аккредитован при
пресс-центре  этой выставки  как корреспондент журнала  "Знание -- сила". По
заведенному обычаю  выставку в один из  последних дней  должны были посетить
"руководители партии и правительства" во главе с Хрущевым. Нам, журналистам,
пришлось проводить  на  выставке  последние  дни безотлучно -- никто ведь не
знал, в какой момент нагрянут высокие гости, а  пропустить сей важный момент
было нельзя. С  нами  коротали  время в  пресс-центре и  многие  иностранные
журналисты, ожидая того же, хотя  обычно  они на  таких выставках  почти  не
появляются.
     Несколько раз по пресс-центру проносился слух -- "едут". Действительно,
на  территории  Лужников  появлялась  мощная оперативная  группа кремлевской
охраны -- "серые шляпы", как  мы их  между собой называли. Но,  потолкавшись
час-другой,  "шляпы" вдруг исчезали -- это означало,  что визит  в последний
момент отменялся.
     Так наступил последний день  открытой работы выставки --  6 сентября. К
нашему крайнему удивлению, Хрущев и  в тот  день не  появился, хотя  "ложная
тревога" объявлялась дважды. Но под конец дня было сказано, что  журналистам
следует  прийти на выставку  на следующий день  утром,  когда она  уже будет
закрыта   для  посетителей.  О  том   же  было  сделано  распоряжение  всему
выставочному персоналу.
     Мы  явились,  как  было сказано,  в восемь часов  утра и до одиннадцати
протомились в ожидании.  А  в одиннадцать на тихую пустую выставку ворвались
"серые  шляпы", после чего почти немедленно  прибыл Хрущев. С ним не было ни
Брежнева, ни Косыгина, ни Суслова, ни Подгорного, а лишь его заместитель  по
строительным делам Новиков да несколько министров.
     До того я встречал Хрущева много раз. Впервые я его увидел очень давно,
в 1936 году, когда  был 12-летним "пионером", а Хрущев возглавлял московскую
партийную организацию. Тогда я "представлял" ему вновь открытый детский парк
Краснопресненского  района, и он меня трогательно обнимал. Сие, конечно,  не
означает  никакого  личного знакомства, однако  облик  и повадки Хрущева при
встречах с людьми были мне великолепно известны.
     Но никогда не видел  я Хрущева таким хмурым  и  грубым, как 7  сентября
1964 года.  Вопреки своему обычаю, он  ни разу не  улыбнулся за время обхода
выставки. А когда к нему вдруг бросился какой-то сотрудник выставки с личным
письмом  (в  Советском Союзе упорно держится  мнение, что прошение, поданное
лично в руки "вождя",  удовлетворяется), Хрущев не принял конверта и сердито
крикнул: "Пошел  прочь, подлец! Я  сюда работать приехал, а ты  мне  бумажки
тычешь!"  После  чего беднягу перехватили "серые шляпы" и стали разбираться,
кто он и чего хотел.
     Мое впечатление не единично. Я знал  многих  журналистов,  работавших с
Хрущевым  регулярно,  и  они все в один голос подтверждали то  же самое:  до
того, как в конце сентября 1964 года Хрущев отбыл на отдых к берегам Черного
моря, он был  совершенно  невыносим.  Можно себе представить поэтому, какого
рода  "напоминание"  получил  от него  Королев  --  он  был  перед  отъездом
"хозяина" на Кавказ вызван для доклада о ходе подготовки к полету.
     Утром 12  октября 1964 года автобус привез летчика-космонавта Владимира
Комарова, инженера Константина Феоктистова  и юного врача  Бориса Егорова  к
подножию  38-метровой  ракеты.  Космонавты  были в  легких  курточках. После
официального  рапорта  к  ним подошел  Королев, обнял каждого и  расцеловал.
Никогда прежде он этого не делал.
     Этой  не  совсем  обычной  нежности  было  немедленно дано  официальное
объяснение. Все предыдущие космонавты  были, дескать, в этот момент  одеты в
скафандры, а  человека  в скафандре обнимать неудобно и как-то даже  нелепо.
Возможно, что так...
     Космонавты по  одному  кое-как  протиснулись  в  "шарик" и впервые  при
космическом  старте  задраили люк  за  собой  с  внутренней  стороны  --  их
предшественников  всегда  "завинчивали"  снаружи  особыми  инструментами,  с
контролем натяжения взрывных болтов. Сейчас этих болтов не было.
