ной, чудесной,
удивительно-чудовищной и т.п. ошибки, непостижимой, скажем так, оплошности,
однако (!) допущенной королем. В решающей партии, допустим, при счете 9:9
кому-то может ведь и "повезти" в самом чистом и мистическом виде -- чего в
жизни, тем более шахматной, шахматно-спортивной, при таком умственном
напряжении, не бывает, не может случиться!.. А потом ведь и счет 8:8,
"предыдущий" счет, уже показал равенство сил; и следующая партия, в каком-то
(мы знаем, в каком) смысле уже решающая для чемпиона: выиграет он ее -- и
главное дело сделано, проиграет -- и он на грани катастрофы; а претендент в
случае победы обеспечивает себе почетную ничью как минимум. Нервотрепки во
многих вариантах оказывается более чем достаточно; задачей Фишера было заранее
снизить ее накал. Сконструированные, предложенные, изобретенные им часы имеют
ту же цель -- смягчить возможные и почти неизбежные цейтноты, подбросить
"соломки" привычно падающим в этих местах тугодумам. Играйте в шахматы, как
всегда, как бы призывает он, и постарайтесь достигнуть нужного вам
результата... наиболее достойным, наименее суетливым, во всяком случае,
образом.
     Между  тем  участь Фишера -- быть непрестанно обвиняемым в
том, что формула его  матча  подогнана  "под  себя".  И  это...
действительно  так.  Но, предлагая, выдвигая эту формулу он, по
здравом   размышлении,   выказывает   бльшее   понимание   сути
фундаментальных   шахмат,   нежели  многие  из  его  критически
настроенных  коллег.  Отрицать  проще,  нежели  соответствующим
образом,    само-отверженно    готовиться,    пожизненно   быть
погруженным  исключительно  в  шахматы.   Но   ведь   это   так
односторонне,  это  -- флюсоподобие, фанатизм! И т.д., и т.п. С
нашей точки зрения, это -- нормальный (чуть было не написал  --
обычный)  суперпрофессионализм,  да,  нечастый  в любой области
деятельности.    Такой,    какой,    например,    был    присущ
К.С.Станиславскому   или   теперь  свойственен  Л.Белоусовой  и
О.Протопопову.   Будучи,   нет,   не   выявленным,   но    лишь
почувствованным,  он  в  99  случаях  из 100 не приветствуется,
иногда высмеивается -- и довольно  умело,  тоже  "обоснованно",
правдоподобно, скажем так...
     Профессионализм   слишком  редок  --  как  призвание,  как
совершенно-природная склонность, -- научиться ему невозможно, а
"насильно" выполнять его установления
-- немыслимо. Но чтобы и отвлечься от него, необходимы достаточно
сильнодействующие меры, главная из них, наверное, -- погружение в обыденность, в
очередные задачи и задачки, решение которых обеспечило бы какую-то, чаще
минимальную, осуществимость, существовательность в рамках "рентабельной" (не
далее, не более) профессии.
     Фишеру, чтобы "действовать наверняка или почти  наверняка"
(Н.В.Крогиус),   приходится   ждать   своего  часа,  дожидаться
наиболее выгодного, да, выигрышного, расклада.  Рискуя:  совсем
зеленая молодежь не осмелится попасть в "бункер" тоже патриарха
(уже!),   а   старшие   --   вдруг   да   отнесутся  к  вызовам
окончательного "пенсионера" как к заведомо... несерьезным.
     Может вообще ведь ничего не получиться, никто  не  захочет
играть  с  ним, несмотря на более чем заманчивый призовой фонд,
-- вот что самое страшновато-парадоксальное.
     Пока он идет и на это.
     Потому что другого выхода не видно.

     Большая цитата из Лермонтова. "Маскарад", сцена первая:

     Арбенин

           ...Я здесь давно знаком; и часто здесь, бывало,
              Смотрел с волнением немым,
              Как колесо вертелось счастья.
     Один был вознесен, другой раздавлен им,
     Я не завидовал, но и не ждал участья:
     Видал я много юношей, надежд
     И чувства полных, счастливых невежд
     В науке жизни... пламенных душою,
     Которых прежде цель была одна любовь...
     Они погибли быстро предо мною,
     И вот мне суждено увидеть это вновь.

     Князь
     (с чувством берет его за руку)

     Я проигрался.

     Арбенин

                                      Вижу. Что ж? топиться!..

     Князь

     О, я в отчаянье.

