обыденной   (до
невозможности)  идеи: раз выдвигает такие условия, значит -- на
самом  деле  не  хочет  играть.  Условия  --  только   предлог.
Т.Петросян  в свое время договорился до того, что если, мол, вы
удовлетворите решительно все требования Бобби,  он  обязательно
выдвинет новые -- и так, надо понимать, до бесконечности...
     Но чтобы принять требования Фишера, играть с ним, с полным
учетом  их,  пусть  не  вполне  успешно,  хотя  бы сносно, не с
уникальными счетами (0:6, 0:6) или не вполне приличными (матч в
Буэнос-Айресе (!), да и в Рейкъявике тоже), надо  тренироваться
-- никуда от этого не денешься... ну, если не вполне как Фишер,
то  в  духе Фишера... А это многим, слишком многим, по очень уж
разновидным причинам,  совсем  недоступно;  об  этом,  о  таких
тренировках    --    если    учесть    условия,    в    которых
гроссмейстеры-практики  добровольно   живут   --   и   подумать
смешновато.
     Где    оно,    место    для    кропотливой    работы    по
самосовершенствованию  --  среди  этих  ворохов   забот-хлопот,
перелетов-переездов,   в  лавинах  партий  с  разными  по  силе
противниками, в погоне, прямо скажем, за призами, иногда --  за
приличными,  иногда  средними,  порой  незначительными,  а то и
жалкими.  Вечная  гонка,  круговорот,  круго-верть  борьбы   за
выживание, само-существование, за оправдание
-- хоть какое-то -- своего звания, не столько шахматного, сколько, скажем, главы
семейства -- отца, дяди, деда, мужа-кормильца и т.п., и т.п.
     Говорит Михаил Лермонтов:

     НО ЧТОБЫ ЗДЕСЬ ВЫИГРЫВАТЬ РЕШИТЬСЯ,
     ВАМ НАДО КИНУТЬ ВСЕ: РОДНЫХ, ДРУЗЕЙ И ЧЕСТЬ,
     Вам надо испытать (!), ощупать беспристрастно
     Свои способности и душу: по частям
     Их разобрать...

     Разбирать  снова  и снова, наращивать и уточнять, утончать
самоанализ, создавать все новые и новые варианты автопортретов,
-- беспощадно   правдивых,   уточнять   наличие   и   структуру
способностей,  отдельно  (!)  --  наклонностей  и тех наилучших
настроений, состояний (и не одних духовных, но и  материальных,
житейски  обеспеченных. защищенных), в которых предпочтительнее
вести эту жесточайшую умственную  борьбу  (войну),  смахивающую
вместе  с  тем  на вольное творчество, на научную дискуссию, на
порывы, едва ли не поэтические.
     По  Фишеру  совершенно   необходимо   добиваться,   да   и
поджидать,  обеспечивать,  скрупулезно накапливать, наращивать,
скажем, энергетическую наполненность (переполненность, но -- не
чересчур), свежесть поддерживаемую, длительную, бесперебойную в
идеале,  сохранять  вкус  к  борьбе,  своего   рода   сочность,
"нагуленный"  (в  том  числе,  думаю.  и  от  слова "про-гулы")
аппетит к борьбе. Она  должна  вестись  непринужденно,  хотя  и
жестко,  можно  сказать,  смачно, обстоятельно, и -- еще раз --
свежо.
     Говорит другой Михаил -- Ботвинник:
     "В анализах дебюта, середины игры и эндшпиля  я  стремился
передать  читателю  самое  важное  в шахматах -- позиционное
понимание (курсив и разрядка мои,
-- Л.Б.). Иногда оно основано на общих принципах, иногда же базируется на
точном, конкретном расчете". (М.М.Ботвинник Аналитические и критические работы.
1957-1970. Москва, издательство "Физкультура и спорт", 1986, стр.?).
     Период наивысших спортивных успехов, как  показывает  опыт
чемпионов  мира,  в том числе и Фишера, наступает при появлении
трудноуловимой гармонии -- а еще более  трудно  СОХРАНЯЕМОЙ  --
между  этими  двумя  "базами". То есть тогда, когда ПОЗИЦИОННАЯ
ИНТУИЦИЯ работает, равно и попеременно опираясь на  принципы  и
расчет. Но расчет невозможно или во всяком случае исключительно
трудно  взращивать -- и наращивать -- сознательно, тем более --
уточнять.  А  вот  принципы  поддаются  отделке,  "воспитанию",
уходу, даже "пропалыванию", корректировке, прояснению и т.д.