     Ракетные двигатели сработали нормально, "шарик" вышел на орбиту и через
сутки, после семнадцати витков -- по той же "собачьей" программе, по которой
летал  "Восток-2"  --  благополучно  приземлился. Еще  одно первенство  было
успешно  перехвачено  у американцев  -- первенство группового полета.  Что с
того, что  в последующие  два года  американские  астронавты сделали  десять
групповых полетов, что они маневрировали, соединялись на орбитах, выходили в
открытый космос  и оставались там до  двух часов! Что  с того, что  ни  один
полет  "Джемини"  не был  похож на  предыдущий,  что каждый  раз  давались и
выполнялись  новые,  все   более  сложные  задачи?  Все  равно  и  советская
пропаганда, и  определенная часть западной  прессы не уставала твердить, что
русские-то  впереди  --  они ведь  еще в 1964 году отправили в космос  троих
космонавтов, а в кабинах всех "Джемини" сидело только по два человека.
     Во  время  полета  "Восхода"  его  обитатели,  согласно  установившейся
традиции, говорили по телефону с Хрущевым. Эти  бессмысленные переговоры, во
время  которых  космонавты  отвечали только "Да,  Никита  Сергеевич!",  "Так
точно.  Никита  Сергеевич!"  и  "Спасибо,  Никита  Сергеевич!",  давно стали
мишенью злых шуток в СССР. На тот раз телефонная беседа несколько отличалась
от предыдущих. Во-первых,  Хрущев говорил с космонавтами  не из Москвы, а из
своей черноморской виллы. Во-вторых, несколько  слов сказал  в трубку Микоян
("Анастас Иванович  прямо рвет  у меня  трубку из  рук", -- сообщил Хрущев в
космоc). В-третьих, это было последнее публичное выступление Хрущева.
     13 октября 1964  года  "Восход" приземлился  неподалеку  от Кустаная  в
Средней Азии. А  на следующий день, 14 октября, Хрущева срочно затребовали в
Москву и с  аэродрома привезли прямо в здание Центрального  Комитета партии.
Там  уже заседал  в  это  время пленум  ЦК,  объявивший  Хрущеву  о  решении
отстранить его от всех партийных и правительственных постов.
     На другой день,  пятнадцатого, космонавты должны были прибыть  в Москву
для  торжественного  рапорта.  Но  они  не  прибыли  ни  в тот  день,  ни на
следующий,  ни на третий. Новым хозяевам  было явно не до  них, и "ореликов"
держали  в Азии до  особого распоряжения. В конце  концов, держать их дальше
стало неудобно, и было сочтено, что первое появление  новой "пары" вождей на
торжестве встречи космонавтов -- неплохой дебют. Встреча состоялась, хотя  и
на неделю позже обычного срока.
     Нет  сомнения, что  в  основной массе  население страны  с интересом  и
симпатией отнеслось к групповому полету -- ведь о его деталях ничего не было
известно, как не известно  и  до сих пор.  Но  рапорт космонавтов Брежневу и
Косыгину  после  того,  как  за  неделю  до  этого   они  верноподданнически
беседовали с Хрущевым -- этим "безответственным волюнтаристом", по тогдашней
терминологии,  --  носил  опереточный  характер  и  стал  предметом  острого
анекдота, широко распространившегося по всему Союзу.
     По  обычаю  все  космонавты заканчивают  торжественный  рапорт словами:
"Готов выполнить любое  задание правительства". Согласно  анекдоту, на  этот
раз они закончили так: "Готовы выполнить задание любого правительства".
     Полет "Восхода" не дал, разумеется, вообще никаких научных результатов.
В  первые дни советская печать  начала было  прославлять в  качестве особого
"достижения"  то  обстоятельство,  что  космонавты  летали  без  скафандров.
Дескать, наши  корабли  до  того теперь  надежны,  что  скафандры  больше не
требуются. Но Королев потребовал, чтобы о злополучных "курточках"  перестали
упоминать -- и это было сделано тотчас.  В биографии Королева мы еще находим
ссылку  на  "курточки"  (цитата,  описывающая "Восход",  приведена  выше) --
однако это  уже  не  подается как достижение.  А  в  советской  энциклопедии
"Космонавтика"  издания  1969 года вообще не  упомянуто  о  том, что команда
"Востока"  летала  без скафандров.  Более  того,  в  том месте (стр.  493  в
английском  издании),  где описывается  "Восход", дана фотография космонавта
Леонова... в скафандре! Эта фотография не относится к статье о "Восходе", но
помещение  ее на этой странице,  а не на  следующей, где ей положено быть по
смыслу, само по себе забавно.
