ольшого  диаметра.  Кот  оступался,   балансировал,
запинался. От этого его  движения были порывистыми  и порой  бессмысленными.
Правда, ячейки под ногами оказались не  так  уж страшны,  и, приноровившись,
Кот через несколько минут после начала боя смог вполне сносно перемещаться.
     Соловей двигался мало, точно и  в целом осмысленно, как толстый опытный
канатоходец. Хотя его  тоже шатало - никому  не понравилось бы  танцевать на
громадном выгнутом вафельном корже с ячейками в пять сантиметров глубиной.
     Сначала Кот думал,  что справиться  с  этим свихнувшимся  пузырем будет
нетрудно.  Он  вспомнил Людоеда  и крепостную стену Замка,  на  которой лихо
повоевал,  дожидаясь хозяина. Людоед тогда не успел, и красивого поединка не
вышло. "Ничего, компенсируем здесь",  - ухмыльнулся Кот. Он был прирожденным
бойцом и знал, что фехтует гораздо лучше Егора.
     Тем не менее той ночью на крыше пешеходной галереи Тауэрского моста, на
высоте   нескольких   десятков  метров   над  Темзой,   происходил   обычный
посредственный  бой  -  возможно,  огнестрельное  ранение,  хоть  и  легкое,
все-таки сказывалось: Кот  явно  сдавал.  Он нервничал, ошибался,  шпага как
будто стала  ему непривычна.  Кот с трудом переставлял  ноги  и  старался не
смотреть в сторону Саши.
     Принцесса  замерла. Каждая мышца ее была напряжена. Саша понимала,  что
это  почти  поражение.  Поэтому  даже  не удивилась,  когда  Соловей  сделал
короткое движение клинком, шпага выпала из руки Кота, гениальный фехтмейстер
упал, словно плюшевая игрушка, и скатился с крыши, непонятно как удержавшись
локтями и пальцами за стальной уголок на краю.
     Принцесса только закрыла лицо ладонями и покачнулась.

     Кот ничего не успел. Видимо, Соловей нажал какую-то специальную кнопку,
и на костяной рукояти трости-шпаги, у которой не было эфеса, появился крючок
вроде гарды, в виде короткого птичьего  пальца  с длинным  загнутым  когтем.
Соловей   провел  мгновенный   захват,  и  Кот  почувствовал,   что  наглая,
непобедимая сила  отнимает у него шпагу. Он пытался ухватить рукоять крепче,
но...
     Кот висел, словно созревший банан, и мечтал сдохнуть  как можно скорее,
потому что  Принцесса  все это видела. С опаской, исподлобья он посмотрел на
нее.  Принцесса по-прежнему стояла чуть  в  стороне.  В глазах Саши  застыли
слезы и горе, и не было там никакого презрения  или стыда за  него. Слюнтяй!
Урод! Никогда ничего не решай за нее... Пшел вон, скотина!..

     Судорожно, как зверек, упершись локтями и подбородком в какой-то выступ
на  краю  крыши,  а  ногами  -  в  невидимые  ячейки  внизу,   Егор  пытался
подтянуться, выпрямить  руки.  Не получалось. Пот катился по  лицу  горячими
струйками, заливая глаза. Минута помрачения  прошла. Как он оказался в таком
положении, Егор понимал, но не помнил.
     Соловей спокойно смотрел  на жалкие потуги  и  почти тепло улыбался. Он
присел  на  корточки, отложил в  сторону трость и шпагу Егора,  опустился на
задницу и  уперся  расставленными ногами в выступающее  ребро крыши; пах его
оказался прямо напротив Егоровых глаз.
     Соловей положил сцепленные пальцами руки  на согнутую в  колене толстую
ногу и стал говорить. Голос его звучал мягко, почти сочувственно, и от этого
было особенно гадко.