     Говорит Василий Смыслов:
     "Надо  быть  фанатиком в любом деле. Вот, говорят, шахматы
-- это наука, шахматы ==  спорт.  Все  это  справедливо.  Важен
результат.  Мы  играем,  чтобы  добиться победы. и все-таки для
меня путеводной звездой всегда была  интуиция,  которая  иногда
мне  изменяла.  Тогда  я терпел поражения, причем не мог понять
сначала, в каком состоянии лучше играть. Потом я  осознал,  что
мне   несвойственно   стремление,   как   говорят,   ненавидеть
партнера". (Газета "Вечерняя Москва", № 69 (21761)).
     Отработка,  обеспечение,  в,  пожалуй,  определенной  мере
"консервация"  наилучшего,  наиболее  своего  настроения. Такие
вещи "отстаиваются" в тиши кабинета, длящейся  не  одну-две-три
недели,  во  время  "затяжных" перерывов, тайм-аутов совершенно
добровольных.

     ...привыкнуть ясно
     Читать на лицах чуть знакомых вам
     Все побужденья, мысли; годы (!)
     Употребить на упражненье рук,
     ВСЕ ПРЕЗИРАТЬ: закон людей, закон природы.
     День думать, ночь играть, от мук не знать свободы,
     И ЧТОБ НИКТО НЕ ПОНЯЛ ВАШИХ МУК.

     В   предельнейше-сжатом   виде   изложенная    грандиозная
программа,  осуществляемая == Карпов здесь не прав -- не только
(и не столько) ради предстоящего завоевания чемпиона мира.  Это
-- программа  всегдашней подготовки профессионала, не зависящая
от достигнутых им высот, от  чинов-званий,  доступных  ему,  от
ожидаемых перспектив.
     Обнаружить  результаты  титанической, немыслимой (для нас,
простых  людей,  даже  по   сути   своей   непонятной)   работы
профессионал   может   только   на   деле,   только   добившись
благоприятного, положительного баланса, в  том  числе  --  и  в
первую  очередь -- цифрового. Вот почему так осторожно, крайне,
неслыханно ответственно и принципиально подходит Роберт Фишер к
каждому своему публичному выступлению.
     Может быть, более всего способна удивить самостоятельность
полная, исключительная, -- в разработке этой  части  программы:
"привыкнуть  ясно  читать на лицах чуть знакомых вам..." Все же
шахматы -- не карты (а Лермонтова  --  вместе  с  Арбениным  --
легко  "заклеймить"  и  отбросить,  объявив  это все программой
подготовки карточного хитреца, ловкача,  проще  сказать,  почти
шулера.  Можно  и без "почти": "И не краснеть, когда вам скажут
ясно: "Подлец!"").
     Итак,  необходимы,  на  мой  взгляд,   специальные   люди,
способные  посмотреть  (всегда  смотреть; находящиеся неизменно
под рукой у каждого участника соревнований, на высшем уровне  в
особенности!)  на  всех  партнеров  и  самого  "шефа" строго со
стороны,  помогающих  поддерживать  объективность,  правдивость
портретирования.
     Фишер работает без портретистов. По крайней мере, их имена
нам неизвестны  и  вряд  ли  когда-нибудь  откроются. Тем более
интенсивно, безотказно -- и опять-таки  само-углубленно  --  он
должен действовать.
     Конечно,  речь  о  словесных портретах и авто-портретах, о
меняющихся -- с годами!
-- корректируемых, доказательно обосновываемых "зарисовках" и фундаментальной,
"станковой" живописи. Гроссмейстеру перед турниром, не говоря уж о матчах (и в
этом жанре портретирование необходимо как воздух; и не одно только субъективное
(поневоле), то есть осуществляемое лишь одним (!) участником, легко
превращающееся в субъективноватое "психоложество", порой несколько
искусственное), надо регулярно выслушивать словесные зарисовки, эскизы,
силуэты, касающиеся того (тех), с кем придется сесть за доску. И -- заранее,
очень заранее, чтобы эти психологическо-специальные, шахматно-человеческие, так
скажем, наброски, к началу соревнования успели как будто забыться, уйти в
подсознание, там залечь и даже -- отлежаться. И уже оттуда действовать, как бы
невзначай, незаметно, подчеркиваю, вполне неосознанно -- во время самой
схватки.
     Такого рода "советчики" будут неизбежно помогать в  выборе
матчевых  партнеров, если, конечно, эти, будущие, противники --
не исключительно  назначенные  (читай  ==  навязанные)  логикой
отборочной мясорубки...