     Что касается описания  научных итогов  полета  "Восхода", то тут пасуют
даже весьма  изобретательные  советские источники. Мы находим  фразу  вроде:
"испытан в полете новый  многоместный  корабль"  или  "проверена возможность
совместной работы космонавтов, специализированных в различных областях науки
и  техники".  Присутствие  на  борту  "Восхода"   врача  Егорова   дало  еще
возможность  сообщить, что "выполнена широкая программа медико-биологических
исследований". Но  самое замечательное описание результатов полета "Восхода"
я  нашел  опять-таки  в  биографии  Королева,  где  о  "медико-биологических
исследованиях" или "проверке возможности  совместной работы" как  раз ничего
не говорится. Зато там (стр. 179) сказано: "Многое дали наблюдения из кабины
корабля за Землей, космосом и небесными светилами".4
     С уходом Хрущева, как я уже  отмечал на первых страницах этой  книги, у
Королева,  Воскресенского  и  их  сотрудников возникли  новые  надежды.  Они
подготовили  обстоятельный  доклад,  который  излагал  во всех  подробностях
состояние дел с  полетами  в космос  в СССР и США.  Детально  была  изложена
история подготовки  "Восхода" -- и, как передают, произвела  на  Брежнева  и
Косыгина  большое  впечатление.  Для  них  тогда  это  был типичный  образец
хрущевского "волюнтаризма", против которого они ополчились.

     4  Советский  биограф  Королева --  это П. Асташенков. См.  его  статью
"Академик Королев" в журнале "Москва", №№ 11, 12, 1969 г.

     В докладе Королева содержалось несколько предложений. Во-первых, забыть
о высадке  на Луне и вести  дальнейшее исследование  Луны  лишь  в  пределах
возможностей  --  то  есть,  посылая  туда только  небольшие  автоматические
приборы.  Во-вторых, прекратить сейчас все полеты  и  не пытаться "обгонять"
каждый  предстоящий американский полет  по  программе  "Джемини". В-третьих,
разработать без обычной спешки ракету-носитель для корабля "Союз", запустить
этот корабль и проверить  возможность  создания орбитальных научных станций.
В-четвертых,  разработать  возвращаемый  корабль  для  смены персонала  этих
станций в космосе.
     Эти   предложения   Королева  были   приняты  как-будто   благосклонно.
Обрадованный конструктор пообещал  взамен  новым "хозяевам", что постарается
напоследок обогнать  американцев  еще  в одном  деле --  выводе  человека из
корабля  в  открытый  космос. Было известно, что в  первом  же  пилотируемом
полете   "Джемини"    астронавты    США    намереваются   открыть   люк    и
разгерметизировать   кабину,  после   чего   герметизировать  ее   вновь   и
восстановить внутреннее давление.  А во втором поете "Джемини", вскоре после
первого, предполагался выход одного  из астронавтов  на "прогулку". Вот  это
американское  "расписание",  как  всегда  объявленное   заранее,  Королев  и
собирался  "обойти"  еще  одним  полетом  "шарика"  по  совершенно   той  же
программе, по какой летал "Восход", а до него "Восток-2", а до него собаки.
     Разумеется, это  предложение было тоже  принято, и в институте закипела
подготовка корабля -- ракета ведь была готова и отработана.
     По  предложению  Воскресенского,  решено  было   не  разгерметизировать
"шарик"  в полете. Пошли более  простым путем -- к  выходному  люку  корабля
приставили легкую "трубу" -- шлюзовую камеру, в которую космонавт должен был
влезать  перед открытием наружного люка. Этот люк  подлежал  открытию  после
того, как  второй космонавт  закроет  за  вышедшим  внутренний люк.  Вход  в
корабль  осуществлялся   в   обратной   последовательности.  В   полете  эта
конструкция чуть  не  стоила жизни  Алексею  Леонову и в дальнейшем  никогда
больше не применялась.