     - А ты ничего не знал?  Дурачок. Ну теперь уже можно -  все равно скоро
сдохнешь. Я ведь просил у Королева руки его дочечки, вон той  сучки, которая
трясется  за свою  жалкую  шкурку... -  Соловей повысил голос. - Трясется  и
знает,  что, если  сделает хотя бы  шажок,  я тут же  столкну тебя вниз. Мне
захотелось поговорить. Скажи спасибо -  ты  еще чуток  поживешь.  Как вы там
говорите?  Децл?.. Во-во...  Поживешь  децл...  Дебильное  слово. Терпеть не
могу. Чего говорил-то я? А... Тогда, в фехтовальном зале, я предложил Королю
шикарную  сделку, хотел,  чтобы все по-людски... Но это пафосное  величество
отказалось! Как я  расстроился!.. Ведь  могло  быть  красиво:  объединили бы
капиталы,  и  не  связался  бы  он с  тобой,  сопляком!  И с  братцем твоим,
отморозком... И девчонку вы у  меня  не  увели бы...  А хорошо я  тебя тогда
уронил... Нет?.. Я,  помню,  был очень зол, очень.  Совсем.  Потому что  все
предчувствовал.  У  меня  хорошая  интуиция. Я ведь хотел  наехать  тогда на
Короля. А потом передумал. Когда тебя - щенка - на хребет повалил, на глазах
твоей  сучки. Как-то  отошел.  Подумал, не время. И был прав. Как всегда. Ну
скажи, красиво я тебя тогда  сделал? Тебе  понравилось? Тебе еще захотелось,
дурилка?  Вот  ты и дождался.  Только  -  разница. Тогда  ты мне не мешал  -
наоборот,  помогал. А  теперь мешаешь.  Очень.  Из-за  тебя  у  меня,  можно
сказать, личное счастье не складывается. Ты думаешь, я не  понимал,  что эта
дурочка  позвонила  мне в Москву и согласилась пойти замуж, потому что ты от
нее гульнул? Знал я все.  А какая разница? Стерпится  - слюбится. Главное  -
согласие. И сейчас  вот...  поплачет  недельку-другую и  успокоится, забудет
тебя, козла. И с Королевым  я помирюсь. Чего-то я  и правда наворотил тут...
бабки, киднеппинг... Но ничего... Разрулим по  понятиям. Он  мужик  деловой.
Да, насчет братца твоего... Давно хотел спросить. Он вообще-то есть? Или нет
его?  У меня  служба безопасности хорошая, из ГСБ пацаны, так  они  какую-то
непонятку бакланят. А я, кажется, догадался... Видимо, тебе еще больнее, чем
мне? А?.. Егор Федорович Мельников...
     Егор  слушал  этот бред и чувствовал, что у него едет крыша. Перед  ним
сидел не крупный  преступный авторитет,  вор  в  законе, богатейший  человек
Европы, а толстый дворовый  хулиган-завистник, жиртрест, плохиш, на которого
не обращает  внимания  девочка его  шизофренических  грез, а он за это мстит
мальчику, с которым она подружилась. Сам же Егор висит не в  центре Лондона,
на Тауэрском  мосту, на высоте сорока  с лишним метров,  а во дворе детского
сада   на  крыше  какого-нибудь  сарая  или  на  высокой  деревянной  горке,
построенной отцами детей.
     - Ну ладно, хватит базарить.
     Видимо, что-то совсем не понравилось Соловью во взгляде  Егора. "Где же
Кот?.. Вот сейчас бы... очень было бы вовремя..."
     - Ты еще под стол ссал...
     Соловей  грузно  поднялся  на ноги,  отряхнул лопаты ладоней и  брюки и
собрался было сильным ударом ноги сбросить Егора с моста, как вдруг сзади на
него прыгнула Саша. Она, как кошка, вцепилась в его руку ногтями и зубами.
     Соловей попытался  сбросить  ее  мимоходом,  не отвлекаясь,  но  это не
получилось.  Тогда он оторвал  от  себя девчонку  и  толкнул  в  сторону,  к
противоположной   стороне   галереи.   Вскрикнув,   как   говорящая    кукла
("Мма-мма..."), она упала и, кажется, потеряла сознание.
