робно, как и что...
     - Ты, как и  остальные  члены  нашего  союза,  должен  беспрекословно
подчиняться моим распоряжениям. Это первое и главное. Согласен.
     - Дальше что?
     - Прибыль от всех операций, произведенных по моему указанию  и  плану
должна делиться на четыре части: три мне и остальным членам шайки, которых
ты и знать не должен, а четвертая часть тебе!
     Егорин неодобрительно крякнул.
     - Почто не поровну!
     - Потому  что  слишком  велики  затраты  на  постановку   организации
вообще... Разве мало... Думаешь, стоит держать целую армию агентов везде и
всюду! А без этого нельзя - этим создается наша независимость и сила!
     - Так-то оно так...
     - Много от тебя лично не потребуется:  мне  важны  твои  связи  среди
томских "фартовиков", а так же нужен человек,  который  мог  бы  в  случае
надобности заменить меня самого.
     Последнее весьма польстило самолюбию Егорина. Он решительно  протянул
руку новому компаньону.
     - Внакладе не будешь! Мы с тобой кое-что сделаем, будь уверен!
     - Ну, коли так, то давай действовать начистоту: сбрось свою  маску  -
теперь ведь не святки!
     Собеседник Егорина отрицательно махнул рукой.
     - Это лишнее... Никто не должен видеть моего лица. Для  тебя,  как  и
для других членов организации, я остаюсь "человеком в маске"!
     Егорин не возражал.
     - Слушай, - властным тоном заговорил незнакомец, поднимаясь со своего
стула, - лично меня ты, наверное, долго не увидишь. Я  уезжаю  из  Томска.
Тот, кто явится к тебе, передаст  тебе  вот  эту  карточку  -  член  нашей
организации. С ним ты можешь говорить открыто. Таким  же  путем  и  сообщу
тебе и дальнейшие указания. Но помни одно: не вздумай кривить душой.  Часу
не проживешь!
     Егорин взял протянутую карточку. Это был правильно  обрезанный  кусок
картона, на котором чернел оттиск печати. Печать изображала череп с  двумя
скрещенными костями.
     - Это что за штука? - удивился Егорин.
     - Печать нашей шайки. Отныне ты член "шайки мертвой головы". Посмотри
эту карточку на огонь...
     Егорин последовал его совету, но сколько  ни  вертел  карточку  перед
лампой, ничего особенного увидеть не мог.
     - Ничего не вижу... - поднял  он  голову  и...  ахнул  от  изумления.
Таинственный гость исчез также  бесшумно  и  загадочно,  как  и  появился.
Егорин осмотрел наружные двери квартиры - они были заперты.
     На кухне спали мертвым сном... Холодный пот выступил на лбу  Егорина.
Что это... Дьявольское наваждение!..



                          22. ТОРГОВЕЦ ЖИВЫМ ТОВАРОМ

     Читатели, наверное, помнят неожиданный исход  авантюры  с  похищением
девушки. Тонко обдуманный план похищения был блистательно выполнен  Сашкой
Пройди-свет и его сообщниками. Сашка, скрепя сердце, должен был  признать,
что его одурачили. Когда первый порыв гнева уступил в нем место невольному
восхищению перед находчивостью и энергией  своей  любовницы,  он  еще  раз
подтвердил ей, что девушка, которую предполагалось  похитить,  лично  его,
Пройди-света, нисколько не интересует и, что он действовал ради  денег,  в
чаянии  получить   хорошее   вознаграждение   от   того   лица,   которому
предназначалась  эта  девушка...   Катя,   выслушав   это   объяснение   и
удовлетворившись  им,   не   расспрашивала   ничего   более...   Ревность,
вспыхнувшая в ее душе под влиянием подозрений улеглась на  время  и  Катя,
вполне успокоившись,  дала  своему  любовнику  торжественное  обещание  не
мучить его вздорными предположениями... Роман Кати с  Александром  тянулся
уже более года. Холодная эгоистичная натура  бывшей  этуали,  сосланной  в
Сибирь  по  прикосновенности  к  делу  об  отравлении  одного  московского
фабриканта, была побеждена  тем  особенным  обаянием,  которое  производил
Александр на окружающих.
     Катя, встретив его однажды в пьяной обстановке "тетенькиной гостиной"
среди  веселой  компании  "блатных"  ребят,  запивающих  большой   "фарт",
привязалась к нему всей душой... Частые и тайные исчезновения Александра с
томского горизонта, почти легендарная слава о его  "подвигах"  -  все  это
убеждало Катю, что ее возлюбленный играет  выдающуюся  роль  среди  героев
темного мира. Александр, несмотря на ее просьбы, ничего не  рассказывал  о
своем прошлом, не посвящал ее в свои планы и, вообще,  держался  замкнуто,
что крайне огорчало Катю.  Она  не  могла  не  понимать,  что  в  сущности
Александр ее нисколько не любит и приходит к ней только тогда, когда видит
в этом необходимость.