     Работу  над  видоизмененным "шариком" с двумя  космонавтами  и шлюзовой
камерой прервала смерть Воскресенского. Он работал до последней недели жизни
и в больнице  продолжал интересоваться, как идут дела. Человеку в 52 года не
верилось, что  наступает конец  -- но  его часы были сочтены.  Годы  тюрьмы,
десятилетия  безостановочной   изнурительной   работы,  постоянное   нервное
напряжение  --  вот  что  свело  в  могилу  этого  исключительно  одаренного
человека.
     Уход  из  жизни Воскресенского  очень  явственно подкосил  Королева.  В
последний год жизни его  ничто уже не веселило. На могиле своего заместителя
Королев сказал,  что если  бы  не он, то первый спутник  не был  бы  запущен
раньше американцев.
     Буквально на  следующий  день  после  похорон  Королеву  пришлось опять
работать  с  полной  нагрузкой,  хотя  он  чувствовал  себя физически  очень
скверно: пришло  сообщение, что "Джемини"  запустят  23  марта.  Нужно  было
поспеть со стартом непременно раньше этого  дня.  Хрущева больше  не было  в
Кремле,  "новые"   не   подгоняли  телефонными  звонками  и   вызовами,   но
представление о том, что нужно было во что бы то ни стало, любыми средствами
вылететь хоть на день  раньше американцев --  это представление  оставалось.
Действовала  та  психологическая  инерция,  которая играет  и  по  сей  день
огромную роль во всей жизни Советского Союза.
     В работе над "Восходом-2" (так был назван корабль) тоже пришлось решать
множество весовых головоломок. Два космонавта в скафандрах весили не намного
меньше,  чем   трое   в   курточках.   Кроме  того,   был  шлюзовой   отсек,
отсутствовавший   в   предыдущем   "шарике".   Правда,   теперь  можно  было
дополнительно  сократить запас  бортовых средств жизнеобеспечения: кислорода
на два с половиной дня,  питания и воды -- на  два дня, из расчета на двоих.
"Сгонка веса"  корабля  отняла много времени, тем более, что не было  больше
Воскресенского  с  его непрерывным  "фонтаном  идей".  На испытания осталось
меньше месяца.

     В  качестве  экипажа  "Восхода-2"  утвердили  Павла  Беляева и  Алексея
Леонова, который  одно  время был  кандидатом в космонавты № 1. Он был очень
ловким,  физическим  тренированным  человеком,  превосходным   парашютистом,
неплохим летчиком.  Кроме всего прочего,  он недурно рисовал. Ему предстояло
научиться вылезать через шлюз, и спустя  неделю после  начала  тренировки он
научился выполнять эту операцию за минуту с завязанными глазами.
     Корабль  "Восход-2" принял  старт в 10 часов утра  18 марта -- за  пять
дней  до  полета "Джемини-3" с  Гриссомом  и  Янгом.  По радио  торжественно
сообщили,  что  корабль запущен и  вышел  на орбиту, но даже тогда ничего не
сказали о цели полета. И лишь после выхода Леонова из "шарика" было передано
об этом экстренное  сообщение.  С  Хрущевым или  без,  но "предохранительная
секретность" оставалась.
     Примерно через час было сообщено, что Леонов вернулся в кабину, хотя от
открытия наружного  люка до его задраивания прошло около  20  минут.  Дело в
том, что минуты были весьма драматическими.
     Выход Леонова прошел без  происшествий. Когда  космонавт находился  вне
корабля, с ним  по радио  связался  Королев. На десятой минуте пребывания  в
открытом космосе он велел  космонавту входить обратно. И тут  оказалось, что
сделать это не так просто.
     За  считанные  минуты пребывания  в  космическом  пространстве скафандр
Леонова сильно раздуло.  Это  действовал так называемый  "эффект  футбольной
камеры", правильно предсказанный ранее английскими специалистами  и принятый
во  внимание  американцами.  Если  бы  не  исключительная  ловкость  Алексея
Леонова, он  ни за что не  сумел  бы втиснуться в шлюз. Как уже  сказано, на
тренировках он выполнял это за  одну  минуту с закрытыми глазами. Теперь,  с
открытыми, он влезал восемь минут, все время сообщая в микрофон: "Не могу...