     Арбенин

                                       Два   средства    только
есть:
     Дать клятву за игру вовеки не садиться
     Или опять сейчас же сесть.
     Но чтобы здесь выигрывать решиться,
     Вам надо кинуть все: родных, друзей и честь,
     Вам надо испытать, ощупать беспристрастно
     Свои способности и душу: по частям
     Их разобрать; привыкнуть ясно
     Читать на лицах чуть знакомых вам
     Все побужденья, мысли; годы
     Употребить на упражненье рук,
     Все презирать: закон людей, закон природы.
     День думать, ночь играть, от мук не знать свободы,
     И чтоб никто не понял ваших мук (курсив везде мой -Л.Б.)
     Не трепетать, когда близ вас искусством равный,
     Удачи каждый миг постыдный ждать конец
     И не краснеть, когда вам скажут явно:
     "Подлец!"

     Молчание. Князь едва его слушал и был в волнении.

     Можно цитировать и дальше; например, это ==

     Арбенин

     Я рад был случаю, чтоб кровь привесть в волненье,
     Тревогою опять наполнить ум и грудь;
     Я сел играть -- как вы пошли бы на сраженье.

     Князь

     Но проиграться вы могли.

     Арбенин

     Я... нет!.. те дни блаженные прошли.
     Я вижу все насквозь... Все тонкости их знаю,
     И вот зачем я нынче не играю.

     Здесь  и своего рода программа профессионализма, во многом
и супер-профессио-нализма, подготовки к  нему,  и  удивительное
объяснение,  одно  из  возможных,  дополняющих,  столь  долгого
отсутствия Фишера.
     Рискуя стать  совсем  старым,  клоунски-пожилым,  он  ждет
накопления  груза  житейских, внешахматных неправильностей -- в
поведенческом  плане   почти   непоправимых,   таких,   которые
неизбежно  вызывают...  ошибки  на  доске.  Заслуженные  жертвы
должны созреть -- это с одной стороны.
     С  другой  --  слишком   велика   их   неподготовленность,
возможных  "клиентов",  к  мясорубке  конструкции Р.Фишера. Они
могут -- а вдруг! -- сдавать друг за другом матчи (о  турнирах,
как  всем  понятно,  не  может  быть и речи), ведь сдался же, в
детсадовски-смешных  условиях  (по  сравнению   с   теми,   что
предлагает  Фишер),  Р.Хюбнер  --  Т.Петросяну. Рассыпался и по
большому счету выбыл уже из  строя  тот  же  Тигран  Вартанович
после  поражения  в Буэнос-Айресе, которое экс-чемпион так и не
смог, как ни удивительно,  хоть  сколько-то  внятно,  конкретно
объяснить, == хотя специально высказывался (и вроде бы довольно
подробно) на эту тему.

     Князь

     Вы избегаете признательность мою.

     Арбенин

     По чести вам сказать, ее я не терплю.
     Ни в чем и никому я не был в жизнь обязан,
     И если я кому платил добром,
     То все не потому, чтоб был к нему привязан;
     А -- просто -- видел пользу в том.