     - Горе мне и ему, - часто думала она, - если я уверюсь в том, что  он
любит другую... Там на стороне, пусть балуется,  все  мужчины  таковы!  Но
серьезного увлечения кем-либо, кроме меня, я не потерплю...
     Прошло несколько дней после того, как Катя последний раз  виделась  с
Пройди-светом. В ту памятную ночь он проводил Катю из дома Загорского,  до
ее квартиры, переночевал у нее, обещал придти на другой день и с  тех  пор
не бывал.  Это  обстоятельство  очень  обеспокоило  Катю.  К  беспокойству
примешивалась  некоторая  доля  ревности:  ей  почему-то   казалось,   что
Александр не отказался от своего намерения выкрасть девушку, роль  которой
так удачно сыграла Катя. Слова Пройди-света, что девушка эта ему не нужна,
стали казаться Кате  неправдоподобными.  Она  вернулась  к  своим  прежним
подозрениям  и  ревниво  следила  за  своей   предполагаемой   соперницей.
Необходимо пояснить, что эта последняя молоденькая лет 16 еще, дочь бедной
мещанской семьи, жила со своей матерью в подвальном этаже  того  же  дома,
где помещалась "тетенькина"  квартира.  Мать  этой  девушки  была  прачка.
Стирала белье  и  для  Орлихи,  поэтому  дочь  часто  бывала  у  Орлихи  и
познакомилась и даже сдружилась с Катей.  Сравнивая  свое,  уже  требующее
косметики лицо, с румяными щечками прачкиной дочери,  Катя  понимала,  что
свободный выбор Александра должен был остановиться на более молодой, более
свежей сопернице. Прошла еще неделя напрасных ожиданий,  бессонных  ночей,
Александр не появлялся; между тем дочь прачки видела его раза два на улице
и передала об этой встрече Кате.
     Следит,  значит,  ему  нужна  эта  девчонка,  -  подсказала  Кате  ее
ревность. В ее голове созрел план, как избавиться раз и навсегда от ничего
не подозревавшей соперницы. И Катя принялась действовать...
     В одно скверное октябрьское утро, когда, благодаря плохой погоде,  на
улицах не было заметно обычного оживления, по скользким тротуарам  обруба,
быстро, насколько это было возможно, шла стройная, скромно одетая женщина.
Голова ее была замотана большим теплым платком, низко надвинутым на глаза.
Женщина  шла,  избегая  взглядов  прохожих,  видимо  опасаясь  встречи  со
знакомыми...
     Это была Катя. Поравнявшись с одним  домом,  на  котором  красовалась
вывеска:  "меблированные  комнаты  для  приезжающих",  Катя  поднялась  на
крыльцо, бросила быстрый взгляд на пустующую улицу и вошла  в  подъезд.  В
коридоре  было  темно  горела  лампочка,  стекло  которой,  очевидно,   не
чистилось целыми месяцами. Пахло керосиновым  чадом,  клопами  и  какой-то
прелью... Навстречу Кате вынырнул откуда-то из темноты  грязный  заспанный
малый с копной взлохмаченных волос. Он тупо уставился на Катю,  дохнул  на
нее перегаром похмелья.
     - Вам кого? - просипел он.
     - Мне нужно в 11 номер... проведите меня, пожалуйста.
     Коридорный тряхнул головой и двинулся вперед.
     - Сюда вот идите, ежели вам в 11 номер требуется... Здесь он номер-то
- угловой - он показал на узенькую дверь, на которой была прибита  дощечка
с цифрой 11.
     Катя легко постучала.
     -  Войдите!  -  ответили  из  номера.  На  пороге  показался  высокий
сухощавый  брюнет  восточного  типа.  Он  испытующе  посмотрел  на   Катю,
посторонился и вновь повторил:
     - Войдите! Чем могу служить!
     Он  подвинул  стул  и  галантно  поклонился.  Катя  окинула  взглядом
непрезентабельную обстановку рублевого номера, неубранную постель,  пустые
бутылки на столе и брезгливо поморщилась.
     - Нас никто не услышит, - в свою очередь спросила она...



                               23. ЖЕНСКАЯ МЕСТЬ

     Брюнет утвердительно кивнул головой:
     - Можете говорить спокойно. Никто не услышит!