     Подготовка  к  матчу  --  даже  не  наука,  но нечто вроде
комплекса   наук,   вырабатывающих    многосложную    концепцию
предматчевого    и    соревновательного,    "непосредственного"
поведения, линии борьбы, в том числе запасные, резервные...
     Наличие упомянутого рода сотрудников не  отменяет  роли  и
"должности" более обыкновенных психологов, в том числе следящих
за   состоянием   совершенно  определенных  параметров  нервной
системы  своих  подопечных  во  время   игры,   участвующих   в
"ремонтах" -- в периоды перерывов, тайм-аутов, в том числе (и в
особенности)  длительных  --  либо  в  самом  матче (по Фишеру,
безлимитном, до значительного  количества  побед),  либо  между
матчами.
     Но   это  уже  во  многом  зависит  от  умения  и  желания
сотрудничать, от наличия подобных, глубоко-интимных помощников,
являющихся -- в случае успеха == невидимыми, но  полноправными,
по  сути,  соавторами  победы.  Не  каждый  ведь  согласен ее и
разделить -- в самых наилучших случаях...  Не  всех  устраивает
роль  как  бы  "выпестываемого", не всем идет -- и по сердцу --
роль просто ПОД-опечного...  наставляемого,  снабжаемого  более
или  менее  правдивой информацией о самом себе. Зеркала нередко
удаляются, либо... разбиваются (в худших вариантах).
     Фишер   пошел    дорогой    полного    и    окончательного
самовоспитания,  самоподдержания == тона, тонуса и еще многих и
крайне многих необходимых данных, параметров,  условий  ровной,
напряженной   и   плавно   (планово?)   проводимой   борьбы.  В
тщательнейше отработанных (соблюдаемых), подконтрольных  --  по
возможности полностью! -- условиях.
     Он   "оформил"   звание   чемпиона   мира,  предварительно
"всего-навсего"   став   сильнейшим   практически.   В    книге
А.Н.Голубева  и  Л.Э.Гутцайта,  которую  я  уже цитировал, "744
партии  Бобби  Фишера",  М.,  "Ролег  Лимитед",  1993  на  18-й
странице читаем: "От себя заметим, что Спасский по состоянию на
1972   год  (до  матча)  был  единственным  гроссмейстером,  не
проигравшим Фишеру ни одной из пяти сыгранных партий  при  трех
победах и двух ничьих.
     -Фишер,  на  мой  взгляд, -- сказал Борис Васильевич после
своей сенсационной победы над американцем на Олимпиаде в Зигене
(см. партию №618), -- шахматист ясного, чистого стиля  и  очень
большой   практической  силы.  Он  фанатично  предан  шахматам,
обладает огромной работоспособностью и глубочайшими  шахматными
знаниями...  Фишер  предпочитает  ясную и логичную игру, любит,
как принято говорить, играть сам и при этом чтобы противник был
покорным. В инициативной борьбе, когда чаша  весов  колеблется,
он еще не вполне искушен. Если же игру ведет партнер, да к тому
же  создает  угрозы,  Фишер испытывает состояние неуверенности.
Именно так и случилось в нашей встрече,  когда  в  один  момент
партия  сошла  с  рельсов логики и я (по необходимости!) избрал
рискованное  продолжение  с  неясными  шансами.  Оказавшись   в
непривычной  ситуации  (?!), Фишер потерял нить игры и потерпел
поражение".
     На   той   же   странице    начинается    предостерегающая
характеристика     Фишера,    которую    дал    по    окончании
буэнос-айресского разгрома Тигран Петросян:
     "Фишер играет великолепно и доказал свою силу.  Он  быстро
схватывает  все  проблемы  позиции  и  немедленно  их решает. Я
должен предостеречь Спасского, что Фишер вооружен всеми  новыми
идеями  в  шахматах.  Его  ничем  не  удивишь. как только Фишер
добивается хотя бы малейшего преимущества, он  начинает  играть
как  машина.  Невозможно  даже  надеяться на какую-либо ошибку.
Фишер --  совершенно  необыкновенный  шахматист.  матч  его  со
Спасским будет жестоким" (стр.180-181).
     Конечно, трудно, невозможно, да и незачем спорить с такими
специалистами.  Но теперь удивляет, во 1-х, верность (в общем и
целом) и, во 2-х, некоторая поверхностность  этих  оценок.  Еще
раз   подчеркну   --   их   недостаточная   конкретность.   Мне
представляется,  что  зигенский  победитель  определил  ход  (и
исход)  своей  партии  с  Фишером  так (прежде всего!), как ему
было... удобно. А Т.Петросян подвел итог своей  катастрофически
закончившейся,   явно   непосильной   (уже!)   для   советского
гроссмейстера, встречи с Фишером  в  поспешно-пессимистических,
опять-таки слишком общепанических, словах.