     Наработанный,  накопленный  авторитет  Фишера, его знания,
опыт, навыки, совокупность нажитого  в  игре  --  брошены,  или
скорее  заботливо положены, на одну чашу весов. Для того, чтобы
-- поднялась  другая,  чтобы  было   видно   (и   кое-кому   из
непосвященных даже), что за игра эти шахматы. Раз они с людьми,
в  том числе == либо в первую очередь -- с Фишером, проделывают
подобные  вещи,  словно  бы  заставляют,  побуждают  к   такому
служению, к такому соединению с ними.
     Но  это  может  быть  не понято и в далекой перспективе, и
суперпрофессионал готов к данному варианту, пожалуй,  в  первую
очередь.  Как  сказано  у  Э.Хемингуэя, "победитель не получает
ничего".
     И надежды на "получение" у суперпрофи быть не должно.
     Впрочем, разгаданный Другими  (кем-то,  ну,  хоть  кем-то)
суперпрофессионал  уже  награжден.  Вознагражден.  Тем  что  он
всего-навсего подал пример.
     Будучи  допрошенным,  он,  разумеется,  сказал   бы,   что
совершенно  не  думал  об этом. И оказался бы прав, оказался (и
остался бы) правдивым.
     Человек, отвоевавший себе возможность вплотную, пожизненно
работать в своей собственной области, отдавать Делу  решительно
все  возможное,  все  силы  и  все,  что в его силах, -- только
такого человека можно считать внутренне (!) вполне  устроенным.
Он рождается словно бы внутри профессии, не расстается с нею ни
во  сне,  ни  наяву,  и  кое-кого  (в  самом  наилучшем,  почти
фантастическом,  случае)  заражает  своим  служением.  Впрочем,
некоторые суперпрофессионалы и это делают сознательно.
     Они  появляются  на  свет  еще и с ощущением невыносимости
нецеленаправленной жизни, вполне обычной, обыденной, в  которой
люди,  в  сущности,  не  только  и  даже  не столько (см. Закон
Чаплина) копошатся, крутятся, сколько  меняют  свои  дела,  как
перчатки,  а  точнее  -- готовы их менять, лишь бы дело, то или
другое, кормило.
     В   замечательном   фильме   "Поездка   отца"   один    из
второстепенных   персонажей  говорит  главному  (роль  которого
исполняет знаменитый Фернандель), приехавшему в город на поиски
дочери -- как понял Отец, его девочка стала девицей (не  самого
серьезного  поведения):  "Повседневная  жизнь  ужасна, а она --
утешала меня".
     Существование  профессионалов,  племени  малочисленного  и
трудноразгадываемого (само явление это, профессионализм, как-то
выпадает  из  поля  зрения огромного большинства так называемых
простых людей, то есть тех, чье понимание тут  особенно  важно,
для кого понимание профессионализма в каком-то смысле -- "ключ"
к  внутреннему  благополучию, компас и т.п.), увенчано наличием
суперпрофи.
     Именно  люди,  подобные  Фишеру,   самим   фактом   своего
существования  и деятельности, еще раз подчеркиваю, непрестанно
продолжающейся и в подполье, во  время  "уходов"  со  сцены  --
имеют  (получают)  шансы на прорыв в сознание энного количества
этих самых маленьких, простых людей. Разумеется, лишь из  числа
тех, что испытывают ОТСЛОЕНИЕ ОТ ПОВСЕДНЕВНОСТИ.
     Философское  осмысление  данной проблемы едва-едва начато,
как кажется, и ведется неуверенно.
     Здесь мы можем констатировать падение (сбрасывание) таких,
как Фишер,  такого  как  вот  он,  ныне  здравствующий   Роберт
Дж.Фишер, -- скидывание в ненормальность. Даже люди, специально
изучавшие   его   жизнь,  творчество,  воззрения...  не  устают
удивляться, мягко выражаясь, нелогичности, странности многих  и
многих  поступков  Бобби. И ничто, даже самоочевиднейшие факты,
такие,  как  матч-реванш  1992  года,  не  могут   (пример   --
М.Е.Тайманов,   ни   на  йоту  не  изменивший  свою  концепцию,
сложившуюся до сентября 1992  г.,  --  см.  его  книгу  "Я  был
жертвой   Фишера")  побудить  их  пересмотреть  здесь  --  хоть
что-нибудь. М.Ботвинник не раз  выражал  мнение,  что  причиной
ухода Фишера в подполье явилась болезнь, болезненное состояние.
     Познакомился  я, во дворе Центрального шахматного клуба, с
одним из наших крупнейших шахматных же психологов,  профессором
(не  стану  по понятным причинам вспоминать его фамилию). Через
две минуты, услышав, что  я  уже  пару  десятилетий  "занимаюсь
Фишером", почтенный ученый спросил:
     -- А  вы  знаете,  что  Фишер -- невменяемый?! Ну посудите
сами: идет он по коридору с Петросяном -- по окончании одной из
