  бы хоть один из них можно было  довести до работоспособного
состояния, то его применили бы без малейших колебаний:  во-первых, это можно
было бы держать  в  секрете много лет  подряд,  а во-вторых.  Советский Союз
тогда еще не был  связан международными  патентными  обязательствами. Но  ни
один американский  двигатель  так и не удалось скопировать. Дело  тут  не  в
конструкции  -- Королев  и  Глушко  располагали  подробными  чертежами  всех
ракетных  двигателей  США,  --  а  в  материалах  и  технологии.  Двигатели,
построенные  по  американским чертежам  в  Советском  Союзе,  "прогорали" на
испытаниях.
     И  вот  тогда, приблизительно  к середине 1959  года, Королев выдвигает
очередную "безумную идею". Он предлагает сделать "связку из связок", собрать
в пучок  пять  четырехкамерных  двигателей!  Это  означало  снабдить  первую
ступень будущей ракеты двадцатью двигателями и надеяться на то, что двадцать
лилипутов, как у Свифта, сумеют поднять великана.
     В   первый   момент   такой   проект   показался  всем  без  исключения
действительно безумным и невыполнимым. Ведь даже один РД-107 -- счетверенная
связка  -- занимал  по необходимости больше  места, чем  любой  однокамерный
двигатель той же  мощности. Диаметр первой ступени  ракеты  получался, таким
образом, тоже больше, а с ним вырастал и стартовый  вес. Именно  из-за этого
порочного  круга "связка"  и выглядела бесперспективной.  А  чтобы  вместить
гроздь из пяти связок, диаметр ракеты пришлось бы сделать чудовищно большим,
и никакое увеличение  числа двигателей  не компенсировало бы дополнительного
огромного веса.
     Но Сергей  Королев  ухитрился обойти  эти  очевидные  и,  казалось  бы,
непреодолимые трудности.  Прежде всего, он не стал заключать все пять связок
в общий корпус.  Центральная связка -- двигатель  РД-108 с тягой в 96 тонн и
несколько  меньшим диаметром, чем у РД-107, -- заняла место в главном стволе
ракеты. А к этому главному стволу особыми обручами и замками прикреплялись с
четырех  сторон четыре конуса, каждый из  которых заключал в себе  по связке
РД-107.  Таким  образом  лишний вес  сводился к минимуму, и верхний  диаметр
центральной  ракетной   ступени  оставался  тот  же,  какой  был  у  ракеты,
запустившей первый спутник.
     Но это еще не  все. Главное заключалось в том, что вскоре после  старта
ракеты все четыре  боковых конуса со связками РД-107  отбрасывались -- тогда
как центральная связка РД-108 еще имела запас топлива и продолжала работать.
Другими  словами, на определенной высоте, когда  плотный слой атмосферы  был
уже пройден, ракета  превращалась точно  в ту,  которая  в свое  время несла
первый спутник. Эта обычная двухступенчатая ракета и выводила на орбиту свой
груз, который по расчетам мог достигать пяти с лишним тонн.
     Это было, конечно,  очень сложным, дорогим и неудобным решением. Но это
было  решением! До сих  пор все  советские корабли-спутники  с  людьми,  все
запуски  к  Венере и  Марсу  выполнялись с  помощью  именно этой  чудовищной
20-двигательной  связки  и  ее  модификаций.   Поистине  печальная   русская
поговорка "голь на выдумки хитра" оправдалась здесь с полной точностью!
     Для  того,  чтобы  лучше   представить  себе  неудобства  и  недостатки
советского ракетного монстра, сравним  его  с американской ракетой  Титан-2,
применявшейся  в  середине  60-х годов  (с помощью  Титана-2  выводились  на
орбиты,  например,  корабли  серии  Джемини).  Титан-2  был  двухступенчатой
ракетой стартовым весом около  150  тонн. Первая  ступень Титана-2 имела два
главных двигателя, развивавших  тягу всего  в  195 тонн. Эта  тяга оказалась
достаточной, чтобы выводить на орбиту корабли "Джемини", весившие  несколько
больше 3,5 тонн.
     А "сверхсвязка"  Королева  имела,  как  мы  уже  знаем, суммарную  тягу
двигателей первой  ступени в  500 тонн, выводя  на орбиту вес, лишь на 40-45
процентов превышающий вес "Джемини". Сравните: 195 тонн тяги у "Титана" -- и
3,5  тонны полезной нагрузки;  500 тонн тяги у советской ракеты -- и 5  тонн
полезной нагрузки.
     Вы,  конечно,  уже  поняли, в чем  дело:  громоздкая  многодвигательная
советская ракета очень много весила сама. Я  упомянул уже, что стартовый вес
"Титана" равнялся 150 тоннам. А стартовый вес "Востока", или  "Восхода", или
других советских космических  систем до  сих  пор остается  строго  хранимым
секретом -- вы  не найдете его  ни  в  одном справочнике,  хотя теперь в них
даются  многие  подробности  конструкции  этих  систем.  По  моим  расчетам,
"монстр" Королева должен был весить на старте около 400 тонн, и львиная доля
этого   гигантского  веса  приходилась  на  двадцать  слабых,   но   тяжелых
двигателей, которые должны были поднимать самих себя.