     Зигенское   поражение   очень   и  очень  многому  научило
Р.Фишера.
     Партия была проиграна из-за...  слишком  сильного  желания
победить. Выиграть во что бы то ни стало.
     Добросовестный   исследователь  творчества  Фишера,  Эдмар
Меднис, в своей  превосходной,  высококачественной  книге  "Как
побеждали   Бобби  Фишера"  (Москва,  издательство  "Прогресс",
1981), в графе "Причина поражения", так  и  отмечает  (стр.19):
"Слишком  рьяное  стремление  к  победе".  Кстати, в оставшихся
проигранных партиях такового Фишер не показал. Спасскому (в 1-й
партии рейкъявикского матча) он проиграл из-за "небрежности", а
в трех других проигранных -- Петросяну (2-я  партия  матча-71),
Ларсену   (Пальма-де-Мальорка,   межзональный   турнир,  1970),
Спасскому (11-я партия матча-72) он был переигран.
     Но  ведь,   учитывая   высоту   профессионализма   Фишера,
оформившегося  окончательно перед 1970-м годом, если не намного
раньше, можно было  сделать  предположение,  что  такая  партия
проиграна...  как  бы  (а  почему нет?) провокационно. "Слишком
рьяное  стремление..."  подвело  Р.Фишера  последний  --  перед
встречей со Спасским (в Зигене) раз аж в... страшно представить
-- в  первенстве  США,  в  декабре  1962 года, в партии с самим
Э.Меднисом! А всего из 61  проигранной  партии  Фишер  потерпел
поражение  по данной, банальнейшей, причине только в семи! Этот
грех молодости, вдруг выскочивший в сентябре 1970-го, несколько
подозрителен. Вернее, повторяю, мог бы таким показаться. Но  не
показался.
     Допустим,  эта  гипотеза  неверна. Но в таком случае очень
легко представить, сколь  тщательно,  многократно  --  десятки,
сотни  раз -- была она, эта, "злосчастная", партия рассмотрена,
пересмотрена, вдолблена Фишером самому  себе  в  голову.  Легко
вообразить       специально       изготовленные       --      в
"маниакально"-критическом раже --  диаграммы,  крупноразмерные,
повсюду  преследующие хозяина в его жилище, глядящие на него со
всех стен...
     Фишер проиграл, в частности, из-за не  слишком  въедливого
внимания   к,   во-первых,  особенностям  собственной  пешечной
структуры -- в районе расположения черного короля; во-вторых --
тоже не слишком полноценного внимания к  силе  и  слабости  так
удобно  расположившегося  на  c4, на половине белых, коня... Не
принимавшего никакого участия в защите того же короля черных. К
тому же он отдал линию "e"... что ему совершенно несвойственно:
строго-позиционная манера Фишера никак не  предполагает  такого
рода  уступок.  К  тому  же  прошли слухи о приготовлениях к...
победному банкету (в Зигене), которые вели, якобы,  американцы.
Многое,  словом,  подозрительно,  если  не  сказать больше. Как
подозрителен и проигрыш (после чудовищно  легкомысленного  хода
29.  ... Сd6:h2??). Вслед за этим подарком последовал еще более
щедрый, если это только возможно,  и  внезапный  --  неявка  на
вторую  партию  (в  Рейкъявике).  Счет  матча стал 2:0 в пользу
Спасского. Такого матча! Так  начавшегося  и  с  такими,  очень
деликатно     выражаясь,     "перипетиями"     (многомесячными)
организованного и  начатого.  Сопровождавшие  это  начало,  эту
организацию,   эту  договоренность,  "осложнения"  должны  были
убедить Спасского и его команду, что создалась -- независимо ни
от чего  остального!!  --  совершенно,  безусловно,  чудовищно,
невероятно  НЕНОРМАЛЬНАЯ  ОБСТАНОВКА.  Матч не имело продолжать
смысла.  Матч  не  имело  смысла  продолжать  (от  волнения  я,
пожалуйста, простите, стал как бы заговариваться, да что там --
просто  забалтываться...  без "как бы"). Акакию Акакиевичу надо
было -- по идее -- идти на  барахолку,  да,  да,  продавать  (с
Петровичем  в  качестве  конвоя  (!),  допустим)  великолепную,
чудесную шинель, чтобы там же купить некое довольно теплое,  но
внешне  непритязательное вот именно барахло, новый, в сущности,
капот.