     Катя опустилась на предложенный стул, распустила концы своего шарфа и
обратилась с таким вопросом:
     - Я говорю с господином Шельмовичем?
     Брюнет изысканно расшаркался.
     - К вашим услугам, сударыня!
     - Мне говорили о вас, как о человеке, набирающем труппу  для  поездки
на восток, - осторожно начала Катя.
     - Совершенно верно! Вы что же желали бы поступить?  -  нагнулся  всем
туловищем Шельмович.
     Глаза его впились в  раскрасневшееся  от  холода,  казавшееся  совсем
молодым,  лицо  Кати.  Она  невольно  улыбнулась,   поняв   мысли   своего
собеседника.
     - Нет, я не имею намерения поступить  в  вашу  "труппу"!  -  особенно
подчеркнула она последнее слово.
     - В таком случае, чем же я могу быть полезен, -  недоумевающим  тоном
спросил Шельмович.
     - Будем говорить откровенно! Вы видите перед собой особу, которая уже
не нуждается в ваших "режиссерских" указаниях. Понимаете?
     Шельмович одобрительно потряс головой и  улыбнулся,  блеснув  зубами.
Улыбка шакала! - подумала Катя.
     - Ах, какой у вас язычок, барышня!
     - Так вот, - продолжала Катя, -  зная  ваши  настоящие  намерения,  я
пришла предложить устроить хороший гешефт.
     - То есть! - вопросительно поднял брови Шельмович.
     - Я  рекомендую  вам  девочку,  молоденькую,  хорошенькую.  При  моем
посредстве вы можете ее увезти с собой в Иркутск, или куда там, без всяких
почти затрат.
     Шельмович  недоверчиво  покосился  на  свою  посетительницу.  Слишком
выгодное предложение показалось ему подозрительным.
     - У ней, у этой девицы, есть родители? - спросил он.
     - Старуха мать...  люди  бедные.  Мне  они  обе  доверяют  вполне!  -
спокойно отозвалась Катя, доставая из ридикюля папироску.
     Шельмович предупредительно поднес ей зажженную спичку.
     - Благодарю! - кивнула головой Катя, и выпустила густой клуб дыма.
     - Очень молодая ваша протеже?
     - Шестнадцать лет. Воплощение невинности! -  деловым  тоном  заметила
Катя.
     - Но как вы это собираетесь устроить?
     - Очень просто: я назову вас своим знакомым еще по Москве. Скажу, что
вы имеете держать антрепризу где-нибудь в Восточной Сибири. Набираете  для
этой цели труппу. Старуху можно соблазнить  хорошим  жалованьем,  дать  ей
денег, а девчонка... что она понимает!  Она  будет  даже  рада  уехать  из
Томска - посмотреть белый свет.
     - С документами недоразумений не будет? - осведомился Шельмович.
     - Никаких! Все это устроим.
     - А сколько вы желаете иметь за комиссию?
     - Ну, об этом не будем сейчас говорить! Вы увидите девчонку, и  тогда
мы условимся, - несколько смущенно выговорила Катя, - я думаю, что вы меня
не обидите.
     - А когда я ее увижу?
     - Назовите часы и я приду с ней хоть завтра.
     Шельмович  прошелся  по  комнате,   потирая   руки.   Ему   улыбалась
перспектива заработать хороший куш.
     - В таком случае, я прошу вас пожаловать завтра утром в это же время.
Весьма благодарен за содействие.
     Теперь, когда роли их были  взаимно  выяснены,  они  оба  -  аферист,
искусившийся в разных  темных  делах  и  женщина,  готовая  так  вероломно
погубить невинную девочку, чувствовали себя как-то неловко.  Чтобы  замять
эту неловкость, Шельмович деланно развязно обратился к Кате:
     - Я бы предложил вам выпить рюмочку чего-нибудь, если  вы  только  не
спешите. Погода на дворе холодная, да и вообще по правилам следует  каждую
сделку спрыснуть.
     Катя  поднялась  со  стула,  сбросила  шарф  и,  оправляя   прическу,
ответила:
     - Что ж, я не прочь выпить коньяку! Погода  действительно  мерзейшая:
холодно, ветер.
     - Вот и прекрасно! - засуетился Шельмович, - позвольте я  помогу  вам
раздеться! Вот так... Садитесь сюда  к  столу,  виноват,  не  знаю  вашего
имени, отчества.
     - Катерина Михайловна.
     - Я могу предложить настоящий заграничный коньяк, мартель.  Привез  с
собой несколько бутылок из Владивостока, там он дешев.