партий в  Буэнос-Айресе.  Их  догоняет  одна  очень  известная,
знаменитая  аргентинская  актриса,  кладет  одну  руку на плечо
Тиграна, другую -- на Бобби. И знаете, что он  делает?..  Рывок
вперед -- убегает. Спасается, видите ли...
     Конечно,   я  просто  не  нашелся.  Ну  что  тут  сказать?
Ответственно  относящийся  к  себе,  к   своему   партнеру,   к
продолжающемуся,  идущему  матчу,  участник  удирает == да, для
того, чтобы не было еще  одного,  совершенно,  видимо,  по  его
мнению, лишнего, излишнего отвлечения. Да и о чем они говорили,
Фишер  с  Петросяном,  после  партии, о чем могли рассуждать?..
Скорее надо бы удивиться бесцеремонности, а то  и  развязности,
впрочем,  столь  понятной  и извинительной, кино-(театральной?)
звезды. Впрочем, она  имеет  право  --  и  возможность!  --  не
особенно   глубоко  разбираться  в  особенностях  необходимого,
подчеркиваю,   во   время    состязаний,    поведения    именно
шахматистов...
     Фишер,  к  глубокому  сожалению,  -- но и это, разумеется,
весьма понятно, == оказался оненормаленным, как бы задвинутым в
психушку, сооруженную так называемым  околошахматным  и  просто
общественным мнением.
     Молодые  шахматисты,  следующих,  так  сказать, поколений,
знающие не только внутренний облик, но само творчество,  партии
Фишера  не  слишком подробно, порой даже понаслышке, приучаются
(сюда оказался и чудесный матч-92 "подверстанным") все дальше и
дальше, все прочнее считать Бобби  занятным,  почти  ископаемым
чудаком (в лучшем случае).
     Ну, а если вновь появится? Будет такое примерно отношение:
ну, и  что  он  теперь,  на  этот  раз, после долгого подполья,
выкинет, какой еще чуши наболтает на пресс-конференциях?!  Надо
заметить,  что, в отличие от игрового помещения, конференц-залы
действуют  на  нашего  героя  действительно  не  самым   лучшим
образом,  он нередко теряет выдержку, "адекватность" восприятия
явно "не своих" проблем...
     Вместо открытия  живого  классика  (а  Фишер,  хоть  и  не
является,  на мой взгляд, гениальным шахматистом, безусловно --
одна из самых монументальных,  классических  фигур  в  шахматах
уходящего    века),   происходит   его   задвигание   в   дебри
ненормальщины, закрывание вопроса (проблемы) Фишера.
     А в сущности,  был  ли  он,  этот  пресловутый,  вроде  бы
совершенно  неопровержимый,  десятилетиями  длившийся -- это же
факт, с 1972 года по 1992-й! -- уход?
     Если вспомнить, что шахматы (что не менее общепризнано)  в
чем-то где-то, пусть не по самому даже большому счету (для кого
-- как)  искусство... Которое требует для своего появления, для
создания, рождения совершенно особых  условий,  устанавливаемых
прежде всего самим творцом, работником...
     Собрав   материал,   приведя   его   в   порядок,  отлично
подготовившись к  написанию  всего-навсего  фронтового  очерка,
Константин   Александрович  Федин  в  письме  к  одному  своему
знакомому  замечает  примерно  следующее:  если  не  произойдет
ничего  катастрофического -- со мною -- то очерк через какое-то
(он не берет на себя жестких временных обязательств, хотя  тут,
как  говорится, и война не ждет) время появится. И -- добавляет
второе, решающее "если": "Если только он (то есть по сути  дела
уже подготовленный очерк) ПОЛУЧИТСЯ".
     Представим  себе  гроссмейстера,  который  пропускает один
турнир,   другой,   третий,   четвертый,    пятый,    отклоняет
шестое-седьмое-восьмое приглашение. Не играет год, другой, хотя
вроде   бы  остается  здоровым.  Вывод  болельщиков-поклонников
вскоре  же  будет  почти  однозначным:   значит...   повредился
головой.  Еще  бы  --  отказывается  от  неплохих,  заслуженных
заработков, теряет рейтинг  (снижает),  имя  его  тускнеет,  он
выбывает из борьбы.
     А по сути -- не участвует в гонке.
     Но   может   быть,  он  захотел  всего-навсего...  как  ни
непривычно, я чуть было  не  написал  неприлично,  это  звучит,
отойти  в сторону, присмотреться к шахматам со стороны, как это
сделал, допустим, Эм.Ласкер -- после проигрыша матча Капабланке
в 1921-м году.
     Но  такого  рода  соображения  публике   обычно   остаются
непонятными  совершенно;  что более чем естественно: успех надо
развивать, поддерживать, надо кушать, что подают, дают -- бери,
бьют -- беги. Другим, тоже гроссмейстерам, не столь  известным,