     Вовсе не хочу парадоксальничать. "Огонь порою  показывался
в  глазах  его,  в  голове  даже  мелькали  самые (!) дерзкие и
отважные мысли: не положить ли,  точно,  куницу  на  воротник?"
(стр. 141, цит. соч.) Прошу простить за повторную цитату, но не
могу, поверьте, обойтись без нее. Это же невозможно -- так жить
дальше,   с  такой  шинелью,  об  опасности  появления  которой
Башмачкин был честно  и  конкретнейше,  и  самым  настоятельным
образом,  предупрежден.  Помним, что после роковых слов "куницу
(!!) на воротник", после такого, заключительно-рокового штриха,
превращавшего      шинель      в      нечто       совершенно...
недоступно-сказочно-чудесно...  опять-таки  недоступное,  после
"куницы", крайне нереалистическое,  сдержаннее  выражаясь,  вот
что ведь следует -- на той же стр. 141-й третьего тома собрания
сочинений   Н.В.Гоголя   (Москва,  Гос.  изд-во  художественной
литературы, 1959):
     "Размышления  об  этом  чуть  не  навели  на   него
рассеянности  (курсив  и  разрядка  везде мои, -- Л.Б.).
Один раз, переписывая  бумагу,  он  чуть  было  даже  не
сделал  ошибки,  так  что  почти вслух вскрикнул "ух!" и
перекрестился".
     А может и не надо было сдерживаться-то? Может, лучше  было
откровенно  "ухнуть",  да  погромче,  чтобы  обратили  и другие
(Другие!) внимание, закрепив многосторонне этот ужасный момент.
Может быть, хоть это помогло бы осознать -- чем отчетливее, чем
проще, тем лучше, чем прямее и крепче, тем лучше,  чем  грубее.
тем лучше! == насколько Акакий Башмачкин ЗАРВАЛСЯ?!
     "Сиди,  лягушка, в той же луже, чтобы не было хуже"... Что
можно, тем более в такого качества ситуации,  возразить  против
народной мудрости!
     Полная  невозможность  жит  дальше  с  таким, с позволения
сказать, пузырем  упований!  Он  обязательно,  всенепременнейше
должен,  обязан  быть  проткнут,  он  обязан исчезнуть как сон,
улететь, скрыться, исчезнуть ("И я там был,  мед-пиво  пил,  по
усам  текло,  а  в рот не попало"). Ну конечно же, у такого как
Башмачкин, не должно было быть такой шинели. У такого  человека
не  могло  быть  (ну,  разве  что  в  течение 2-3 суток, -- для
издевки большей -- со  стороны  так  называемой  судьбы)  такой
шинели,  такой  -- к тому же, видите ли, "одушевленной" одежды.
Это
-- немыслимо, а значит, и невозможно -- роскошно; это -- вот именно НЕДОСТУПНАЯ ==
в принципе -- роскошь. А в жизни профессионала (тяжким трудом добился Башмачкин
такого положения, стал по сути дела -- если бы вдруг провели конкурс (эпизод в
складывающийся сценарий "Новой Шинели") -- одним из лучших переписчиков
департамента, группы, "куста" родственных департаментов, а может, и всего
Санкт-Петербурга, а может, и всей России). А может и лучшим -- чистым, Простым
переписчиком Государства Российского. А что -- почерк и количество допускаемых
ОШИБОК, может быть, чем черт не шутит, и позволяют на деле надеяться на такое?
А вот и следующий сюжетный ход (поворот в воображаемом сценарии,
демонстрирующем правильное, логичное -- с точки зрения ОСОЗНАННОГО
профессионализма, то есть особо, крайне редкого -- продолжение чудесных
событий). Башмачкин (вариант -- посмертно) получает сумму (в качестве приза), в
несколько -- во много -- раз превосходящую, понятно, стоимость утраченной шинели;
Петрович (пока, допустим, Акакий Акакиевич тяжко болеет) закупает материал, но
на класс еще выше не так давно закупленного, и шьет, изготавливает новый
шедевр.
     От которого  отказывается  --  вот  в  какой  форме?  надо
подумать;   впрочем,   это  не  столь  уж  и  важно,  не  столь
принципиально важно! -- выздоровевший и прозревший Башмачкин. И
вот они идут на барахолку -- с новым шедевром: не пропадать  же
вещи!
     Башмачкин  возвращается  к  прежнему  образу  жизни  -- не
потому