     У  Егора потемнело в  глазах.  Он почувствовал  внезапный  прилив  сил.
Резким  рывком подтянулся, выпрямил руки в локтях и забросил  правую ногу на
крышу. Не  успел Соловей повернуться, а Егор уже  стоял перед ним, ухмыляясь
не менее страшным оскалом.
     Медленно  и с усилием,  словно натягивая тетиву, Егор отклонился, отвел
сжатую в кулак руку назад и вниз, а потом как будто просто ее отпустил...
     От  этого  дилетантского,  но  выстраданного  апперкота Соловья  слегка
приподняло в воздух и  бросило назад и чуть вправо. Всей бычьей тушей, будто
в воду, вошел он в темное стекло галереи,  сгибая и  ломая  тонкие  стальные
полоски.  Брызнули  мелкие стекла,  загорелось аварийное  освещение,  взвыла
сигнализация. Егор услышал, как тело грохнулось на пол.
     Судорожно  сглотнув,  Мельников бросился к Саше.  Она уже  поднималась,
потирая ушибленный затылок. Егор  помог Принцессе встать и обнял ее. Но Саша
мягко освободилась и пошла к дыре, которую пробил, падая, Соловей.
     Подойдя вслед  за Принцессой к  рваной  пробоине в стекле  крыши,  Егор
увидел, что Соловей,  раскинув руки  и ноги, лежит  на  полу внутри галереи.
Похоже, он потерял сознание. Глаза его были закрыты.
     Егор  сделал шаг  в сторону, наступил  на  что-то  небольшое, упругое и
почувствовал,  что  теряет  равновесие.  Саша подхватила его под руку,  и он
удержался.
     Когда Мельников нагнулся, чтобы посмотреть, из-за чего он чуть не упал,
ему  показалось,  что   это  мячик  из  плотной  резины,  но,  приглядевшись
повнимательнее, Егор чуть  не  свихнулся  - на него  смотрел небесно-голубой
искусственный глаз, протез.
     Глаз слегка покачивался, и почему-то казалось, что он усмехается сам по
себе.  Несколько секунд  Егор с  ненавистью смотрел в зеницу мертвого ока, а
когда  Принцесса   заметила,  что  именно  он   разглядывает,   и  испуганно
вскрикнула, быстро поднял протез и непонятно зачем сунул в карман брюк. Саша
стала просить, чтобы он выбросил  эту  гадость,  но  Егор твердо сказал, что
этот глаз еще может понадобиться.
     - Давай чуть-чуть посидим, -  попросила Саша.  - Все  ведь кончилось...
Хочется прийти в себя. Ужас какой-то. Кто-нибудь рассказал бы - ни за что не
поверила бы. Просто бред. А еще этот глаз. Что это за глаз?..
     Она села на край крыши и свесила ноги.
     - Осторожно!..
     - По-моему, я теперь навсегда избавилась от боязни высоты. Так что  это
за глаз?
     Егор сел рядом с ней.
     - Долго рассказывать. Кажется, когда-то в детстве наш Феликс  покалечил
Соловья. Тогда его звали Пашка-Дракон.
     - Дракон? Чушь какая-то. Я ничего не понимаю.
     - И не надо. Потом все узнаешь. У меня у самого крыша едет.
     - Высоко как. Но не страшно. Совсем.
     - Да, не страшно. Наверное, потому, что тепло и ветер утих.
     - Смотри, видишь британский флаг? Это Тауэр.
     - Да, я знаю.
     - А слышишь,  вЄрон кричит?.. Говорят,  когда  вЄроны улетят из Тауэра,
Лондон погибнет.
     - Не улетят. Разве что кошки сожрут.
     - Какие кошки!.. Это огромные вЄроны...
     - Мне больше нравятся чайки. Видишь, какие беленькие?..