     На  столе  появилась  бутылка,  оплетенная  соломой,  рюмки,  сыр,  и
большая, уже раскупоренная бутылка коньяку, коробка шоколада.
     - Пожалуйте,  Екатерина  Михайловна!  -  угощал  Шельмович,  наполняя
рюмки. Они выпили... - Закусите, - подвинул Шельмович коробку шоколада.  -
Это я своих клиентов угощаю.
     От выпитого коньяка приятная теплота распространилась по  телу  Кати.
Она прищурила глаза,  выбирая  конфету,  все  еще  ощущая  вкус  крепкого,
ароматного коньяка. Шельмович, наполняя рюмки, окинул критическим взглядом
прекрасно  сложенную  фигуру  Кати,  ее  выразительное  лицо,  на  котором
выступили нежные розовые пятна от выпитого.
     Недурна бабенка! - подумал он. И с огоньком, должно быть!
     - Пожалуйте, Екатерина Михайловна, по второй, чтобы не хромать!
     - Будьте здоровы! - церемонно чокнулась Катя, принимая рюмку.
     - Скажите, пожалуйста, вы вот давеча упоминали про  Москву,  жили  вы
там.
     - Я и родилась в Москве, - ответила Катя, закуривая папироску.
     - Да... что же вы там делали?
     - Я пела в хоре... последнее время у Омона, - пояснила Катя.
     - Скажите пожалуйста! Приличное жалование получали?
     - Немаленькое. Я была солисткой...
     - Даже  солисткой!  У  Омона!  -  чуть  не  подпрыгнул  Шельмович,  -
голубушка, Екатерина Михайловна, плюньте вы на Томск. Поедемте со  мной  в
Читу. Я там вам место устрою! Будете первой в хоре.  75  Жалованье  и  20%
дохода с песни: да что я говорю!  Если  бы  шансонетки  по  старой  памяти
распевать будут, так ведь тамошние гулеваны по четвертной на  ноты  кидать
будут.
     Катя задумчиво покачала головой.
     - Нельзя мне уехать из Томска... Никак нельзя!
     Но она думала о своем любовнике.
     - Отчего нельзя!.. Все можно,  голубушка...  -  прошептал  Шельмович,
жадным загоревшимся взглядом окидывая пышный бюст Кати...



                            24. НА ГЛУХОЙ ЗАИМКЕ

     После неудачного похищения Кати Сенька Козырь, получив  установленную
сумму,  загулял  с   предварительного   разрешения   Александра.   Гулянка
продолжалась около недели и окончилась лишь тогда, когда в кармане  Козыря
не осталось ни гроша. С головой, еще полной угара, грязный, обрюзгший  шел
он домой.
     Иван Панфилыч только сердито плюнул, увидев нашего героя.
     -  Хорош,  нечего  сказать!  -  презрительно  покосился   на   Сеньку
Александр. Он в это время сидел на кухне в пальто и в шапке,  подпоясанный
гарусным шарфом, очевидно собравшийся куда-то идти. - Легок на  помине,  -
продолжал он, когда Сенька виновато опустил свою голову, присел к столу. -
Мы с Иваном Панфилычем. Только сейчас про тебя говорили!
     - Друг сердечный! Дай ты мне половинку... Надо поправиться малость! -
прохрипел Сенька.
     - Дай ему, старина, стаканчик! Пускай отведет душу, - кивнул  головой
на Сеньку Александр.
     Иван Панфилыч нехотя потянулся в шкафчик и достал графин.
     - На, лопай, ненасытная утроба! - проворчал он.
     Козырь трясущимися руками налил себе стакан и  жадно  опрокинул  его.
Немного погодя, повторил этот прием.
     - Ф-у! Как-будто отошел! - сплюнул Сенька и уже  бодро  посмотрел  на
пройди света.
     Тот улыбнулся. Сам он хотя и пил, но никогда не знал похмелья. Голова
у него была железная.
     - Поправился и ладно! - отозвался он. - Ты пришел как раз кстати, мне
тебя нужно.
     Козырь выпил еще, крякнул и пошарил у себя в карманах.
     - Пусто! Все "кругляки" (рубли) спустил! Зато и погулял уж всласть! А
теперь за дело надо приниматься!  Собирайся  сейчас.  Пойдем  с  тобой  на
заимку.
     Сенька удивленно посмотрел на Пройди-света:
     - На какую заимку? - переспросил он.
     - А вот придешь, там увидишь!