     Здесь  чрезвычайно  важно  подчеркнуть,   что  запуском  в  небо  такой
несуразной махины  Королев, Воскресенский и их ближайшие сотрудники показали
себя  выдающимися  инженерами,  способными на  самые  смелые  и  необычайные
решения. Они вели тяжелое состязание с отсталой технологией страны, и в этом
состязании   конструкторской   мысли   против   технологической   отсталости
конструкторская мысль победила.
     Однако ценность  творческой победы Королева станет еще более очевидной,
если мы примем в расчет и другие  необыкновенные трудности, которые пришлось
на этой стадии преодолевать. Главная из них -- сам космический корабль.
     Из  американских  публикаций   Королев  знал,  что   в   США  создается
космический  корабль  "Меркурий", предназначенный для  парашютной посадки на
воду.  "Меркурий"   изготовлялся  поэтому  из  легких  сплавов   достаточной
прочности для такой посадки. Первоначально  и Королев  хотел  пойти по этому
пути. Но первый  же проект такого рода  был  немедленно забракован Хрущевым.
"Советский  космический  корабль должен  сесть на  советской  территории" --
такое требование выдвинул "самодержец всея Руси". Это означало,  что посадка
на воду исключается.
     Можно  себе  представить, по каким  причинам  Хрущев не  желал  посадки
советского космонавта в международных  водах.  Ведь в этом  случае  доступ к
месту приводнения корабля-спутника был  бы  открыт для всех.  Туда, конечно,
слетелись бы западные специалисты и вся международная  пресса. В то же время
не   было  возможности  запретить  Королеву  и  его  ближайшим   сотрудникам
отправиться  "за  границу" встречать космонавта.  Не  было  возможности  без
открытого давления предотвратить "нежелательные контакты" Королева и  других
с  иностранцами, пришлось бы открыть имена создателей  космического корабля.
Во всем этом  Хрущев  видел  угрозу самому  главному  --  советской  системе
секретности, а значит и всему космическому блефу.  Заметим, что до  сего дня
ни один советский специалист, так или  иначе причастный к ракетостроению, за
границу не выезжал. Допустить выезд -- значило создать опаснейший прецедент.
"Нет" -- сказал Хрущев.
     У меня  есть сведения  частного порядка, что прежде,  чем сказать  свое
"нет", Хрущев консультировался с Чаломеем, которого, как мы уже знаем, ценил
и  уважал. А Чаломей, ясное дело, высказался против: ведь корабль должен был
запустить не он, а Королев. Чаломей и  так помирал от  зависти -- тем более,
что постановлением правительства  его и Янгеля обязали  помогать Королеву  в
разработке отдельных узлов проекта.  А тут  еще сознание того,  что в случае
успеха  соперники, так  сказать,  выйдут  на  мировую арену.  Конечно,  нет!
Разумеется, свое мнение Чаломей мотивировал "патриотическими" соображениями,
а  против таких  соображений  в Советском  Союзе возражать  крайне опасно. И
Королев предпочел не возражать.
     Он приступил к разработке космического корабля с капсулой, возвращаемой
на сушу. И сразу же увидел  главную беду -- большой вес такой конструкции. В
самом деле,  прочность аппарата,  парашютируемого на сушу, должна была  быть
куда выше, чем приводняемой капсулы.  Это само  по себе  увеличивало вес, но
надо  учесть  еще  и  то,  что  скорость  приземления   требовалось  сделать
минимальной  --  стало  быть,   предстояло  снабдить  капсулу  очень  мощной
парашютной системой. Это опять же увеличивало и объем и вес. Снова замкнутый
круг...
     Силой своего  инженерного  гения  Королев  разорвал  и  этот  круг!  Он
придумал,  что  космонавт должен перед  приземлением  катапультироваться  из
кабины и  приземляться  на своем парашюте. Тогда  скорость  снижения пустого
корабля может быть гораздо выше, и его парашютная система -- меньше и легче.
     Кроме того, Королев  перенес все приборы и  системы,  не  участвующие в
возвращении капсулы на  землю, за пределы  самой капсулы. По мысли Королева,
на орбиту должна была  выходить  вся выгоревшая верхняя ступень ракеты -- мы
можем называть эту ступень и  второй и третьей, памятуя, что  первая ступень
состояла  как  бы  из  двух.  В верхней части  этой  ступени,  примыкавшей к
капсуле, размещались и приборный отсек, и вся система  ориентации по Солнцу,
от которой зависел обратный вход в атмосферу, и пневматические устройства, и
ряд  антенн.  В результате, хотя  на орбиту приходилось  выводить вес в 4725
килограммов, возвращаемая капсула  весила всего  2400  килограммов  и, таким
образом, размеры парашютной системы могли быть дополнительно уменьшены. Этим
уменьшением  Королев,  однако,  не  злоупотреблял.  Он  хотел  дать  кораблю
парашюты  такого  размера, ч