     - Слушай, а ты кто, кстати? Тот или другой? Ну-ка посмотри мне в глаза.
     Глядя вниз и улыбаясь, он приготовился что-то  сказать, и  вдруг позади
раздался сиплый насмешливый голос.
     - Ну что, голубке, доворковались?..
     Соловей стоял  на  ногах  твердо. Одежда была  порвана  и испачкана, на
месте правого  глаза зиял темный провал, почти  как у  черепа,  руки были  в
крови - словом, выглядел он даже неплохо.
     -  Там какие-то  любезные люди специально  для  меня оставили  отличную
лестницу. Стремянку. Легкая, как пушинка. Умеют делать, буржуи.
     Соловей дышал тяжело, с хрипом, кашлял и говорил через силу.
     Происходящее стало напоминать совсем жуткий фарс.
     - Ну что? Приключения продолжаются? А? Мушкетер... Возобновим разговор?
Насчет папки  твоего, Федьки Мельника,  поговорим?...  Вот ведь  странно как
получается. Отец и сын. Оба гении, оба строптивые, и оба сдохли. Жалко, отец
твой перестал  на  меня работать, голова у  него  светлая была...  Какие  он
приборчики  делал... А ведь мне и нужно-то было всего... Чтобы  он иногда...
иногда!.. выполнял мои заказы. Я его озолотить мог, а он... Забыл, как я ему
помог  с зоны выйти раньше срока... Как на работу его нигде не брали...  А в
самом  начале, когда он  дом моих родителей ограбил с этими отморозками?.. Я
ему  одному жизнь оставил.  Потому  что  он -  гений.  Вскрыл  такую защиту,
американскую. Сколько я бабок угробил,  чтобы ему срок поменьше дали... Да я
его,  как ангел-хранитель,  всю жизнь...  А  он?.. Дерьмо... Ладно  бы  хоть
молчал... Он  ведь сдать меня собирался... Я чувствовал... После Петровки он
алкоголизм этот симулировал...  У  них тут программы защиты свидетелей,  а у
нас - водка... Лучшая защита. А я ведь предупреждал его: не доводи до греха.
Я как вернулся после лечения,  виделся с ним, никакого алкоголизма, здоровый
бугай... Очередного наследника зачал... И мамаша твоя... Чего она тогда  так
испугалась?..  Мы только пообщаться хотели,  а она  сразу  в слезы... Упокой
душу...  Ребятки,  глазик  мой  не видели тут?  Гениальная  штучка.  Утонул,
наверное. Жалко. Хотя у меня еще есть. Да, мастак был Федор Ильич...
     Соловей сокрушенно покачал  головой, пошатнулся и неловко перевалился с
ноги на ногу.
     - Большая  у меня  на  тебя была надежда, Егор. Зря  ты так... Талантом
папа тебя не обидел... Я думал, ты потише  будешь... Долго присматривался...
Сначала мне сказали, что ты серость. Потом выяснилось, что  нет. Я спрашивал
у  специалистов...  Они  удивляются.  Как ты  это  делаешь  - взломы  эти?..
Говорят, для этого ты  сам должен быть вирусом... Ослы... Да, жалко... Такие
комбинации... Карабан... Думаешь, ты просто так его развел, без моей помощи?
Ха!.. Он ведь артист...  А ты, наверное, решил, что это ты сам такой крутой,
да?.. Эх, ты, дурилка. Работал бы на меня, не рыпался... до конца дней думал
бы, что супермен...  Почему ж вы такие несговорчивые-то,  гении?..  Теперь и
тебя убивать...
     Соловей  выпрямился  и  подмигнул Егору  пустой  глазницей, то есть  на
мгновенье зажмурил  ее,  и это мгновенье показалось вдруг  Мельникову  самым
страшным  в  жизни:  бледное,  широкое, как  луна,  лицо  с  одним маленьким
слезящимся глазом и черным, живым провалом вместо другого.