     - Наши сборы невелики:  лег  -  свернулся,  встал  -  встряхнулся,  -
поднялся Козырь, берясь за шапку. - Табачку вот захватить надо на дорогу.
     - Ладно, на дорогу возьмешь в лавочке.
     Александр поправил опояску, взял рукавицы.
     - Ну, оставайся, старина! Домовничайте, тут с Митькой. Идем, Козырь!
     На дворе около  крыльца  стояла  простая  телега,  запряженная  одной
лошадью. В телеге лежало несколько каких-то деревянных ящиков.
     Александр взял вожжи.
     - Садись, Семен, поедем!
     Панфилыч  запер  за  ними  ворота...  Телега  затряслась  по  мерзлым
выбоинам улицы.
     -  Снежку  бы  теперь  хорошо,  -  заметил  Козырь,  тщетно  стараясь
сохранить равновесие при ежеминутных толчках телеги.
     - Да... дорога скверная! - согласился Пройди-свет.
     Часа через полтора езды по городским улицам  они  выбрались  в  поле.
Дорога была пустынная. Темные свинцовые тучи низко опускались на землю.
     - Будет снег, - решил Козырь, оглядываясь.
     Александр  промолчал  и  стеганул  лошадь.  Он  был,  видимо   чем-то
озабочен.
     - Ты умеешь стрелять? - спросил он после некоторого молчания.
     - Как стрелять? - не понял его Козырь.
     - Как! Из ружья, конечно, дурья голова!
     Козырь обиделся:
     - Чего лаешься! Вестимо дело умею.
     Они замолчали. Телега  въехала  в  бор.  Дорога  вилась  здесь  между
вековыми соснами, темная зелень которых переплеталась и передавала мрачный
колорит картины.
     В воздухе замелькали снежинки. Становилось холодно.
     - Далече до заимки, - поинтересовался Сенька.
     Его,  одетого  в  легкое  коротенькое  пальто,  начинал  прохватывать
цыганский пот.
     - Верст пять осталось, - кратко ответил Сашка.
     - Жалко, не захватили мы с тобой водки:  погода  больно  холодная!  -
крякнул Козырь. - Авось не замерзну!
     - Но, но, ты, чертова порода! - крикнул Александр на лошадей.
     - Важный лес, - заметил Козырь, пряча озябшие руки в рукава пальто, -
прямо сказать. Тайга!
     - Ну, тоже! Какая это тайга! - тряхнул головой Пройди-свет. - Вниз по
Енисею, так вот там  действительно  тайга,  есть  такие  места,  где  нога
человеческая еще не бывала... а это что... Глушь,  прямо  в  небо  дыра...
кедровник в три обхвата. Пихтач!!!
     Козырь свернул папироску, чиркнул спичкой.
     - А я тебя не  спросил,  где  ты,  по  каким  местам  свой  заработок
устукал! - обратился к Сеньке Пройди-свет.
     Сенька блаженно улыбнулся, вспоминая пережитое удовольствие.
     - Везде помаленьку был! И  у  Никиты  Рыжего  и  в  других  местах...
Поколобродил вдоволь!
     - С товарищами встречался?
     - Знамо дело! Не один же пил! Тебя звал, так что-то ты загордился.
     - Времени не было... Лишнего не сболтнул ничего спьяну?
     - Ну вот... что я, малый ребенок!
     Наконец путники наши добрались до цели своего путешествия.
     На большой поляне, которую тесным кольцом  обхватывал  дремучий  бор,
глазам наших героев предстала заимка.
     Старые, почерневшие от времени постройки, окружал  плотный  частокол,
верхушки которого были обиты гвоздями. На  дворе  звонко  залаяла  собака,
услышавшая приезжих... Александр выскочил из телеги и постучал  кнутовищем
в ворота. Лай собак достиг наивысшего напряжения.
     - Ну, здесь ночным делом поживиться трудно, - заметил Козырь, обратив
внимание на гвозди вверху частокола и на  массивные  ворота  из  вершковых
плах.
     - Кто стучится? - послышалось из-за ворот.
     - Свои! Отворяй живее!
     Ворота со скрипом отворились. Рослый широкоплечий мужик, без шапки, в
тулупе, накинутом на плечи, цыкнул на собак и угрюмо проворчал:
     - Заезжайте, что ли!
     - Выпряги лошадь, парень, а мы  пойдем  в  избу:  надо  согреться  да
перекусить чего-нибудь! Шагай за мной, Семен!
     Они вошли в сени, разделявшие одноэтажный бревенчатый флигель на  две
части. Из одной половины доносилось громкое пьяное пение...

                     "Э-э-э... Жил я, ма-альчик..."