скажем,  такого  рода приглашения (на столь высокопрестижные, а
следовательно, совсем неплохо оплаченные) турниры и не  снятся.
Что  это  еще  за  капризы?...  Что  за  простой?  Я -- человек
простой, так объясните мне этот простой (извините за рифму).
     Ну, а если все  дело  в  том,  что  --  всего-навсего!  --
изменились   условия?   И   внешние  и,  главное,  быть  может,
внутренние, уже не устраивают  гроссмейстера?  Может  быть,  та
турнирная  обстановка  --  вообще  и  на  ожидаемых  турнирах в
частности == его как творческую натуру уже не удовлетворяет;  а
он  ее  (не  натуру,  понятно,  а  обстановку)  переменить -- в
отличие от Фишера, который менял-таки и освещение  и  помещения
даже -- увы, не тот авторитет, не то "нахальство"! -- не может?
     Представим   себе,  нет,  даже  не  писателя,  журналиста,
который с чемоданчиком материалов, пусть для очередного очерка,
занимает многокомнатный особняк -- с условием, что через неделю
выйдет  из  него  с  готовым  произведением.  Проходит  две-три
недели,  все  сроки нарушены; а ведь его снабжали продуктами; с
горячей водой, отоплением, освещением тоже было в порядке,  все
коммуникации  действовали  отлично.  Почему  же нет очерка, ну,
хоть  какого-то,  хоть  халтурного?  Заболел  ==   это   первое
предположение.  Если  же  он появляется на публике вроде бы (!)
здоровый телом, значит, искомый и непреложный ответ очевиден --
болен духом. В таких условиях и не  написать  ничего?!  Многим,
если  почти  не  всем,  невдомек,  что у него, как, допустим, в
наихудшем "фединском варианте",  --  не  получилось.  Очерк  не
вытанцовался.   Никакой.   Несмотря   на  усилия,  несмотря  на
много(несколько) недельные уже размышления, несмотря на то, что
перепорчена  пара  килограмм  бумаги,  несмотря  на   то,   что
журналист  пробовал  писать  в  разных  комнатах, в том числе в
туалете, в ванной, забирался на чердак, на крышу,  спускался  в
подвал.  НЕ  РАБОТАЕТСЯ. НЕ ВЫХОДИТ. Сон вдруг -- а почему бы и
нет? == рассортировался, расстроился, "что-то  с  памятью  моей
стало"  (даже!),  какие-то  пошли (и прошли, слава Богу) сбои в
организме. Не работалось в этом особняке, надо  бы  попробовать
другой.  Или  -- вообще переждать этот соннорасстройный, скажем
так, период. Надеемся, что журналиста, писателя тем более, если
он объяснится доходчиво, извинят многие, а то и очень многие...
     А шахматиста -- наверное, не очень. И не все, и не многие.
И будут по-своему, в чем-то пусть даже и  не  по  самому-самому
большому счету, правы: ведь шахматы, что ни говорите, -- спорт.
Пусть  на  треть  (раз  уж  это == игра-спорт-искусство-наука),
пусть на одну только четверть... Налицо уклонение от борьбы. Но
ведь,  добавим  мы,  от  борьбы-творчества.  Но  ведь   --   от
борьбы-науки.  Процесс  и  научного творчества вполне может "не
пойти", потребовать передышки.
     Фишер пробовал намечать, скажем так,  какие-то,  кое-какие
соревнования для себя
-- в период "столь долгого отсутствия": длительные и, судя по всему, тщательные
переговоры с Анатолием Карповым, прибытие (прилет) в Белград на матч со
Светозаром Глигоричем и внезапный отказ и от одного, и от другого матча...
Были, конечно, и другие полувыходы, о которых мы просто не знаем.
     Не   сложилось,  не  получилось,  не  складывалось,  общий
комплекс условий оказался не тот...
     Сколько было разговоров по поводу мучительных,  длительных
перипетий,  малоэнергично  выражаясь, созданных, организованных
Фишером перед матчем в Рейкъявике, возникших, да, явно по его и
только его вине! В чем  --  только  --  и  как  только  его  не
обвиняли.
     Между    тем    сейчас,    по    прошествии   десятилетий,
просматривается не столько хитрый замысел (план), построенный с
целью повлиять на душевное состояние  Б.Спасского,  сколько  --
пожалуйста,  не  удивляйтесь,  дорогие  читатели,  это  --  мое
частное,  сугубо,  как  всегда,   личное   мнение   --   поиск,
установление  оптимальной  (ориентируясь  на  собственное,  да,
"эгоизм" налицо, состояние) даты начала матча. И, во-вторых, --
своего рода, хотя почему это "своего рода"? просто == обретение
некоторой, внутренней же, свободы.
     Если  уж   не   свободы,   то   меньшей   зависимости   от
околошахматных  чиновников  (в  одного  из  них  превратился, к
глубочайшему сожалению,  сам  Макс  Эйве,  тогдашний  президент