     Егор понял, что  проиграл. Все  проиграл: Принцессу,  жизнь... Он  стал
медленно подниматься, но Саша его опередила.
     Она быстро вскочила и снова бросилась на Соловья.
     И  опять, как в  первый раз,  Соловей легко отшвырнул ее. Только теперь
немного не рассчитал или уже не хотел ничего  рассчитывать: прокатившись  по
крыше,  Саша  соскользнула   с   края  и,  не   сумев  уцепиться  руками  за
металлический уголок, исчезла.
     Егор с криком бросился к кромке.
     Подошел  Соловей.  Наклонился. Углы его рта опустились,  лицо  налилось
кровью.
     Задыхаясь,  Егор   глянул  вниз.  Каким-то  неслыханным  чудом,  уже  в
скольжении  вниз,  Принцесса успела  схватиться пальцами  за вырезы  внешней
конструкции галереи, на уровне нижних балок, и теперь висела почти над самой
опорой, над  одной из полукруглых  площадок,  которые выступают  у моста  по
бокам.
     Егор потянулся было к Принцессе, но увидел,  что Соловей сделал полшага
к  нему, и  понял, что вытащить Сашу этот боров  не  даст.  Значит, нужно...
"Держись", - шепнул Принцессе Егор.
     Убийца отца...  Боковым  зрением Егор  отыскал  свою шпагу и бросился к
ней. Соловей прыгнул наперерез.
     Но Егор успел.  Он схватил шпагу, крутанулся по крыше и быстро встал на
ноги.  Перед  ним  уже  стоял  Соловей  со  шпагой-тростью  в  руке.  Клинок
треугольного  сечения.  Егор   вспомнил,   что  говорил  следователь,   -  у
Мельника-старшего в боку была треугольная рана...
     Соловей  больше  не  злился  и  не улыбался,  его лицо  превратилось  в
бесстрастную маску. Похоже, ситуация перестала его развлекать.
     Толстяк сделал выпад,  потом  еще.  Прошло несколько  дерганых  перемен
соединений, хлестких  батманов,  две-три  раздраженные фехтовальные фразы, и
вдруг - та же самая  атака с действием на оружие, прыжками и "флешем", как в
спортзале, стремительная, молниеносная, точная.
     Время остановилось.
     Егор увидел,  как тонкая игла  приближается к его  открытой  груди.  Он
удивленно посмотрел на противника.
     Лицо Соловья расцветало  ухмылкой.  Голос  звучал,  как из трубы, и был
похож на магнитофонную запись, пущенную с замедленной скоростью.
     - Где же твой бронежилет, мушкетер?....
     Бронежилет?..  Какой  бронежилет?..  Егор еще  пытался поднять руку  со
шпагой, чтобы закрыться...
     Сейчас  это сверкающее  жало войдет  ему  в  сердце, и все прекратится:
ненужный поединок, ненужная глупая жизнь, одолженная у кого-то другого...
     Егор ощутил касание,  сильный толчок, но  не  почувствовал боли. Глухой
звяк... как будто острие шпаги уткнулось в теплый мягкий металл...
     Клинок  согнулся  и отскочил от груди. Шпага ушла  по инерции вправо  и
слегка оцарапала кожу на ребрах. Резкая боль... Приблизилось удивленное лицо
Соловья, на миг потерявшего равновесие.
     Не  задумываясь,  Егор со странным наслаждением  ударил  по  этому лицу
эфесом и поддался движению тела назад. Соловей по-лошадиному тряхнул головой
и с ужасом уставился на грудь Егора.
     В  этот  момент  Егору  почудилось, что  на  башенке за  спиной Соловья
появился  Феликс. Учитель с  улыбкой  кивнул  и  сделал рукой  особый  знак,
привычный сигнал к началу атаки. В голове Егора  словно прозвучало знакомое:
"К бою!"
     Егор удержал равновесие, встал в позицию, дождался, когда Соловей будет
готов к атаке, и начал. Автоматически, почти не осознавая.