Не могу... Опять не получается... Ну-ка еще раз... Нет, опять не вхожу... Не
могу!" Когда Леонов все-таки втиснулся в люк, он  закричал "Ура!"  и длинно,
облегченно выругался.
     Это, однако, было не последним происшествием в  полете. На  семнадцатом
витке  случилось то,  что  дважды  происходило  в  1960  году с беспилотными
капсулами: по радиосигналу  с земли  тормозная двигательная установка -- ТДУ
-- не включалась.  Королев приказал подготовиться к ручному включению ТДУ по
устной  команде с  земли  после  следующего,  восемнадцатого  витка. Вот где
сказалась   его  предусмотрительность!  Все   "шарики",  с  самого  первого,
гагаринского,  были  оборудованы ручным  включением ТДУ. Ни  один  космонавт
"Востока" ими не пользовался, и кое-кто даже думал,  что ручное включение --
излишняя роскошь. Но вот на восьмом по счету "шарике" оно вдруг понадобилось
и спасло жизнь космонавтов.
     После   восемнадцатого  витка   посадка  в  южной  половине  СССР  была
невозможна  -- только  в  северной.  Были немедленно  оповещены все  военные
авиачасти на Севере  и  в Арктике, где еще стояла суровая зима с  морозами и
очень глубокими  снегами.  Секундная  неточность  при  включении ТДУ вручную
могла привести  к спуску в Ледовитый океан  или в густонаселенную Московскую
область.  Королев потребовал у расчетчиков траектории: за  оставшийся у  них
час рассчитать момент включения так, чтобы наверняка  не угодить в океан.  В
последние минуты перед включением он подробно проинструктировал Беляева, как
включать, хотя тот и сам хорошо это усвоил  на тренировках. Получив  сигнал,
Беляев включил  ТДУ практически  мгновенно, но тут же сказал, что хотя ТДУ и
загорелась,  он не очень уверен  в  ориентировке. По счастью, и ориентировка
была выполнена правильно. "Восход-2" ухнул в глубокий снег, накрывший редкий
лесок  под Пермью. Его  заметили местные жители и сообщили в воинскую часть.
Благодаря этому  счастливому случаю, команда спасателей прибыла к Беляеву  и
Леонову через несколько часов после приземления.
     В  официальных  советских  сообщениях  нет  решительно  ничего  о  двух
чрезвычайных происшествиях,  разыгравшихся на борту  "Восхода-2". Сообщалось
лишь  (как достижение, конечно!),  что командир "Восхода-2" Беляев  произвел
включение  ТДУ вручную. А гораздо позже,  через год, примерно, после полета,
было мельком сказано, что посадка произошла не в обычном районе приземления,
а на 2000  километров севернее,  и  что полет длился  не обычные  24 часа  с
минутами, а  26 часов. Наконец, в биографии Королева оба инцидента  поданы в
этаком "легком", разухабисто-балаганном  стиле.  По поводу  попыток  Леонова
войти  корабль биограф говорит мимоходом  всего одну фразу: "С первого  раза
забраться  в  шлюз  не  удалось".  Не  удалось  --  и  все,  без  дальнейших
объяснений.  Что касается второго происшествия, то ему в  биографии посвящен
следующий отрывок:
     "Как  известно, посадка корабля 'Восход-2' впервые  осуществлялась  без
автоматического управления.
     -- Ребята,  валяйте вручную,  --  с  одобрения С.  П.  Королева передал
команду Земли Юрий Гагарин.
     И  они  пошли  еще  на один  виток.  Вручную  сориентировали корабль  и
включили тормозную двигательную установку.
     Раздался  шум  за  бортом.  Куда  пойдет корабль? Если сориентировались
неправильно -- не на землю, а от нее...
     По опускающимся пылинкам  поняли: сработано  все верно, корабль  идет в
плотные слои атмосферы".
     Вот, видите,  как все было весело и  приятно!  Неприятно только думать,
что  сочинители подобных советских опусов и их цензоры явно рассчитывают  на
полный идиотизм будущих читателей.
     Запуск   "Восхода-2",  в  отличие  от  предшествующего  полета,   может
претендовать  на  ощутимый  научный  результат:  человек  впервые побывал  в
открытом космосе. Медицинские наблюдения показали, что Леонов хорошо перенес
"прогулку".  Меньше повезло  П.  Беляеву:  уже будучи  в  Англии, я узнал из
советских  га