     Сперва это была обычная фехтовальная фраза, но после первого  же выпада
Мельников  низко  присел, опустил голову, замер  на  несколько  секунд,  как
неживой,  а  потом вдруг подпрыгнул  и вертикально  завис в  воздухе, поджав
ноги.
     Перехватив шпагу в левую руку, Егор заскользил ею вниз, как по проводу,
по  неподвижному клинку  Соловья,  словно  плетя  филигранную  вязь.  Точным
движением  Егор  заставил  противника  на  мгновение   опустить  трость   и,
приземляясь, уколол его в правую кисть, в строго определенную точку.
     Соловей выронил шпагу. Боль вывела его из оцепенения, и он осознал, что
смазанное движение перед ним - это и есть его враг.
     Егор обернулся  вокруг  оси и  в конце поворота вонзил  клинок в  грудь
Соловья, завороженного этим кошачьим балетом.
     Выдернув  шпагу, Егор  еще  раз  подпрыгнул  - уже не размазываясь,  не
выходя  за  пределы  оптической видимости, скорее, замедляясь, превращаясь в
аэростат,  наполненный  гелием,  -  и,  набрав  в  этом  зависающем,  словно
компьютерном прыжке новую силу, взмахнул тяжелым клинком...
     Голова  Соловья,  брызнув  Егору  в  лицо  пЄтом  и  кровью, со  звуком
созревшей капусты свалилась под ноги.
     Последний удар  не входил в комбинацию Феликса, но шпага была тяжелой и
острой, как сабля...
     В последние мгновения перед прикосновением клинка к шее на лице Соловья
проступил вдруг панический  ужас, его словно парализовало; он смотрел в лицо
противника и  не мог пошевелиться - слишком страшно было то, что творилось с
этим лицом...
     Трижды  скакнув  к краю  крыши  (как будто  упала  не одна),  голова на
мгновение замерла, словно задумавшись, а потом ухнула вниз.
     Мешковатое тело сделало несколько тяжелых шажков и отправилось вслед за
головой. В это время мост внизу был разведен - недавно проходил теплоход.
     Голова  Соловья упала на палубу парусной яхты, проплывавшей  под мостом
со скоростью похоронной процессии.
     Тяжелое тело рухнуло в воду и сразу пошло ко дну.
     Егор выронил шпагу из трясущихся пальцев и, обессилев, упал на  колени.
"Хорошо, что Сашка не видела", - проплыло в голове. И вдруг:
     - Саша!!..
     Егор  бросился  к  краю,  задел  ногой  обе  скрещенные  шпаги,  и  они
соскользнули  в  туман,  едва  не  задев  висящую  на  декоративной  решетке
Принцессу.
     Саша пыталась выбраться по наклонному коржу галерейной стены, но совсем
обессилела  и теперь  только чудом держалась, самую малость не добравшись до
края  крыши.  Побелевшие  пальцы  Принцессы  могли вот-вот разжаться.  Внизу
клубился туман и плескалась вода под мостом...
     Егор  лег на живот и попытался дотянуться до  Сашиных  рук. Не  хватало
миллиметров. Рискуя соскользнуть вслед за Сашей, Егор ухватил ее пальцы, сам
с  трудом  удерживаясь  на  крыше. Саша  цеплялась  одной рукой  за какой-то
выступ,  а  другой -  за руку  Егора. Босые,  израненные  ноги ее  не  могли
нащупать  опоры.  Принцесса не  была  тяжелой,  но  Егора  все  равно  стало
стаскивать вниз. Он еще раз попытался втащить Сашу на крышу - бесполезно: не
за что было ухватиться, да и сил у него  оставалось немного. Егору хотелось,
чтобы по всему его телу выросли присоски, как на щупальцах спрута...
     Саша быстро слабела. Только бы успеть...
     Прикинув  на  глаз  расстояние  до  опоры  моста, Егор  стал  осторожно
раскачивать  Сашу, но  в  тот момент, когда он уже  собирался  от